Лана Полякова "Развод. Я не прощу измену"

Но я рядом с ним ничего не замечала. Потому что всегда купалась в его внимании. Он рядом со мной был сосредоточен только на мне. Слушал только меня и смотрел лишь в мою сторону. Я всегда чувствовала, как ему интересно и важно знать, что со мной происходит. А это очень подкупает. Тем более что мне до Никиты любви и внимания перепало немного.

Наша мама довольно сдержанна в проявлении эмоций. Она всегда старалась избегать громких выяснений отношений и всяческих криков и проявлений эмоциональности. Наверное, боязнь скандалов передалась мне от неё по наследству. Но у этого есть обратная сторона. Эмоций и проявлений любви не доставалось и детям тоже. Вся мамина любовь была направлена на нашего отца.

А папа, наоборот, любил заниматься с нами. Но он очень много работал и рано ушёл. Мне повезло больше, чем брату. Я общалась с отцом чаще и больше переняла от него. Систематизацию подходов ко всему и умение практического анализа без эмоций. Фактами. Мне до папы, конечно, далеко, но я хотя бы видела, как это работает.

Когда папы не стало, маме пришлось сложно. Дело в том, что последнее время она трудилась в библиотеке. Ей нравилось. При жизни отца финансовых трудностей мы не испытывали. Да, мы не шиковали. Но и не голодали. Так, серединка на половинку.

Во всяком случае, раз в год сесть в автомобиль и отправиться в путешествие по стране или слетать в Турцию не было проблемой. А когда папы не стало…

В общем, было сложно. Сейчас маме всего сорок шесть лет. Ещё молодая женщина. Только слишком зациклена на своём вдовстве. Три года большой срок. И можно за это время, наверное, смириться с потерей.

Хотя мне ли её судить?

Я перевернула подушку прохладной стороной и поплотнее закопалась в одеяло.

Пахнуло одеколоном Никиты, и у меня вновь взорвался горячий мячик в груди. Пекло невыносимо. Я вспомнила, как выбирала этот запах для мужа, и как остро он откликнулся на коже Никиты. Вздрогнула всем телом, и горячий ком побежал слезами по моим щекам.

Как я буду жить без тебя, Никита?

Партизанивший Флаф подобрался ко мне поближе и улёгся мне на грудь. Включил свой моторчик, успокаивая, утешая. Обволакивая своим теплом.

Но не успела я толком уснуть, убаюканная котом, как мама прошла тихонечко через нашу комнату на кухню. Она у нас жаворонок, и встаёт с рассветом. Значит, ночь уже закончилась и пора просыпаться.

Мой хрупкий, наведённый Флавкой сон сбежал от меня, и я на цыпочках, стараясь не разбудить Анюту, последовала за мамой и прихватила с собой тест.

– Соночка, девочка, как же мы будем выживать-то теперь? – обняла меня мама, встретив на кухоньке через некоторое время и добавила тихо, будто про себя, – без мужчин.

– Счастливо, мам. Я собираюсь несмотря ни на что жить счастливо! – всхлипнула, не ожидая от мамы таких редких для неё проявлений эмоций.

– Ох, Соня, тяжело без мужского плеча. И без его зарплаты. – вздохнула мама – а ведь нам ещё девочку поднимать!

– Мам, не одну девочку. В смысле, не одного ребёнка, – со вздохом я подала ей тест и села на табурет.

Мама безвольно опустилась рядом со мной, прижимая к груди кусок пластика и глядя на меня глазами, полными ужаса.

Десятая глава

Мама вызвалась приготовить завтрак, а я отправилась на подвиг.

После ночи, проведённой в комнате, где запах курения пропитал даже стены, у меня заложило нос и першило в горле. Жить дальше в таких условиях невозможно, поэтому я вооружилась тряпками и содой с мылом, напялив перчатки и замотав маской нос, пошла драить квартиру, начиная с сантехники. Заляпанный кафель в ванной, замызганные краны, грязные двери…

Моей злости на рухнувшую жизнь хватит на весь этот бардак!

Я заканчивала отмывать коридор, когда выползла из комнаты девочка брата.

Заспанная, с не смытой косметикой она могла испугать неподготовленного человека. После душа смотреть на неё можно было без содрогания, но привычки мыть за собой не наблюдалось. – Как тебя зовут? – спросила я благожелательно.

