Веселью похитителей не было границ, Зайт выхватил у одного из своих подельников бутылку и надолго приложился к ее горлышку, а когда бутылка наконец-то опустела, он зашвырнул ее в кусты и заявил:
– На этот раз улов хороший, есть смысл идти на рынок Пелара, тамошние купцы нам хорошо заплатят за этот товар, – потом повернулся к нам и продолжил свои объяснения. – Если вы надеетесь сбежать, то это напрасно, я профессионал в этом деле, и у меня еще никто не сбегал. К тому же, есть еще одна причина, очень весомая причина… Мы покидаем привычный вам мир и отправляемся в иной, так что вас ждет увлекательное путешествие. Располагайтесь поудобней!
Он взмахнул рукой, указав на карнавальную клетку, и снова расхохотался, довольный собственным остроумием.
– От вас требуется только послушание и тогда, быть может, вам повезет, и я продам вас в какой нибудь гарем побогаче, ну, а ту сумасшедшую, что решится злить меня, я продам жрецам «диких земель», и ее принесут в жертву одному из сотен их богов… Большего вам знать не нужно! Хотя позвольте вам, мои дорогостоящие, представить моих многоуважаемых собратьев по ремеслу! Во-первых, тот, кто будет вас кормить в пути: его зовут Буйвол и он любит поболтать, но если я увижу, что кто-то из вас перемолвился с ним хоть словом, та зараза получит десять ударов плетью! Во-вторых, это Красавчик, он будет приглядывать за вашим здоровьем, мне нужны здоровые рабыни.
Я взглянула на Красавчика, и меня чуть не стошнило, передо мной стоял человек с искореженным лицом, без ноздрей и ушей, он походил на воплощение ночных кошмаров.
– В-третьих, мой помощник Рябой будет просто присматривать за всеми вами и докладывать мне лично. А теперь, парни, дайте им выпить «Болталки», а потом закиньте их в клетку и в путь!
Трое подельников споро взялись за дело, Буйвол зажимал одну из девушек, Красавчик разжимал ей рот, а Рябой заливал нам в рот какую-то очень сладко-кислую жижу.
– От этой вкусняшки, вы, мои драгоценные, будте понимать все языки нашего мира, как родной, и стоит этот бальзамчик ох как недёшево. Поэтому будьте хорошими девочками и продайтесь подороже. – Зайт и Рябой засмеялись, а Красавчик и Буйвол их поддержали диким хохотом.
И нас действительно, в буквальном смысле слова, закинули в клетку, здоровенный мужик Буйвол, сплошные мускулы, поднял сразу двоих и, не особенно церемонясь, покидал в клетку. При этом я с треском врезалась в стену, а когда смогла четко рассмотреть окружающий мир, клетка уже была заперта, а наши руки и ноги развязаны. Я с отвращением сорвала тряпку с лица и придвинулась к решетке, чтобы увидеть то, как мои похитители быстро грузят на крышу повозки свои пожитки. Вокруг меня началась какофония рева, кто-то из девушек молил отпустить, бедняжки были готовы на все, но Зайта ничего не могло прельстить, и он уже не обращал на нас внимания.
Я почему-то не могла ни плакать, ни умолять, я вообще не верила в реальность происходящего, поэтому просто сидела и наблюдала. Возможно, у меня был шок, я не чувствовала боли и решила, что это просто жуткий сон.
