Я кивнул.
– Всё, катись! – Заявил он, перед тем как снова с головой накрыться одеялом.
Я сделал маленький шажок к выходу, продолжая с глупейшей улыбкой смотреть на то, как они возятся и сопят. Как тут уйдёшь? Невозможно же уйти с сеанса на самом интересном месте! Я стоял и ждал. А вдруг?
– Чего ты? –Показалось снова из -под одеяла голова Геры: -Я же сказал: раз взял, иди!
– Да, конечно.
Мне стало ясно: не-а, никто меня не позовёт!
– Уже ухожу…– примирительно выставив перед собой ладонь, стал топтаться я на одном месте, для убедительности делая пару крошечных шажков к выходу. Дальше ноги почему -то не шли.
– Слушай, чего ты парня гонишь? – Вдруг заступилась за меня девушка. Она была блондинкой, и у неё было симпатичное личико. – Может, ему хочется посмотреть!
– Конечно, хочется…– я чуть не задохнулся от благодарности к ней. Бывают же такие добрые люди!
Кстати, девушка, сразу видно, была не из благородных. Обычных кровей. Такая светленькая, знаете, вся резвая и в соку. Прежде, кстати, я их с Герой вдвоём не видел. Значит, они недавно познакомились. Может, прямо вчера. Допускаю, что за еду и выпивку. Времена была голодные. Одного взгляда на девушку мне хватило, чтобы понять, что это совсем не та блоковская незнакомка, которая, знаете,: «всегда без спутников, одна, дыша духами и туманами, она садится у окна…», а в точности до наоборот. Не строгих нравов, прямо скажем девушка! Вольная до безобразия, как любила иногда говорить про таких моя мать. Так почему бы нам втроём в самом деле не того…Конечно, кто -то наверно может сказать: ну и наглый же это тип, раз он так рассуждает! Что сказать на это? «Да, скифы мы, да, азиаты мы!…», и всё. Кстати, о поэзии: я подумал, у меня дома есть отличный рифмованный диван из двух половинок, на котором я сплю. Он намного больше Гериной кровати. Если его разложить, порезвиться на таком – одна поэма! Может, предложить им обоим перейти ко мне? Сестра всё равно должна уйти в школу…Ей ко второму уроку. Хотя нет, Геру приглашать не хочется, лучше вообще без него, он мне если честно не слишком нравится, в отличии от девушки. К тому могут поползти слухи: вы были втроём в постели, кто из нас был девушкой, а кто с девушкой, и т.д.. Нет, лучше без Геры. Ладно, как –нибудь, я его сплавлю, и останусь с девушкой один на один. Так я мечтал, стоя и глядя, как они развлекаются. Наконец, Гера снова высунулся из под одеяла:
– Ты это…– сказал, словно читая мои мысли, – если взял чего хотел, то давай, иди к себе.
– Чего ты такой жадный? Боишься, меня меньше станет?– Засмеявшись, ущипнула его под одеялом девушка, которую такие пикантные ситуации видимо заводили. Возбудившись, Гера начал тут же щипать её в ответ. Накрывшись опять одеялом, они снова начали толкаться, и некоторое время из -под одеяла доносилось их весёлое: «гу-гу-гу…бу-бу-бу!».
Я оглядел Герину комнату: запачканные стёкла, с подтёками окрашенная батарея, криво висящие занавески неопределённого цвета, стулья с продранными обивками, засаленные обои, пыльный секретер, мутный давно не мытый паркет, продавленные кресла, телевизор с грязным кинескопом – как девушка могла на такое повестись? У меня было куда чище.
– Да мало ли чего он хочет? – Снова выскочил из -под одеяла с раскрасневшимся лицом Гера. В серой волчьей глубине постельной норы мелькнули его первичные половые признаки. – Ты ещё здесь? – Спросил он, изображая удивление и явно уже жалея о том, что согласился впустить меня.
– Я насчёт работы хотел спросить. Ты уже нашёл?…– Вспомнил я, о чём хотел его спросить.
Работа! Ой, я щас умру от смеха! – Закатилась девушка, показывая на Геру пальцем. – Да какая у него может быть работа! Он ничего не умеет, кто его возьмёт?
Нет, она была очень даже симпатичной, эта скатившаяся до Гериных хором Галатея. Ладно скроенная, сладенькая, с округлыми бёдрами и маятником грудей, так вся и брызжущая соком.
– Что?! Да я крутой! – Заревел Гера, накрывая её и себя одеялом.
