Второе предательство пришло в виде большого квадратного конверта, который она обнаружила на столе однажды утром. В нём было приглашение на свадьбу Питера. Похоже, в том, что он сообщил ей о свадьбе таким способом, не было никакого злого умысла. Он рассчитывал, что роман в Бейки она восприняла как нечто приятное, способ поразвлечься. В конце концов, уже несколько месяцев у них не было близких отношений. Рэйчел узнала от коллег, что девушку звали Амелия. Остальные подробности сообщила Энн Прис, которая однажды впорхнула в офис в поисках работы.
– Амелия? – спросила она. – О, она из светских девиц на непритязательный вкус. Не из аристократов, не слишком интересная. Знаете, потенциальная статистка для групповых фото в журнале «Hello!». Была бы вполне ничего, если бы родители заставили её носить брекеты.
Никто на работе не подозревал, что Рэйчел может проявить к помолвке босса больше, чем мимолётный интерес, так что, когда ей наконец захотелось доверить кому-то свою тайну, она изобрела предлог, чтобы провести ночь в Бейкиз. Она пригласила Беллу на ужин и прошмыгала свою историю за коробкой салфеток и двумя бутылками вина. Проснулась с похмельем и верой в то, что освободилась от влияния Питера Кемпа.
И только ворон, жалко скакавший в ловушке, напомнил ей о нём.
Глава шестая
Рэйчел в деталях продумала, что скажет Энн, когда та вернётся в Бейкиз после прогулки по болоту. «Слушай, извини, что была такой командиршей. Ты должна понимать. Я впервые руковожу проектом и нервничаю из-за этого. Не хочу никаких косяков».
Но когда она пришла, коттедж был пуст. На кухне было чисто. Тарелки вымыли и вытерли. Грэйс и Энн оставили записку, указав место на холме, где собираются работать, и приблизительное время возвращения – больше, чем сообщила им Рэйчел. Разозлившись из-за беспорядка в доме, она пулей вылетела из коттеджа, не оставив информации о своём маршруте, хотя сама настаивала, что это правило никто из них не должен нарушать. Листы бумаги с небрежно записанными координатами и временем, аккуратными квадратами белевшие на столе в гостиной, словно были обвинением ей.
Энн вернулась точно в указанное время. Когда Рэйчел попыталась извиниться перед ней за своё раздражение, та отмахнулась.
– Не глупи, – сказала она. – Не нужно извиняться. Такое мы можем перенести. Мы же взрослые люди, а не группа школьников.
Это замечание, которое сперва виделось Рэйчел примирительным жестом, в итоге показалось новой критикой. Может быть, подразумевалось, что Рэйчел именно так себя и повела? Как учительница с группой школьников?
Чувство, что она не способна найти верный тон в отношениях с Энн и Грэйс, что взяла на себя слишком много контроля или, напротив, вовсе его потеряла, не оставляли её следующие несколько дней. Было невозможно последовательно придерживаться одной линии поведения. Эти женщины были такими разными. Энн была уверенной, дерзкой, почти безрассудной. Грэйс выглядела неестественно отрешённой. Именно Грэйс беспокоила Рэйчел. Она, казалось, стала ещё бледней и тоньше за эти дни после прибытия. Почти ничем с ними не делилась, исключительно по работе. Слова из неё нужно было тащить клещами. Она едва ела. Ковырялась в еде, гоняя её вилкой по тарелке. Рэйчел подумала об анорексии. Как-то раз, когда казалось, что за весь день Грэйс ничего не съела, она сказала:
– Знаешь, тебе надо поесть. Особенно если так много ходишь. И затем, нерешительно: – У тебя ведь нет проблем с едой, верно?
Рэйчел было тяжело спросить об этом. Она сама была объектом назойливого сочувствия Эдди. Всё её детство и подростковые годы Эдди была настороже, высматривая признаки анорексии. Ей чудились издевательства, наркотики, даже беременность. Задавались тактичные и не слишком тактичные вопросы. Время от времени на кровати Рэйчел появлялись листовки о контрацепции. Так что она умела ценить личное пространство.
К её облегчению, Грэйс улыбнулась. Возможно, она была просто застенчива.
– Никогда много не ела. Боюсь, я слишком разборчива. У меня с собой хороший запас шоколада, не волнуйтесь. Крепка, как веточка.
Это выражение Рэйчел последний раз слышала в детстве и только от пожилых людей.
Грэйс в самом деле выглядела крепкой. Каждый день она проходила целые мили по берегу реки и приходила в коттедж в сумерках без всяких признаков усталости. Иногда Рэйчел видела, как она идёт по равнине от ручья Скёрл, шагая так ровно, что казалось, летит, бледная во мраке, словно одна из короткоухих сов, которые охотились в низинах у фермы.
