Служба закончилась, я направлялся к выходу из храма.
«Вас к телефону, отец Михаил!»
В трубке чуть картавый женский голос, вроде бы даже знакомый, но вспомнить не могу.
«Добрый день, Михаил Семенович! Не узнаёте? Надежда Павловна. Приехала с мужем в Ардатов погостить к маме. Вас, Михаил Семёнович, и матушку ждём с мужем в ресторане. В удобное для вас время. Столик закажем. Вы не против? Целую вечность не виделись…»
Когда-то давно, в середине 1990-х, Надежда Павловна работала в нашей ЦРБ хирургом. Прекрасный внимательный специалист, душа-человек. Ещё тогда сложилась между нами неуловимая взаимная симпатия. Конечно, по ресторанам с матушкой не ходим, но на этот раз согласились. Договорились на вечер.
Сидим, ужинаем, вспоминаем прошлое, обсуждаем перемены, которые в Ардатове произошли за эти годы. Надежда Павловна с мужем работают в военном госпитале. Очень сдержанна в суждениях и оценках, но в какой-то момент неожиданно начинает говорить, понимая, как нас интересует эта тема:
«В начале военной операции даже многие врачи принимали её с непониманием и осуждением. Теперь всё поменялось. Так ведь, Костя? Это как в хирургии: хочешь – не хочешь, а надо оперировать, чтобы спасти пациента. Здесь не до рассуждений. И ребята раненые, есть и тяжёлые, но все какие-то просветленные. Нет озлобления. Вот что удивительно! Детишки-школьники каждый день приходят, рисунки приносят, короткие сочинения вслух читают, проходят концерты и слышны песни. Нет уныния! Нет отчаяния! Почти все хотят, если признают годным, вернуться на фронт. На всех кресты. Смотрю, у одного узбека, Алишера, под пижамой крест. Ты же мусульманин! Погладил крест и говорит: «Без него нельзя! Спасает!» Жаль только, что с началом мобилизации многие рванули за рубеж. У нас что – уже и патриотов среди молодежи нет? Или это сытые и богатые? Вот Костя считает, – она смотрит на мужа, – что всё упирается в воспитание, вернее, в его отсутствие. Ни в семье, ни в школе нет достаточного внимания и упора на нравственность, ответственность, патриотизм».
«Согласен! Знаете, Надежда Павловна, обычно перед началом учебного года в храмах совершаются молебны, на которых много детей – школьников и студентов. Мы завершаем молебен молитвой: “Господи, спаси и помилуй российскую молодежь, погрязшую в страшных грехах неверия, маловерия, зловерия, злочестия, незнания и несоблюдения Закона Божия, не-почитания родителей и в страшных пороках сквернословия, блуда, прелюбодеяния, разврата, винопития, наркомании, и приведи её к истинному покаянию и в Церковь Твою Святую, Соборную и Апостольскую, юже снабдел еси Честною Твоею Кровию”. Дети и подростки вряд ли понимают, для чего их привели родственники и о чем это там бормочет священник. Но Бог-то видит наши беды! Он видит, что битву за детей и молодёжь мы проигрываем».
Недавно на улице наш прихожанин Харитон останавливает меня. Достаёт из багажника банки с домашними соленьями-вареньями: «Это вам жена попросила передать». Разговорились о детях, молодежи. Харитон достал телефон и показал ролик, где мальчишка лет девяти с опустошенным взглядом смотрит на мать, которая в панике пытается докричаться до него:
«Сынок! Давид! Ты меня слышишь? Как тебя зовут, тебе сколько лет?»
Тупой взгляд идиота, молчание. Дальше в ролике рассказывается, каким образом детей даже младших классов подсаживают на дешёвые синтетические наркотики китайского производства. Они упакованы в конфеты и жевательную резинку и поначалу раздаются бесплатно. Привыкание наступает со второго раза. Вред здоровью колоссальный. Через полгода начинают разрушаться кости.
«Увы! – говорит Константин. – Это у нас сейчас повсеместно. В каждой школе. И у нас тоже – в столице. В столице, пожалуй, особенно. Родители пытаются бороться, учителя, сотрудники полиции, но дело зашло слишком далеко. За всем этим стоят бешеные деньги, и нити тянутся на самый верх. В начале февраля в интернете появилось скандальное сообщение, что некий московский подросток Вова демонстративно плевал на спину своего девяностолетнего деда, ветерана Великой Отечественной войны, а потом ему сзади на спину помочился. Дед этого не видел, но видели подростки, приятели Вовы, которые находились в квартире, где дед, Вова и его родители проживали. Трое подростков хохотали, снимали на телефон, а потом выложили в интернет. А причиной этой мерзкой выходки были обычное стариковское желание вразумить подростков, удержать от участия в массовых беспорядках».
