Таша Истомахина "Добро пожаловать в бакалею «Надежда»"

Невзрачный с лица владелец орлиных маховиков промолчал, исподволь оглядывая обеих сестер с ног до головы, словно прикидывая свои шансы, за что девчонка с мембранными перепонками пребольно стукнула его по ноге носком тяжелого ботинка – так возмутил её этот оценочный взгляд.

Чахлый паренек, согбенный под врановыми крылами, поинтересовался природой «столь удивительного дара» Малуши.

Но только один из Птах, которого и птицей не назовешь, скорее зверем, озвучил то, что она очень хотела услышать:

– Прости. Мы своими довесками закрыли тебе весь обзор сцены. Признайся ты сразу, что видишь наши крылья, я бы тебе место уступил. В следующий раз не терпи молча. Будь смелее.

Так Мирон стал самой любимой Птахой Малуши.

Веня, ради здоровья которого она сейчас обманывала своего начальника, тоже ходил у неё в любимках. Он объяснил, почему Малуша видит призраков: «Наше сознание – это фонарь, который высвечивает лишь то, что нам знакомо. Твой же не только проникает своими лучами в области сокрытого, но и привлекает к себе заблудшие души. Просто нужно разобраться, для чего тебе доверили такой особенный источник света».

С тех пор Малуша перестала роптать на судьбу. Стала внимательна ко всему, что видит. Сейчас этот навык ей пригодился. Понаблюдав за поляной перед киоском, Малуша поняла, что часть призраков на ней – это безучастные статисты. Им без разницы, где бродить – в Момре или на лужайке перед бакалеей «Надежда». Это были те, кого случайно вынесло с нижних миров портальным вихрем.

Иначе себя вели местные призраки – те, кто задержался среди живых по разным томительным причинам. Малуша вознамерилась узнать, что привязало их к этому месту.

10

Золотые берёзовые колки вперемешку с алой рябиной и свечками елей, крыши домов, пестрые гладиолусы в палисадниках с равной частотой мелькали вдоль дороги. Потом начался ряд тополей, а за ним многоэтажные кварталы, обернутые в ленты подстриженных кустов. В центре города осень чувствовалась по густо усыпанным кленовыми листьями тротуарам, по палаткам, в которых продавали вареную кукурузу и глазированные яблоки. У главного фонтана, грустно зияющего обезвоженным дном и пустыми трубами, проходил конкурс на самую большую тыкву.

Малуша под хорошее настроение спросила легко, как если бы поинтересовалась у друга, а не у начальника:

– У тебя это, что – тоже защита от призраков?

Тимофей перехватил взгляд Малуши:

– Это памятки. Сначала рисовал на руках крестики, но не мог вспомнить, о чем они. Потом начал писать буковки, а теперь гадаю, что я обозначил буквой «М».

– Метла, – напомнила свой заказ Малуша.

– Точно. Метла.

Начальник разбудил её ни свет, ни заря. Она вышла к нему во флисовой пижаме, угах и душегрейке. Волосы закрепила резинкой на макушке в круглый хвостик, но мягкие пряди выбились, свисая на лицо и по ушам.

«Вот, чучелко! – подумалось Тимофею. – Пугальце».

Вслух сказал:

– Поехали закупаться комплектующими для выпечки. Я в этом ничего не понимаю.

– Я тоже.

– Инициатива наказуема. Сама просила свежего хлеба.

В центре города Сударь припарковал машину у кофейни. Долго перебирал накладные, листал новостную ленту в телефоне, писал кому-то сообщения. Малуша не возражала, ведь начальник предупредил, что течет её оплачиваемое время. Она так расслабилась в теплой машине, что вздрогнула, когда он хлопнул себя по коленям.

– Выпьем кофе.

– Я не хочу.

– Вылезай. Ты на работе.

От долгого сидения мышцы затекли. Малуша потянулась в разные стороны и в одном из поворотов корпуса заметила сестру, пересекающую оживленный переулок. Малуша спряталась за Тимофея, но запнулась о бордюр и, падая, нечаянно положила на начальника руки. Сударь отреагировал быстро – поймал и даже на некоторое время придержал Малушу рядом. Она успела разглядеть шелковую изнанку его кашемирового пальто, прежде чем Тимофей поставил её перед входом в кафе. Прямо перед Моргафьей.

Сестра сначала спросила удивленно: «Луша? Что ты здесь делаешь?!», а только потом посмотрела на сопровождающего. Сударь, обычно слегка тормозящий в быту, здесь не растерялся, протянув для знакомства ладонь:

– Тимофей. Начальник Луши. Полагаю, та самая старшая сестра? Моргафья, верно?

– Она про меня что-то рассказывала? – сразу насторожилась раздосадованная встречей родственница.

