«Ладно. Попробуем с другой стороны. Где их искать? Куда мне лучше пойти?»
«Доверься своей интуиции», – нехотя буркнула Мела.
Негусто, но тоже хлеб. Раз дело опять дошло до запретов и блоков, большего от неё сейчас всё равно не добьёшься.
Боль в теле слегка поутихла, я медленно встал и уже в который раз огляделся.
Куда идти, за что хвататься…
В голову почему-то лезло сакраментальное: «Солнце на западе. Значит, Ашхабад там».
В моём случае, если Мел не ошиблась и сейчас действительно утро, а мы в северном полушарии, солнце находилось на востоке. И Ашхабада здесь, ясное дело, не было.
Идти навстречу светилу мне не хотелось. В обратную сторону тоже, потому что, по ощущениям, туда рельеф поднимался, и, значит, вода там вряд ли нашлась бы, а без неё, как известно, никакие «источники жизни» не появляются. Поэтому надо идти на юг… Или на север… Да, на север всё-таки лучше. Солнце, по крайней мере, станет тогда уходить за спину, и за глаза можно будет не беспокоиться.
Приняв решение, куда двигаться, сразу почувствовал облегчение. А спустя полчаса, когда прошёл уже парочку километров, понял, что поступил правильно. К северу местность снижалась, и идти под горку, да ещё по камням, а не по песку, было действительно легче.
Солнце, поднявшись над горизонтом, начало припекать. Ожогов от его лучей я не боялся, а вот голову стоило поберечь. Панамки у меня, ясен пень, не было, в качестве головного убора пришлось использовать куртку. Соорудил из неё что-то вроде чалмы, с рукавами и пуговицами. Выглядело авангардно, но функцию свою выполняло. Чего не хватало, так это воды. И хотя пить пока не хотелось, часа через три это могло стать проблемой.
Желание отыскать воду или хотя бы намёк на неё заставляло меня забирать в ту сторону, где уклон был сильнее. Житейская логика говорила: наткнуться на скопление влаги в низине шансов гораздо больше, чем на возвышенности.
Что-то похожее на водную гладь замаячило по ходу движения часа через полтора. Конечно, я знал, что в пустынях могут быть миражи, но этот казался вполне реальным. Потому что вода на жаре всегда испаряется, а виднеющаяся впереди лёгкая дымка на это явно указывала. Теперь надо было только успеть туда раньше, прежде чем сконденсировавшаяся за ночь влага полностью не испарится.
Последние две сотни метров я уже не сомневался, что вода там и вправду имеется. Единственное, что напрягало – это какой-то гул в голове. Или, скорее, зуд, по мере приближения к цели, становящийся всё сильней и сильней. Как будто бы кто-то царапался изнутри о черепную коробку, стараясь вылезть наружу.
Наполняющееся ночью и пересыхающее в дневную жару озерцо обнаружилось именно там, где и предполагалось – в широкой и длинной, на километр-другой, котловине. Оно открылось передо мной как-то сразу, внезапно, как только я перебрался через нагромождённые, словно вал, камни.
В котловине и вправду была вода. Голубовато-прозрачная, растёкшаяся сотнями луж среди белоснежного то ли известняка, то ли травертина, почти как в турецком Памуккале, известном едва ли не каждому отечественному туристу.
Любой бы на моём месте прыгал от счастья, но у меня, к сожалению, радоваться не получалось. Кроме воды в котловине имелось ещё кое-что. В каждой заполненной влагой промоине лежали какие-то вытянутые шары, размерами где-то до полуметра, с виду напоминающие гигантские страусиные яйца. При взгляде на них, они начинали странно дрожать, и зуд в голове становился сильнее. С каждой секундой во мне нарастало чувство какой-то брезгливости, словно за этими белыми гладкими «арт-объектами» скрывается что-то иное, на удивление мерзкое и отталкивающее. А ещё мне казалось, что всё это я уже видел, вот только когда и при каких обстоятельствах, память пока не подсказывала.
Собравшись с силами, я медленно двинулся к озеру. Ближайшие яйца стали дрожать сильнее. По воде начали расходиться круги, гул от вибрации всё больше напоминал гул от работающего трансформатора. Преодолев отвращение, я всё же дошёл до берега, присел, зачерпнул ладонью воды… На вкус и на запах она совершенно не отличалась от «простой бутилированной». Утолять с её помощью жажду ничто не мешало. Неприятен был только сам процесс этого «утоления», сопровождающийся головной болью и непрерывным воздействием на сознание со стороны гигантских «яиц».
Подавить волю, заставить бояться, подчинить, превратить в безмозглого зомби… Полный букет «удовольствий», что я испытывал на берегу, начал ослабевать лишь тогда, когда ноги сами понесли меня прочь от этого озера и его сомнительных обитателей.