«Да, Константин, простите, не знаю вашего отчества…»
«Яковлевич.»
«Константин Яковлевич, в юности я занимался боксом. Есть такой прием – глухая защита, когда прижимаешь локти к бокам, втягиваешь голову в плечи, чтобы ослабить удар противника. Сейчас у меня такое чувство, что дети, подростки не только не знают, как защищаться, но и сознательно обучены быть мишенью. Их в самом раннем детстве сбивают на землю и бьют ногами. И делают это взрослые люди расчетливо, профессионально, безжалостно. С начала 90-х я по долгу службы окормлял колонию здесь, в Ардатове, что на месте бывшего Покровского монастыря. В колонии у подростков была жёстокая забава, которая называлась «пробить фанеру». На тех, кто находился на самом низу колонской кастовой лестницы и назывался «опущенным», «авторитеты» отрабатывали удары. «Опущенных» ставили к стенке и били кулаком в грудь. Били изо всей силы. Грудная клетка должна была вмяться, и тогда удар считался удачным, а «фанера пробитой».
Я вижу, что у современных детей и подростков «пробивают» даже не «фанеру», а душу. Пробивают преступные мировые «авторитеты», которые оказались хозяевами денег и власти. Души подростков в массе своей пусты и безжизненны. У них нет высокой цели. У них нет мечты. В глазах не светится радость, самое ценное для них – они сами и их смартфоны. Зависимость от них – сродни наркотической. Это отмечают все психологи. Цели тех, кто готовит новое глобальное рабство, – убить интеллект, сознание низвести до самых примитивных желаний и отправлений. Это было еще в планах Гитлера для порабощенных славянских народов. Посреди деревни предполагалось поставить столб с репродуктором, весь день звучит примитивная музыка, пошлые текстовки, начальное образование сводится к обучения простейшим навыкам. «Дистанционка», которую опробовали под дымовой завесой «пандемии», должна, по мысли глобалистов, окончательно добить классическую школу. Дети – самые уязвимые существа в этой войне за души людские.
По ним наносится основной удар, потому что взрослые, особенно люди старшего поколения, имеют устоявшееся мировоззрение и определенную нравственность.
«Я – военный, как вы понимаете, служил много лет в Сибири в войсках связи. С Надей переезжали из одного военного городка в другой, пока не оказались в Ардатове. Видел многое и многих, но то, что сейчас происходит с людьми, с молодежью, – нестерпимо! Полное разложение! Думал, только потрясение может изменить ситуацию. Только событие или ряд событий, которые вывернут человека наизнанку, смогут вернуть к жизни спящий рассудок. Какие-то экстремальные встряски и испытания. И вот – война!»
«Если позволите, я расскажу одну историю, которая имеет непосредственное отношение к нам и тем событиям, которые мы все переживаем. Вот коротко её содержание. Подмосковная мотострелковая часть. При ней Музей Боевой славы, куда в начале учебного года по традиции приезжают московские школьники, чтобы осмотреть экспонаты музея, военную технику на площадке, послушать ветерана войны. Рассказ ведется от лица старшего лейтенанта Марата, которого на месяц после госпиталя прикомандировали к музею, чтобы окреп и восстановился. Последняя экскурсия. К музею подъезжает небольшой автобус со школьниками. 16 человек. Плюс руководитель. Автобус шикарный и принадлежит одной из элитных московских школ. По тому, как вальяжно выходили из автобуса старшеклассники, можно было понять, что они уже сейчас чувствуют себя выше прочих людей. На их лицах была скука, которую не развеял ни показ военной техники, ни рассказ ветерана войны. Ребята его не слушали, а сидели, уткнувшись в телефоны».
Ветеран поднялся, чтобы привлечь внимание.
«Ребята, вы живёте в счастливое время, никто не стреляет, бомбы не падают. В вас не стреляют, на вас не охотится враг, не берёт вас на мушку. Вы представляете себе, что может испытывать человек, когда на него прёт танк, а у него в руке только граната, когда вы для него – живая мишень…»
В какой-то момент ветерану стало плохо, его увели в санчасть, а до окончания экскурсии был ещё час, который надо было чем-то заполнить.