– Кэт, Катя, – прохрипело юное создание.

– Катя, возьми тряпку и затри за собой в ванной, пожалуйста. И присоединяйся. Будем приводить квартиру в жилой вид, – сказала я, стараясь не давить.

Мне ещё жить с ними. Нужно постараться не конфликтовать.

– Я не могу, меня мутит!

– ???

– Похмелье у меня! Незнакомо? – усмехнулась Катя и взялась за сигарету.

– Катя. У меня аллергия на дым. Пожалуйста, не курите больше в квартире! – попросила девчонку. – А где нам курить теперь? – изумилась она.

– На улице, Катя! С сегодняшнего дня на улице!

Помаявшись некоторое время рядом, Катерина всё-таки присоединилась ко мне, и вдвоём дело пошло веселее. Девчонка сняла для меня пропавшие сигаретами шторы и взялась за окно.

К этому моменту Анюта тоже проснулась и отправилась к бабушке помогать справляться с кашей. По мере продвижения работы я старалась ненавязчиво расспросить «невесту»:

– Кать, а Юрка кроме алкоголя вещества какие-нибудь принимает?

– Он не наркоман! – искреннее возмущение в голосе меня порадовало.

– И травку не курит?

– А травка же не наркотик! Это так, ерунда. Как и колёса всякие. Это так, баловство! – поглядывая на меня свысока, стоя на подоконнике, вещало это юное создание прокуренным голосом.

Я так и села на кровать. Какой ужас. Наркопритон, блин.

– Кать, ну как же не наркотик? Ты что?

– Ну, не герыч же!

О, мама!

– Катя, у меня будет ребёнок. И поэтому я драю стены от табачной вони по большей части водой и содой, а также не могу выпить лекарство от аллергии. Потому что боюсь, даже таблетка антигистамина повлияет на формирование моего детёныша. А ты говоришь, что веселящая таблетка не наркотик! Она ведь изменяет сознание, значит, засоряет мозг и кровь! Ты что? – попыталась я объяснить, понимая, что это бесполезно.

Не достучусь.

Когда Юрка выполз угрюмый и злой, мы почти всё домыли. Катя вешала выстиранные мокрые шторы на свежевымытое окно, а я заканчивала отмывать последний шкаф.

– Мелкая! Где моё пиво? – прохрипел брат.

– Пиво закончилось. Приводи себя в порядке и поговорим, – содрала я с себя маску и сделала шаг навстречу Юрке.

– Сонюшка! – полез он обниматься, но я увернулась.

– Иди мойся! От тебя жуткая вонь! До чего ты себя довёл! Жуткие грязные патлы, ужасная борода, пьянство! Фу! – замахнулась я на него тряпкой.

– Иду, иду! Только пива дай глоток! Умираю!

– Ничего! Совсем не умрёшь! Не дам!

В этот момент Анюта вернулась с мамой из магазина и, увидев страшного, заросшего Юрку, испуганно спряталась за мамину спину.

Брат присел и протянул к ней руки, а Аня взвизгнула и разрыдалась от страха.

– Ты её пугаешь! – оттолкнула я брата и подхватила Анечку на руки.

Юрок обиженно моргнул пару раз и молча пошёл в ванную приводить себя в человеческий вид.

К концу воскресенья я мечтала о том, как отвезу Анюту в садик и сбегу на работу.

В очень тесной квартире, пионервожатой в среде хулиганов, с отстранённой от проблем мамой… Я падала от усталости.

Безумно устала блюсти трезвость и отвлекать от бухла Юрку. Просила, заставляла помогать, двигать мебель и собирать кровать… При этом мама отказалась заниматься Анютой. У неё то видеоконференция, то время для медитации, то время прогулки. Причём взять на прогулку внучку она не может.

Маму можно понять…

Я не вписывалась в чужую жизнь.

Вернее, я вломилась в неё, кроша и ломая устои. И царапалась теперь об обломки.

Но выхода другого не было.

К вечеру воскресенья зазвонил мой телефон, я схватила трубку автоматически, и только услышав голос, поняла, что это мой муж.

– Софи, завтра на работе подойди, пожалуйста, к Эдуардовичу. Я вчера наорал на него по телефону, и он меня заблокировал, похоже. Скажи, что я согласен на его условия, – как ни в чём не бывало, попросил меня Никита.