Незримые свёрла перестали вгрызаться в мозги где-то в пятнадцати метрах от берега, возле ограждающих котловину камней. Облегчённо вздохнув и вытерев от пота лицо, я вновь развернулся к озеру. «Яйца» продолжали дрожать. По поверхности самого ближнего змеилась тёмная трещина. Взгляд неожиданно сфокусировался на ней, и в тот же миг моё тело как будто оцепенело. Я не мог сдвинуться с места. На душе появился страх. Липкий, противный. Складывалось ощущение, что я себе уже не принадлежу, что моим разумом управляют и требуют возвратиться к воде…
На «яйце» появились новые трещины.
А после ещё… и ещё…
А затем оно раскололось…
Осколки каменной скорлупы разлетелись в разные стороны.
Один из них с силой ударил меня в плечо. Не удержав равновесия, я брякнулся на пятую точку и… странный гипноз рассеялся. Наваждение спало. Я снова стал сам собой.
На месте расколовшегося яйца образовалась облако пыли. Через пару ударов сердца из него выползла какая-то тварь. Размером примерно с собаку. С десятью суставчатыми конечностями, бугристым панцирем и несколькими шевелящимися отростками на лысой башке. С брюха этого существа в озёрную воду стекала бурая жижа.
«Саранча!»
Внезапно возникшая мысль максимально точно отразила мои ощущения от картинки. Гигантская, гипертрофированная саранча. Вечно голодная, не способная ни на что, кроме как жрать, жрать и жрать всё, что попадётся ей на пути.
В ту же секунду я вспомнил. Вспомнил, что это за тварюга.
Но разложить обрывки воспоминаний по полочкам не успел.
Тварь прыгнула…
Глава 5
Прыжок вышел на загляденье. Одним махом метров на десять. Но до меня эта гадина, к счастью, не долетела. Повезло или нет, не знаю, может быть, она просто в полную силу ещё не вошла, в любом случае, это стало для меня настоящим подарком. Потому что на первый прыжок я среагировать не успел. Снова впал в транс и вышел из него, только когда изготовившаяся ко второму броску особь зыркнула в мою сторону своими буркалами.
С траектории я её сбил подвернувшимся под руку камнем, а следом, едва она шлёпнулась наземь, всадил ей в загривок трофейную арматурину. Тварь засучила конечностями, выплеснула из себя добрую порцию какой-то вонючей бурды и секунд через пять затихла.
Увы, но на этом ничего не закончилось.
Со стороны берега послышался треск ломающейся скорлупы.
Поднявшаяся над водой пыль (один в один Smokeonthewater) скрывала происходящее, но сомневаться не стоило. Ничего хорошего мне эта пыль не сулила.
Так всё и вышло. Из бурого облака начали выползать твари. Одна, две, три… пять…
На неуловимо короткий миг я снова впал в странный ступор.
Панические мысли неслись в голове непрерывным потоком:
«Что делать? Что делать? Что делать?..»
«Бежать!» – взвизгнула очнувшаяся подселенка.
И я побежал. Не разбирая дороги, стремясь оказаться как можно дальше от этого озера.
Ноги подворачивались на каменных россыпях. Плевать!
Ветер бросал в лицо «пригоршни» песка. Какая фигня!
Ужас гнал меня прочь. Необъяснимый животный страх заставлял терять голову. Разум заполняла истерика. Из груди вырывался хрип, дыхание прерывалось, из-под «чалмы» градом катился пот, а у меня даже не было сил, чтобы смахнуть его.
Твари гнались за мной, не отставая. Их были целые полчища. Так мне, по крайней мере, думалось, когда я в очередной раз оглядывался. Но наиболее жутким казалось то, что погоня проходила в молчании. Ни воя, ни рёва, ни рыка. Только шуршание ног, скрип челюстей и шорох осыпающегося песка.
В себя я стал приходить лишь минут через десять. Наверное, потому, что к этому времени уже изрядно устал, и паника в мыслях начала понемногу рассеиваться. А кроме того, судя по увеличившейся между мной и преследователями дистанции, последние перестали влиять на мой мозг так же активно, как раньше. Мне даже удалось подсчитать ориентировочное количество гнавшихся особей. Их оказалось около тридцати. Это, конечно, гораздо меньше, чем полчище, но без нормального оружия обиться от них не стоило и мечтать. И то, что они начали отставать, вовсе не говорило о том, что они тоже, как я, устали.
Вместе со мной от ментальной атаки начала восстанавливаться и Мела:
«Они… бьют по мозгам. Надо от этого защититься», – сообщила она, кое-как «отдышавшись».