Когда вещи были погружены, и все похитители, кроме Зайта, забрались на крышу повозки, он приказал всем сидеть тихо, и достал из кожаного мешочка, висевшего у него на поясе, шар, состоявший из шести долей. По виду он напоминал нечто металлическое, и в то же время возникало ощущение, что шар сделан из янтаря. Зайт прижал палец к одной из долей и произнес какое-то слово, расслышать с такого расстояния я не могла, но почему-то мне показалось, я пропустила важную деталь в происходящем. Шар в руке похитителя начал гудеть и вскоре из доли, на которую нажал Зайт, вырвался луч золотистого цвета и вересковая пустошь подернулась золотой дымкой. В центре этой дымки появилась более плотная точка и начала пульсируя разрастаться у нас на глазах, образуя довольно таки крупный кусок нового пейзажа. Там за золотистой дымкой нас ждали могучие горы и многометровые обрывы и когда ледяной горный воздух коснулся моей кожи я вздрогнула от неожиданности, крик застрял у меня в горле, я наконец поняла, что не сплю! Когда повозка проходила межу мирами я не могла дышать, страх все сильнее сжимал мою грудь и, наконец, когда проход между мирами закрылся, я закричала. Так, наверное, кричат души проклятых, когда видят святые символы, а быть может, так кричат грешники, перешагивая порог ада, именно такой грешницей я себя в тот момент почувствовала…
Уже начало темнеть, когда я стала более-менее соображать, мне было холодно, хотелось есть. Странный я все-таки человек, настолько привыкла удовлетворять все свои потребности, что даже в подобной ситуации я могла думать только о пустом желудке. С детства предоставленная сама себе и не сильно затрудненная в деньгах, я сумела избаловать себя, и потому сейчас страх постепенно уступал место разуму и телесным желаниям.
Усевшись у прутьев, я постаралось рассмотреть работорговцев, но сгустившийся мрак не позволил мне этого сделать. Не знаю, как они находили дорогу в горах в подобной темноте, но мы ни разу не останавливались, и только время от времени к нам заглядывал Зайт. И когда стало совсем холодно, Рябой закинул нам тюк с одеялами. Разобрав одеяла, мы постарались уединиться настолько, насколько это позволяла клетка, и каждая погрузилась в свои невеселые мысли, только это уединение длилось недолго. Первый же услышанный нами вой заставил нас сбиться в кучку в центре клетки, где мы и просидели до самого утра в тесной компании перепуганных девиц, увозимых неизвестно куда.
Люди всегда боялись ночной темноты, но стоило появиться первым лучам солнца, и в людских умах зарождалась надежда, такова сила самосохранения, и именно эта сила заставила меня утром умыться под конвоем Буйвола и позавтракать той бурдой, что он называл едой, и эта же сила заставила меня думать о побеге. Я умела выжидать и не торопиться, а для начала я стала наблюдать…
Никогда не видела такого рассвета, как в то холодное утро посреди диких гор! Прожив двадцать лет в городе, я любила поспать подольше, и ни за что не стала бы подниматься рано утром из-за какого-то рассвета. Клетка же позволила мне наблюдать прекраснейшее зрелище: солнце медленно начало золотить горизонт, и при этом не забыло про розовый и даже про светло-малиновый. Несколько облаков, проплывавших по небу, гордые и величественные пушистики, впитывали в себя эти невероятные краски. Мир вокруг нас просыпался, птицы уже вовсю пели свои гимны жизни, и все казалось идеалистично прекрасным, поэтому кандалы, клетка и наши похитители казались на этом фоне отметиной проказы на лице красавицы…
Наши надзиратели усиленно отсыпались после бессонной ночи, но мы даже не смели пошевелиться. Цепи, надетые на нас, имели особые свойства, они гремели, как сотня колоколов, от малейшего шевеления. Одна из нас уже успела испытать на себе ласки плети Зайта за то, что она просто попыталась сесть поудобней, и ее цепи побеспокоили уже почти уснувшего главаря.
Девушка лежала в центре клетки, на животе, а ее спину покрывал толстый слой целебной мази. Как сказал Красавчик, этот бальзам снимал боль и ускорял заживление, к тому же после этого бальзама не остаются рубцы на теле, а посему пороть они могут нас, сколько им захочется.
– Пить? Дайте мне, пожалуйста, попить!? – наконец смогла прошептать выпоротая девушка, но никто так и не посмел пошевелиться.
– Прости подруга, если мы пошевелимся, нас тоже выпорют, – сказала девушка с коротко остриженными каштановыми волосами и удивительно круглым лицом. Все ее формы тела были круглыми, хотя и не полными, при этом она была очень симпатичной, а ее почти желтые глаза были сильнодействующей приманкой для противоположного пола.