Что? Меня затрясло от возмущения и обиды. Я даже слов подобрать не могла, чтобы высказать всё накипевшее.

– Ты там совсем рехнулся? Мы же договаривались, что не работаем на одних и тех же людей? Какого лысого ты полез к Роману Эдуардовичу? Как ты посмел! Как ты вообще осмелился мне позвонить? У тебя вообще нет совести? А впрочем, это риторический вопрос. Откуда у тебя такая роскошь? – шипела я в трубку.

Никита переключил менеджер на видеозвонок и, сделав бровки домиком, с укором посмотрел на меня сквозь три тысячи вёрст.

– Я не понял? А что такого? Тебе что, сложно сказать этому старому козлу два слова? При чём тут моя совесть? Ты хоть представляешь, как в Тбилиси дорого жить? – скорчил он страдальческую рожу.

Меня затошнило от абсурда ситуации:

– Даже на украденные у твоей дочери деньги? – спросила я.

– Ну что ты начинаешь? Тебе в Москве проще заработать, не кипятись.

– Пошёл к чёрту, Котов! Пусть для тебя нынешняя любовница зарабатывает! Слышать и видеть тебя не хочу и не буду!

– Так всё для тебя! Больше не увидишь! – заржал Никита и повторил. – Так ты с Эруардычем переговори!

Сбросила вызов и трясущимися руками отправила номер в чёрный список.

Завтра же озабочусь поиском адвоката на развод! Еще нужно встретиться с полицейским, или достаточно моего заявления чтобы доказать факт грабежа? Вот пусть присудят ему! Хоть так вернуть хотя бы часть!

Как же хочется растоптать и унизить этого гада!

Как же мне больно!

Одиннадцатая глава

Очень неудобно мне жить у мамы.

Всё не так.

Анечка крутилась, отвлекалась, я никак не могла её уложить спать, и весь вечер мы протолкались в кровати. Только она задремлет, как что-нибудь приключается. То брат в туалет идёт и хлопает дверьми, то маме приспичит чаю выпить, то Катя громко засмеётся, не прикрыв двери.

Мучение. И кот, очумевший от такого количества людей и чужой квартиры, капризничает с едой.

В результате мы не выспались с дочкой, и по дороге в садик Анюта уснула в машине, а я была обессиленная и злая.

Перед садом начались капризы. Мы, оказывается, надели не те колготы. Нужны были розовые, а у Анюты красные, и это ужасная трагедия. Никак нельзя идти в сад! Просто невозможно в красных!

Я отвлекла дочь разговорами о том, куда мы пойдём на выходные и сразу трагедия с колготками была забыта. Но встала в полный рост проблема выбора развлекательной программы. В общем, я влетела на пятиминутку перед работой в последнюю секунду. Весь наш коллектив уже притаился по углам в ожидании вожделенной чашки кофе, когда начальник наговорится и наконец-то свалит к себе в кабинет.

И здесь я такая – прямо перед яростные серые очи Романа Эдуардовича.

И то, что я бочком-бочком постаралась задвинуться за спины сотрудников, не помогло. Всё короткое совещание я чувствовала на себе стальной злой взгляд начальственных глаз.

Наконец утреннее мучение завершилось, и народ неумолимым ручьём ринулся вон из помещения. Я сделала шаг в сторону двери, а не тут-то было!

– Софья Михайловна! Зайдите ко мне на минутку! – прилетело мне точно между лопаток.

Зараза! Сейчас испортит настроение с утра пораньше.

Наш начальник был всем хорош. Задания давал чёткие. Зарплату платил без задержек. Переработки не приветствовал. Говорил, что если человек не успевает сделать определённую ему работу вовремя, то либо он некомпетентен, либо не справляется с объёмом, и тогда это вина начальства. Наш руководитель был справедливым и строгим.

Но педант невозможный! И немного женоненавистник.

Его характер сильно испортился за последний год, после феерического развода со своей красавицей женой. Мы наблюдали за этим с содроганием. Потому что каждый виток этой драмы отдавался женщинам в коллективе придирками по работе.

Я лишь однажды попалась под начальственный разгон. И мне хватило. С тех пор претензий к моей работе не было.