Фаусто Грин "Книжные черви 3"

Тёркин добродушно рассмеялся. В этот момент его телефон завибрировал. На экране появилось уведомление от Родиона: «Я его нашёл».

***

Онегин открыл глаза. За окном деревянной избы стояла ночь. Он лежал на узкой кровати, укутанный в несколько одеял. На стене висел советский ковёр, на полу лежали вязанные коврики. В печи рядом потрескивал огонь. Это место служило Стрелку убежищем последний месяц.

Неожиданно дверь отворилась. Держа в руках охапку хвороста, вошёл мужчина в кожаной куртке. Он бросил хворост рядом с печкой, снял шапку. Теперь при тусклом свете Евгений узнал в нём Родиона Раскольникова.

Онегин не понимал, зол он от этой встречи или, наоборот, рад ей. Родион был одним из тех, кто не хотел спасать Мэл, и, возможно, прими он другое решение, вся заваруха могла бы кончиться иначе.

– Зачем ты здесь? – резко спросил Онегин.

– И тебе доброй ночи, Стрелок. Я, конечно, знал, что ты отмороженный, но чтобы отправляться на поиски кого-то в лес промозглой осенью посреди Урала в одиночку – это, конечно, перебор. Ты мог написать хоть кому-то из нас, так поиски было бы проще вести!

– Не было времени, – буркнул Евгений.

Он всё так же лежал и смотрел в потолок. Потом сказал:

– Там есть ужин. Не ахти что, конечно, но это целое рагу из зайца. Вдруг ты есть хочешь.

Родион удивился тому, что Женя так быстро сменил гнев на милость.

– Как ты нашёл это место? – заинтересовался Онегин. – Магия?

– Ага, социальная, – фыркнул Родион. – Не так это сложно, как может показаться. И я нашёл тебя раньше уголовного розыска.

Стрелок недовольно цыкнул.

– Значит, он всё-таки заявил в полицию?

Родион поморщился. Он совсем не понимал, что Онегин имеет в виду. Евгений встал с кровати и подошёл к рукомойнику. Из небольшого зеркальца на него смотрел совсем незнакомый человек. Светлые волосы потемнели, борода отросла как у деревенского мужика. Весь грязный, в золе и земле. Лицо и руки огрубели. Но больше всего изменились его глаза. Такой же взгляд иногда бывал у Тёркина или Базарова.

Родион подкинул в печку дров и стал греть руки. Он ждал, что Женя что-то расскажет, но тот молчал. И Родион узнавал это молчание. Такое повисает в воздухе, когда ты хочешь и одновременно очень не хочешь что-либо рассказывать. Но эта тайна, этот секрет разъедает изнутри. Готовясь к худшему, Родион задал вопрос:

– Кого ты пытался убить?

Онегин обернулся. Он перебирал в голове события последних месяцев. С того самого момента, как он бросил всех и отправился по следу Непримиримых.

Июнь 2019

Очень поздним воскресным утром, около одиннадцати часов, Иван Карамазов в шёлковом чёрном халате переступил порог своего кабинета. В одной руке он держал фарфоровое блюдце со свежеразогретым круассаном, в другой – крошечную белоснежную чашечку обжигающего эспрессо, поэтому дверь ему пришлось толкать ногой. Инквизитор планировал начать день с неторопливого лёгкого завтрака под пролистывание новостной ленты в социальных сетях. Кого он совершенно никак не ожидал увидеть, войдя в комнату, так это Евгения Онегина, по обыкновению наряженного ковбоем.

Стрелок вполоборота восседал в проёме открытого окна в живописной, небрежно-расслабленной позе: одна нога согнута в колене и стоит на подоконнике, другая слегка покачивается над полом. Лежащая на согнутом колене рука сжимает револьвер, вне всякого сомнения, заряженный. Строительные леса на фоне не оставляли места глупым вопросам из серии: «как Онегин попал в квартиру?»

Поначалу Карамазов даже не испугался. Он аккуратно поставил посуду на свой рабочий стол возле ноутбука и спокойно, даже миролюбиво, сказал:

– Доброе утро. Извини, я не ждал сегодня гостей, поэтому завтрак приготовил только на одного.

Впрочем, садиться Иван не стал, остался стоять.

– Где она? – Не тратя времени на приветствия, предисловия и прочие реверансы, Онегин наставил на Карамазова револьвер.

– Кто? – включил дурачка Инквизитор. Хотя он и видел уже Онегина в деле, но воспоминания о том, как они вместе жили в этой квартире и были практически друзьями не давали Карамазову воспринимать Евгения как серьёзную угрозу.

Вместо ответа Онегин хладнокровно, даже не изменившись в лице, выстрелил Инквизитору в бедро. Движение его кисти с револьвером было таким стремительным, что Карамазов даже не успел понять, как это произошло. Вот он иронично и чуть снисходительно улыбается Стрелку – а в следующий миг ногу прожигает болью насквозь и пола халата окрашивается в алый цвет.

– Это чтобы ты понял, что я не расположен шутить, – холодно и спокойно пояснил Евгений.

