– Хобби? Нет, не замечал. В основном, ты занималась домашним хозяйством. Мы с тобой всегда сходились во мнении, что если у мужа нет горячего обеда, то не стоит тратить время на всякую чепуху, – Анна закивала, соглашаясь с его словами как с прописными истинами, – и, знаешь, посвятить себя семье – прекрасно. Я много работал и работаю, чтобы обеспечить тебя всем необходимым, чтобы ты ждала меня по вечерам, заботливая и ласковая.
В комнате стало как-то душно. Маша с детства много читала, и почти в каждой книге была героиня, которой она хотела бы подражать – обычно они все были сильные, смелые, волевые, занятые интересными делами. Стать похожей хотелось, только всегда находились какие-то «но»: у одной героини были синие глаза, а не серо-голубые, как у Маши, у другой – длинные ноги, чем Маша тоже не могла похвастаться – всё это намекало на то, что как ни старайся, идеального сходства не получится – значит, сильной и смелой становиться тоже нет смысла. И она сдавалась, отказывалась от этой борьбы, едва начав. «От себя не убежишь» – говорил ей отец. Она и не убежала. Опустила руки, не получила специальность, не нашла себе в жизни никакого занятия. Она представить себе не могла, что целыми днями сидела в этой квартире, с ремонтом, оставленным в память о матери Даниила, вытирающая пыль с резных шкафов, раздумывающая, что бы приготовить к его приходу…
– Я, наверное, встречалась с друзьями? – сделала ещё одну робкую попытку Маша, – У меня была школьная подруга, а ещё…
– Нет-нет, вы с ней перестали общаться.
– Зато я часто приходила с тобой посплетничать, – очень радостно сказала Анна, обнажая в улыбке безупречные зубы.
– Какой… как здорово, – выдавила Маша, думая о том, как отвратительно пуста, должно быть, была её жизнь.
Анна принялась рассказывать какие-то университетские истории, но Маша слушала её вполуха. Ей захотелось, чтобы все ушли, оставили её в покое. Мысли безостановочно крутились в её голове: как это могло произойти? Как она до такого докатилась? Маша никогда не была активной или очень целеустремлённой, но ей с детства говорили, что она обязательно должна получить профессию и сама себя обеспечивать. Из-за этого она даже забросила рисование, которым с удовольствием занималась в юности в художественной школе. В её голове всплыл образ матери – она говорила, что рисование это несерьёзно. «Не всегда в этой жизни нужно следовать своим прихотям. Мы здесь, чтобы выполнить свой долг. Твой долг перед родителями – получить профессию, которая сможет тебя прокормить. Хочешь рисовать – рисуй, Бога ради, в свободное время». Получается, что Маша проиграла по всем показателям – не рисовала, не выучилась. Не смогла сохранить отношения с отцом, с подругой. Подвела саму себя, растворилась в муже. Маша перевела взгляд на Даниила. Неужели она так сильно его полюбила?
– Я.. Пойду прилягу, извините меня, – сказала она преувеличенно слабым голосом, – разболелась голова.
– Ох, Машенька, надеюсь, что скоро тебе станет лучше, и мы устроим с тобой первоклассный девичник! Опять возьмёшь карточку мужа, накупишь себе шмоток, а потом объедимся пирожными!
– Да, – Машу слегка передёрнуло. Она поднялась с дивана, – конечно.
– Пойдём, дорогая, провожу тебя в постель, – Даниил подхватил её под локоть.
– Я не ухожу, нам нужно обсудить тот вопрос, – сказала Анна ему вслед, – у меня всё готово.
– О чём она говорит? – спросила Маша, когда они переступили порог спальни.
– Анна – не только твой друг, она друг семьи, – сказал Даниил, отпуская её руку, – нам есть что обсудить.
