Джек перехватил взгляд Лукаса. Их сестра Джулианна вышла замуж за графа Бедфордского в 1793 году. Он был сторонником роялистов и активно участвовал в Вандейском мятеже, направленном против революции. Увы, мятежники были подавлены тем летом, но, к счастью, Доминик Педжет благополучно добрался домой, к Джулианне, пережив жестокую резню. Но Вандея восстала снова. Сельскую местность близ реки Луары наполняли крестьяне, представители духовенства и знать, которые по-прежнему были в ярости из-за казни короля и насильственного отделения церкви от государства.
Мятежниками в Луаре командовал молодой аристократ Жорж Кадудаль.
– Он уверяет, что теперь в его распоряжении двенадцать тысяч солдат, а к лету будет еще больше. И снова у него возникает вопрос: когда? Он хочет знать, когда Великобритания нападет на Бретань, – спокойно сказал Джек. Но тут же вспомнил отчаяние и ярость Кадудаля.
– Уиндхэм еще не уточнил планы, – отозвался Уорлок. – У нас есть лишь тысяча солдат из эмигрантов, собранных для вторжения в Бретань, но нам предложили использовать французских военнопленных, и, если мы сделаем это, у нас будет в общей сложности около четырех тысяч человек.
– По крайней мере, мы знаем, что эти пленные умеют сражаться, – пошутил Джек.
Лукас улыбнулся, и напряженность, обычно сопровождавшая подобные беседы, ослабла.
– Обязательно нужно определить сроки операции, Себастьян, – высказал мнение Лукас. – Все мы знаем, что генерал Гош уже обратил множество мятежников в бегство. Один раз мы уже потеряли Вандею. И разумеется, мы не можем снова подвести восставших.
Джек знал, что он думал об их сестре Джулианне. Когда Вандейский мятеж разбили в пух и прах, ее муж потерял родовые имения своей матери. Его сердце было разбито – точно так же, как и сердце Джулианны.
– У нас немало проблем, но я постараюсь убедить Уиндхэма и Питта вторгнуться в бухту Киберон в июне, – пообещал Уорлок. – И ты можешь передать это Кадудалю.
Джек обрадовался, что он сможет сообщить какие-то новости, и новости эти должны были успокоить мятежников. Уорлок встал и посмотрел на Лукаса:
– Полагаю, тебе хочется перекинуться парой слов со своим братом. Я должен вернуться в Лондон.
– Хорошо, я отправлюсь обратно верхом, точно так же, как прибыл сюда, – сказал Лукас.
– Держи меня в курсе, – бросил Уорлок Джеку перед уходом.
Лукас задумчиво посмотрел на друга.
– Как ты думаешь, тебе будет очень трудно связаться с Кадудалем?
– Интересы Гоша в Вандее существенно осложнили эту задачу, – ответил Джек. – Но мы заранее подготовили средства связи, и наше общение закодировано. Ты волнуешься, как наседка за цыплят.
– Если я не буду волноваться о тебе, тогда кто? – мрачно изрек Лукас. – И я не шутил – меня чертовски измотала эта история с наградой за твою голову. Каждый день твоя жизнь подвергается риску. И этот риск намного серьезнее, чем тот, с которым ты сталкиваешься во время плавания.
Старший брат наклонился еще ниже и сообщил:
– Капитан Барроу охотится за тобой. Недавно он хвалился этим на званом вечере в доме Пенроуза.
У Барроу была серьезная репутация, но Джека это позабавило, и он лишь пожал плечами:
– Что ж, я поднимаю брошенную им перчатку.
– Ты когда-нибудь будешь относиться к жизни серьезно? – настойчиво спросил Лукас. – Все скучают по тебе, волнуются о тебе – не только я.
Джек почувствовал, что смягчается. Сказать по правде, он и сам сильно тосковал по сестрам.
– Амелия вот-вот родит своего первенца, – напомнил Лукас.
– Ребенок должен появиться на свет в мае.
– Все верно, – подхватил Лукас. – Но она выглядит так, словно может стать матерью в любой момент. Ты должен увидеться с ней, Джек.