Опять началась у них возня. Я стоял, порой старательно отводя глаза, но не в силах до конца оторвать взгляда от манипуляций, производимых Гериной рукой под одеялом и реакции на это девушки, которая то взвизгивала, а то закатывалась под одеялом истерическим хохотом. В СССР же порнографии не было. Как отойдёшь? Внезапно одеяло подлетело, обнажив снова её груди, живот, ноги и ладно подстриженный газончик между ними. «Какая красота у них!», подумал я. «Почему у меня всё вкривь и вкось»?
Гера, увидев меня, продолжающего стоить возле кровати с открытым ртом, хотел уже послать меня подальше, но тут девушка его спросила серьёзно:
– А ты чего меня к этому мальчику ревнуешь что –ли? – И не дав Гере ответить, начала бить его коленями под одеялом, веселясь при этом пуще прежнего и буравя то его, то меня бесстыжими глазами.
– Да вот ещё, было б кого ревновать! – В том же тоне стал отвечать ей Гера, пытаясь тоже ущипнуть её в ответ. Вдруг, будто вспомнив, что я ещё здесь, он снова повернулся ко мне и спросил:
– Ну, чего ты? Иди, раз взял сигарету. Я нашёл работу, потом расскажу. Завтра поговорим, ладно?..
– Ладно. – Вздохнул я, понимая его опасения. – Спасибо за сигарету.
Выдавив всё это из себя, я поплёлся к выходу, думая: «надо же, сосед и работу себе нашёл, и девушка у него есть. Один я что –ли такой несчастный»?
В коридоре я всё –таки остановился, потому что снова услышал срывающийся и задорный её голос, умирающей со смеху:
– Мальчик, погодите, а вы прямо над Герой живёте, да?
«Да»! От неожиданности я дал такого петуха, что оба они и Гера, и его подружка, заржали во всё горло. После этого девушка видимо ещё пуще продолжила толкать Геру под одеялом коленом, так как теперь из комнаты, кроме нечеловеческого ржания, стало доноситься ещё и громкое сопение.
– Вы идите, мальчик, а я к вам сейчас приду! – Прерывающимся от борьбы голосом и пыхтя, как велосипедный насос, крикнула она. –Вот только с ним разберусь сейчас! Вы ждите. Какая у вас квартира?
– Сто девяносто первая, – кашлянув, крикнул я из -за двери и на этот раз твёрже.
– Хорошо. А завтраком вы меня накормите?
Я подумал о двух яйцах:
– Конечно. Омлет и у меня суп ещё с прошлой недели никак не закончится!
– Отлично, идите, готовьте на нас двоих, а я сейчас поднимусь!
Ободрённый, я направился к выходу. Вдруг из комнаты послышался натужный стон, а после этого треск рвущейся ткани.
– Сам виноват, – донёсся спокойный голос девушки.
– Ну, всё, с меня хватит…– заявил Гера, подскакивая с кровати. – Он выбежал в коридор с наброшенным на плечи одеялом, заправленным в уже порванный пододеяльник, открыл передо мной входную дверь, и молча показал на выход: давай, дорогу знаешь!
Я посмотрел на Геру с укоризной. Но он и бровью не повёл, всё также показывая на дверь. Ну, чисто Марк Тулий из дурки, что с него взять?
Пока мы с ним переглядывались, Гера пару раз уже энергично качнул рукой в сторону двери. Я, сделав брови домиком, попытался разжалобить его.
Гера покачал головой, показывая, что решение принято и оно неизменно. Тут я начал показывать Гере знаками, чего ты чего жмёшься, друзья так не поступают, давай вместе. Но Гера всё также упрямо продолжал мотать головой.
Я подумал: а революционеры ещё хотели внедрить промискуитет в стране, где люди такие жадные! Посмотрите на этот дремучий эгоизм, на это пещерное чувство собственности! Вот оно стоит передо мной, одетое в одеялко на голое тело! Где вы, Троцкий, защитник прав обшей собственности на женщин? Получили ледорубом по голове. Поделом вам!
– Нет, так нет, – поняв, что Гера не уступит, с грустью пробормотал я, пожав я плечами. И осторожненько, будто нехотя, начал протискиваться между дверью и многочисленными пальто и куртками справа и слева. В домах этой серии были очень узкие коридоры. Дураки придумали такую прихожую. Прямо не развернуться! Если в них дополнительно было ещё поставить мебель, как у Геры, то места вообще не оставалось. Пробираясь к выходу между зимними пальто и куртками, которых было так много, что они висели не отвесно, а почти горизонтально, я бормотал с обидой: «тоже мне, сосед называется»!