– Кстати, меня зовут Регина, – прошептала она ели слышно, – я учусь на втором курсе архитектурного, точнее, училась.
– Меня зовут Ольга, я на третьем курсе медицинского, – так же ели слышно произнесла девушка сидевшая в углу, кутавшаяся в одеяло, несмотря на то, что уже было жарковато. Это была та самая девушка, пнувшая меня в истерическом припадке и, похоже, истерика была ее естественным состоянием.
Ее когда-то шикарно уложенные волосы стали похожи на копну соломы, заплаканные глаза были водянисто-голубыми и затравленный взгляд метался по нашим лицам в поисках поддержки и защиты. Она была худощава, и при этом имела очень пышный бюст.
– Я Света, и я работаю продавщицей в ювелирном магазине, – смущенно произнесла смугленькая девушка с внешностью цыганки, особым ее достоинством были огромные, выразительные и очень умные глаза, в которых читалась способность сочувствовать и сострадать всему миру. – Я не могла учиться, мне нужно было работать.
– Ну, а я Татьяна, – прошептала выпоротая девушка, – и я еще не определилась с профессией.
Она была обычной блондинкой с голубыми глазами, но в этих глазах было столько озорства и задора, что мне даже как-то легче на душе стало.
Все посмотрели на меня, и я почувствовала, что краснею, то, чем я занималась, обычно не афишировали, и единственное, что им стоило обо мне знать, это мой студенческий статус.
– Я Марта, я учусь на первом курсе юрфака, училась, – Должна признаться, я не знала, как выглядела на тот момент, но обычно я заплетала в простую косу перекрашенные из рыжего в пепельный цвет волосы. Глаза у меня зеленые, а фигура средняя, по крайней мере, я всегда старалась не выделяться из толпы.
– Ну, вот мы и познакомились, – со вздохом прошептала Татьяна, – теперь бы еще проснуться от этого кошмара и больше желать нечего.
– Очень больно? – спросила я, и поняла, что задала глупый вопрос.
– Уже не очень, эта вонючая гадость у меня на спине, как ни странно, помогла.
Мы снова замолчали, Рябой, спавший ближе всех к нам, приподнял голову и заспанно зыркнул на нас ненавидящим взглядом, больше говорить никто не захотел.
На обед у нас было то же, что и на завтрак, затем нас вывели по одной в кустики, и клетка снова тронулась в путь. Мы проехали по дну небольшого ущелья с бескрайними отвесными стенами из известняка и направились сначала вслед за солнцем, а ближе к вечеру повернули на юг по еле заметной тропке, на которой нашу клетку нещадно трясло, и посему у нас болел каждый миллиметр тела. Нам приходилось держаться за прутья клетки, чтоб нас не швыряло по ней, как кукол.
Мы проехали великолепную горную долину, покрытую ковром из полевых цветов, и нам даже позволили искупаться и постирать свои вещи в чистейшем озере, расположенном точно в центре долины. Вообще, у наших похитителей была одна положительная черта – они были очень чистоплотны и даже не очень умный Буйвол старательно намывал после нас посуду и чистил двух пегих кобыл, которые катили груженую клетку.
Обсушиться нам, конечно, не дали, и когда мы покинули солнечную долину, нам снова пришлось закутаться в тонкие шерстяные одеяла неопределенного цвета и, постукивая зубами от холода и тряски, продолжить любование горным пейзажем.
Но проехали мы немного, примерно через час на нашем пути встали трое в лохмотьях и с деревянными посохами, покрытыми витиеватой резьбой. Они походили на пилигримов, с котомками через плечо и седыми бородами, но их жесткие, оценивающие взгляды ничем не отличались от взглядов Зайта и Рябого. К тому же, судя по тому, как насупился и напрягся Буйвол и, как побледнели Рябой и Красавчик, добра от этих «пилигримов» ждать не приходилось. Только Зайт, правивший лошадьми, оставался спокойным и, не торопясь, спешившись, встал у клетки к нам спиной и взялся чистить ногти кончиком ножа, он демонстративно молчал и не обращал внимания на троих стариков, как будто он просто решил передохнуть и постоять возле решетки. Но я-то понимала, что он просто старался не дать этим троим получше рассмотреть нас.