И тут старший брат улыбнулся:
– Она так счастлива! Амелия – замечательная мать, и она так любит Гренвилла!
Джек иронично рассмеялся, хотя был по-настоящему счастлив за сестру: когда-то он считал, что Амелия останется старой девой, а в итоге она не только вышла замуж, но и стала мачехой троих детей и вскоре ждала появления на свет своего ребенка.
– До тех пор, пока он верен и честен.
– Он по-прежнему без ума от нее, – сообщил Лукас, и теперь оба брата наконец-то засмеялись вместе.
Их сестра была слишком серьезной женщиной, а Гренвилл считался весьма выгодной партией. И все же Амелии удалось увлечь его. Их союз казался действительно необъяснимым.
Джек осознал, что с нетерпением ждет воссоединения с родными, которому давно пора было бы случиться.
– Скажи Амелии, что я приеду навестить ее, как только смогу. – Джек уже почти жалел, что не может просто вернуться в Лондон с братом и заехать к Амелии прямо сейчас. Но война изменила жизнь каждого, в том числе и его жизнь. Настали мрачные, опасные времена.
Бледный, прекрасный образ Эвелин д’Орсе предстал перед его мысленным взором. Джек застыл в напряжении. Черт возьми, ну почему он никак не мог выбросить ее из головы?
– Что случилось? – встревожился Лукас.
– Тебе будет приятно узнать, что я отказался помочь красивой девице в беде, что я решил не рисковать жизнью ради женщины, которая стремится восстановить семейное состояние. – Джек сделал все возможное, чтобы произнести это насмешливо, хотя на самом деле чувствовал себя совсем иначе.
– О нет! Тебя отвергли? – Лукас не мог поверить своим ушам. – Ты выглядишь очень расстроенным.
– Никто меня не отвергал! – с жаром возразил Джек. – Просто уму непостижимо, что богатый муж оставил ее без средств к существованию! Но сейчас у меня нет времени, чтобы играть в рыцаря в сияющих доспехах и спасать ее.
Лукас засмеялся:
– Ты не в своей тарелке из-за женщины! Подумать только! Ты уверен, что это не она тебя отвергла? И о ком, скажи на милость, мы говорим?
– Это я отверг ее, – твердо произнес Джек. Но вдруг ему вспомнилось то, как он покидал Розелинд и какой потрясенной и несчастной она была. – Мы говорим о графине д’Орсе. И, Лукас… У меня нет ни малейшего желания попадаться на этот крючок. – Помолчав, он добавил: – Независимо от того, как она красива и насколько отчаялась.
– С каких это пор ты способен попасться на крючок женщины? – удивился Лукас.
Джек угрюмо взглянул на него. Возможно, пришла пора быть честным если не с братом, то хотя бы с самим собой.
– Четыре года назад я вывез ее из Франции, вместе с мужем и дочерью. Вся проблема заключается в том, что я не смог забыть ее тогда и, боюсь, не могу забыть сейчас.
Глава 4
Трактир «Черный вереск» был набит битком; все столы оказались заняты. По всей видимости, в этот пятничный вечер множество живущих по соседству деревенских мужчин заглянуло сюда на кружку эля. Отовсюду доносились громкие, резкие отголоски разговоров. Табачный дым так и носился в воздухе.
Эвелин неловко поерзала на стуле. Ее не заботила ни эта толпа, ни человек, ради встречи с которым она пришла сюда. Это был очень крупный темноволосый мужчина в полосатом свитере с надетым поверх жилетом. За жилетом виднелись пистолет и кинжал. Черные брюки мужчины были заправлены в сапоги. Он был небрит, носил серьгу в ухе, а во рту чернел один из передних зубов.
А еще от него исходил острый запах, и отнюдь не моря. Эвелин подумала, что этот человек наверняка не мылся целый месяц.
С момента ее напряженной встречи с Джеком Грейстоуном прошло несколько дней. Эвелин по-прежнему отказывалась верить в произошедшее: и в то, что она поцеловала его, и в то, что он ее отверг. И о чем она думала? Как могла вести себя так, пребывая в трауре? Как он мог оказаться таким неотзывчивым? Таким безразличным к ее бедам? Да еще и обвинил ее, назвав опасной! Эвелин никак не могла понять, что же он имел в виду.