– Ты не обижайся, – пойдя следом за мной, прижавшись вдруг ко мне сзади почти голым телом и неприлично начав подталкивать меня к двери бёдрами, стал нашептывать по –шпионски в ухо Гера. – Сам должен понимать, в таких делах товарищей нет.
– Понимаю, третий лишний и всё такое, – стал уныло бормотать я, мелкими шажками двигаясь вперёд, и злясь на то, что Гера выпроваживает меня таким возмутительным образом.
– А вот ни фига и не лишний! – Донёсся вдруг позади нас дерзкий и провокационный голос девушки. Пока мы танцевали с Герой эту позорную летку-енку, она, незаметно встав, пришла в коридор и теперь с усмешкой наблюдала за нами:
– Ого, вы там чего, обнимаетесь?
Спросила она.
– Не твоё дело! – Оглянувшись, огрызнулся Гера. –Иди в кровать, сейчас приду!
– Как же не моё, – засмеялась она, – когда ты мне сейчас с соседом изменишь.
Я покраснел, поглядев на Геру. «Ловко она тебя!», говорил мой взгляд:
Девушка в этот момент решила запахнуть на себе простыню, обнажив перед этим всё что можно и чего нельзя:
– Ты чего, Гер, с девушками то лучше!
– Нет, ну, ты вообще! – Возмутился Гера. – Совсем наглость потеряла? Сиськи напоказ выставила. Иди в комнату, сказал, я сейчас приду.
– А вот не пойду! – Нагло заявила она, явно наслаждаясь ситуацией. – Есть хочу! Твой сосед обещал меня накормить завтраком, а ты не обещал. Ты ему только сказал, что он третий лишний, я всё слышала!
Перестав меня на какой –то миг выпроваживать, Гера повернулся к ней, уставившись на неё и будто потеряв дар речи. Потом с деланным восхищением воскликнул, обращаясь ко мне:
– Видал, что творит?
Я кивнул, подумав: может у нас, всё сейчас будет и я напрасно расстраивался.
– Да, между прочим, – продолжала девушка, – у меня и сиськи, и аппетит – всё отличное!
Я с обожанием, которое тотчас было замечено зорким и ревнивым взглядом Геры, взглянул на неё. Тут было на что взглянуть! Она стояла, обернутая в такую старую простыню, что она просвечивалась, не закрывая ни одной детали её тела. От неё шёл такой жар, что я чувствовал его на расстоянии. Как я хотел обнять её растрёпанную, озорную, розовощёкую, пышущую здоровьем и голодную во всех отношениях женщину! Но между нами стоял придурок Гера. Было ясно, он на ней никогда не женится! Так чего же жадничать?
– Короче, всё, я решила: иду к мальчику завтракать! – Словно услышав мои мысли сказала дама Гере. –Если хочешь, присоединяйся. Вы же нас троих накормите, правда?
Наивно спросила она.
– Да, конечно. – Не веря в такой благополучный финал истории с сигареткой, кивнул я.
– Вот и хорошо, – сказала она, подмигнув мне, и с победным видом уставилась на Геру: мол, теперь ваш ход, гроссмейстер!
– А чего, ты тоже приходи к нам в гости, если хочешь. – Обнаглев, сказал я Гере. Мне казалось, что наш уход с девушкой отсюда был вопросом решённым.
– Я не понял… – На лице Геры вдруг отразилось такое изумление, будто его случайно записали в рыбы, хотя жабр у него не было. Казалось ещё немного, и он озвереет.
–Это что, бунт? – Театрально завопил он.
– А что ты удивляешься?– Девушка получше запахнулась простынёй, снова на миг продемонстрировав всё, что можно и чего нельзя. – Ты же меня не кормишь! А я есть хочу. Пойду завтракать к нему.
Ткнула она в меня пальцем:
– У тебя даже пары яиц нет!
– Как это нет? Есть! – Заржал Гера, распахивая перед ней одеяло.
Они вдруг, заткнув себе рты кулаками, загугукали от смеха, как пара не выспавшихся сов.
– У меня как раз дома тоже пара яиц завалялась… – вставил я неловко в их разговор. –Могу одолжить.
– Очень хорошо, иди их и съешь! – Заявил Гера, поворачиваясь, грубо выталкивая меня за порог и клацая замком на прощание.
Я остался стоять в коридоре, глядя на дверь с мутным глазком:
– Хорошо, придёшь ты ещё ко мне соли попросить. – Прошипел я с угрозой в сторону закрытой двери. – Ну и оставайся тут со своими яйцами!
