Л. Шпыркова "Постоялый двор. Дворянские сказки"

– И Бог свидетель, что моя избранница – Анна Качалова! – наконец произнес он и зарыдал.

Таким образом, в тот день состоялось два венчания, и две счастливые пары соединились перед Богом и людьми. Спустя некоторое время, которое понадобилось ошеломленному счастливой развязкой Михаилу Жарскому, он решился, наконец, приступить к расспросами к своей супруге. Он полагал, что тетушка его также как он, не поняла произошедшего, но, как оказалось, заблуждался. Как-то вечером, когда они все трое сидели в тетушкиной гостиной, Михаил отважился приступить к нелегкому для него разговору. Он хотел рассказать о том, что случилось с ним по дороге сюда, три месяца назад, как он встретил Евгению и поцеловал ее. Этот момент ему не слишком хотелось раскрывать, но как честный человек, решил поступить по совести. Однако едва он начал свой рассказ, как Аннушка прервала его, сказав, что она все знает.

– Все? Но откуда?

– Пелагея Львовна отписала мне, что с тобой произошло что-то страшное. Это ей мы обязаны своим счастьем быть вместе. А я, как ты знаешь, волею моих родителей оказалась вовсе не столь далеко от тебя. Наше имение, которое родители все собирались продать, да так и не удосужились этого сделать, в пятнадцати верстах, но места там глухие, и вечерами мне нечем было заняться. Дворовая у нас там есть, Дарья, она мне сказки печальные на ночь рассказывала. И вот рассказала такую. Раз в несколько лет, может, сто, может, пятьдесят, в здешних местах, в самом глухом урочище, появляется белый волк. Это должна быть самая лютая и метелистая зима. Говорят, что это вовсе не волк, а белый колдун.

– А люди его видели? – спросила Пелагея Львовна.

– Видели, тетушка, и не одного, а с белой девой. Дарья верила, что этот колдун лепит из снега деву, но она каждый раз от него уходит, убегает. И тогда он ищет ее везде. А она, снежная дева, говорят, вселяется в кого-нибудь, чтобы быть живой, а не просто снежной метелью или чем там еще. Вот что в простом народе говорят. Никто не верит, а я поверила. Одного только не пойму – почему Евгения, а не кто другой?

– У нее, как я потом узнал, была встреча с Церским назначена, она тайком из дома выбралась, а потом заблудилась.

Пелагея Львовна вздохнула:

– Эх, молодежь, вот любите всякие таинства изобретать. В сказки верите. А по мне, она от любви голову потеряла, и память заодно. А в церкви Божья благодать на нее снизошла, она и исцелилась.

– От чего исцелилась, тетушка? От любви или от безумия? – спросил Михаил, но тетка, махнув рукой, пробурчала себе под нос: – А не одна ль то напасть? А громко сказала:

– Ты, Мишенька, меня за слова не вини, я старая, глупая, ничего не понимаю.

Михаил откашлялся и начал:

– Я должен …

– Слышите? – вдруг вскинула голову Анна. – Капель. А значит, скоро весна, и никакая белая дева нам не угроза. Правда, любимый?

Михаил вдруг ясно представил, как в самой глухой чаще леса, на маленькой поляне, окруженной огромными елями, чьи ветви касаются земли, лежит огромный белый волк. Вот он поднимает голову, и раздается его тоскливый вой. Белый волк плачет о своей ветреной, неверной возлюбленной, которую он утратил. Она исчезла. Может быть, она снова появится, но когда это будет? Сколько зим пройдет? Волк будет ждать.

– Ты что-то хотел сказать, Мишель? Я тебя перебила.

– А? Что? Да нет, ничего. Ехать нам скоро предстоит, как дороги оттают, так и поедем.

Они более не трогали эту опасную тему. Правда, невысказанный вопрос иногда появлялся в глазах Анны, но Михаил так и не рассказал ей о том роковом поцелуе. А потом они уехали в столицу, оставив тетушку в том здравии, какое всякому человеку дается за добрые дела

Влюбленный слуга Перуна

История старого музыканта о том, как дух камня завладел телом князя Глинки и пытался соблазнить его невесту.

