А сам старинный кафтан с открытой грудью, без воротника породил костюм, по крайней мере, двух огромных районов. Донские казаки и уральцы носили их издревле, в XIX веке получили форменный кафтан, застегнутый наглухо, на петли и крючки встык, а казаки кавказских войск пришили, к древнему кафтану, без воротника, газыри патронташи и получилась знаменитая черкеска. Так что постулат о том, что, придя на Кавказ, казаки заимствовали кавказскую одежду, весьма спорен. С таким же успехом можно сказать, что кавказцы заимствовали одежду, принесенную казаками, и, не меняя покроя, носят ее до сих пор. Черкеска кавказская и казачья различается покроем. Кавказская застегивается на крючки встык, казачья запахивается, как свитка. А на самом деле никто ни у кого ничего не заимствовал! Предки казаков и современных кавказских народов, живя бок о бок с глубокой древности, вместе проходили одни и те же фазы развития воинского искусства, в угоду которому и менялся воинский костюм.
Так, с изобретением огнестрельного оружия и появлением стрелковых соединений вроде стрельцов или мушкетеров возникла необходимость в мерном заряде. То есть, во время боя некогда было отмерять порох, нужно было максимально быстро засыпать нужную порцию в ствол, забить пулю, подсыпать из пороховницы порох на полку и стрелять.И такая емкость с заранее отмеренным зарядом появилась. Ее можно видеть и на русских, и на иностранных, старинных гравюрах и лубках – это деревянные «зарядцы», которые болтались у стрельцов на плечевой перевязи. Но если зарядцы устраивали пехоту, то кавалеристам не годились. Во время езды такой зарядец было и не поймать рукой, потому были придуманы специальные крепления, державшие «зарядцы» наглухо, а сами зарядцы превратились в нынешние газыри. Кстати и патронташ, носимый пехотинцами на поясе, казаку был неудобен, и потому, в так называемых степовых казачьих войсках, патронташ стали носить на перевязи через левое плечо, чтобы можно было легко вытащить обойму правой рукой.Винтовку же казаки традиционно, в отличие, от регулярной кавалерии, носили через правое плечо, вместе с портупей или «шлейкой» сабельного ремня.
Шапка и фуражка
Головные уборы – совершенно особая часть любого народного костюма. А у казаков шапка и фуражка овеяны таким количеством легенд, преданий, исторических преданий и примет, так слились с судьбою казака, что даже три четверти века геноцида расказачивания, ссылок, истребивших весь казачий уклад, приведшие к запустению земли, к забвению – обычаи, не смогли уничтожить казачью папаху и фуражку. Фуражка была, есть и будет предметом почитания, поклонения и гордости казака. Как и все другие части национальной одежды, казачья шапка – предмет особого сакрального мистического смысла. И пусть этот смысл для большинства казаков был потерян давным-давно – ритуал соблюдался и соблюдается до наших дней!
За курганом пики блещут, пыль клубится, кони ржут,
И повсюду слышно стало, что донцы домой идут.
Они к Дону подходили, сразу кивера долой!
Они Дону говорили: «Здравствуй, наш отец родной».
Это не просто художественный образ. Это зарисовка с натуры. Во многих книгах, статьях встречается сцена – со станции казаки в пешем или конном строю или поодиночке, возвращаясь в родные места, идут не домой, не в церковь, а прежде всего к Дону, к Хопру, к Донцу… Здесь, на берегу, казаки срывали с голов фуражки и бросали их в волны реки. Затем, умывшись, а то и искупавшись, напившись родной водицы, насухо утирались свежим полотенцем и доставали из тороков или заплечного «сидора» новенькую фуражечку и только тогда шли домой.
Давным-давно не пылят по степным шляхам конные сотки, не колют длинными пиками небеса, давным-давно казачья фуражка и папаха стали редкостью и заказным, городским дефицитом, а то и украшением модного туалета заезжей манекенщицы, а шапки летели, летят, и будут лететь в Дон. И качает он на волнах пилотки солдат Великой Отечественной, ушанки и кубанки, а теперь афганки и голубые береты, бескозырки и танковые шлемы, потому как обычай приносить шапку в жертву и благодарность батюшке Тихому Дону много старше и фуражки, и папахи, и кивера…
Для нас Дон – божество. За неимением церкви казак может в пасмурный день, когда нет солнца, молиться, оборотясь к Дону. Особая молитва о смывании грехов вершится по колено в воде, и, по окончании ее, казак трижды омывал лицо и руки и только после этого крестился (крест смывать нельзя). В клубке старинных обычаев, молитв, полу языческих и христианских образов, составлявших мировоззрение казака недавнего прошлого, река (8) вообще и Дон, в частности, была живой. Живое воплощение божества – неиссякаемого, грозного, но милосердного.