Его тон ясно дал понять, что по какой-то причине её это не касалось. Когда он закрыл дверь спальни, она подкралась ней поближе, но услышать ничего не удалось. Маша вздохнула и подошла к окну. Уже стемнело, но даже днём вид из окна был обычный, ничем не примечательный – его Маша уже изучила в тщетной попытке воскресить воспоминания. Ряды серых, одинаковых многоэтажек – глазу зацепиться было не за что. Видимо, они жили где-то на окраине города, в спальном районе – это единственный вывод, который удалось сделать Маше. Она не узнавала этого места. Да и как она могла, если во время учёбы в школе не особо путешествовала по городу? Она жила с родителями почти в центре, вблизи от пыльной улицы, кустов чертополоха, гаражей и погребов во дворе. «Всё это кажется абсолютно неинтересным, – подумала Маша, укладываясь на кровать, – возможно, это всё и есть абсолютно неинтересные вещи. Но, когда ты ребёнок и среди этого проходит твоё детство, то из таких банальностей складывается сказочный мир».
Во дворе у них была большая компания соседских девчонок, и благодаря бойкой Алёнке, которая таскала её за собой, застенчивая Маша была её частью. Они бесконечно гонялись по той пыльной улице, играли в мяч, резиночки, катались на велосипедах, убегали от дворового пса Джека. Они лазали по гаражам, проверяя, тонка ли кишка – и непонятно, что было страшнее: упасть или попасться на глаза родителям. Погреба вообще казались загадочными подземельями, скрытыми железной дверью. Да что там говорить – самый обычный, скучный и коричневый или серый турник был, на самом деле, площадкой для выступления артиста-экстремала.
Их девчачья группировка функционировала, в основном, летом, когда, устав от девяти месяцев сидения за партой, они выносили всю свою дурь в пыльные, скучные, родные дворы.
«Кажется, что так было всегда, но, на самом деле, мы играли в таком составе только несколько летних каникул», – Маша уютно завернулась в одеяло. Детство она помнила очень хорошо, и сейчас это было особенно приятно осознавать. Иметь воспоминания – недооценённое волшебство.
Их компания в итоге распалась – дети растут, их родители разводятся, переезжают, меняют работы, мигрируют – живут свои жизни, как ни странно. В качестве компенсации Маша смогла разглядеть в опустевшем дворе персонажей, которые до той поры были скрыты от неё пёстрой толпой девчонок.
Как-то раз зимой, накануне Рождества, Маша шла в магазин. Ей было четырнадцать лет – родители ещё не развелись, она это точно помнила, потому что блаженство Машиных зимних каникул и книжно-конфетного запоя было прервано скучными просьбами матери сходить в магазин. Скривив максимально недовольное лицо, Маша послушно потащилась в магазин. На обратном пути она потеряла сдачу, за что планировала получить по шее, поэтому домой шла в крайне драматичном настроении.
Было очень холодно. Из вредности Маша не надела колготки. И свитер. И шапку с шарфом. Она, в принципе, просто накинула пуховик на пижаму, пока не видели родители. И хотя она тогда мнила себя обладательницей горячего нрава, он не в силах был её согреть. Было уже темно, как и бывает в январе в половине шестого вечера. Это всё как-то давило и угнетало, поэтому Маша шла, чувствуя, что превозмогает эти трудности в своей жизни.
Чтобы пройти к их подъезду, нужно было обогнуть дом с угла. Она шла по своей обычной траектории, когда услышала обрывок чужого разговора. Любопытная, как любой подросток, она замерла, прислушиваясь.
По ощущениям, разговаривал какой-то парень и женщина.
– Ты не можешь ехать одна в ночь, мама!
– Могу и уеду!
– Это опасно!
– Василий, не включай мужика, – вздохнула женщина, – не нужно обо мне заботиться, это я – твоя мать.
Маша помнила, как в этот момент разговора, ей стало уже не очень интересно, о чём шла речь. Замёрзшие пальцы ног без носков (их ей тоже было лень надевать, и она запрыгнула в ботинки босой) молили о пощаде, а в пояснице начало неприятно тянуть от тяжести пакета (там была трёхлитровая банка яблочного сока – тяжесть, стоявшая на границе её возможностей).