Старик, что стоял в центре, кашлянул и что-то пробормотал своим товарищам, те согласно кивнули.
Зайт переменился мгновенно, левой рукой он сжал кристалл, висевший на шнурочке, привязанном к поясу, правая рука легла на кинжал.
– Чего вам? – Коротко спросил Зайт, и в его голосе смешались страх и угроза.
– Ты и так знаешь, мы против работорговли, и тебе придется отпустить девушек! – Старик не успел договорить, а в наших душах зародилась надежда.
– Конечно, знаю, еще я знаю, как вы любите колдовские пытки и некромантию, – удивительно спокойно сказал Красавчик с крыши клетки, и наша надежда мгновенно скончалась.
– У нас разрешение правителя, а где ваша лицензия? – гордо произнес самый молодой из троих и уставился на меня так, как будто увидел нечто необычное. – Нам нужна та, с косами!
– Плати, и она твоя. – Зайт не расслаблялся ни на секунду, я же превратилась в комок нервов готовых вот-вот взорваться.
– Мы никогда не платим, мы всегда берем то, что нам нужно! – Высокомерию стоявшего в центре троицы не было предела, он даже не забыл стукнуть посохом оземь для большей убедительности.
– Со мной этот номер не пройдет, колдун, твоя магия убеждения на меня не действует. – Зайт крепче сжал кристалл, а пальцы правой руки сделали едва уловимый пасс. Мне даже показалось, что его пальцы завяжутся узлом, а в следующий момент я впервые в жизни увидела магию в действии. Старики одновременно стукнули посохами оземь, и та пошла мелкими волнами как вода, и чем ближе она была к нам, тем выше была волна. Ольга истошно заверещала и грохнулась в обморок. Татьяна, поднявшись на колени, схватила меня за руку, с другой стороны мою руку схватила Света.
Но волна земли до нас так и не добралась. Зайт что-то выкрикнул и движение земляной воны остановилось. Зайт не стал терять время попусту и, сорвав кристалл с пояса, зажал его между ладоней и приложил к шраму на лбу. Старики попытались нанести новый удар, но не успели, Зайт снова что-то прокричал, и три молнии обрушились на стариков.
Клетка объехала трупы, и мы поехали дальше, на крыше бойко обсуждали недавнюю победу и обмывали ее, пуская по кругу бутылку с выпивкой. А мы сидели с вытянутыми от удивления и страха лицами. Перемещение в другой мир, магия – все это не вписывалось в нашу привычную логику, и если бы не боль во всем теле и не усталость, я бы снова решила, что это всего лишь очень яркий сон.
К вечеру мы выехали на широкую мощеную дорогу и Рябой с большим облегчением произнес:
– Уф, ну, наконец-то тракт «Большого дракона», теперь мы точно доберемся до Пелара! А вы, девки, благодарите Богов за то, что прошли горы «Большого дракона» почти без проблем! Предыдущую партию мы до тракта не довезли!
Больше он не удостаивал нас своим вниманием. Зайт же, наоборот, долго присматривался ко мне, как будто пытался увидеть то, что привлекло ко мне внимание трех колдунов. Он то подходил поближе, то отходил подальше, бормоча какие-то ругательства и, наконец, подошел вплотную, выхватил кинжал и обрезал мне косы. Зачем он это сделал? Не знаю. Только моих кос, моей гордости у меня больше не было, я никогда не остригала волосы и теперь ощутила себя голой, и выходка Зайта окончательно меня доконала. Я не сказала ни слова, я просто вцепилась ногтями ему в лицо, и когда меня сумели оттащить от него, на лице Зайта остались глубокие царапины, из которых сочилась кровь. И эта кровь была мне бальзамом на душу и помогла мне даже больше, чем бальзам Красавчика который нанесли на мою спину, исполосованную плетью. Меня выпороли так, что следующие несколько дней прошли в тумане, и я ничего из них не помню. Зато я хорошо помню день, когда клетка остановилась на небольшом постоялом дворе, находившемся в предгорье. Нам предстояло проехать горы, называвшиеся «Зубы дракона», и постоялый двор был последним человеческим жилищем перед болотами, расположившимися сразу за горами.