Случилось это в 1830 году. Такого жаркого лета в нашей Тверской губернии давно не выпадало: после мочницы, как у нас называют дождливую весну, ни дождинки не пролилось на истомленную почву за два месяца. Казалось, бледно-голубое небо смеется над крестьянином, засеявшем поле в надежде на урожай, а по ночам полыхали страшные зарницы и громыхали громы, пугая поселян пожарами, но обошлось, только жарынь не спадала. В эту-то пору и приехал из города Николай Федорович, жених нашей барышни, чтобы познакомиться с родственниками невесты, а сама она, видать, для приличия, осталась в городе. В усадьбе приезжему ученому не сиделось, тянуло его лирическое чувство в поля да луга, да в скалы, и все чаще видели его в разных местах, с взором горящим, и заинтересованно он что-то искал. Что его интересовало, узнал Василий Терентьев от Петра-охотника. А узнав, посоветовал Петру Евсееву от этого дела – показывать камни с рисунками приезжему – устраниться. Но Петр только смеялся и спрашивал: что худого будет в том, что барин перепишет рисунки и буквы каменных плит? Пусть прославит наши места, где раньше целые капища бывали, а теперь только каменные плиты кое-где остались, и на некоторых, как говорил барин, забытыми рунами написано.

– Видали мы эти плиты, не только ты их знаешь, у озера под скалой в расщелине лежит один камень, на нем то ли кочерыжки выбиты, то ли костыль с крюками, иные знаки на лопаты похожи, иные на вилы или ножницы. И фигура страшная с дубиной. Трудно понять, потому как пыль веков насела, мхом заросли.

– Николай Федорович прориси с таких камней делает и отсылает другому ученому, я сам в город отвозил для переправки в Петербург. Где, говоришь, камень, у озера?

Через день после этого разговора молодой исследователь древнерусской старины отправился к тому камню, местоположение которого было неосторожно раскрыто Петру его знакомцем. Из-за предстоящей жары нарядился он в свободного покроя размахайку из миткаля, надел заплечную кожаную сумку , в которой лежали: портмоне, в котором, помимо денег, он носил портрет невесты своей, а также блокнот, карандаши, большая лупа и фонарик. Вышел граф чуть свет, и не взял, вопреки обыкновению, с собой Петра, решив, что путь не дальний, место он уже облазил, и найти камень не составит труда. Он жил во флигеле, отдельно от господ, потому что сам предпочел уединенность по склонности своей к чтению и научными занятиями. Сторож пребывал круглосуточно в своем домишке рядом с воротами, и граф, найдя ворота запертыми, вошел в обиталище Аргуса. Из угловой каморки халупы доносился столь богатырский храп охранника усадьбы, что Николай Федорович пожалел того будить, увидев ключ от ворот лежащим на столе. Там же была и раскрытая книга, при внимательном взгляде на которую молодого ученого прошиб пот. Это была старинная книга заговоров, о которой он слышал, но никогда в глаза не видал, и открыта она была на заговоре для отворения камней, который сей любознательный молодой человек и скопировал, не надеясь упросить Клима продать ему книгу. Он знал упрямство и недоверие здешних жителей, из которых только один Петр помогать ему согласился, остальные же наотрез отказывались. Едва он сунул записанное в карман, как проснувшийся Аким вошелв горницу. Сторож проводил барина до ворот, отпер их и долго стоял, глядя в тому вослед, а потом направился добирать недоспанное.

А Николай Федорович, для дальнейшей краткости просто Николай, поскольку был он достаточно тогда молод, быстрым шагом направился к скалам. Отыскать плиту, зная тайный проход, оказалось нетрудно, и вот в свете восходящего солнца, проникавшего как раз в расщелину, пред ним лежит большая ровная плита с выбитыми на ней руницами, знаками и символами, и он тщательно перерисовывает их, чтобы отослать своему коллеге для изучения. Но солнце не столь долго, как надобно, освещает древнюю плиту, и становится ясно, что последние знаки он может не успеть скопировать. И тогда Федор вспоминает о заговоре, садится на кстати притулившийся у плиты валун, и начинает тот заговор читать вслух, стараясь не сбиться. Он многое понимает в славянских древностях, и ему кажется, что он все делает правильно, только вот не понимает на что сел. А сел он, господа мои, на валун, поросший таким густым мхом, что не только мягким казалось сидение на нем, но и сокрытым оказался рисунок, составляющий образ человеческий. Там были выбиты секалом голова, тулово, руки-ноги, а в правой поднятой руке было то ли копье, то ли палка, и в тот момент, как прочитал наш незадачливый исследователь магическое заклинание, камень шевельнулся под ним и он с него свалился. А встав, увидел перед собой себя самого и подумал, что видит галлюцинацию, то есть не то, что есть, а то, что кажется. Но галлюцинация ударила его палкой по плечу, засмеялась и покинула расщелину, оставив потрясенного молодого человека приходить в себя, на что понадобилось изрядное количество времени, так как он почувствовал слабость сильную и боль в ногах и спине такую, что даже распрямиться толком не смог. Николай подумал, что застудил спину, сидя на камне, но знал, что баня его от простуды исцелит, если хорошенько попариться. Но он долго приходил в себя, и шел очень медленно, а когда вышел на дорогу, то присел отдохнуть под деревом. Через несколько минут мимо него пронеслась карета, в которой сидели родители его невесты. Они его не узнали.