Марат увидел в окно подъехавший «Урал». Это ребята из хозвзвода привезли почту. План созрел тут же.
«Ребята – обратился он к школьникам, – кто хочет привезти домой пакет свежих лесных грибов?»
Все дружно подняли руки. Марат выскочил на улицу, подошёл к старшему, которого хорошо знал, и попросил довезти их до полигона. Была суббота, стрельб нет, а детишки пособирают грибы. Сопровождающий учащихся сказал, что подождёт в музее. Грузному мужчине в годах не хотелось лезть в кузов, а потом ещё час бродить по лесу.
В запретную зону полигона никого не пускали, а потому грибов было видимо-невидимо. Марат посоветовал собирать только белые. Пакеты были полны грибов, пора было возвращаться. Ребята увидели большой квадратный щит, а рядом длинную глубокую яму, стены которой были укреплены досками. Марат объяснил, что это – мишень, а яма – траншея, которая предназначена для солдат, обслуживающих мишень: её разворот, крепление, ремонт и замену.
Марат хотел уже уводить школьников от мишени, как раздался протяжный вой сирены. Такой сигнал подается перед началом стрельбы. Случилось то, чего не должно было быть. В субботу стрельбы не проводились, это был день профилактики. Но как потом узнал Марат, в этот день в часть приехала какая-то важная персона, ради которой и решили провести показательные стрельбы. Марат крикнул:
«Всем в траншею!»
По тону его голоса ребята поняли, что происходит что-то неожиданное, и попрыгали в траншею. Марат прыгнул следом. Сейчас он снова боевой офицер, от приказов которого зависит жизнь людей.
«Слушай мою команду! Мы на линии огня, сейчас начнется стрельба. Всем сесть да дно окопа, головы прижать к коленям. Стрельба продлится минут двадцать, потом будет сигнал отбоя. Раньше этого никто никуда не дергается».
Тут поднялся самый рослый из школьников и попытался возразить:
«На каком основании вы собираетесь нас удерживать в этой яме? По Конституции вы не имеете на это права…»
«Если ты не выполнишь приказ, я тебе по Конституции дам в глаз, а если покажется мало – во второй!»
В голосе была такая ярость, что парень невольно присел на корточки. Тут послышался отдаленный лязг гусениц и свист вращающихся башен.
Налетел железный смерч. Комья земли, щепки, камни, клочья травы и кустов. Бруствер срезало. Внезапно стихло. В траншее завоняло. Кто-то сходил по маленькому, а кто-то по большому. Прозвучала сирена. «Отбой!»
Марат поднялся:
«Все за мной!»
Они выскочили из траншеи и кромкой леса добежали до дороги.
Марат знал, что за дорогой есть небольшое озерцо, скорое, теплая лужица. Все побежали туда.
«Всем раздеться и в воду, штаны и трусы прополоскать, выжать и надеть. Лучше быть мокрыми, чем вонючими».
Когда подъехал «Урал», все без подсказки быстро залезли в кузов и молчали всю дорогу. В зале их ждал бледный от слабости ветеран. Он стоял, держась за спинку стула.
«Ребята, простите, что не смог рассказать вам до конца…»
«Вы не беспокойтесь, мы всё поняли! – сказал тот, кто был выше всех. – Особенно про мишень! Можно с вами на память сфотографироваться?»
«Вот-вот! – сказал Константин Яковлевич, слегка отстраняясь и давая возможность официантке сменить блюдо. – Я об этом и говорю! История прямо в “яблочко”! Хочу сказать, что в этой последней битве мы не выиграем, если не победим врага в себе, внутри нашего общества, внутри народа, молодежи. Вы помните картину Бубнова “Утро на Куликовом поле?” Войско Дмитрия Донского готовится к сражению со страшным и превосходящим врагом. Простите мою странную мысль, но мне иногда представляется, что на том берегу не полчище Мамая, а Останкинская телебашня. Великому князю принадлежат слова: “Честная смерть лучше позорной жизни”. Так вот нам, измученному смердящими либеральными идеями и “ценностями” народу, по-прежнему предлагается со многих экранов и мониторов, баннеров “позорная жизнь”, а не “честная смерть”. А позорная жизнь неизбежно приведёт к позорной смерти. Как страшно, когда у людей, у народа, у молодежи крадут стыдливость, честность, совесть! А за совестью – с ужасом понимаешь это – неизбежно вырвут сердце! Прочитаю одну цитату…»
Константин Яковлевич достаёт телефон, листает файлы.