Ни в горах, ни в болотах никто не осмеливался оставаться надолго, одно название болот говорило само за себя – «Проклятые» – и, судя по тому, что нам успел рассказать словоохотливый Буйвол, даже самые могущественные маги остерегались оставаться надолго в горах и, тем более, в болотах.
Нас перевели в клетку в центре постоялого двора, и мы наконец-то смогли нормально поесть. Кусок хлеба и отварного мяса, и кружка кваса нам показались деликатесами после стряпни Буйвола. Мы даже понадеялись немного передохнуть от бесконечной нервотрепки и дорожной тряски, но не тут-то было. Зайт устроил нам смотрины, он не собирался нас продавать, но хвастался своим товаром с большой радостью. Раздев догола, нас показывали купцам и караванщикам, каждую заставили пройтись по двору и показать свою стать, затем нас снова заперли в клетку и позволили любопытствующим рассмотреть товар поближе. А это значит, что можно было не только смотреть, но и пощупать. К вечеру у меня выработалась стойкая ненависть к маленьким лысым старикам с их грязными липкими ладонями, норовившими ухватить посильней и ущипнуть побольней. Я даже пообещала себе, и девчонки меня в этом поддержали, когда нибудь мы обязательно придушим с десяток подобных старичков и оставим их в подобной клетке в назидание другим.
Но ни сами смотрины, ни мерзкие старики не произвели на меня такого впечатление, как один очень состоятельный по виду посетитель смотрин. Он был богато одет и носил меч на поясе и огромный медальон на цепи, висевший у него на шее, ему прислуживали все служанки постоялого двора, и он выглядел, я бы сказала, как европеец, а не как большинство обитателей постоялого двора. Здесь я увидела много разных лиц, в этом мире вообще, похоже, было намешано много разных рас и народов, но европеец был один. К тому же он был чертовски красив, с волосами цвета зрелой пшеницы и с черными глазами. Он не подходил к нам близко, а лишь наблюдал со стороны и общался с Зайтом, как со старым знакомым. Он хотел кого-то из нас купить, но почему-то Зайт отказал ему, и тогда этот гордый и надменный богач психанул. Крику было! Этот «северянин» требовал подчинения от всех и вся, грозился перерезать всех на постоялом дворе и запытать Зайта самым жутким образом, но наш похититель твердо отказался уступать, спасло его только то, что «северянин» был один, а его свита должна была прибыть только к ночи.
Ночевать на постоялом дворе наши похитители, конечно, тут же передумали, быстро закидав на крышу клетки припасы еды и воды, они поспешили раскланяться. И как только мы выехали за ворота постоялого двора, началась бешеная скачка. Ни дождь, ни ночная мгла не останавливали похитителей, они готовы были загнать лошадей, лишь бы подальше забраться в горы.
– Похоже, у него неприятности! – прошептала мне на ухо Таня, усаживаясь рядом со мной и покрепче хватаясь за прутья клетки.
– Побольше бы ему проблем и неприятностей! – ответила я и, закрыв глаза, размечталась о том, как тот северный господин отрывает Зайту все, что можно оторвать. «Главное, чтоб их неприятности нам на пользу пошли» – успела подумать я, прежде чем уснуть.
Глава вторая
Мы мчались до самого полудня и остановились только после того, как за нашими спинами сомкнулись стройные гряды горных вершин. Клетку и лошадей загнали в небольшую пещеру, нас извлекли из нее и приковали к гигантскому сталактиту, который мне показался чересчур удобным для подобного использования. Потом я увидела царапины на сталактите рядом с моими кандалами и все поняла. Похоже Зайт стремился к этой пещере, здесь работорговцы чувствовали себя в безопасности, и мои догадки вскоре подтвердились, Буйвол достал из-за нагромождения камней спальные принадлежности и большой котел. Костер развели в некоем подобии очага, и по пещере разнесся аромат свежесваренного супа, нас, как всегда, покормил Буйвол и в этот раз его стряпня оказалось значительно лучше. Я медленно хлебала суп прямо из миски, ложки нам никто не дал, и у меня, наконец, появилась возможность понаблюдать за Зайтом и его компанией.