– Ты точно не можешь уехать утром? – парень уже не возмущался, голос был обречённо-грустным.
– Сынок, боюсь, что да. Прости меня за это, – судя по всему, они обнялись, – и найди, что сказать милой соседке, которая стоит за углом дома и слушает наш разговор.
Под её приятный смех пакет выскользнул из Машиных заиндевевших пальцев, и трёхлитровая банка яблочного сока с глухим звоном окончила свою жизнь на клочке асфальта, очень неудачно не покрытого снегом. Осколки разлетись по сторонам.
Они вышли из-за угла. Маша узнала соседей из дома напротив – высокую кудрявую женщину с красивым лицом и её сына. Ему было, по её подсчётам, лет шестнадцать, но он уже был выше матери.
– Подкрадываться и подслушивать – нехорошо, – сказал он недовольно.
– Обсуждать что-то на улице – не умно, – Маша сама удивилась своей дерзости и с испугом посмотрела на женщину, – извините.
Она внезапно начала смеяться, и этот смех, с приятной хрипотцой, завораживал.
– Ты мне нравишься, – заявила она и повернулась к сыну, – поможешь девочке?
Присев, он начал собирать осколки, и Маша поспешила к нему присоединиться.
– Вот и славно, займитесь тут всем этим, – хлопнула в ладоши женщина, – а я побежала! – и, послав сыну воздушный поцелуй, торопливо ушла в сторону автостоянки.
– Мошенница… – пробурчал он себе под нос и повернулся в сторону Маши. Его лицо приняло какое-то лукавое выражение, – Ну, хитрая соседка, пойдём, купим тебе новую банку сока?
От скандала дома её это, конечно, не спасло. Мать накричала на неё, отец начал кричать на мать, в итоге в тот вечер она снова плакала в своей комнате.
Скрипнула дверь, заставив Машу вздрогнуть. Она настолько погрузилась в воспоминания, что совершенно забыла о Данииле, Анне и обо всём этом неприятном вечере.
– Не спишь?
– Не сплю.
Муж подошёл ближе, присел на край кровати.
– Анна ушла. Я пригласил её слишком рано, ты явно ещё не готова общаться с кем-либо.
– Кажется, я не готова общаться именно с Анной, – хмуро ответила ему Маша.
– Не говори так, – Даниил свёл тёмные брови на переносице, – она нам очень помогает. Мне, возможно, придётся на этой неделе отлучиться по делам, она будёт приходить к тебе.
– Разве это обязательно? Я справлюсь сама.
– Мария, не глупи, – он покачал головой, – а если тебе станет плохо? Ты же моя драгоценная жена, я не могу этого допустить.
Маша молча отвернулась от него. Ей совсем не хотелось быть «драгоценной женой», ей совсем не хотелось с ним разговаривать. Всё, что ей нужно было – погрузиться в те воспоминания, которые у неё ещё оставались. Даниил тяжко вздохнул у неё за спиной.
– Мария, пожалуйста, не закрывайся от меня, – его голос звучал взволнованно, – я так не хочу, чтобы ты переживала, считала меня плохим!
– Я не считаю тебя плохим, я просто не хочу разговаривать.
– Что же мне сделать, что же мне сделать? – он рассуждал вслух, не обратив внимания на её слова, – Как мне тебя порадовать? Может быть, нам стоит сходить в ресторан? Нет, это слишком опасно…
Маша посмотрела на него через плечо. Мысль о том, чтобы выйти из дома, ей пришлась по душе.
– Почему опасно? Ты будешь со мной, ничего не случится! Я бы хотела куда-нибудь сходить.
– Нет-нет, – Даниил помотал головой, усиливая весомость своего отказа, – я погорячился, в ресторан мы, пожалуй, не пойдём.
– Но…
– Я пойду приму ванну, Мария, и придумаю другой способ тебя приободрить.
Он спешно покинул комнату, оставляя Машу в крайнем замешательстве.