Питер Кемп появился в коттедже Бейкиз за день до похорон Беллы. Рэйчел встала в четыре, в пять была уже на холмах и только пришла. Она завтракала, пытаясь согреться. За ночь на вершинах появилась свежая россыпь снега. Сейчас было солнечно, но на последнем участке исследования подул порывистый ветер. Если бы Рэйчел начинала в таких условиях, её бы это не беспокоило. Грэйс была на реке в усадьбе Холм-Парк. Энн на кухне наполняла фляжку, почти готовая выйти. Она первой услышала машину, выбежала посмотреть, кто приехал, и позвала Рэйчел:
– Боже всемогущий! Иди сюда, взгляни на это!
Вставать со стула, оставлять позади огонь и свой тост – последнее, чего хотелось Рэйчел, но Энн не всегда была так дружелюбно настроена. Было бы грубостью проигнорировать просьбу. Она взяла свой кофе и встала в носках в дверях кухни. Это был Питер, приехавший на новеньком «Ренджровере» с неброским логотипом «Питер Кемп и партнёры» на пассажирской дверце. Рэйчел раньше не видела этой машины, даже не знала, что такая покупка планировалась, но ничего не сказала. Энн не была так сдержанна.
– Так вот почему вы платите внештатным сотрудникам гроши, – подколола она его, но в её словах была доля серьёзности. Энн всегда казалось, что ей недоплачивают. – Мы приносим в жертву наш прожиточный минимум, чтобы босс мог рассекать на «Ренджровере».
Питер не обиделся, только хищно осклабился. Рэйчел повернулась, чтобы вернуться в дом.
– Всё, чтобы обнадёжить заказчиков, – услышала она. – Ты женщина умная и должна понять.
В его голосе слышались нотки флирта. Рэйчел знала, что за Энн закрепилась репутация девушки, неразборчивой в связях, и задумалась, не было ли у них интрижки когда-то, возможно, несмотря на Амелию, даже сейчас.
– Что ж, я лишь раб зарплаты, – ответила Энн, – лучше продолжу работать. Не хотелось бы оказаться на улице.
– Даже не думай об этом, красотка, – легко парировал он. – Ты лучший специалист по ботанике в стране.
Если Энн и ответила на это, Рэйчел не расслышала. Питер зашёл в гостиную, встал спиной к огню, загораживая ей тепло.
– Не собираешься в поле? – спросил он.
– Уже была. Нет смысла проводить подсчёт так поздно днём. Тебе ли не знать. Ты написал пособие.
Он посмотрел на неё так, словно не понял намёка. Иногда Питер заставлял её поверить, что она выдумала своё участие в разработке методики Кемпа, что она сходит с ума. Он сел на соседний стул.
– Слышал о Белле, – сказал он. – Мне жаль. Я поэтому приехал. Узнать, как ты.
– Я в порядке.
– Нет, в самом деле. Я знаю, как вы были близки.
– Правда. Это стало потрясением, но сейчас я в порядке.
– Есть предположения, почему она это сделала?
– Никаких.
– Наверное, ты не знаешь, что станет с фермой?
– Даги точно не сможет ею управлять. Если Невилл не возьмёт это на себя, наверное, продадут. Даги переехал в дом престарелых. На это нужны деньги.
– Что там сейчас творится? Овцы, наверное, ягнятся.
– Джофф Бек из Ленгхолма присматривает за ними. Думаю, Невилл договорился.
Это было похоже на допрос больше, чем беседа с тем молодым полицейским.
– Невилл Фёрнесс. Он приезжал?
– Нет, пришлось общаться с ним по телефону. Он организовывает похороны.
– Ты знаешь, что он работает на «Карьеры Слейтбёрн»?
– Слышала.
Он вновь повеселел, улыбнулся ей.
– Какие у меня шансы на кофе?
Рэйчел сделала ему кофе, но еды не предложила. Они совершали вылазки в Киммерстон, чтобы запастись продуктами, и она не видела причин делиться с ним своими порциями. Раньше, когда они вместе жили в Бейкиз и Питер ещё работал на фонд, он покупал вкусности – свежий хрустящий хлеб из пекарни в Слейтбёрне, паштет и сыр бри из гастрономии в Киммерстоне, испанскую клубнику из супермаркета, хотя им обоим было известно, как истощена земля Коста Даньяны, где её выращивали, и, имей они хоть каплю совести, отказались бы от лакомства. Сегодня он появился с пустыми руками, и Рэйчел против воли почувствовала себя обманутой.