На всякий случай, придя домой, я почистил зубы и ещё раз принял душ – вдруг девушка не обманула и заявится? Одевшись, я открыл холодильник и убедился два яйца на месте, а, допустим, их не съела сестра перед тем, как уйти в школу. Затем я попробовал молоко –не скисло? Молоко было нормальным. Подождав минут десять, я открыл окно и посмотрел на Герин балкон. К моему удивлению там, закутанная в простыню, стояла и курила Герину «Приму» девушка. Услышав, что я её зову шёпотом, она посмотрела наверх и грустно покачала головой:
– Не приду, извини. Может, как –нибудь в другой раз.
Я понимающе кивнул и, закрыв окно, пошёл готовить себе завтрак. Со спокойной совестью разбив два яйца на сковороду, я их съел, оделся и пошёл искать работу. Надо, так надо!
ГЛАВА ВТОРАЯ
Баба –Яга.
На Вокзальной площади, куда я приехал тёплым осенним утром, было оживлённо. Светило солнце, на единственном свободном пятачке справа от газетного киоска под фонарём, зачем продолжавшим гореть и утром, торопливо клевали крошки упитанные городские голуби.
Купив мороженое у Бабы -Яги, так мы называли рыжую продавщицу с торчащим из под верхней губы зубом, я отошёл в сторонку, где стоял стенд с объявлениями и, облизывая молочную гору над стаканчик с пломбиром, стал читать приглашения на работу. Постукивали колёсами пригородные поезда, вокзальный диктор казённым голосом объявляла о прибытии очередного состава.
Площадь была местом шумным, загазованным от стояния здесь множества автобусов, неуютным, пыльным и суетным. Повсюду сновали люди, некоторые из них торопились к платформам, другие от них. Остальные шли с сумками на рынок, где тоже был шумно и оживлённо. С рынка, навстречу им, тоже двигалась вереница людей с уже набитыми продуктами сумками. От всей этой толчеи и постоянного Броуновского движения было как –то неспокойно на душе и хотелось, поскорее найдя объявление о работе, уехать отсюда.
Рядом со мной задержался вдруг мужик, явно приехавший только что на электричке. Покопавшись у себя в кармане, он достал на ходу из кармана несколько клочков бумаги, в том числе и железнодорожный билет и, бросив всё это мимо урны, не оглянувшись даже, побежал дальше. Я посмотрел на брошенную им на асфальт бумагу, потом на стенд, который весь был увешан объявлениями о поисках специалистов по уборке мусора, дворников, и техников по уборке помещений и подумал: ну, ещё бы!
Вы не подумайте, я не был белоручкой, просто кидаться с разбегу в бак с мусором сразу не хотелось. Я думаю, чтобы работать мусорщиком, надо в себе что –то заглушить. Какую –то песню. И если песня в тебе уже не звучит, то тогда конечно, тогда уже можно заняться чем угодно, хоть мусор выносить. А во мне что –то всё –таки в то время пело. Может, это и не было гимном самому себе, но торжественные нотки я порой слышал. Как с такой музыкой в душе можно обнимать бак с мусором?
И всё же работу надо следовало найти. Иначе, как существовать? Вопрос –где найти эту работу. Я шёл и смотрел по сторонам. Мама говорила: "главное начать", везде с ударением на первый слог, то ли солидаризируясь с Горбачёвым, то ли издеваясь над ним. Зорко смотря по сторонам, я искал начало, за которое, как за верёвочку можно потянуть и оно перед тобой раскроется. Однако не находил.
Рекламные предложения на других щитах, которых на площади было предостаточно тоже не грели: "автомеханик… наладчик холодильных агрегатов…крановщик…сантехник…". Нет, нет, хотелось чего -то другого. Ну, почему, почему всё так убийственно скучно, думал я? Ведь идёт Перестройка! Где объявления, типа: требуется дерзкий нестандартный ум, чтобы начать новое дело? Мне было обидно.
Вечерами дома, включая телевизор, я смотрел перестроечную телепередачу "Отряд", которая шла по Первому всесоюзному каналу. Как только она начиналась, я, сев на кресло, замирал в одной позе. Вот, где действительно была жизнь! У этих ребят были такие одухотворённые позы, такие интеллигентные лица и говорили они такие задушевные вещи, что хотелось встать перед телевизором на колени и исповедаться, исповедаться, исповедаться…"Какая же наверно интересная работа у этих людей!", думал я, боясь громко дышать, чтобы не пропустить что –нибудь интересное. Вот бы мне попасть в такую команду! Но кто меня возьмёт? У меня даже образования высшего не было. А эти все умные ребята, сразу видно. Один Лисьев чего стоит! А ведь как здорово бы было ездить для них на съёмки, говорить умные вещи, шутить на всякие темы… И почему я сразу не пошёл на журналиста? Я же умный. Вот, дурак!..