– Исключительно хорошее, – соврал Тимофей и предложил вместе выпить кофе. Моргафье сделал приглашающий жест, а свою работницу подцепил под локоть и втолкнул в малый зал. «Прямо как мебель меня двигает», – досадливо подумала Малуша, в то время как сестра шептала ей в ухо:

– Ты разве не знаешь, что я каждый день прихожу сюда перед работой?

Хозяина кофейни, на стене которой висел спортивный велосипед, Малуша узнала и помахала ему рукой. Тот в ответном приветствии расправил орлиные маховики за своей спиной. При желании Птах, крылья обретали видимость для всех, но сейчас Малуша была единственная, кто наслаждался зрелищем завихряющихся энергетических потоков. Владельцу кафе явно льстило то, что Малуша улыбалась от малого счастья созерцания его иномирной красоты. Пока они вели переглядочную беседу, Тимофей с удивлением наблюдал за преображением Малуши.

«Парнишка совсем неказистый. Ей, что, нравится такой типаж?», – подумал Сударь.

– Это Птах. Малуша видит его крылья, – объяснила Моргафья, заметив озадаченный взгляд Тимофея.

Разговор между Сударем и старшей сестрицей на удивление Малуши лился, как свободный ручей – и про погоду, и про университет, в котором оба отучились почти в одно время. Когда старшие хлебнули из кружек, она вставила и свои впечатления:

– Вкусный здесь кофе, правда?

Тему не поддержали. Завели речи о недавней выставке и об её художественной ценности. Когда Тимофей плавно подвел к спортивным увлечениям, Малуша снова вклинилась в беседу:

– Начальник, нам пора.

– Мы же не на работе.

– Ты определись, уже. То мы на работе, то нет.

– Сейчас перерыв.

– Сам говорил, что время – ценный ресурс. Давай уже закупаться.

Тимофей, прощаясь, попросил Моргафью о близкой встрече с целью продолжить знакомство. Малуша была уверена, что сестра отклонит предложение, но та не успела, потому что Сударь применил своё тайное оружие. Целился он в Моргафью, но рикошетом зацепило и младшую сестру.

Малуша поняла, почему её начальник так редко пользуется улыбкой – та заставляла сердце пропустить удар. В ней участвовало всё его лицо, и даже уши. Уголки глаз опускались, уголки губ поднимались, образуя смешные складочки вокруг носа, откуда-то появлялись ямочки на щеках, глаза испускали звездочки, искорки и сердечки. Весь этот фейерверк длился недолго. Тимофей почти сразу возвращался к привычному серьезному выражению лица, но человек напротив был уже полностью обезоружен.

В тот день Малуше стало обидно, что за всё время знакомства Сударь ни разу не применил к ней свою суперсилу, а опробовал её на Моргафье. Словно обманул её – казался одним человеком, а на деле был совсем другим.

11

Тимофей увидел краем глаза, как нечто аморфное взвилось рядом с ним, коснулось волос на макушке, шепнуло невнятное на ухо. Он отскочил от неожиданности.

Малуша на лету поймала полупрозрачную субстанцию и встряхнула её.

«Бесстрашная!», – подумал Сударь. – «На лету ловит призраков».

Малуша пробурчала:

– Раскидали тут всякий хлам, – и свернула в рульку кусок пупырчатой упаковочной пленки, поднятой сквозняком. Пожаловалась Тимофею:

– Я вчера в баню отлучалась. Меня не было всего два часа. Вернулась – замок висит, а у меня ощущение, что кто-то здесь был в моё отсутствие. Ты приезжал?

– Нет.

– Странно… ещё кошка забилась в подсобку. Может новый призрак явился, испугал её?

– Проверила коллекцию?

– Всё на месте.

– Апотропей не снимай, – напомнил начальник, доставая форму из духового шкафа.

Первая партия булок, приготовленных Малушей, растеклась по противню и слепилась в один плоский блин. Тимофей забрал себе фартук и инструкцию, следуя которой новая выпечка получилась пышной и аппетитной. Велел пристыженной работнице:

– В следующий раз, пожалуйста, без импровизаций. Строго соблюдай температурный режим.

Но Малуша творчески подходила к любому делу. Нарезала свой пласт ровными квадратами, смазала джемом и слепила попарно. На ценнике написала: «Булка «Оригинальная». Группа школьников, что на уроке физкультуры пробегала мимо, смела с прилавка весь поднос. Дед тоже был доволен кривой, ещё горячей буханкой. Вдохнул запах, отломил румяную корочку и с удовольствием прожевал. Малуша посоветовала:

– Дедуля, вы пакет не закрывайте, пока хлеб не остыл, а то он намокнет.

– Не успеет. Я его съем по дороге, – и, обернувшись на пороге, предупредил. – Завтра приду в это же время.