А ведь все эти годы она втайне восхищалась Грейстоуном, считая его героем!
Но Эвелин чувствовала себя оскорбленной его отказом, равно как и тем, что он посмел судить ее. Это было несправедливым, хотя она и без того не понаслышке знала, что жизнь редко бывает справедливой.
После той злосчастной встречи, полная решимости двигаться дальше и сделать все ради дочери, Эвелин съездила на оловянный рудник. И была потрясена, когда увидела, в каком запущенном состоянии находятся рудник и хранилище. Новый управляющий хотел обсудить вопрос ремонта оборудования. Он считал, что не удается достичь необходимых показателей отгрузки металла, потому что из-за изношенности оборудования добывается недостаточно олова. Эвелин даже не пришлось уточнять, она и без того знала, что подобная реконструкция может обойтись дорого, очень дорого для нее. А когда она спросила мнения о работе предыдущего управляющего, заменивший его специалист не согласился с тем, что низкие показатели добычи олова объяснялись воровством.
Как же ей стоило поступить в столь бедственной ситуации? Эвелин должна была находиться рядом с Эме, обучая ее читать и писать, танцевать, играть на фортепиано и шить. Но теперь у них не было даже своего собственного фортепиано, и вместо того, чтобы заниматься с дочерью, Эвелин сидела в трактире «Черный вереск», собираясь обсудить чрезвычайно опасное предложение с другим контрабандистом – этим субъектом с пугающей внешностью.
Эвелин ходила на могилу Анри каждый день, принося свежие цветы. Но вместо того, чтобы тосковать по мужу, она злилась на него.
Но еще больше она злилась на Грейстоуна.
Ход ее мыслей прервали.
– Значит, вы хотите, чтобы я сгонял во Францию и привез сундук вашего мужа, – ухмыльнулся Эд Уайт. Кажется, эта идея пришлась ему по душе.
Эвелин вздохнула и сосредоточилась на сидевшем напротив человеке. Ей не потребовалось много времени, чтобы решиться нанять нового контрабандиста. Тот факт, что Эвелин не могла рассчитывать на доходы от деятельности рудника, сделал выбор за нее, и Джон Трим назвал ей несколько имен подходящих людей. Впрочем, Трим явно был не в восторге, упоминая об Уайте и его приятелях.
– Это шайка головорезов, миледи, – предостерег он. – И ни одной знатной даме не стоит иметь дело с такими, как Уайт и его дружки.
Эвелин не объяснила ни то, для чего ей потребовалось беседовать с другими контрабандистами помимо Грейстоуна, ни то, что у нее просто не осталось выбора. Но теперь она почти пожалела о принятом решении. Уайт был невероятно грубым внешне, с его почерневшим зубом, отвратительным запахом и похотливым взглядом.
Эвелин мрачно подумала о том, что этот Уайт выглядит очень ненадежно. Он напоминал ей барышника, которому палец в рот не клади, или просто проныру. И, в довершение всех неприятностей, контрабандист продолжал рассматривать ее через прозрачную вуаль. Он то и дело бросал взгляды на грудь Эвелин, даже притом, что вырез горловины платья был очень высоким. Уайт заставлял Эвелин чувствовать себя крайне неловко. Когда Грейстоун типично по-мужски оценивал ее, она не пугалась так, как сейчас.
– Я понимаю, что это опасная миссия, – сказала Эвелин, поправляя прикрепленную к шляпке вуаль. – Но я готова предложить вам весьма неплохую долю фамильных ценностей моего мужа. И я просто в отчаянии.
Эвелин повторяла то, что говорила совсем недавно, но старательно сохраняла ровный тон голоса. Она не могла молить Уайта, как на днях умоляла Грейстоуна.
Уайт усмехнулся, глядя на нее:
– И что же это за весьма неплохая доля, леди?
– Пятнадцать процентов.
Эвелин опустила глаза на свои обтянутые перчатками руки, крепко сжатые на коленях. Она могла все еще чувствовать себя оскорбленной отказом Грейстоуна, независимо от того, что решила выкинуть это из головы, но у нее по-прежнему была одна серьезная проблема – Эвелин не давали покоя мысли об их поцелуе.