Невозможно передать, что я испытывал, понимая, что мне никогда не стать журналистом, чтобы рассказывать людям о том, что происходит в стране, вокруг. При том, что талант, кажется, у меня был. Но шансов при этом всё равно не было никаких.
Иногда, посмотрев очередную передачу и испытывая невероятный творческий всплеск, я, подойдя к зеркалу с флакончиком аэрозоля, говорил в распылитель, как в микрофон: "мы ведём нашу передачу из обычной московской квартиры. Что вы думаете о Перестройке?", протягивал я "микрофон" к своему отражению: «Перестройка», делал умное лицо парень в зеркале. «Перестройка, это возможно шанс, который мы не используем». «Да что вы?» , удивлялся я. «Кто же вам мешает?». «Да есть тут некоторые», отвечало моё второе «Я». «Прихлопнуть гада, и вся недолга» влезал кто –то третий, явно поглупее. «Перестройка ваша это одна туфта, развод и фуфло!», продолжала глумиться некая четвёртая ипостась моего отражения. "Развод и фуфло, вот такое мнение народа о Перестройке –заканчивал я свой «репортаж». Потом я ещё долго смотрел в зеркало, делая разные мины, оттопыривая веки и высовывая язык. "Нет, куда мне с такими данными на телевидение!", приходил я к неутешительному выводу. Фейсом не вышел!
«Конечно, надо знать своё место, чего уж там», думал я сейчас, доедая пломбир в стаканчике и рассматривая объявления о рабочих вакансиях на очередном стенде. В московский экспресс, подъехавший к остановке, тем временем, дисциплинированно по одному стали заходить люди. Облизывая мороженое, я повернулся и стал смотреть. Какая –то девушка, одетая в джинсовый костюм и солнцезащитные очки, весьма симпатичная, ожидая, пока зашедшие перед ней пройдут, от скуки начала смотреть по сторонам и вдруг, наткнувшись на меня глазами, задержала взгляд.
Оценив её милое личико и стройную фигурку, я улыбнулся ей, думая, что и она улыбнётся в ответ. Но как раз этот момент проход перед ней освободился, и она, перестав смотреть, с тем же скучным лицом шагнула в автобус. «Конечно, нужен я ей», подумал я, отворачиваясь и обиженно бегая глазами по доске объявлений, без работы, без денег, без высшего образования!
На этом стенде у московского автобуса объявлений было почему –то мало. Увидев ещё один стенд вдали, я пошёл к нему, специально пройдя мимо автобуса, в который села девушка, чтобы украдкой посмотреть –вдруг она, сев, всё -таки улыбнётся мне? Тогда бы я не раздумывая поехал бы с ней в Москву. Почему бы нет? Вдруг это судьба? Но девушка, сев на своё место, сразу отгородилась от улицы сумкой, примостив её между головой и стеклом, и собираясь как видно вздремнуть по дороге.
Вздохнув, я пошёл дальше. Однако знакомясь с объявлениями на очередном стенде, я вдруг понял, что уже читал их и, оглянувшись, увидел, что незаметно обошёл площадь по кругу и теперь стою на том же месте, откуда начал движение.
– Чего, работу ищете? – Услышал я вдруг чей -то картавый голос.
Повернув голову, я увидел продавщицу мороженого. Несмотря на жару, она была одета в пуховик грязно охрового, как у поганки цвета, ноги укутаны в чёрные зимние рейтузы, на голове её, сбившись куда –то назад, был цветастый старушечий платок, из под которого торчали рыжие и нечёсаные волосы. Из под губы у продавщицы торчал зуб, из которого её и прозвали баба Яга. На какой -то миг у меня возникло ощущение, что женщина ряженая, что она лишь притворяется старухой. И всё из -за её глаз, которые совсем не вязались с её внешностью, а были зоркими и внимательными. Я даже хотел шагнуть к ней, чтобы рассмотреть повнимательней её лицо, но подумав, как невежливо это будет выглядеть со стороны, отступил обратно, выбросив эту мысль из головы.
– Ага, – вместо этого как можно равнодушней ответил я, переключив внимание на остаток своего мороженого.
– Мороженщики к нам в контору требуются, – нехотя сказала она.
