– Ну я, да… – буркнул я, а сам озадаченно осматривал шест. Как же деда снять?
– Снимите дедушку оттуда, пожалуйста.
– Как он туда залез?
– Ох, он сначала вел себя пристойно! Заказал графин водки, нарезку. Девочкам денежку в стринги засовывал. А потом, после второй стопки, вдруг услышал кавер-версию старой песни «Три белых коня» и в пляс пошел. А потом на подиум полез. Начал к девочкам приставать, ну… – Администратор раскраснелась. – По попам их шлепать, руки распускать. Наша охрана его пыталась стащить, да он у вас буйный! А дерется как! Он в ВДВ, что ли служил?
– Было дело, – отмахнулся я. – Спецназовец он бывший. Его голыми руками не возьмешь.
Администратор распахнула свои густо накрашенные глаза.
– Что, и бутылку шампанского об голову разбить может?
– Вот чего не знаю, того не знаю. А спрашивать у него не рекомендую, все же дед в возрасте уже. Вдруг череп себе расколет? Он и так не совсем адекватный у нас, вы же сами видите.
– Да вижу, вижу… Я полицию вызвала. Они хотели его с подиума стащить, а генерал ваш на шест полез. Сказал, живым не сдастся. И сидит там уже полчаса. Он нам работать мешает.
Я огляделся по сторонам. Судя по шумихе, которую создал дед, никому он не мешал. Наоборот, произвел фурор среди гостей подшофе. Те даже на его фоне с другой стороны сцены фотографироваться начали и в сеть выкладывать. Народ стал подтягиваться, в клубе уже яблоку негде было упасть. Всем хотелось на деда-стриптизера поглазеть.
Тяжко вздохнув, я полез на подиум. Девицы у шестов оживились, начали мне подмигивать. Цветомузыка ослепляла.
– Дед, строиться! – остановившись у центрального шеста, громко рявкнул я. Вот что-что, а грозно требовать я умел.
– Павлуша, ты, что ль? – оживился сидящий под потолком генерал, и бычок выпал у него изо рта.
– Я. Спускайся немедленно!
Дед презрительно сплюнул.
– А-а, позор нашей семьи явился! Коммерсант! Фу таким быть!
– Спускайся, кому говорят?!
– А не хочу. Мне и здесь хорошо.
– Что значит «хорошо», дед?
– А то и значит! Всяких коммерсантов слушать не собираюсь!
– Немедленно спускайся, или я сейчас шест подпилю. Ребята из опергруппы за бензопилой пошли.
Дед с опаской взглянул на добрых молодцев в форме у подиума.
– Ладно-ладно, спускаюсь уже. – И в два счета спустился вниз. Поравнялся со мной, оглядел презрительно так.
– Ты зачем буянишь? – хмуро взглянул на него я.
– Ничего я не буяню. Сейчас водку допью, и двинем к Эмме домой.
Опергруппа хмуро переглянулась, но перечить генералу не решилась. Награды у него на груди настоящие, таких наград просто так не заработаешь.
Дед Демид вернулся за свой столик, надел на голову форменную фуражку, опрокинул в себя остатки водки из графина и в мгновение ока смёл всю нарезку с тарелки.
– Готовы проехать в отделение, дедушка? – Один из оперативников загремел наручниками.
– В отделение? Хм… – Дед взглянул на него с вызовом. – А ты, соколик, меня сначала догони!
Он лукаво мне подмигнул, швырнул в опергруппу своим походным рюкзаком и в один миг оказался у выхода.
– «И уносят меня, и уносят меня, в прекрасную снежную даль!» – заорал в голос и был таков.
Мы с оперативниками растерянно переглянулись.
– Да что это за дед такой?! – зарычали они и, швырнув мне дедовский рюкзак, бросились в погоню. Ну а я, само собой, достал бумажник, бросил на стол двухтысячную купюру и понесся следом за ними.
Ловили мы деда Демида по кустам в лесополосе еще два часа. Хорошо он бегал, что уж тут скажешь! Не то что наша подтянутая команда. Оттепель поимку деда весьма затруднила: влажная мягкая почва и колючки оказались ой как не на руку! А я, так вообще в итальянских туфлях из натуральной кожи, по лесополосе вдоль шоссе… В общем, к тому моменту, как двое оперативников уложили деда на лопатки под развесистой сосной, мои итальянские туфли можно было там оставить и ехать босиком в магазин за новой парой.
– «И уносят меня, и уносят меня
В звенящую снежную даль
Три белых коня, эх три белых коня…» – завывал дед.
Оперативники хмуро вели его по шоссе под конвоем, а я плелся позади всех в испорченных туфлях с налипшими на них комьями грязи и с тяжеленным походным рюкзаком на плече.
…В отделении мы с дедом долго писали объяснительную. Ситуация осложнялась тем, что наши показания записывала молоденькая девица в форме, и дед постоянно распускал руки и вообще вел себя крайне развязно: то ущипнет ее, то подмигнет.
Помощник следователя пыхтела, краснела, но послать деда с такими наградами не решалась. Герой, он и в отделении полиции герой.
Когда нас наконец вытолкали взашей из кабинета следователя, было около полуночи.
– Все, дед, без шуток давай! – толкая его вперед по узкому, тускло освещенному коридору, буркнул я.
– Паша-а-а-а! – раздалось что-то знакомое слева, и я притормозил. – Павел Демидови-и-ич! Выруча-а-ай!