– А как проект? – спросил он. – Всё хорошо?
– Пока всё хорошо.
– Энн, разумеется, железная леди, а Грэйс только обустраивается на новом месте? Слышал о ней потрясающие отзывы.
– Она уж точно знает своё дело.
У Рэйчел не было ни малейшего желания обсуждать с Питером здоровье Грэйс или её душевное состояние. У неё вошло в привычку выдавать как можно меньше информации. Кроме того, обсуждать проблемы Энн и Грэйс значило бы сплетничать.
– Так мы укладываемся в график?
– Мы опережаем график. Повезло с погодой.
– Отлично. Это отлично.
И всё-таки Питеру не хотелось уходить. Он сидел на обшарпанном стуле, который бы смотрелся подходяще в студенческой комнате и которому точно не нашлось бы места в их с Амелией квартире, и сжимал пустую чашку из-под кофе. Рэйчел поняла, что ему хотелось поговорить с ней. Готовился сделать признание или открыть секрет, возможно, даже извиниться. Ей не хотелось слушать, что он скажет. Только не про его жену, работу или романы.
– Ты придёшь на похороны? – спросила она резко.
– Не знаю. Не думал.
– Подумай. Белла многое сделала для фирмы.
– Что ж, тогда, возможно, я приду.
– Если у тебя есть вопросы о ферме, можешь задать их Невиллу.
– Хорошо. – Но в нём всё ещё ощущалась неуверенность.
– Слушай, – сказала она. – Я вымоталась. Мне не мешало бы поспать пару часов перед тем, как снова пойти на холмы вечером. – Впрочем, она уже знала, что ветер слишком силён.
– Разумеется. Мне всё равно пора. Встреча с «Природой Англии»[2 - «Природа Англии» (англ. English Nature) – государственный орган в Англии, существовавший с 1990 по 2006 год, который занимался охраной дикой природы.]. Возможно, новая работа. Отличные новости, правда?
В ответ она встала, показывая ему – она ждет, что он немедленно уйдёт. Питер оставил куртку на кухне, кинул её на скамью, когда вошёл. Его ботинки стояли на пороге. Он завязал шнурки, затем надел куртку, поднял воротник. Рэйчел не стала надевать верхнюю одежду, а встала в дверях, провожая его. Подойдя к «Ренджроверу», он обернулся к ней и грустно махнул рукой.
Машина медленно тронулась, и вдруг она бросилась за ней и начала барабанить по дверце с логотипом, выкрикивая его имя. Даже сквозь тёплые носки земля двора холодила ноги. Питер затормозил и с готовностью выглянул из окна. Может быть, решил, что всё-таки сможет поделиться с ней своими мыслями.
– Хочу кое-что спросить.
– Конечно, что угодно.
– Ты приходил к Белле в день её смерти?
Мгновение Питер поражённо молчал. Казалось, он не в силах говорить, но, возможно, просто ожидал другого вопроса.
– Нет, – сказал он наконец. – А должен был? Это твой проект.
– Ты поднимался на холмы?
– Нет. Почему ты спрашиваешь?
Она покачала головой и отступила от «Ренджровера». Питер подождал в нерешительности и наконец уехал прочь.
Рэйчел была убеждена, что он солгал. Что-то вспыхнуло в памяти, когда он встал у машины и повернулся помахать ей. Что-то в его позе и очертаниях куртки с поднятым воротником. Это Питера она видела в свете фар, когда ехала через переправу Блэклоу в ночь самоубийства Беллы. И он соврал.
Глава седьмая
Останки Беллы сожгли в большом крематории в Киммерстоне. Рэйчел почему-то представлялось, что Беллу похоронят на церковном дворе в Ленгхолме, который был по сути ещё одним куском земли для пахоты и пастбищ, где по другую сторону низкой каменной стены паслись овцы и вдалеке виднелся утёс Фэбёрн. Если бы её похоронили, у Рэйчел хотя бы была могила, на которую можно прийти. Но Невилл и Даги – если у Даги вообще было право голоса, в чём она сомневалась, – остановили свой выбор на кремации. Звучал органный Вивальди, службу вёл викарий, который, кажется, вовсе ничего не знал о Белле.
В день похорон Грэйс осталась в Бейкиз, хотя Рэйчел предлагала подбросить её до города.
– Я не говорю, что тебе нужно быть в крематории. Зачем? Вы с Беллой даже не виделись никогда. Но тебе положен отдых. Съешь ланч, поройся в книжных. Потом можем встретиться и пообедать…
Но Грэйс отклонила предложение.