Для казака Дон Иванович-батюшка был хранителем. Ему в прощальной молитве оставлял свою семью казак. Его поминал он в далеких краях. Не случайно сказано «Тихий Дон». Именно за тишину, за мир и порядок ценится семья. Дон – символ справедливости, мира и семейного счастья. А шапка – продолжение головы; собственно, если одежда – вторая кожа, то шапка – вторая голова.
Петр I был поражен одним казачьим представлением, которое недоброхоты казачества превратили в анекдот, в результате которого нам, якобы, был «милостиво» пожалован герб – голый пьяница на бочке с шашкой в руках и шапкой на голове. Дескать, казак может пропить все кроме креста, шапки и шашки. Действительно, в царских кабаках запрещалось брать в залог шашку, шапку и нательный крест. Но происходило это по иным, гораздо более древним и серьезным причинам.
Средневековье – время символов, и эти три детали: крест, шапка и шашка (или еще раньше сабля) составляли символы особые и потому неприкосновенные.
Нательный крест – символ того, что его обладатель – христианин. Я был свидетелем, как в 1962 году казак новобранец, пришедший служить в армию, был поражен тем, что по уставу того времени, солдатам крест носить запрещалось. Чтобы не остаться без креста, он раскалил его докрасна и приложил к груди. Офицер, бывший при этом, видя, как раскалённая медь прожигает шипящую кожу до кости, лишился дара речи. Солдату были готовы приписать «психическую статью», поскольку представить, что в «эпоху развернутого строительства коммунизма» может сохраняться иное мировоззрение, трудно. Парень же сделал это не для того, чтобы показать свою терпеливость или противопоставить себя начальству. В его староверческом мировоззрении имелось точное, не подвергаемое сомнению клише: снявший крест – обречен. Если хотите, он сделал это из страха. Только не надо путать этот страх с трусостью. Это высочайший страх – страх Божий – страх потерять душу, а говоря языком современным, страх перестать быть человеком и личностью.
Второй важнейший символ – шапка. В пушкинской «Полтаве»:
Казак на север держит путь.
Казак не хочет отдохнуть
Ни в чистом поле, ни в дубраве,
Ни при опасной переправе.
Как скло булат его блестит,
Мешок за пазухой звенит,
Не спотыкаясь, конь ретивый
Бежит, размахивая гривой.
Червонцы нужны для гонца,
Булат – потеха молодца,
Ретивый конь – потеха тоже,
Но шапка для него дороже.
За шапку он оставить рад
Коня, червонцы и булат.
Но выдаст шапку только с бою,
И то лишь с буйной головою.
Зачем он шапкой дорожит!
Затем, что в ней донос зашит
Донос на гетмана злодея
Царю Петру от Кочубея.
Трудно спорить с Пушкиным, но у нас разные задачи: oн пишет о Петре, я – о шапке. Так вот, в описываемом случае не потому дорога шапка, что в ней донос (это только, увеличивает ее ценность), а донос зашит в шапку потому, что отдать шапку и без документа, без доноса, казак мог только с головою.
По всей средневековой Руси обширной смертельным оскорблением для замужней женщины было «опростоволосить» ее – сорвать головной платок. Помните, именно за это преступление купец Калашников убил опричника Кирибеевича. При наказании плетьми, палач, прежде всего, срывал с преступницы платок. Большим позором было замужней женщине показаться не только перед гостями, но даже перед собственным мужем без повойника. Для мужчины, для казака таким смертельным оскорблением была сбитая или сорванная головы шапка.
Это отношение к шапке, к папахе до сих пор осталось на Кавказе среди казаков и горских народов. Сбитая с головы шапка была вызовом на поединок. Брошенная «оземь» означала, что в предстоящем споре он ставит заклад свою голову, «отвечает головою», то есть цена проигрыша -жизнь.
Единственно на казачьем кругу Есаулец мог напомнить, что положено перед Кругом держать речь, обнажив голову. Он же мог вырвать шапку из рук выступающего и нахлобучить ее и голову, что означало: говорящий лишается слова. Шапки снимали на молитве и в церкви все без исключения. Даже вор спасаясь и полицейский в погоне за ним, влетев в церковь, снимали шапки.
Так что же символизировала шапка, что означала она? В первую очередь, принадлежность владельца к казачеству. Это значение фуражки или папахи сохраняется и сегодня. Лампасы не носили последние лет тридцать-сорок, а фуражки, и папахи, неизвестно где шитые, существовали всегда.