Местная скандалистка прельстилась рогаликами, которые испек Сударь. Малуша подозревала, что тётка ходит в киоск не для того, чтобы поругаться из-за отсутствия ценников на бижутерию, а чтобы полюбоваться на Тимофея. Тот достойно принимал её восхищение собой и возмущение непорядком, был вежлив, интересовался здоровьем. Обычно она приходила между обедом строителей и перекусом секции биатлонистов. Попивала за столиком растворимый кофе из бумажного стаканчика, вывязывая круги из разноцветной пряжи. Оказалось, что это сидушки на местные стулья. Потом она принялась за длинный шарф, и, судя по расцветке, тот тоже предназначался Тимофею.

Если низенькая, пухленькая дебоширка не отводила глаз от Сударя, то Болтун сверлил взглядом Малушу. Его, видимо, огорчал факт того, что она совершенно не понимает язык жестов, потому что он грустнел с каждым днем. Когда не было начальника, призрак садился в позу лотоса перед самодельным столиком Тимофея и клал на столешницу свою растрепанную голову и нескладные длани. Его лопатки устрашающе остро торчали из спины. Малуша была готова поклясться, что видит мрачные мысли в виде протуберанцев, что ворочались в голове Болтуна.

Самодельный столик, который призрак приспособил для грустного лежания, появился в киоске после офисного стула, хотя Малуша была против захламления. Нет, конечно, киоск формально принадлежал Тимофею, поэтому он мог делать с ним, всё что угодно. Но это был её киоск. Когда-то она радовалась его относительной пустоте, а теперь свободное место у входа занимала обеденная зона и «кабинет» начальника.

Свое офисное кресло Тимофей сначала поставил между подсобкой и кассой. Малуше не понравилось столь тесное соседство, поэтому она обронила вскользь:

– Переставь левее. Там старуха с прялкой любит сидеть.

Так Сударь оказался у самого выхода, слева от двери. Именно по его части киоска тянулся короб, скрывающий трубы водопровода, на который было удобно складывать книги и ноги. Отсюда открывался вид на всю опушку леса и частокол далеких городских высоток. Уединенность этому углу обеспечивал напольный горшок с диффенбахией. Столик понадобился Тимофею для того, чтобы ставить на него ноутбук. По его словам, самоделка целый год пылилась в гараже Вильгельмины, пока не пригодилась внуку.

Когда Сударь уезжал домой, его кресло занимала Малуша. Её вечера престали быть мертвыми. Ещё совсем недавно она затемно выходила на работу, потом весь день стояла на ногах, а вечером ещё один час ехала в метро – и к сумеркам у неё уже ни на что не оставалось сил. Сейчас Малуша каждую свободную минуту могла заняться тем, что любила. Побегать трусцой вокруг киоска. Посмотреть на звезды, которые хорошо были видны через стеклянные стены. Потом зажечь лампу и почитать книги. Подумать о разном. Например, о том, в повседневных хлопотах она не отследила момент, когда Тимофей стал проводить в киоске большую часть дня.

Малуше стало казаться, что Сударю нравится проводить с ней время, но обманывалась на его счет.

12

На самом деле Сударь не доверял альянсу Птах и Упырей. Не верил он, что за пару лет мир стал безопасным. До этих пор Тимофею хорошо работалось в городском офисе, где коллеги давно перешли в разряд его друзей. Там, среди умного железа, никто не суетился, не мельтешил перед глазами. Но, как не любил Тимофей своё рабочее место, локацию вынужденно поменял, только чтобы избавиться от беспокойства за Малушу. Он больше не мог оставлять её одну в лесу с призраками, незнакомыми людьми и странными мотоциклистами. Точнее мотоциклистом. Одним.

Этот тип с первой встречи заставил Сударя волноваться. Он цеплял наличием индивидуальности, и каждому при виде его думалось: «Вот бы мне такой природный магнетизм». Тимофею рядом с такими людьми было ровно, но вот Малуша могла попасть под влияние опасной ауры. Если уже не угодила в ловушку тёмного обаяния.

Иначе, почему она при виде покупателя краснела пятнами? Почему глаз не могла от него отвести, пока парень медленно ходил меж стеллажей, набирая в корзинку всякую ерунду. Почему суетилась, стоило ему подойти к кассе? Когда после расчета он подвигал в сторону Малуши какую-нибудь малую сладость, она её брала, а стоило наглецу умчаться прочь на своей рычащей машине, без сил опускалась на стул и долго сидела в полной прострации.