Глава 3
Утром Машу ждал сюрприз. На прикроватной тумбочке стоял огромный букет ярко-розовых цветов.
– Не твои любимые пионы, – улыбнулся Даниил, – но тоже красивые.
– Очень красивые, – Маша встала с кровати, чтобы внимательно разглядеть нежные бутоны.
– Я хотел ещё раз поговорить о вчерашнем, – Даниил подошёл к ней поближе, поправил волосы, разметавшиеся по спине, – мне было обидно, что ты ставишь весь наш уклад жизни под сомнение, – он вздохнул, – ведь твоя судьба тебя полностью устраивала.
– Прости, – Маша повернулась к нему, уставилась на пуговицу на его рубашке, – я не хотела тебя обидеть.
– Ничего. Я понимаю, что это из-за твоего состояния у нас сейчас… вот так, – он неопределённо махнул рукой, – надеюсь, что ты найдёшь в себе силы справиться с этим.
Поцеловав её в щёку, он ушёл готовить завтрак, а Маша спряталась в коконе из одеяла. Ей было паршиво. Казалось, Даниил сказал правильные вещи, но она теперь чувствовала, будто самолично разрушила всю их семейную жизнь.
Мыслями она вернулась к вчерашним воспоминаниям. Думать о моментах из своего детства было как читать старый дневник. Она, по правде говоря, пыталась несколько раз вести дневник, но всё было безуспешно – её хватало всего на пару страниц.
«А что, если…», – Маша выпрямилась на кровати, прислушиваясь к звукам с кухни. Даниил гремел посудой и напевал себе под нос какую-то оперную арию. Ей пришла в голову идея записать свои воспоминания на бумагу, но она сомневалась, что Даниил это одобрит – будет говорить, что писать и напрягаться ей ещё вредно.
Маша на цыпочках подошла к комоду, очень надеясь найти в нём письменные принадлежности. В верхнем ящике лежали несколько её вещей – халат, пижама. На самом деле, Маше давно нужно было осмотреть гардеробную и поискать себе другую одежду, раз уж она встаёт и ходит по квартире, но каждый раз её что-то отвлекало. Во втором ящике лежали аккуратно сложенное мужское бельё и носки. Последние были скручены такими упругими трубочками, что Маша даже достала одну из них, удивлённо повертев в руках. Она была уверена, что это складывала не она. В третьем ящике лежали полотенца, переложенные ароматными саше. Маша досадливо прикусила губу. В задумчивости, она снова открыла верхний ящик и приподняла одну из пижам – под ней лежала небольшая стопка чистых листов. Она радостно схватила их. Ручку она нашла в прикроватной тумбочке со стороны Даниила. Тихо прикрыв дверь в спальню, она принялась записывать.
Писала она урывками, тайком, весь день. Пару раз она чуть не попалась, но это её не остановило. Наоборот, быстро спрятав листки под матрас, она почувствовала себя заправской шпионкой. Это занятие настолько её взбодрило, что она не сразу смогла ночью заснуть, размышляя, вспоминая. Она не могла сказать, почему так чётко помнила знакомство с соседями – наверное, её впечатлила ссора матери и сына – они были раздражены, но, несмотря на это, в каждом слове сквозила забота. Её же детство прошло под канонаду родительских криков. Они были недовольны друг другом, недовольны ей, и ничто не могло надолго от этого отвлечь.
С этим парнем, Василием, она потом ещё встречалась во дворе – он иногда подшучивал над ней, называя шпионкой и хитрой соседкой, и Маша неизменно смущалась. Интересно, как сложилась его жизнь?
***
В наказание за нарушение режима, установленного Даниилом по рекомендации врача: не пользоваться телевизором, компьютером, телефоном, не читать книг, не писать – Маша промучилась головной болью до самого утра, заснув только с рассветом.
С утра голова всё ещё побаливала, но Маша заставила себя подняться, твёрдо намереваясь добраться, наконец, до гардеробной.