Иван ругнулся сквозь зубы, ухватился за край стола и устоял, но в тот же миг с удивлением осознал, что не может ни обратиться, ни материализовать посох. Что-то случилось с его способностями, их будто бы выключили. И Карамазов впервые почувствовал что-то похожее на страх.

– Мне-то откуда знать? Они не посвящают меня во все свои планы, – морщась от боли, прошипел Иван. Он был уверен, что Евгений зол, но не до такой степени, чтобы убить его. А потому можно было продолжить беседу.

Стараясь не опираться на раненую ногу, Карамазов добрался до компьютерного кресла и рухнул в него.

– Ты меня предал! – зло выплюнул Евгений.

– Женя, как будто предательство – это что-то новое для тебя, – через силу усмехнулся Иван.

В один миг Онегин оказался рядом с ним и наотмашь ударил его по лицу рукоятью револьвера так, что у Инквизитора потемнело в глазах.

– Сука! – в ярости крикнул Иван.

Он вновь собрал все силы для перевоплощения, но ничего не произошло. Кровь рекой текла из его носа, заполнила его рот, и он сплюнул. Вместе с красными сгустками на пол вылетел выбитый зуб.

Онегин перевернул револьвер и вновь наставил его на бывшего товарища.

– Так будешь язвить или ответишь что-то по делу? – холодно спросил Онегин.

– Я уничтожу… – прошептал Иван.

– Опрометчиво, – пусто сказал Стрелок.

Выстрел. В этот раз пуля ожгла плечо, и левая рука тут же онемела до кончиков пальцев и повисла плетью. Карамазов снова издал нецензурный вопль.

– Не знаешь, где она, говори адреса, где живут твои друзья, – потребовал Евгений.

– У меня нет друзей, – простонал Карамазов.

– Мне всё равно. Твои сообщники. Подельники. Твои хозяева. Называй, как хочешь.

Онегин спустил курок ещё раз. Пуля вошла в стену, брызнув штукатуркой и оцарапав Карамазову щёку.

– Да в этом доме совсем, что ли, никто не живёт! – взмолился мужчина, который надеялся, что на звуки выстрелов соседи вызовут полицию. Но ничего не происходило. Иван понимал, что убить его Онегин не убьёт, но может покалечить и всё испортить. В глазах темнело от боли.

– Рублёвская улица… – простонал он. – Но твоей девки там нет.

– Куда её увезли?

– Ещё до стычки с вами. Ленский или Воробьянинов, она с кем-то из них…

– Где они живут?

– Я же сказал тебе: я не знаю!.. У Воробьянинова есть дача где-то в Саратове или на Урале… Я не знаю!.. – Иван был слишком горд, чтобы умолять, но боялся, что ещё немного и дело дойдёт до этого. – Я сказал тебе всё, что знал. Что тебе ещё нужно?

Онегин склонил голову набок.

– Ты задолжал мне зарплату, – слегка улыбнувшись, сказал он, и эта его реплика напугала Карамазова ещё больше.

Всё, чего Ивану хотелось, – чтобы этот буйный элемент свалил как можно быстрее, поэтому он был готов на всё.

– На столе телефон. Пароль 1516. Заходишь в банковскую приложуху, пароль тот же.

Онегин одной рукой направил револьвер на Карамазова, другой вошёл в мобильное приложение. Сохраняя хладнокровие, он быстро совершил операцию. Затем швырнул телефон на пол и вновь выстрелил. Экран айфона разлетелся на мелкие осколки.

– Ты понимаешь, что по законам этого мира ты сядешь?.. – сквозь зубы процедил Карамазов, зажимая здоровой рукой раненое плечо.

– А я не собираюсь больше с вами обращаться по законам этого мира. Мы, Ваня, – набор букв на старой бумаге. И нам всем пора домой.

Онегин взвёл курок и отошёл к окну. Карамазов истекал кровью и шипел.

– Убьёшь меня и нарушишь баланс… – предпринял последнюю попытку Иван.

– А я и не думал тебя убивать. – Евгений пожал плечами. – Просто подождешь возвращения в свой мир, сидя дома.

В следующий момент Онегин выстрелил снова. Пуля раздробила Карамазову колено. Тот взвыл от боли. Онегин же легко перемахнул через подоконник и поспешил скрыться на строительных лесах.

***

Родион изобразил глубокий фейспалм. Онегин не изменился в лице.

– Насколько я понимаю, Карамазов либо умер, либо по какой-то причине не стал подавать на тебя заявление. Второе – сомнительно. Других объяснений, почему ещё и этот эпизод не добавился к твоему делу, у меня нет.

– Да о чём ты? – не понимал Евгений.

Родион взял кастрюлю и поставил её на печь.

– Присядь. Попробую объяснить. Вы с Мэл в розыске как подозреваемые в убийстве Виолетты. Там всех на уши подняли.

– А нельзя было что-нибудь наколдовать, чтобы меня все считали другом, или вообще не помнили про моё существование? С родителями Мэл на время же получилось!

– На время. Даже Саша особо не смог разрулить произошедшее. У меня есть пара идей, как попытаться вытащить вас из всего этого, но для этого нам понадобится живой Ленский или кто-то из Непримиримых.