«Как?! И что это вообще за фигня? Про ту саранчу, что я слышал, не помню, чтоб говорили, что она влияет на разум».
«Всё когда-то бывает впервые, – зло заметила подселенка. – И это не совсем та саранча, о которой ты слышал».
«Не совсем та или совсем не та?» – уточнил я, почувствовав неоднозначность сказанного.
От прямого ответа собеседница уклонилась. Вместо этого она предложила:
«Включи барьерное зрение и попытайся представить, что они неживые».
«Неживые? А кто же тогда?»
«Ну, я не знаю. Роботы, автоматы, машины… киборги, наконец».
«Киборги? – задумался я. – Киборгов представить могу. Только зачем?»
«Для ментальной защиты. С живыми это всегда состязание, а с неживыми, как правило, алгоритм…»
Примерно с минуту она объясняла способы противодействия, а затем я испробовал их на практике.
Как выглядят в барьерном зрении киборги, помнилось ещё по миру-без-времени. Любительница рукопашных боёв госпожа Астоэ представлялась тогда сгустком зелёных нитей, ощетинившимся венцами-лучами, как у коронавируса.
Мел не ошиблась. Преследующие меня твари выглядели аналогично, только оттенком тусклее и лучами потоньше. По одному такому лучу каждая особь «выстреливала» в мою сторону. Практически так же как у того «безликого» чувака, который отправил меня из Парижа в эту пустыню. Тот, впрочем, тянулся цветастыми нитями не в меня, а в своих приспешников, но суть дела от этого не менялась. Безликий воздействовал ими на своих дружбанов, твари пытались взять под контроль мой разум.
Защититься от этой фигни оказалось и вправду несложно. Когда у тебя внутри целое море барьерной энергии, использовать её малую часть, чтобы поставить защитный экран, проблемы не представляло.
Как только я это сделал, с души словно камень свалился.
Мгновенно очистившееся сознание тут же наметило путь к спасению.
Вечно бежать от загонщиков я не мог, драться тоже, но обмануть их мог стопудово.
Пока бежал без оглядки, по сторонам практически не смотрел. А зря. Справа от меня на расстоянии примерно полкилометра тянулся обрыв. Насколько он уходил вверх, издали понять было сложно, но явно, что не на метр-другой и даже не на десяток, иначе я его просто бы не заметил.
Гранита или таких же твёрдых пород в местной пустыне не наблюдалось. Всё, что мне попадалось до этого, можно было расковырять арматуриной. Туф, известняк, доломит… Не знаю, как эти камни правильно назывались, но то, что они не намного прочнее обычной глины – в этом я был абсолютно уверен.
Заинтересовавший меня обрыв от ранее виденных скал ни по фактуре, ни по оттенку не отличался. Забраться на него смог бы, наверное, и любитель. А уж если бы ему в руки попал соответствующий инструмент, задача вообще становилась элементарной.
Следующие десять минут я постепенно забирал вправо. Твари бежали следом, не думая останавливаться. Обрыв становился всё ближе и, что ещё интереснее, его высота увеличивалась, достигая в пределе метров, наверно, семидесяти, а на такую гору?шку уже никакая саранча не запрыгнет, даже с разбега.
Выждав для верности ещё минуту и убедившись, что уже имеющейся у меня форы достаточно, я резко свернул к обрыву и понёсся к нему напрямик. Кузнечики-переростки бодро рванули следом.
Ржавая арматурина послужила мне неким подобием ледоруба.
Добежав до скалы, я буквально взлетел по крутому склону метра на три и с силой вонзил железку в первую попавшуюся расщелину. А затем, используя «ледоруб» как закладку, принялся ползти вверх по обрыву. Не скажу, что стремительно, но и не как черепаха. По крайней мере, когда стая преследователей добралась, наконец, до подножия, меня они уже достать не могли. Хотя, безусловно, пытались. И поначалу у них даже могло получиться. Первая гадина не допрыгнула до моей правой ноги всего каких-то полметра. Однако я всё же успел отдёрнуть ботинок, жвалы тварюги бессильно клацнули, и, не сумев ни за что зацепиться, она покатилась вниз. Беззвучно опять же, словно в немом ужастике.
В целом, подъём занял чуть больше семи минут. Достаточно быстро, учитывая условия восхождения. Всё это время твари бесновались внизу, даже не пробуя найти обходные пути.
«Ну, тупые!» – как говорил когда-то один известный сатирик.
Но мне это было лишь на руку.
Когда я забрался на самый верх и обессиленно рухнул ничком, пытаясь расслабиться и унять сотрясающую всё тело нервную дрожь, Мела вдруг сообщила:
«Дальше они за тобой гнаться не будут. Если они не видят добычу, она для них исчезает».