Действительно, Малуша вздрагивала, услышав характерный рев двигателя. Была готова к встрече, но всякий раз замирала в восхищении. Мирон приезжал за артефактами почти каждый день, но она всё никак не могла привыкнуть к гармонии, которая складывалась из черт его лица, из правильно подобранной под крылья одежды, из точных движений ловкого тела. Малуша воспринимала Мирона не как человека, а как силу нечеловеческую, с которой следует быть настороже. Хотя Веня утверждал, что Птахи тоже люди: «Гусеница и бабочка имеют одинаковую ДНК и в точности являются одним организмом. Просто они реагируют на разные частоты».

Крылья у Мирона были устрашающие, но не уродовали его. То ли он к ним подстроил свою харизму, то ли они подчеркнули его натуру. Один раз Малуша спросила тихонько, чтобы начальник не услышал:

– Почему вы, Птахи, держите свои крылья невидимыми? Ведь они такие потрясающие!

Мирон наклонился к ней и тоже прошептал:

– Они пачкаются быстро. Мокнут под дождем.

Сам Мирон забавлялся этими двумя, что одинаково напрягались в его присутствии. Понятно, отчего трепетала курносая девчонка – она ведь обманывала начальника прямо у того на глазах. Отчего его пилил взглядом хозяин лавки, Мирон догадался не сразу. Списал сначала на ревнивое отношение. Потом понял, что парень, хоть и делал вид, что стучит по клавиатуре, на самом деле сжат пружиной, чтобы в нужный момент защитить Малушу. Лицемер. Пригласил чувствительную душу в рассадник потустороннего, в лес на окраине кладбища, а теперь смотрит волком на каждого входящего.

Малуша более всего не любила минуту, когда, обменявшись с ней артефактами, Мирон проходил мимо Тимофея. К тому времени ситуация в киоске собиралась тучей, требуя грозовой разрядки. Ей казалось, что вот-вот Птах пнет ботинком по столу начальника так, что тот перевернется вместе с ноутбуком. Или Сударь подставит подножку Мирону, и тот шлемованной головой разобьет стекло входной двери. Стоило курьеру благополучно выехать на трассу, Малуша в изнеможении присаживалась на стул и тихо радовалась, что сечи не случилось.

Ещё Малуша заметила, что в присутствии Мирона призраков как сквозняком сметало с поляны. Всех, кроме Болтуна. Того очень тревожил каждый визит Птаха. Болтун кружил вокруг него, метался, пытаясь привлечь к себе внимание. Один раз даже сел сзади на мотоцикл и уехал вместе с Мироном. С ним же вернулся на следующий день в плачевном состоянии. Положил голову на самодельный столик, сотрясаясь в рыданиях и захлебываясь нематериальными слезами. Малуша сострадала Болтуну, но всё равно не могла сообразить, что тревожит неугомонную душу.

В такие моменты Малуша жалела, что бабуля не передала ей свои знания.

Варвара работала в роддоме медсестрой. После одной из рабочих смен она пришла домой совершенно другим человеком. Перестала общаться с родными, рассорилась с Миной, переехала в двухэтажное общежитие на окраине города и стала заботиться о чужой семье.

Объявилась Варвара только спустя четырнадцать лет с больной девочкой на руках. Привезла её квёлую, почти бездыханную в деревню. Там у семьи была изба, где сестры проводили все летние каникулы. Они наблюдали (младшая с удивлением, а старшая на посёрдках), как в огромной русской печи «перепекали» их сверстницу. Как та оживала с каждым часом, проведенном в теплом чреве, как перестала восковеть, и как на её румянец и Варвара начала улыбаться.

И такая жгучая зависть поднялась в Малуше, что чуть не затопила её до краев. Призраки приходили к ней с младенчества, и им не было дела до её незрелости и наивности. Тут бы очень Малуше пригодилась Варвара, да только пестовала она чужого ребенка. Точнее не она. Много позже сестры узнали, что тело Варвары в тот злополучный день, когда открылся портал, заняла Ведунья из Одали. В роддом на смену вошла их бабка, а вышла из него опекунша самой слабой Птахи.

Та, что заняла тело Варвары, умерла сразу после обряда «перепекания», которому отдала все свои силы. Её жертва была не напрасной, ведь Пташка выжила и радовала мир почти невыносимо чарующим голосом. Моргафья обрела учителя в лице Вильгельмины, а вокруг Малуши стало значительно меньше призраков. Мина в последние годы общалась с ними не часто, но сердечно. Сестры пришли на её похороны, где в огромной толпе людей, которым когда-то помогла Вильгельмина, первый раз издалека увидели Тимофея.

Тогда Малуше не было дела до Сударя. Сейчас он занимал все её мысли.

13

Тимофей о Малуше не думал, он за ней наблюдал.

Вот она всплеснула руками, глядя на пространство возле двери и попросила кого-то: «Постой там на коврике. Пусть вода сначала стечет».