– Живого Ленского ты не получишь, – отрезал Женя.

Родион изогнул бровь. Он недолго знал Онегина, но большую часть времени тот казался ему истеричной размазнёй. Сейчас это был либо очередной приступ истерики, либо за время скитаний в Стрелке что-то надломилось.

– Я слишком долго противился его смерти, и посмотри, к чему это привело. Я ужасный человек, Родион. Я виноват во всём, что случилось. Я потерял Машу, из-за меня погибли Виолетта и Остап, мы потеряли ожерелье, и всё из-за меня! Всё потому, что я не смог убить его. Что-то во мне противилось тому, что Владимир стал таким, я не верил в это. Он мог быть лучше. Но в нём не осталось ничего человеческого. Так что теперь лучше будет убить его.

– Убить… Нам нужен повод, Женя. Одних людей, которых хотим сохранить для себя, как любимую вещь, мы оправдываем, верим, что в них есть что-то хорошее. Других… напротив. Найдём сотни причин, почему они недостойны жизни.

Родион закашлялся. Приступы становились чаще. Он быстро вытер кровь с губ. Но Женя заметил.

– Это эта твоя болезнь?

– Вроде того. Это не совсем обычный туберкулёз. Неправильный призыв имеет ряд неприятных последствий. Я должен платить своим здоровьем за ту силу, которой владею. И чем чаще её использую, тем меньше мне остаётся жить. Я боюсь, что ещё пара-тройка раз, и всё кончится.

– Но ты можешь её не использовать! Продлить жизнь!

– Не могу, Женя. Моё тело уже разрушается. Обратного процесса нет. Док перепробовал много вариантов. Не помогло ничего. Это не страшно, если всё получится. Я вернусь обратно. Я вернусь к Сонечке.

– А если нет?

– Такова жизнь. Но, возвращаясь к вопросу о Ленском, я понимаю, что ты хочешь его смерти, но в нашем случае он может быть полезен живым. А когда разберёмся с ним, вернём ожерелье, мы все уйдём обратно, и его смерть не будет нести критичных последствий.

– Зачем сохранять ему жизнь?

– Мы заставим его признаться в убийстве. Не только Виолетты. Всех остальных творцов. Не важно, он ли убивал или его дружки. Серийный убийца. Полиция получит виновного, а вы – оправдательный приговор. Да, тебе он может и не нужен, но подумай о девочке.

Онегин ударил кулаком по стене.

– Я и так думаю. Ношусь здесь по округе, как бешеный пёс. По крупицам собираю информацию. Ищу её. А вы сидели всё это время в Москве сложа руки. Я, конечно, понимаю, что вы и до этого не очень-то хотели спасать её, и всё, что вас волновало – это чёртово ожерелье…

Раскольников равнодушно снял кастрюлю с рагу с печи и поставил на стол. Затем начал как ни в чём не бывало накрывать на стол.

– Оси больше нет, чтобы придумывать планы. Я посмотрел, над чем он работал. Что ему удалось найти. И он явно зашёл в тупик. Так что придётся действовать топорно и быстро. Но на холодную голову. – Родион попробовал варево и поморщился: холодное, надо ещё погреть.

– Я и не собирался врываться и всех стрелять в усадьбе. Это было бы безрассудно.

– А до этого тебя не смущало так делать, – непроизвольно вырвалось у Раскольникова. Но Онегин шутку не оценил. – Давай поедим, и ты мне расскажешь, что удалось разузнать.

…Онегин рассказывал долго. Как сначала он отправился в квартиру Остапа и забрал все записи, которые касались предположительных мест нахождения Непримиримых. Как искал по Москве, но каждый раз его ждала неудача. Как он пошёл на отчаянный шаг и выбил информацию у Карамазова. Как добирался сначала до Саратова, затем до Перми автостопом. Как не дал ограбить на дороге фуру. Как он учился думать, а потом говорить и действовать, как ставил себя на место Бендера и думал, как бы думал тот.

Наконец, как добрался до Екатеринбурга, бродил по местным кабакам в поисках «элиты», которая могла хоть что-то знать про усадьбу. Родион слушал и искренне удивлялся. Как же иначе начинало работать человеческое сознание в экстремальных ситуациях! По крайней мере, Раскольников искренне надеялся, что всё было так, как рассказывал Женя, а не так, что он каждого избивал, пытал и ранил, выбивая информацию.

– Ну, ты, конечно, и мамкин аутло!.. – полувосхищённо-полунасмешливо резюмировал он, когда Евгений закончил свой рассказ.

– Кто? – не понял Онегин.

– Вне закона. Бандит и разбойник. Устроил тут настоящий Дикий Запад, ковбой. Давай только не будем грабить поезда и банки.

– А как насчёт тех, кто сам грабит банки? Кажется, это справедливо – воровать у тех, кто сам ворует у людей и живёт нечестно, – медленно проговорил Онегин, накладывая остывшее рагу.

– А, ну так это уже не Дикий Запад, а Шервудский лес, – расплылся в улыбке Родион. – И тем не менее внимательно слушаю.