Шапка играла очень большую роль и в гражданской жизни казака, и в семейной. Она была символом юридических прав главы рода, главы семьи.
У нее было особое место в убранстве казачьего куреня. По числу фуражек в прихожей можно было судить, сколько казаков живет в этом доме, сколько объединено в семью.
Фуражки или папахи без кокард формально принадлежали казакам нестроевых возрастов. Но этот обычай почти никогда не соблюдался, может, потому, что казачата хотели казаться старше, а старики – моложе!
Проверить догадку о числе мужчин в доме можно было, войдя в горницу, где на ковре висели шашки – символ казачьего совершеннолетия, полноправия и наличия земельного надела.
Фуражку убитого или умершего казака везли домой. Казак, привезший страшное известие о гибели сына, мужа, отца, обнажив голову, слезал с коня у ворот осиротевшего дома, доставал из переметной сумы простреленную или изрубленную фуражку и молча проходил мимо остолбеневших от горя родных в горницу, где клал головной убор на полку перед иконой.
Это означало, что защитника в доме больше нет, что защита этой семьи препоручается Богу и христианам.
В поминальные дни и в Родительскую субботу перед фуражкой ставили стопку вина и прикрывали куском хлеба, /«ром хлеб скрашивали воробьям, а вино выплескивалось в огонь очага или выливалось в реку с поминальной молитвой.
Когда хозяина не было дома, старик или атаман, войдя в горницу и перекрестившись, усаживались без приглашения, говоря хозяйке: «Сбегай-ка, покличь свово…». В доме вдовы, где под иконой лежала фуражка, ни старик, ни атаман не смели без разрешения переступить порог горницы, говорили тихо и обращались к вдове либо по имени и отчеству, либо ласково: Катенька, Егоровна-голубушка…
Если женщина вторично выходила замуж, то ее новый супруг после венчания фуражку прежнего хозяина убирал. Тайком, в одиночку, нес фуражку к реке и опускал ее в воду со словами:
Прости, товарищ, но не гневайся,
Не грехом смертным, но честью взял я
Твою жену за себя, а детей твоих
под свою защиту.
Да будет земля тебе пухом, а
душе – райский покой…
Фуражка или папаха играли большую роль в обряде сватовства. У кубанцев и терцев бытовал обычай – кинуть шапку в окно или во двор девушки, естественно, у нее на глазах, и если девушка тут же не выбрасывала папаху на улицу, вечером он мог придти с отцом или крестным. Гости говорили:
– Люди добрые, не прогневайтесь, парень-то мой шапку потерял, вы, часом, не находили!
– Находили, находили… – отвечает отец невесты, – вон на шубницу повесили, чия отыщется – нехай, возьметь.
Это означало, что сватовство не состоялось – родители невесты – против. На это сват мог возразить, мол, вещь не наша. Мы, свою, искать станем. И это означало, что между девушкой и парнем есть сговор, и жених будет пытаться ее украсть.
Несколько испугавшись такого поворота событий, отец девушки кричал:
– Эй, Марьяна! Ну-ка, поглянь тамо, ды подай сюды папаху, чья-й та она у нас!
Если девушка приносила шапку и клала ее на стол донышком вниз, это означало, что она за парня идти согласна, и родители рискуют опозориться, потерять дочку и оскорбить будущего зятя,
Если папаха ложилась на стол донышком с крестом вверх, это значило, что вопрос о женитьбе с девушкой не согласован, Это собственные фантазии неудачливого жениха.
– Ну-ко, прикинь! – приказывал строго отец или крестный жениху.
– Ну вот! – радостно говорил отец невесты. – Твоя папаха-то! Носи, милай, на здоровье и боле не теряй!!! Таки нонеча пошли казаки рассеяны, у нас этих папах чуть не полдвора накидано!
На улице папаха частенько слетала с головы неудачника от крепкого отцовского подзатыльника,
Очень близкий обряд был у казаков Верхнего Дона, но об этом в главе «Сватовство».
Но вообще папаха была предметом поклонения не случайно. На старинную шапку частенько нашивали образок или за подкладку зашивали какую-нибудь священную реликвию, поэтому в степи, на войне, в походе казак ставил на какую-нибудь возвышенность, на холмик или на воткнутую в землю шашку, шапку и молился на сияющий на ее челе образок. После раскола, происшедшего в России (следует помнить, что очень многие казаки были старообрядцы, то есть никоновских реформ не признали), появилась традиция зашивать староверческие образка в шапку, под кокарду или над нею.
Я сталкивался в армии с тем, что солдаты-казаки тайком зашивали иконки (часто бумажные, купленные в ближайшей церкви) в пилотку или фуражку. При этом они могли быть и неверующими, но традиция сохранялась.