Слышу-то я не очень хорошо, но имя свое разобрал.
Обернулся и обомлел: рядом с будкой дежурного полицейского за решеткой я увидел Стаса.
– Паша-а-а! – прильнув к прутьям, завыл он не своим голосом. – Внеси за меня залог, умоляю!
Я в изумлении притормозил у решетки.
– Кожевников, ты-то что натворил?!
– Это ты у бывшей моей спроси! – горестно всхлипнул Стас. – Она меня обвинила не пойми в чем, и полицейские меня загребли. А там, у парка, машина моя осталась открытая! Выручай, Паша!
Я подошел к окошку, за которым сидел дежурный полицейский.
– За что моего сотрудника здесь держат? – поинтересовался у него сухо.
– Детей он ворует и на органы продает, – сурово взглянув на меня, пояснил дежурный.
От неожиданности я икнул.
– Ну и шуточки у вас!
– Какие тут шуточки?! Его с поличным взяли: пытался у женщины ребенка отнять!
Я обернулся.
– Стас? Он что, серьезно?
– Нет, конечно! Мы с Женькой поцапались, вот она и брякнула, что я хочу ее ребенка на органы продать. А я просто хотел их с дочкой в детский мир за курткой подбросить! Но ты же знаешь, какая Женька истеричка!
Я недоверчиво взглянул на Стаса.
– Да ладно?
Он закатил глаза.
– Не веришь? А зря. Я как лучше хотел.
На мое счастье, к полицейскому участку подъехала тетя Эмма.
– Демид Артемович, да что же вы творите?! Я же ужин приготовила, жду вас, а вы тут шуточки свои шутите! – запричитала она с ходу.
– Цыц, женщина! – рыкнул на нее дед. – Вези меня отсюда, немедленно! Жрать хочу, мочи никакой нет!
– Тетя, ты деда покорми и глаз с него не спускай. Я на ужин не успеваю уже, – поглядывая на Стаса, буркнул я. – Надо Кожевникова вытаскивать.
Тетушка округлила глаза.
– Стасик, а ты тут как оказался?!
– День сегодня неблагоприятный! – заскулил тот.
– Ладно, я деда заберу к себе до утра, а вы уж как-нибудь сами тут.
Она взяла деда под руку и повела его к выходу. Я угрюмо взглянул на свои итальянские туфли, на прилипшие к ним комьях грязи, и снова двинул к дежурному.
– За Кожевникова можно залог внести? – поинтересовался устало.
– Внесите. Но помните: вы помогаете преступнику.
– Да никакой он не преступник! Так, мелкая сошка. Самое главное его преступление в том, что он алименты вовремя не платит. Но вы не переживайте, я его перевоспитаю! – хмуро пообещал я.
Глава 9. Алмазов
Когда я привез Стаса к парку, часы в моем телефоне показывали начало второго.
Конечно, его машину обокрали. Вытащили магнитофон, его барсетку, дорогущий мобильник, и даже сняли с машины колеса, аккуратно поставив ее днищем на кирпичики. А на дверях и на бампере написали серебристой краской весьма неприличное слово из трех букв.
– А-а-а-а! – орал Стасик, бегая вокруг своей любимицы. – Суки-и-и-и-и! А-а-а-а-а-а!
Я отмахнулся:
– Вызывай полицию.
– Полицию?! Нет уж, спасибо! Хватит с меня на сегодня полиции! Это все Женька виновата! Вот мымра! ну, ничего, я ей устрою! Она у меня еще попляшет!
Я фыркнул. Опять двадцать пять! Просил же его Женьку мымрой не называть!
И если совсем уж честно, Стасика мне было совсем не жалко. По заслугам получил!
Меня больше волновали мои туфли. Судя по всему, магазины мужской одежды закрыты до завтра, и новые туфли не купить. Из сменной обуви у меня, как и у деда, только берцы. Под вой Стаса я уже начал подумывать, что смогу отмыть и эти, но они вдруг решили расклеиться. Да, там, где раньше красовался гордый итальянский носик, подошва внезапно отклеилась, и туфля начала просить кушать. Не, не кушать – жрать он начала просить, и не просить, а требовать!
– Эх!..
Я опечаленно взглянул на дырявые туфли и, смешно поднимая ноги, чтобы не загрести еще больше грязи, побрел к своему автомобилю.
– Паша, ты куда?! Эй…
Стас перестал выть и испуганно бросился ко мне.
– Куда-куда! Домой!
– Ты что, бросишь меня одного?!
– А что? Ты же дочку свою бросил?
– Да ладно тебе! Я перевел им эти несчастные десять тысяч!
– Ага, вот именно: несчастные десять тысяч! А мог бы намного больше перевести. На туфли и юбку Женьке мог дать, и на лекарства ее бабушке. А ты все шлюхам в трусы пошвырял!
Стас подбоченился.
– А вот фантазировать, Паша, не надо! Женьке хорошую трепку бы задать, а не вот это вот все, что ты описал! Она, между прочим, свой выбор сделала, когда без моего ведома на развод подала. Эх, и где моя нагайка?!
Я закатил глаза. Нет, неисправим Стас! Или Женька его так задела тем, что на развод подала?
– А нагайка-то у тебя откуда? – фыркнул удивленно.
– Как – откуда? Да у меня дед, между прочим, казак! Мне от него в наследство шапка из каракуля и нагайка достались.
