Владимир Гергиевич Бугунов "Бич Божий"

В узких глазах хана заплескались злые искры:

– Много ли тех и других?

– У ариман воинов наполовину пеших не меньше тысячи будет. А вот скифов –

отряд в пятьдесят мечей, не больше.

– Пусть Камча (второй тысяцкий) зайдёт к ним со стороны заходящего солнца. Ты

ударишь с восходящей стороны, а я с Хоту в центр ударю. Всех их разом сметём со

своего пути!

Через несколько часов все три тысячи Тегита оказались среди холмов, между которых текла неширокая, но довольно глубокая речка. Именно во время переправы

через неё аримане зажали замешкавшихся скифов, чей отряд по каким-то причинам

оказался в этих краях. Скифы, потеряв двух человек в стычке с ариманами, всё-таки

переправились на левый берег реки и успели укрыться на одном из холмов и теперь с

его высоты отстреливались от наступающих на них ариман. Сам холм в три полёта

стрелы длиной и один полёт стрелы в высоту вскоре был полностью окружён.

Скифы отвели коней почти на самую верхушку холма, под защиту густых ореховых зарослей, а сами, прячась за стволами деревьев, редко-редко постреливали из луков в ариман, пытавшихся взобраться на холм.. Не в пример ариманам, скифы были отменными стрелками. Уже несколько десятков трупов валялось у подножия холма. Сотник Ваниш вновь, петляя между стволами деревьев и прикрываясь щитом от стрел, поднялся на самую вершину холма. Кончались стрелы в колчанах воинов. Ещё одного человека потерял его отряд от шальной стрелы, да ещё троих ранили проклятущие, когда прорывался отряд через переправу. Нечем будет отстреливаться – – так в сече на мечах придётся сойтись. И что с того, что любой воин Ваниша в бою стоил пятерых желтокожих бестий. Не устоять им против такой оравы, не устоять! С высоты кинул он взгляд на реку. Посмотрел, как ещё один конный отряд переправился на этот берег. Да, крепко обложили скифов, не прорваться им через густые цепи наступающих И тут взгляд сотника упал на лес, подступающий к холму с севера. И обомлел он от увиденного. За спинами обложивших их ариман, ещё в версте от них, увидел он столб пыли, а затем в просветах между деревьями и тех, кто поднял эту пыль. Ещё далече была эта рать, но сотник чутьём своим обострённым понял, что не аримане это, не скифы. А вскоре и с запада, и с востока заметил он ещё два столба пыли. Лава конных воинов катилась сюда быстро и густо, словно наперегонки друг с другом. Так смело и даже бесшабашно двигались обычно хунны.

– Час от часу не легче! – охнул Ваниш.

Аримане, увлечённые осадой холма, занятого скифами, похоже, даже не подозревали, что теперь и их обложили со всех сторон! А вот со всех ли? Через реку

больше никто не переправлялся. Похоже, все аримане до единого были здесь, у холма.

Ваниш залез на обломок сухого дерева, чтобы получше рассмотреть, что творится внизу. Увидел он, как все три отряда хуннов, развёртываясь на ходу, широкой полудугой понеслись на ариман. И заметались те, забегали, завопили, увидев новых,

куда более страшных врагов своих. Кто-то из них уже успел поворотиться к ним.

Кто-то продолжал ещё попытки подняться на холм, тесня скифов.. И вот схлестнулись

рати. Послышались звон клинков сабель и палашей, теньканье тетив, вскрики раненых.

А в мозгу сотника в этот момент сверкнула спасительная мысль. Посвистом своим

особым вызвал он товарищей на верхушку холма. Что-то прокричал он парням.

Вскочили они на коней и замерли в ожидании команды . А Ваниш опять в сторону

переправы глянул. Видит, несколько ариман кинулись в реку, надеясь переправиться

через неё, но уже около тридцати хуннов успели прорваться к переправе и давай в

беглецов стрелы пулять! Простёр в сторону реки руку сотник:

– Айда за мной! Через реку да заслон вражий будем прорываться, ребята! Только

на той стороне спасение своё найдём.