Только пыль оседала на дороге как свидетельство того, что это не было видением, да небо, казалось, смеялось над незадачливым женихом, будто кто-то невидимый и неслышимый, но всезнающий, смотрел оттуда. Хорошо же я выгляжу, – думал Николай, – если даже они меня не признали. Показалось село вдалеке, за полем, которое надо было перейти по жаре, но такая слабость напала, что прилег молодой граф под кустиком придорожным и задремал, слыша сквозь сон неумолчный сорочий гомон, будто насмехались птицы над ним, а из леса тянулись шорохи сухой травы и запахи смоляные, да кукушка считала годы.

Отдохнув, поплелся наш герой дальше, прихватив подвернувшуюся палку как посох, и пришел, наконец. в село, от которого до усадьбы было рукой подать. Но тут ему нестерпимо захотелось пить, и он завернул в трактир. Сел за столик, к нему половой подошел вразвалочку и спрашивает:

– Чего вам, старче? Воды, сразу говорю, не продаем, но для вас сделаю исключение. Вы ведь к монастырю идете, дедушка? Гороховую разварку могу предложить, или свекольнику, на второе гречня есть – для богомольцев в самый раз будет.

– Принеси мне зеркало, – просит Николай, и вскоре видит себя в маленьком зеркальце. То есть видит он отнюдь не себя, а старика лет девяноста, с морщинистым лицом, обожженным солнцем, с выцветшими слезящимися глазами под седыми бровями. Тут он и просидит до вечера и поймет по зрелом размышлении, что неосторожно вызвал из камня некоего древнего духа, а то и самого Перуна или Велеса, который забрал его тело, будучи отворенным из камня, и что теперь ему осталось жить недолго, поскольку тело человека не столь бессмертно, как дух его. К счастью, у него осталось с собой в наплечной сумке немного денег и, назвавшись Кузьмой Петровым, снял он комнатушку в трактире, чтобы заночевать. Злая тоска, как василиск, грызла его сердце, и решил он наутро в усадьбу сходить, посмотреть хотя бы издали, на парк усадебный с фонтанами, теплицами и беседками – глянуть на все эти красоты в последний раз, а там и уйти странствовать по русской земле. Уже плыли перед глазами его дивные картины Тверской земли, где густые леса, где озера, болота и реки, где монастырские и церковные колокола благостным звоном гонят прочь древних забытых богов, которых он, к несчастью своему, почитал наравне с православием, как вдруг неожиданная мысль пронзила его: а куда же отправился вызванный им из камня дух?

Мысль эта подняла Николая Федоровича – а теперь уж мы его полным именем-отчеством имеем право назвать – с его одра в угловой комнатушке, где он отдыхал, и беспокойство привело прямо в зал, где было шумно от гулявших там людей. Гуляние это выражалось главным образом в питие напитков от зеленого змия и разговорами, от которых зал гудел, как улей.

– Что, дедушка, выпить решил? – встретил его половой вопросом, и нашему непьющему пришлось заказать вина и сделать вид, что он так себе, серая моль, неприметный странник, примостившийся на краешке скамьи недалеко от столика, где сидели, сдвинув головы, два его знакомца: Аким и Петр, сторож усадьбы да его провожатый по окрестным местам. Хорошо знающий мифологию древних, снова сравнил Николай Федорович одного с Цербером и Аргусом, а второго с Хароном и Анубисом – проводниками в иной мир. Прислушался он к их вполне тверскому разговору, начатому, видимо, незадолго до его прихода.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70616824&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes

Примечания

1

1845 г. в Петербурге Императорское Русское географичес¬кое общество (РГО). В нем было отделение этнографии, активно занимавшееся сбором фольклора во всех губерниях России.