«У входа в Стелленбосский университет (ЮАР) висит следующее сообщение: “Уничтожение любой нации не требует атомных бомб или использования ракет дальнего радиуса действия. Требуется только снижение качества образования и разрешение обмана на экзаменах учащимися. Пациенты умирают от рук таких врачей. Здания разрушаются от рук таких инженеров. Деньги теряются от рук таких экономистов и бухгалтеров. Справедливость утрачивается в руках таких юристов и судей. Крах образования – это крах нации”. Вы что-нибудь слышали про Бильдербергский клуб? Это довольно-таки закрытая организация сильных мира сего, если хотите – мирового правительства, которая существует с 1954 года. Представители самых влиятельных финансовых кругов, спецслужб, политиков. Решают текущие проблемы и будущие судьбы человечества. В начале июня этого года они собрались в Вашингтоне в 68-й раз. Кое-какая информация просочилась. Получили нагоняй высокие чины из ООН, которые начали операцию “пандемия” раньше срока, не удостоверившись в технических возможностях стран ввести повсеместный одновременный локдаун и социальный рейтинг. Но для нас важно то, что Россия на этом сборище впервые в истории объявлена страной-изгоем. Она названа врагом всего прогрессивного человечества».
«И что из этого следует? – спросила Надежда Павловна».
«Из этого следует то, о чём сказал отец Михаил. На языке главных блатных этого мира, главарей международного ОПГ, нас объявили мишенью, назвали “опущенными”, и нам будут “пробивать фанеру”. Это объявление сделано для всей мелкой шпаны и шнырей, которые будут исполнителями».
«Грустно! – Надежда Павловна задумчиво взяла бокал. – Одним нам не выстоять. И что, напрасны все усилия и жертвы?»
«Не напрасны! – говорю. – Есть надежда, что “бегунки” рано или поздно отмоют свои запачканные трусишки в запредельных тёплых морях и захотят встать рядом с ветеранами. А Алишеры наденут кресты. Но главное даже не в этом. Мы, Надежда Павловна, не одни. И об этом говорят сами устроители, спровоцировавшие гражданскую войну внутри одного народа, одной страны. С нами Христос! Он-то и является главной мишенью. Но поскольку Он для всей этой инфернальной публики неуязвим, удар направлен на Его последователей, на верующих, прежде всего – православных христиан. Вот что прямо говорит конгрессмен Джейми Раскин: “Россия – это православная страна, исповедующая традиционные ценности. Именно поэтому она должна быть уничтожена, независимо от того, какую цену за это заплатят США”».
Это саморазоблачение сатанистов, это обозначение их главной цели. Уничтожение России началось с Украины. Они по живому вырвали кусок страны, оболванили часть нашего народа пропагандой «независимости», расчленяют Православную Церковь. Но с нами Христос, а это вещь нешуточная и не пустяшная. При любом раскладе победа будет за Ним и теми, кто верует в Него. И теми, кто плечом к плечу с верующими во Христа, как мусульманин Алишер. Как многие мусульмане. Кто насмерть стоит за человека, как создание Божие. Ведь сочинители этой всемирной трагической пантомимы прямо говорят, что человек должен утратить связь с Небом, что в нём необходимо подавить «ген Бога». Человек должен быть «служебным животным», «существом одной кнопки». Замечу, что все эти режиссеры-глобалисты – уже не люди в истинном, духовном понимании этого слова. Преподобный Иустин Челийский однажды точно сказал: «В нашем земном мире очевидна реальность: чем меньше Бога в человеке, тем меньше человека в человеке. В безбожнике есть ли вообще человек? Безбожник неминуемо всегда и безчеловек, а тем самым и не-человек». И вот эти не-человеки восстали на человечество, на Бога! Вот в чём самый центр сегодняшней драмы! Это страшнее Гитлера и его рейха, который стремился уничтожить славян. Речь идет об уничтожении вообще людей как вида, превращение их в трансгуманистических цифровых существ, похищение их у Бога и низведение в вечный мрак преисподней. Но Господь, зная наперёд, что будет с нами – человечеством в конце времен, с несокрушимой определенностью говорит: Не бойся, малое стадо! Ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство (Лк. 12, 32), В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь: Я победил мир (Ин. 16, 33).