И понеслись скифы по пологому западному склону холма. И вынесли их кони

прямо на небольшой отряд хуннов, что толпился на берегу, расстреливая ариман.. И

смяли они сходу эту жалкую кучку, и бросились в воду студёную, и вскоре на том

берегу оказались. Подоспели, правда, ещё хунны. Туча стрел застила небо. Но подзадержавшиеся с переправой скифы тотчас перевели щиты свои за спины. Лишь

одной лошади стрела в круп попала, да один воин был в руку легко ранен. И поскакали скифы за сотником прочь от этого места, держась подальше от берега. И

не оглядывались они назад, потому как всё равно им было теперь, что творилось за их спинами.

А хунны тем временем полностью отрезали ариман от берега реки и успели уложить замертво на землю не менее двух сотен человек. Остальных же побросавших

оружие ариман они согнали, как скотов в одну кучу и стали вязать в походную колонну полоняников.

Узнав о том, что скифам удалось прорваться через заслон хуннов, хан Тегит не на

шутку рассвирепел. Долго он охаживал нагайкой тысяцкого Камчу за эту оплошность.

Но всё же оттаял, здраво рассудив, что небольшой отряд скифов на аримановской стороне, не хунны, так ханьцы же и добьют. Потому не стал он провинившегося

Камчу с его тысячью посылать вслед беглецам. Сейчас, в самом начале набега на

Аримию, не резон было распылять свои силы.

Да, сам Тегит настоял на том, чтобы его первому внуку дали имя Модэ. Это имя

означало: вёрткий, быстрый. И, правда, как только обсохло молоко на губах этого

сорванца, только ветер в степи мог соперничать с ним, только хан мог приструнить

Модэ, когда его игры заходили слишком далеко. С годами Тегит ещё больше уверился, что не зря он отобрал внука у своего сына Тумани и занялся сам воспитанием в нём настоящего воина. Уже к восемнадцати годам Модэ вместе с дедом

поучаствовал в двух удачных набегах на приграничные провинции Китая. И в одном

из них хуннам удалось захватить в плен больше пятидесяти тысяч ханьцев. И в немалой степени этому поспособствовали беспримерная смелость и удаль именно

Модэ. Его отряд тогда ловко отсёк сразу три селения ариман от их армии. Только на

одних выкупах пленных каждый из воинов Тегита заработал целое состояние.

Но всё хорошее когда-нибудь да кончается. Старый хан уже дал клич по всей Степи, готовясь к очередному походу на Аримию, и вдруг серьёзно занедужил. Не

помогли ему ни знахарки, ни камлание шаманов. Хан Тегит угас за какую-то неделю

и умер буквально на руках у любимого внука, не успев объявить свою последнюю волю старейшинам и военачальникам своего племени. Надеялся, видимо, победить свою болезнь, да вот не случилось. А на курултае, который собрал старший сын умершего хана, Тумани, именно его, а не Модэ избрали ханом. И наступили для

Модэ чёрные времена. Не любил его шаньюй (так вместо «хана» на китайский манер

велел называть себя новый правитель) Тумани. У него ведь, помимо Модэ, было ещё несколько сыновей, и все они были всецело на стороне отца и выскочку, любимца

хана Тегита, они ненавидели. С другой стороны, Тумани так и не простил своего отца

за то, что тот фактически отобрал у него первенца и не дал ему сердцем прирасти к

отцу.

На курултае Тумани объявил, что отменяет запланированный поход на Аримию, а

ещё через день он сослал Модэ и десяток его ближайших и преданных друзей в

самый дальний улус страны, к берегам дикой Сунгари. А Тумани перестал бывать в кочевьях и встречаться с воинами. Его теперь интересовали только молодые девушки и даже девочки, которых он десятками свозил в ханское кочевье и каждый день предавался увеселениям и разврату. Такое поведение только что выбранного хана

(шаньюя) не ускользнуло от внимания вездесущих ханьцев. И года не прошло с тех

пор, как избрали его, а сразу на три кочевья хунну внезапно напала императорская

армия ханьцев. Почти двести тысяч пленников захватили они. Несколько тысячных табунов лошадей лишились хунны и сотни отар овец. Сам Туманя трусливо сбежал

со своими сыновьями и ближайшими родственниками в далёкую гобийскую степь, бросив на произвол судьбы свой народ. Тяжело пришлось тогда хуннам. Их

разрозненные отряды ничего не могли в одиночку поделать с хорошо обученной армией императора Китая. Ещё немного – и хунны растворились бы без следа в степи.