Эти парни были давними знакомыми и, судя по всему, не очень-то доверяли друг другу, но авторитет Зайта был очень высок и нерушим, похоже, что, кроме него, никто не владел магией. Я прислушивалась к их разговору, пыталась понять их образ мышления, но никак не могла понять, почему он отказался продать одну из нас северянину. Зайт явно боялся мести за неповиновение северянину и вздрагивал при малейшем постороннем звуке, и все же он не уступил. Неужели он думал, что в Пеларе за нас получит значительно больше? Или он специально пошел поперек воли северянина, надеясь тем самым привлечь покупателей побогаче? В голове вопросы соревновались, оспаривая степень своей важности, и чтобы от них избавиться, мне пришлось тряхнуть головой, остриженные волосы напомнили мне об исцарапанном лице Зайта, и я, злорадно улыбнувшись, подумала:
«Пусть пока я не могу „сделать ноги“, зато расписала тебе морду! Даст бог, пришибу, лишь бы слинять и узнать, как домой вернуться!»
Я никогда не отличалась кровожадностью, но навсегда запоминала обидчиков, и даже в детстве пару раз получала по мягкому месту от дяди Саши за попытки отомстить тем, кто меня обидел. Дядюшки поблизости не было, чтобы отчитать меня за злопамятство, да и этот мир отличался от нашего мира. Мне нужно было везение, удачное стечение обстоятельств и терпение, каменное терпение по отношению ко всему, что вытворял Зайт. Я верила в свою удачу, а терпение мне было привито с детства, к тому же, я отличалась непоколебимым упрямством и, похоже, теперь мне могли пригодиться эти качества моего характера.
Мы провели в пещере три дня, никто не выходил на улицу и даже воду использовали дождевую. Хорошо еще, что они ее кипятили, прежде чем поить ею нас, вода была с желтизной и с неприятным привкусом, лошади, пившие некипяченую воду, выглядели все время слегка пьяными и вечно приставали к Буйволу то с поцелуями, то с укусами. С теми же порывами к нам периодически подбирались то Рябой, то Красавчик, но бдительный Зайт каждый раз плетью отгонял от нас своих подручных, и вскоре всем стало скучно сидеть в пещере. Когда же Зайт, наконец, осмелился покинуть пещеру, с облегчением вздохнули все, даже лошади. Эта пара кобылок быстро оправилась от сумасшедшей скачки, и им уже не терпелось снова ощутить опьяняющую скорость.
Они вывезли клетку из пещеры и я зажмурила глаза от яркого солнечного света, вокруг стояло марево от невыносимой жары, но, похоже, Зайта это волновала меньше всего. Мы ехали по безжизненным пустынным горам, и они не шли ни в какое сравнение с «Большим драконом». Это действительно были лишь его зубы, изъеденные ветром и жарой острые и гнилые зубы. Повсюду были видны отверстия пещер, а в долинах, таких же безжизненных и не езженых, виднелись только каменные столбы в форме больших деревьев. Наши похитители почему-то их избегали, а Буйвол и Рябой откровенно побаивались, когда же ночью эти столбы начали светится, я поняла, что в них заключена огромная магическая сила. Мне нравилось смотреть на их спокойное разноцветное свечение и, чем больше я на них смотрела, тем легче мне становилось на душе. В какой-то момент мне даже показалось, что еще немного, и я обрету свободу, еще чуть-чуть, и я навсегда разрешу все свои проблемы. Но сильный удар в челюсть и грязные ругательства Зайта нарушили это зачарованное состояние и ощущение близкой свободы ушло. Я лежала на полу клетки и уговаривала себя не шевелиться, а Зайт смотрел на меня с ненавистью и каким-то странным испуганным призрением.