Она должна была забыть этот поцелуй. Ее поцелуй был постыдным. А его – будоражил Эвелин ночами. Волновал днями напролет. Не давал ей покоя даже теперь. Этот поцелуй заставлял ее тело томиться страстным жаром, а ощущать нечто подобное было сущим позором.
Эвелин и представить себе не могла, что мужчина способен целовать женщину с такой силой, такой страстью и таким напором.
Что ж, пришла пора забыть его. Он не был героем. Она ошиблась.
– И сколько же это – пятнадцать процентов?
Эвелин подняла глаза на Уайта:
– Трудно сказать.
Он засмеялся.
– Это что, шутка, миледи? – Контрабандист встал, собираясь уходить. – Если вы хотите, чтобы я отправился во Францию по вашим делам, вам придется как следует вознаградить меня, и не какой-то там «неплохой долей».
Эвелин вскочила:
– Пожалуйста, не уходите!
Ее сердце забилось. Помнится, во время встречи с Грейстоуном именно в этот момент переговоров она задумалась о том, чтобы воспользоваться своими женскими чарами. Но, к счастью, хотя Уайт и продолжал с вожделением поглядывать на нее, он, похоже, был всецело поглощен темой денег.
Уайт сел.
– За подобную работу я взял бы тысячу фунтов – авансом.
Эвелин тоже опустилась на стул, вобрав в легкие больше воздуха. Но на эти переговоры она пришла подготовленной. Она положила на стол свою расшитую бусинами черную бархатную сумочку и открыла ее. Потом отдернула клочок ткани и развернула серьги с сапфирово-бриллиантовыми подвесками.
У Эвелин осталось так мало того, что можно было предложить для заключения сделки! У нее сохранились лишь подходящие к серьгам сапфировое колье и сапфировое кольцо, а еще жемчуг, камея и изумительной красоты обручальное кольцо с бриллиантом.
Глаза Уайта округлились, и он схватил серьги, жадно рассматривая их. Эвелин вздрогнула, когда контрабандист попробовал одну из серег на зуб.
– Что еще у вас для меня есть?
Эвелин задохнулась от возмущения:
– Эти серьги с подвесками дорого стоят!
– Они явно не обошлись вам в тысячу фунтов. Сомневаюсь, что вы заплатили за них хотя бы пенни. – Он ухмыльнулся, и его черный зуб заставил Эвелин отвести взгляд.
Этот тип был абсолютно прав, хотя и груб – эти серьги не стоили ей ни пенни.
– Их подарил мой любимый муж, – прошептала она.
– А теперь у вас не лучшие времена. Ну да, я слышал, все вокруг слышали. Выходит, он явно оставил вам что-то ценное в том сундуке во Франции. Но если вы хотите получить это, вам нужно заплатить гораздо больше, чем стоят эти серьги.
Эвелин хотелось плакать. Она вытащила из сумочки подходящее к серьгам кольцо и положила его рядом на стол. Это был сапфир в пять каратов, окаймленный бриллиантами.
Уайт схватил украшения, сунул их в носовой платок и запихнул в задний карман брюк. Потом встал и улыбнулся:
– Я вернусь через неделю-другую. Тогда-то мы и сможем продолжить разговор.
Эвелин подскочила на месте:
– Постойте-ка, мистер Уайт, я рассчитываю на то, что вы отправитесь во Францию прямо сейчас!
Но контрабандист невозмутимо направился к выходу. На полпути он обернулся и усмехнулся, потом шутливо отдал ей честь, махнув пальцем у виска. Не веря своим глазам, Эвелин схватилась за стол, а Уайт между тем не спеша пробрался сквозь толпу и скрылся в дверном проеме.
Он уходил – с ее драгоценностями! Эвелин промчалась через общую комнату, в ужасе осознавая смысл произошедшего: она только что отдала свои сапфиры незнакомцу, не заслуживающему доверия, очень неблагонадежному незнакомцу. Увы, когда Эвелин добежала до парадной двери трактира, Эд Уайт уже вскочил на коня и ускакал прочь.