– Отец сказывал, – говорил мне один казак, сержант ВДВ, – Его полчанин нашел иконку, в шапку матерью зашитую, да и выкинул, так на другой день в это место, где иконка была, осколок ударил, так все мозги и выметнул… А отец мой не выбросил. И хоть израненный весь, а жив остался.
Принятый в русской армии закон о нашивании на шапку наград за массовый героизм еще более увеличил ценность головного убора. На казачьих папахах можно было увидеть латунные значки «За храбрость», «За Шипку» и т. д.
В средние века атаман носил особую высокую шапку – «трухменку», (туркменку – тельпек? прим автора), которая ему не принадлежала, как и красный кафтан особого покроя из дорогого материала. Шапка была знаком его атаманства и принадлежала казачьему обществу.
Два обычая, говорящие о высокой роли шапки в гражданской жизни казачества, сохранились до сих пор. Первый обычай связан с ритуалом казачьего круга. При выборам атамана, каждый кандидат или каждый выступающий, выходя в круг снимает шапку. Если кандидатов несколько, то все они при выдвижении сидят без шапок. Вообще-то, обычай обнажать голову означает покорность и послушание, приведение своей воли в подчинение воле другого, (того, кто в шапке). Все остальные казаки круга оставались в головных уборах. Но как только атаман – выбран, роли менялись. Атаман торжественно надевал атаманскую шапку, а все казаки без исключения снимали головные уборы. С этой минуты признавалась воля атамана над их головами.
Второй обычай связан со свадьбой. Молодые, выходя из церкви, проходят под тремя «воротами». Третьи ворота образуются от вскинутого рушника, символа семейных обычаев. После того, как над головами только что обвенчанной пары взлетал белой аркой длинный рушник, на них обрушивался дождь зерна, мелких монеток и конфет в бумажках.
Перед третьими воротами были вторые: два казака держали над головами новобрачных снятые фуражки или папахи. Так это и называется – пройти под фуражками, что означало наделение семьи и всего потомства юридической (как бы мы сейчас сказали) защитой, всею полнотой законных прав, которыми охранялась семья. И первыми воротами, под которыми проходили молодые, сразу выйдя из дверей собора или церкви, были ворота из двух обнаженных клинков. Называлось это «пройти под шашками».
Казачьи символы и знаки
Знамя—символ полкового, войскового объединений. Святыня, за которую казак обязан биться, не щадя жизни, не допуская его оскорбления или осквернения. Первоначально у казаков было символом договора на выполнение каких-либо обязательств с иностранными государями. После выполнения таких обязательств знамя поступало в собор или церковь, игравших роль музея.
Бунчук—знак Ставки, символ Атамана на походе, принадлежал войсковому соединению, на походе и в бою следовал за командующим. В мирное время хранился в церкви, выносился только по праздникам, как подтверждение его значимости и присутствия атамана. В армии часть функций бунчука унаследовали полковые и именные штандарты.
Булава, пернач – символ военной власти, которой наделяется Атаман (у запорожцев—гетман).
Насека— атаманский посох с металлическим навершием, на котором первоначально “насекались” имена атаманов, владевших насекою. Символ гражданской власти атаманов всех степеней символ их “отцовства и пастырства” над казаками.
Атаманский кафтан и шапка—принадлежали казачьей общине передавались вместе с символами атаманства. Хранились у очередного Атамана или в Атаманском правлении. (У донских казаков в древности кафтан красный или парчовый, шапка черная больше по высоте обычной папахи.)
Печать—на рукояти или на перстне, вручалась атаману при выборах. Символ хозяйственной и дипломатической функций атамана. Ею скреплялись все документы. Принадлежала общине и передавалась от атамана к атаману.
Сабля—обычно украшенная, старинная тоже один из символов атаманства. Лично ему не принадлежала, а была у него на хранении на время правления. Могла храниться в церкви и надеваться на Круги и по праздникам.
Медаль – личный знак атамана, носилась на шее, поверх галстуха и выпускалась на кафтан в раскол ворота. На лицевой стороне бывали надписи: “Атаман станицы…”, впоследствии портрет Государя. На оборотной стороне гравировалось Имя и Фамилия Атамана и годы его правления. После исполнения срока атаманства оставалась бывшему атаману на память. В случае вторичного избрания носилась рядом с новой. Медали бывали золотые и серебряные в зависимости от степени атаманства. Медаль меньшего размера носил товарищ атамана.