Как рассказал ей Даниил, изначально это была кладовка – небольшое помещение буквально метр на метр. Тем не менее, вешалки, полки и даже зеркало в полный рост там умещались. На плечиках Маша нашла вещи, вид которых её ужаснул – обтягивающие топы, узкие брюки, открытые платья. Все яркие, нарочито-сексуальные. Маша взяла одну из кофт в руки, с благоговейным ужасом разглядывая шнуровку на лифе.
– Решила нарядиться? – спросил Даниил, появляясь в дверях, – Похвально! Жена должна стараться выглядеть для своего мужчины привлекательно!
Маша поперхнулась. Заявление показалось ей достаточно спорным, но она решила, что муж просто неправильно выразился.
– Я, что, носила эту одежду? – сдавленным голосом спросила она.
– Ну, скажем так, – Даниил скрестил руки на груди, – я немного перебрал твой гардероб, подобрал тебе более женственные вещи.
Маша подняла на него глаза.
– В каком плане «перебрал»? Ты что, выкинул мои старые вещи? Потому что я не вижу тут ничего, что пришлось бы мне по вкусу.
Даниил нахмурился. Он открыл рот, явно собираясь сказать что-то резкое, но вместо этого сделал глубокий вдох.
– Давай ты не будешь спорить, а просто примеришь что-нибудь?
– Я не очень хочу надевать это, – Маша в нерешительности мяла шнуровку пальцами. Ей тяжело было ответить твёрдое «нет» на его вежливую просьбу, и к тому же совсем не хотелось снова критиковать уклад их жизни.
– Хорошо, – он посмотрел на неё грустными глазами, – я понимаю, что прошу от тебя слишком многого. Наверное, ты ещё недостаточно прониклась ко мне…
– Ладно, ладно! – сдалась Маша, решив, что если ему от этого будет приятно, то это и не такая уж большая жертва с её стороны.
Даниил просиял.
– Примерь вот это платье, любимая! – он указал на одну из вешалок, – Я купил его для тебя совсем недавно!
Он покинул кладовую, а Маша послушно потянулась к вешалке. Платье действительно было с биркой. Бархатное, цвета тёмного вина, оно казалось красивым.
Маша надела его на себя, собрала волосы в высокий хвост, повернулась к зеркалу. Платье ей не понравилось. Оно было слишком обтягивающим, со слишком большим разрезом на юбке, слишком сексуальным. Надо признать, оно сидело на её фигуре как перчатка, но совершенно не сочеталось с бледным, растерянным лицом. Маша подошла к зеркалу поближе, вглядываясь. В детстве она училась улыбаться так, чтобы на щеке получалась ямочка – для этого нужно было сложить губы определённым образом – получалась хитрая, лукавая полуулыбка. Она положила руку на своё отражение, попыталась так же склонить голову, улыбнуться. Вышло жалко. В зеркале отражалась уставшая, блёклая женщина – контур без красок.
Зато Даниил остался в восторге. Он вошёл в гардеробную без стука, приблизился к ней вплотную.
– Милая, – прошептал он, его руки заскользили по её спине, – ты даже не представляешь себе, как ты прекрасна! – его пальцы сжались на её талии, он склонился к её шее.
– Даниил, не надо, – Маша почувствовала себя загнанной в ловушку. Мысль о более близких отношениях с мужем не приходила ей в голову, – пожалуйста, не сейчас!
Он не слышал её – или не слушал, целуя её плечи, ключицы, спускаясь руками ниже, вызывая в ней колючую дрожь.
– Даня! – отчаянно пискнула Маша. Внезапно, это подействовало. На несколько секунд он застыл, выравнивая дыхание, затем медленно отпустил её.
– Запомни, пожалуйста, – тихо сказал он, – мать назвала меня Даниил, и я никому не разрешаю коверкать моё имя. Даже моей жене.
Маша с ужасом смотрела на него через зеркало. Его глаза были настолько светло-голубыми, что казались прозрачными.