Ну, хорошо хоть так. Единственная приятная новость за последние два часа.
Заглядывать за край скалы, чтобы убедиться, что саранча про меня забыла, не стал – поверил «соседке» на слово. В конце концов, врать – это не в её интересах. Прикончат меня, умрёт и она. А мне ведь ей ещё подходящее тело искать, как просила Мельна… Ума не приложу, где его можно найти?..
Пока шёл дальше, снова страдал от жажды. Но возвращаться обратно к озеру меня сейчас ни за сокровища мира бы не заставили. Поэтому, делать нечего, продолжил искать источник воды и жизни. Только уже другой, без тварей…
Даже не знаю, откуда во мне возникла уверенность, что я его обязательно отыщу. То ли это Мела так на меня повлияла, то ли моя «моральная победа» над саранчой.
Подселенка, кстати, была совершенно права. Местная саранча от той, о которой я вспомнил, всё-таки отличалась. Та была технологически круче. Её возможности я оценил на Лирите. Полтора галактических года назад, когда десантировался на планету в составе боевой группы 37-го имперского легиона и получил потом за эту операцию свою первую и единственную за всё время службы награду.
Саранчи мы тогда накрошили целую кучу. Как мне потом рассказали, эти полуразумные твари путешествовали среди звёзд в режиме гибернации в специальных капсулах-биококонах, и когда на пути обнаруживалась обитаемая планета, коконы просто падали на поверхность, проснувшиеся «пассажиры» выбирались наружу и начинали жрать всё живое. Чтобы уничтожить биосферу планеты, рою обычно хватало двух-трёх недель, после чего среди саранчи появлялись матки, вокруг маток образовывались новые коконы, а когда их формирование завершалось, рой вновь отправлялся в космос.
Бороться с этими гадинами было трудно, но можно. Их главным оружием являлась внезапность, а ещё они умели плеваться плазмой, нарушать связь и ставить энерго- и гравиэкраны. Основной принцип борьбы с ними заключался в том, чтобы успеть вдарить по тварям в самом начале, пока рой не разбух и не расползся по всей планете. Как показали исследования отдельных захваченных особей, все они являлись генетическими конструктами, созданными с одной-единственной целью – очищать небесные тела от органической жизни. Вот только кто и когда их придумал и для чего запустил в обитаемый космос, оставалось загадкой.
Сегодня, мне кажется, я сделал существенный шаг на пути к объяснению этой тайны.
Оба типа «саранчи», межзвёздной и здешней, на мой взгляд, являлись подвидами одного и того же созданного кем-то конструкта. И пускай местные гады не умели работать с электромагнитной и гравитационной энергией, зато они могли то, что не могли делать её космические сородичи – управляли разумными, воздействовали на мозги, подчиняли, сводили с ума, уничтожали личность.
Конечно, я мог ошибаться, но, чтобы понять, так это или нет, требовалась статистика. А ещё лучше было бы просто найти того, кто этих тварей придумал, приставить к его башке ствол и спросить скучным голосом: «Нафейхоа?»
К новому источнику я вышел часа через три. Солнце к этому времени поднялось почти в зенит, от палящего зноя было невозможно дышать, намотанная на голову куртка заставляла нещадно потеть, а вместе с потом из организма уходили влага и соль. Честно сказать, я уже даже не шёл, а плёлся, с трудом переставляя увязающие в песке и спотыкающиеся о каменные неровности ноги.
Глинистая равнина мало-помалу сменилась песчаными россыпями. Когда на дороге встречались солончаки, я останавливался и заставлял себя принимать внутрь щепотку соляно?й пыли. Хотя бы малюсенькую, на миллиграммы, чтобы совсем уж не обезво?диться. Глотать солёную мерзость удавалось только усилием воли. В первое мгновение её хотелось попросту выплюнуть, а затем, когда она уже проскакивала по пищеводу, я еле удерживался, чтобы не вытолкнуть проглоченное обратно.
Словом, ещё бы часок-другой, и мне пришлось бы закончить свой путь не собственному желанию, а из-за того, что просто не смог бы переставлять ноги.
К счастью, до этого не дошло.
Появившуюся перед глазами картинку я принял сперва за мираж. Пересёк небольшую возвышенность и всего в километре по ходу вдруг обнаружил оазис.
Окончательно убедиться, что это не галлюцинация и не иллюзия, мне удалось, подойдя к нему буквально вплотную.
Оазис оказался совсем небольшим. Несколько гектаров «живой» земли, пара десятков пальм, жестколистный кустарник, трава и, самое главное – маленькое озерцо или, скорее, лужа, частенько, по всей вероятности, пересыхающая в дневные часы и вновь наполняющаяся водой ночью.