Мало кто из них знал, где скрывается теперь шаньюй Тумани. А вот Модэ, оказывается, знал, где прячется его отец со своими трусливыми отпрысками. Целый год он с друзьями выслеживал этих предателей. И однажды в кочевье беглого хана нагрянул сравнительно небольшой отряд Модэ. Сын не пощадил ни отца, ни братьев своих. Жестоко расправился он и с остальными родственниками, совершив тем самым самый настоящий военный переворот. Не пропала даром та наука, которую дал ему его покойный дед Тегит. От кочевья к кочевью лавой прокатился разросшийся отряд

Модэ. И с каждым разом пополнялся отряд сотнями, тысячами новых воинов. В

основном это были молодые парни, уставшие смотреть, как их отцы бегают по степи

от преследовавших их ханьцев. И за три года молодому хану (Модэ сам себя объявил

ханом не собирая курултая) удалось собрать многотысячную армию, в которой навёл

железную дисциплину. Отважный, строгий и порой жестокий Модэ в глазах своих

воинов-единомышленников стал настоящим героем. Чуть позже он всё-таки собрал

всеобщий курултай и отменил на нём противное уху хунна звание шаньюя. Теперь

Модэ по праву звался ханом. Вскоре его звали не просто ханом, а Великим ханом.

Он вернул в обиход степняков правило, которое неукоснительно соблюдалось при

Тегите: вся добыча от набегов теперь делилась поровну среди всех воинов, а не

оседала по большей части у бывшего «шаньюя».

Войско Модэ совершило два удачных набега на приграничные провинции

Китая, и его воины вновь почувствовали прежний достаток и силу. Хунны всегда

поклонялись своему главному божеству Тенгри-хану. Но теперь Модэ стал их божеством, ему они всецело поклонялись. Видели люди, что над молодым ханом

негасимо горела счастливая звезда удачи! Третий поход на ханьцев Модэ готовил

тщательно. Его соглядатаи сумели разведать самые верные направления ударов по

приграничным провинциям Китая. В результате хуннам удалось взять в плен больше

двухсот тысяч ханьцев и освободить из неволи несколько тысяч своих соплеменников. Это была немыслимая победа! Такое количество людей потом удавалось брать в плен только через две тысячи лет, во времена Великой Отечественной войны. Ханьцам был нанесён такой сокрушительный удар, что они

вновь отхлынули вглубь своей страны чуть ли не к Стене у реки Хуанхэ. В течении

десятка последующих лет ханьцы в основном откупались от степняков да строили

козни, пытаясь стравить хуннов со скифами, задержавшимися у западной окраины

Китая-Аримии. Да, к тому времени большая часть скифов уже покинула восточные

степи. А оставшиеся скифские анклавы, вбирая в себя соседние этносы, медленно, но верно превращались в новые: сарматов, саков, массагетов…

Некоторые тысяцкие Великого хана Модэ стали намекать ему, что слабы сейчас

скифы и не пора ли ударить по ним, чтобы стать единоличными хозяевами большой

Степи. Но Модэ во время этих споров со своими военачальниками всегда вспоминал

рассказ своего любимого деда. Во времена Тегита империя скифов простиралась на восток до самого Жёлтого моря, и ими была даже построена крепость Орлик на его

берегу. Хунны же только набирали свою мощь. Однажды вынесли кони воинов хана

на левый берег реки Ляохе, глядь, а на правом берегу другая рать стоит. Это скифы,

более сведущие в военных делах и постоянно следившие за перемещениями степняков, упредили попытку хуннов прорваться к границе с Аримией. Вот тогда хан

Тегит в первый и последний раз встретился лицом к лицу с царём Великой Скифии.

Полдня простояли рати друг против друга, не предпринимая никаких действий. А

утром второго дня на островок, что разделял реку на две протоки, на лодке переправился толмач с двумя гребцами. Договорились царь Скиф и хан Тегит чашу