– Если бы ты не пользовалась таким спросом, я бы с большим удовольствием бросил тебя здесь, и подыхай ты среди этих демонических камней! Но ты привлекаешь покупателей, уж не знаю, почему, не такая уж ты и красавица. В Пеларе я продам тебя князю, но если ты еще раз посмотришь на эти столбы, я выколю тебе глаза!
Он отошел к костру, я еле слышно зашипела от боли и злости, выругалась ему вслед, отвернулась к стене и больше ни на что не смотрела. Мне хотелось кричать от кипевшей во мне ярости, испытанное мной ощущение и та пьянящая сила, исходившая от столбов, были прекрасны, а он лишил меня этого чувства.
«Когда-нибудь я распишусь на твоем сердце!» – вспомнила я слова одного киногероя и поняла его чувства. Теперь я стала многое понимать: и то, почему отец не простил убийцу матери и, мстя ему, погиб сам, и почему дядя Саша всегда с невероятным упорством отстаивал свои территории, даже если они почти не приносили доходов. Я многое начала понимать, и вдруг с ужасом осознала, что из-за всех этих передряг я повзрослела, а ведь еще совсем недавно я со смехом говорила дядюшке, что никакая сила на свете не заставит меня повзрослеть раньше сорока лет. Представляю, как переживал мое исчезновение мой старый дядюшка. Он заботился обо мне с тех пор, как мне исполнилось восемь лет, и, кроме меня, у него никого не было. Дядя Саша делал все, чтобы уберечь меня от житейских трудностей, конечно, его воспитание было довольно-таки своеобразным, и все же он любил меня. При мысли о нем мое сердце наполнялось ноющей болью, а в голове постоянно возникали образы из детства, и мне стоило больших усилий не погрузиться в эти воспоминания полностью, не отключиться от окружавшей меня реальности. Не расплакаться.
Через пять дней мы покинули горы и вошли в проклятые болота, клетку покрыли антимоскитной сеткой и на наши шеи надели ожерелья из каких-то сушеных плодов. Запах от ожерелий шел тошнотворный, но когда я поняла, что именно он отпугивает многомиллионные рои насекомых, я сумела упросить Буйвола дать нам еще по одному ожерелью. Наши похитители не только увешались этими плодами, они еще пили какую-то жидкость с таким же ароматом и вскоре их охмелевшие рожи стали глупо счастливыми и с зеленоватым оттенком кожи. Мы ехали по ухабистой дороге между тропических болот, и я не раз вздрагивала от доносившихся воплей и других жутковатых звуков. Буйвол, окончательно охмелев улегся на крышу животом и сверху заглянул к нам.
– Не бойтесь, девоськи, – пробормотал он, еле ворочая языком. – Болота не стлашны, если не сволачивать с дороги, к тому же завтло к вечелу мы плоедим топи, и я наколмлю вас болотными ягодами. Их здесь море, и все можно есть.
Его пьяные глаза сошлись в одну точку у переносицы и он отключился, я сразу же попыталась дотянуться до ключей, висевших у него на шее, но тут к нему присоединился Рябой и посмотрел на нас взглядом сутенера.
– Если бы не запрет Зайта, вы бы узна… ли бы си… лу Ря… бого, я бы…
Рябой запинался, и голос его срывался на визг, но при этом он не забыл о своих обязанностях, и с большим трудом оттащил Буйвола от края. Я со злости шибанула цепью о решетку и увидела, как девчонки с ужасом вжались в стену. Они поняли, что я хотела сделать и, похоже, не очень одобряли мои действия.