Честно говоря , я про такие медали только слышал и ни одной не видел. Но на старинных фотографиях большинство атаманов с медалями именно такими на шее. Это либо почетные награды , либо знаки станичных судей.
Чернильница—знак Писаря. Медная с ушками, носилась привязанной к поясу. В XIX в., когда писарей стали нанимать, исчезла из обихода. На смену этому знаку пришла Книга.
Казна—железный ящичек, ларец с казною—знак казначея. В строевых частях – полковая казна – железный плоский сундук на котором стоял часовой у знамени. Там хранились полковые деньги. В станицах, ближе к нашему времени, тоже замененный Книгой.
Книга—тетрадь для записей в твердом кожаном переплете. В момент Круга, каждый член Атаманского правления должен был держать свою тетрадь. Главная тетрадь, т. н. Атаманское писание или Закон, была собранием протоколов, где в случае спора можно было отыскать юридический прецедент. Все сохранялись в Атаманском правлении и Архиве.
Нагайка – В повседневной жизни знак власти у полноправного строевого казака. В некоторых станицах нагайку разрешалось носить только женатым. Дарилась зятю тестем на свадьбе и висела в курене на левом косяке к двери в спальню. Как знак полной покорности и уважения могла быть брошена к ногам уважаемого гостя или старика, который был обязан ее вернуть, а бросившего расцеловать. Если старик через нагайку переступал, это означало, что покорность ему не угодна, и обида или грех провинившегося не прощен.
Уставная нагайка предназначалась только для управления конем и отдаленно не напоминала т.н. боевые нагайки ведущие родословную от кистеня и подпадающие под статью УК РФ – дробящее оружие.
Шапка—не всякая, а специального покроя и вида, в каждом войске своя. Первоначально “Клобук со шлыком”, папаха, а затем фуражка—знак обладания казаком юридическим полноправием. В XIX веке функции “Клобука” перешли сначала к киверу, а затем к фуражке. Казаки нестроевых возрастов обязаны были носить фуражку без кокарды, но это повсеместно нарушалось. На Кругу казак обязан был быть в шапке. Иногородние и гости не казаки должны были присутствовать с непокрытыми головами, равно как и не имеющие юридических прав казачества. Снималась во время молитвы, присяги и выступлений на Кругу. Шапка, сбитая с головы, была вызовом на поединок. В курене красовалась на видном месте. В доме вдовы лежала под иконой, что означало, что семья находится под защитой Бога и общины.
Шашка, первоначально сабля, кинжал у кубанцев и терцев—символ всей полноты прав у казака, а также обладание паевым земельным наделом. Вручалась казаку стариками в 17 лет (за особые заслуги раньше), без темляка. В 21 год при отправке на службу казак получал погоны, кокарду и темляк. В церкви, в момент слушания Евангелия, шашка обнажалась наполовину, что означало готовность казака стать на защиту христианства. Сохранялась в семье на видном месте. Передавалась от деда к внуку, когда “старик терял силы” и менял шашку на посох.
Если в роду не оставалось наследников, шашка ломалась пополам и укладывалась в гроб умершему.
Шашку, кинжал и шапку казак мог потерять только вместе с головой.
На кругу голосовали шашками. Не обладающий полноправием шашку носить не смел. По решению Круга казак мог быть лишен права ношения оружия на срок. Следующим наказанием было исключение из станичного общества.
Нынче возник новый "вид спорта" т.н. фланкировка. Допускаю, что когда то это было национальной частью казачьего фехтования, хотя шашкой особенно не пофехтуешь. Учили рубке, а это совсем другое дело. Скорее всего, это в прошлом было частью казачьего танца. А вот чего никогда не было – женской "фланкировки". Казачка в случае крайней необходимости подавала мужу, сыну, брату оружие на фартуке, избегая прикасаться к нему голой рукой. "Сталь мясо ела – рожать не будет" – говорили старушки и укоряли таких "отбойных девиц" – "Им что заняться нечем?! Куда её родители смотрят! Так дале пойдет – казаки будут за пяльцами сидеть да крестиком вышивать!"
Бывало, в исключительно редких случаях, женщины шли в армию – на них смотрели как на "решенных" – то есть уже как бы и не женщин, да и они сами считали себя отказавшимися от женской судьбы, считая свой выбор подобием монашеского служения.
Казачки умели стрелять, скакать верхом и т.п. бывало, но в этом они как правило были самоучками, и станичниками хотя и принималось, но, заглазно, не одобрялось.
Погоны— введены в 1801 году, как неотъемлемая часть одежды казака строевого возраста. Обязательно носились казаком до выхода “на льготу”. Офицерские погоны, галуны и шевроны иногда разрешалось носить пожизненно.(8)