– Я знаю, что нельзя идти в горы без подстраховки, но у меня много работы. Я хочу сказать, это отличная возможность пересмотреть материал, который я собрала к этому моменту. – Она покраснела и замолчала. – И потом, ко мне может прийти друг. Возможно, останется на ночь. Вы ведь не против?
– О нет, конечно! – Рэйчел была рада, что есть кто-то ещё, что она не единственная ответственна за благополучие Грэйс. – Если у тебя есть компания, мы не будем торопиться назад.
Хоть Рэйчел и не хотелось в этом признаваться, но ей вовсе не улыбалось ехать в Киммерстон с Грэйс, чьё рассеянное молчание убивало любую беседу рядом с ней. Энн Прис могла раздражать или быть слишком самоуверенной, но, по крайней мере, она была нормальной. При этой мысли Рэйчел ощутила укол совести. Она услышала в голове голос Эдди: «Какое право ты имеешь судить? И вообще – что такое норма?»
Они рано приехали в крематорий – Рэйчел не умела опаздывать – и недолго ждали снаружи, не зная, как проходит процедура. Всё ещё дул порывистый ветер, который нагонял облака на солнце и гнул умирающие нарциссы, посаженные вдоль внешней стены. Рэйчел была в крематории прошлой осенью. В «Саду отдыха» появилась редкая птица, светлобрюхая пеночка. Любители птиц со всей со всей страны заявились в сад. Они прибыли со своими телескопами и штативами, смешались со скорбящими родственниками и взбешёнными распорядителями похорон. Позже Рэйчел описывала эту сцену Белле, и та смеялась. Ей вспомнилась Белла, стоящая на кухне в Блэклоу с чайником в чехле в пятнах от заварки и смеющаяся так, что чай расплескался по столу, и впервые на глаза навернулись слёзы.
В часовне Рэйчел села поближе к проходу, чтобы лучше видеть скорбящих. Церковь была почти пустой. Приехала Эдди и протиснулась поближе к ней, дотронулась до руки. Рэйчел физически ощутила сочувствие. Словно кто-то толкнул в очереди, придвинул лицо слишком близко к её лицу, требуя ответа. Ей захотелось оттолкнуть мать. Рэйчел подумала: «Не нужно было ехать к ней, просить о помощи».
Энн узнала в присутствовавших на церемонии пару человек из Ленгхолма. Она называла их шёпотом: начальница почты с мужем, молодая пара фермеров из Вендилоу, арендаторы земли при усадьбе. Питер сидел в заднем ряду вместе с Амелией, очень нарядный в своём дорогом костюме, который обычно надевал, чтоб впечатлить потенциальных клиентов. Будь в часовне побольше людей, Рэйчел бы жалела, что Амелия пришла. Она точно никогда не встречалась с Беллой и, кажется, явилась сюда без большой охоты, хоть и приоделась, как муж. Она сидела чуть поодаль от Питера и необычайно сосредоточенно разглядывала свои безупречной формы ногти. Впрочем, сейчас Рэйчел была рада, что почтить уход Беллы пришло на одного человека больше.
– Бог мой! – У Энн невольно вырвалось восклицание, когда в часовню вошла средних лет пара. Женщина держалась за руку мужчины. Они казались приятными, обычными. Рэйчел понадеялась, что хоть они родственники Беллы или её друзья из прошлого. – Кто это?
– Всего лишь Годфри Во с женой. Какого чёрта они здесь делают? Каков наглец.
Годфри Во был директором «Карьеров Слейтбёрн», движущей силой, стоявшей за событиями в Блэклоу, причиной, по которой Энн, Грэйс и Рэйчел оказались в Бейкиз. По которой они проводили подсчёты на холмах. Он казался слишком мягким и спокойным, чтобы вызвать такие потрясения.
Рэйчел была разочарована, ощутила странное желание вступиться за него.
– Они живут в Слейтбёрне, так ведь? Думаю, они почти соседи.
Однако Энн всё ещё кипела от злости.
– А по-моему, это чистой воды хамство.
Рэйчел подумала, что выразила бы свои мысли более сдержанно, но ей пришлось замолчать – начиналась церемония.
Даги прибыл в инвалидном кресле, которое толкал Невилл. По мнению Рэйчел, он был уже не так аккуратно наряжен, как хотелось бы Белле. На Даги был его лучший костюм, но воротник рубашки выглядел мятым. Тот, кто его сегодня брил, пропустил небольшой кусочек на щеке. Ботинкам не помешало бы немного крема для обуви. Невилл, напротив, был одет безупречно. Он был невысоким и мускулистым, с иссиня-чёрными, цвета воронова крыла, волосами и густой чёрной бородой. Рубашка казалась потрясающе белой на фоне его смуглой кожи, ботинки блестели.