Матушка моя внимательно смотрела на то, что происходит за моим плечом, и сказала подошедшей официантке:
«Будьте добры, включите звук!»
Мы все повернулись к большому экрану на стене.
Показывали какие-то дымящиеся руины, металлические обуглившиеся перекрытия, остатки небольшого павильона, где на стеллажах стояли иконы. Женский голос комментировал:
«В одном из зданий торгового центра в Подмосковных Химках силами МЧС локализован и потушен пожар, который возник рано утром, по предварительным данным, из-за сварочных работ.
Пострадавших нет. Поражает и не находит объяснения тот факт, что среди покорежившихся от высокой температуры металлических конструкций, среди сгоревшего в пепел всего, что могло гореть, целыми и неповреждёнными оказались православные иконы Георгия Победоносца, Николая Чудотворца, Сергия Радонежского и многие другие именно мужские иконы. Женщина-продавец предположила, что это говорит о поддержке святыми угодниками наших солдат, воюющих за Родину – Святую Русь, и своих ближних».
Не успели мы обменяться и словом, как на экране появился другой сюжет. Военный.
«В ходе выполнения боевого задания в районе Бахмутова истребитель-бомбардировщик СУ-24, будучи подбит ракетой, пошёл на таран и врезался в колонну вражеской бронетехники, чем сорвал наступление противника и спас многих российских воинов. Имена погибших: командир Александр Антонов, штурман Владимир Никишин. – Голос военкора срывался от волнения: Пусть земля будет для вас Небом, герои! Быть воином на стороне Правды – значит жить вечно! У летчиков есть такое поверье: если пилот не вернулся на землю, то он продолжает выполнять боевое задание!»
Пошли другие новости, мы попросили выключить звук и сидели в тишине. Глаза матушки блестели. Она взяла салфетку и сказала:
«Поразительны оба сюжета и то, что они оказались рядом в ленте новостей! Иконы – неоспоримый знак присутствия Божественной Силы в нашем мире, святые и Ангельские чины на нашей стороне, а подвиг пилотов – пример жертвенной любви, которая в очах Божиих выше всего! Не соглашусь с вами, Константин Яковлевич, и с тобой, батюшка, что Христос и Его последователи являются мишенью для злых сил. Это они – тьма и мрак, злость и нежить – мишень для Христа и для нас, христиан! Ведь сам сатана – всего лишь тварь, когда-то созданная Богом. Христос – всепоглощающая, заполняющая всё мироздание, воинствующая и грозная Любовь, в котором нет и быть не может даже миллиметра пространства, где правят демонические силы.
“Сильна, как смерть любовь, – говорит Царь Соломон, – и стрелы её – стрелы огненные!” Но Христос и смерти сильнее, потому что её пригвоздили ко Кресту вместе с Ним. Но Он – воскрес, а она повержена и пленена, утратила силу властвовать над людьми. Она лишь проводник в Вечность, где встретит нас Христос, лишь бы мы оказались достойны. Как уже встретил этих героев-лётчиков!»
У бога мелочей не бывает!
Холодный май, солнце, юная листва яблонь в церковном саду. Сижу на скамейке и жду, когда привезут забытую мной скуфейку. Отпевал в маленькой сельской церкви пожилого мужчину и оставил на аналое скуфью.
Сижу и думаю, что на светлой седмице исполнилось тридцать лет моего священства. Что только не случилось, не отзвенело, не промчалось сквозь меня и мимо меня за это время! Сколько номеров телефонных уже никогда не отзовутся!
Апрель и май 1992-го года были заполнены освоением крохотной планеты под названием Ардатов, куда я высадился со своей многочисленной ребятней и растерянной матушкой.
А тем временем продолжали осыпаться конструкции великой страны, народ растерянно искал способы выживания, церковь была окном, в которое дул свежий ветер надежды. Я старался, насколько мог, эту надежду оправдать. Я был идеалист и новичок в церковной работе, а потому неизбежно совершал административные ошибки, впадал в крайности, ожидая от людей кристальной честности и порядочности лишь потому, что они называли себя православными.
Сегодняшнее отпевание чудным образом вернуло меня к первоначальным годам моего служения в Ардатове.
Везёт меня по светлой асфальтовой дороге в Чув-Майдан, так называется село, задумчивый водитель. Звать Димитрий.
«Как имя усопшего?» – спрашиваю.
«Степан».
«Болел?»
«Да, болел. И годы уже…Тяжело пережил смерть дочери. Кстати, вот памятник на обочине, поворот на деревню Сиязьма! На этом повороте она разбилась с женихом в 1996 году. Ехали венчаться…»
Молчу и провожаю глазами уходящий назад, утопающий в полевых цветах металлический скошенный прямоугольник с двумя портретами.
«Число, Дима, не помните, когда это случилось и как их звали?»
«Как же! Восьмого сентября это было. Я – ее двоюродный брат – ехал следом. Она – Татьяна. Он – Андрей. Ей – 20, ему – 22. На селе все помнят этот случай. Они ехали на дорогой иномарке. Какой-то родственник из Москвы на свадьбу пожаловал, а дороги не знал. Тут тогда насыпь была от недостроенной дороги. Он на скорости и выскочил. А дальше – кювет. Я сильно отстал на своем «жигуленке», а когда подъехал, машина их лежала на боку. Водитель и молодожены погибли на месте. Слышали, наверное, эту историю?».
Я не только слышал эту историю, но и сам был её участником.
До сих пор, как мне кажется, звенит во времени эта лопнувшая трагическая струна.
В тот день в храме я ждал пару на венчание. Как положено, разложил на тумбочке венцы, свечи, корец с вином. Сижу и жду. Нет и нет! Телефонов сотовых тогда ещё не было. И вот вбегает человек, задыхается и никак не может слова вымолвить. Подхожу. Не лицо, а какой-то комок вымоченных в слезах фрагментов носа, глаз, губ.
«Они разбились!» – говорит и прислоняется к двери.
Помню, что все, кто приехал на свадьбу, остались на похороны. Похороны всегда дело невеселое, а тут купол вселенской трагедии накрыл всё село.
«Дима, а ведь это я должен был их венчать, а потом пришлось ехать отпевать.
До сих пор в ушах вой, который можно было услышать уже на подъезде к селу».
«Простите, не узнал вас! Вы изменились. Седая борода, лицо похудело. Ведь это я приехал тогда в храм и сказал, что они погибли».
«Да и я, Дима, вас не узнал. Прошло ни много ни мало – 26 лет».
«Как вы думаете, почему это случилось? – спрашивает Димитрий. – Ведь ехали в храм всё-таки, а не куда-то. Венчаться»!
«Я думаю, что они у Бога в Небесной славе как муж и жена. Ведь Господь принимает и намерение как дело случившееся. Почему так произошло – вам никто не скажет. Это тайна. Таких тайн множество вокруг».
Когда я отпевал Степана, у гроба сидела в инвалидном кресле вся в чёрном его жена и тихо плакала. В напутственном слове сказал и о том трагическом случае. Конечно, все помнили его. Увлеченный воспоминаниями, переживаниями, я забыл скуфейку и вот жду, когда Димитрий привезет её. И тут мне приходит на память, что в тот трагический темный день общей скорби во время отпевания Татьяны на дому я заметил висящий в углу крест. Тёмный и крепко прижатый к бревну большими гвоздями. После отпевания обращаюсь к родственниками и говорю, что это крест церковный напрестольный. Если они пожелают, то могут пожертвовать его в наш храм в память о новопреставленной. Через день кто-то привёз этот крест. Он оказался серебряным и лёгким, пустотелым, собранным из тонких серебряных пластин. Удивило то, что он весь был как бы прокуренным, засаленным. Диакон взялся его чистить, унёс домой, а потом рассказал, что когда разобрал крест, то внутри была какая-то зловонная смола. Склонный к гиперболам и сравнениям диакон предположил:
«Такое впечатление, что внутри собралась многолетняя матерная брань, курево и пары самогона».
Спорить я не стал. Возможно, так и было. Возможно, всё случилось ради того, чтобы вызволить из тягостного плена крест. С тех пор он у нас на престоле в Никольском приделе. Все водосвятные молебны совершаем с ним.
А вот и Димитрий!
Бежит через двор к храму со скуфейкой, не видит меня. Окликаю его.
«Дима, пойдемте со мной! Кое-что покажу».
Захожу в алтарь, беру крест.
«Этот крест из дома Степана и Татьяны. Тогда после отпевания я попросил его пожертвовать нам».