– Я не рабыня! И не хочу ею становиться, и если у меня будет возможность, я убегу! – зло прошипела я, глядя на каждую, но мои слова расслышали только Татьяна и Света. Девчонки уселись рядом со мной и собрались спать, у нас уже была своеобразная традиция, Танюшка и Света рядом со мной в центре, Ольга и Регина по углам. Они промолчали. Похоже, они еще не поняли, что нас ждало по прибытии в Пелар, но я догадывалась, что после официальной продажи мы уже никогда не отмоемся от статуса рабыни. Даже если мне удастся бежать, в памяти все равно останется позорный момент моей продажи как какой-то вещи…
В ту ночь, кроме меня и Зайта, все уже спали, Зайт смотрел вперед, а я назад. Вот уже две ночи подряд мне казалось, что я видела огни факелов вдали, почти на самом горизонте, и теперь я надеялась снова увидеть их. Мне не хотелось верить в чудо, но я надеялась, к тому же у меня было стойкое предчувствие скорых перемен, и оно меня не подвело. На этот раз всадники были значительно ближе, они нас нагоняли, и я уже не сомневалась: северянин не простил Зайту оскорбления, я успела насчитать пятнадцать огоньков, прежде чем мы повернули на распутье, и огоньки исчезли из виду. Последующие две ночи огоньки появлялись все ближе, в третью ночь я запретила девчонкам спать, по моим прикидкам, факельщики должны были нагнать нас именно в эту ночь, и я хотела быть готовой к действию.
Я не ошиблась.
В болотах стояла неимоверная духота, что и не удивительно для середины лета, но та ночь была настоящим испытанием для нас. Наши похитители, пьяные уже пятую ночь, продолжали заливать свои желудки вонючим пойлом, спасавшим их от насекомых, и я впервые смогла смело протянуть руку к вожделенным ключам.
– Марта, Зайт сказал, что от него еще ни кто не сбегал, – сказала Танюшка, при этом стараясь подползти ко мне поближе.
– Всегда бывает в первый раз!
– Если тебя поймают, ты умрешь, – прошептала Регина, и я уловила в ее глазах мимолетное торжество, как будто меня уже поймали.
– Знаешь, лучше умереть при попытке к бегству, чем от жертвенного ножа, или умереть со скуки в каком нибудь гареме, – неожиданно поддержала меня Света.
– А я вообще не хочу умирать, – пролепетала Ольга и, тихонько вздыхая, снова начала покачиваться в такт движениям клетки. Она последние два дня ни с кем не разговаривала и ела только потому, что мы ее заставляли.
– Никто и не собирается умирать, Оленька, – попыталась успокоить ее Света, но Ольга нас уже не замечала, она бормотала себе под нос какой-то детский стишок и широко улыбалась.
– Одна уже свихнулась, – проворчала Регина, усаживаясь поудобней в своем углу, закутываясь в одеяло и закрывая глаза, по тому, что я о ней успела узнать, говорить она больше не собиралась.
– Черти полосатые и их плешивая бабка! Мы не должны сдаваться, – мой дядя всегда так высказывался когда наступали трудные времена, и теперь, произнеся вслух его любимое ругательство, я почувствовала, что действительно не сдамся, никогда.
Впервые в жизни я была благодарна матушке природе за существование комаров. Мои попытки добраться до ключа каждый раз заканчивались одинаково, Рябой как будто чувствовал, что я делаю и всегда появлялся рядом с Буйволом, стоило мне только протянуть руку. Наконец настал момент, когда из всей банды не спал только Зайт, и я снова увидела огни факелов. Они были совсем близко, я даже смогла разглядеть очертания лошадей и их наездников. Но и Зайт их тоже заметил! Звонкий щелчок кнута дал сигнал к началу гонки и мы, как по команде, вцепились в прутья клетки. Буйвол лежавший на самом краю крыши клетки неожиданно повис передо мной, в пьяном угаре он даже не проснулся. Ключи позвякивали перед моими глазами и я, не веря в свою удачу, спокойно сжала их в кулаке. В тот же момент от очередного толчка Буйвол слетел с крыши и бечевка, порезав мне руку, легко оборвалась. Я видела как огромное тело рухнуло с обочины в топь и начало медленно погружаться в болотную жижу. Следующим слетел с крыши Рябой, и его растоптала лошадь северянина. Я уже не сомневалась, что нас догоняет именно он! Кнут Зайта взвивался и щелкал безостановочно, он выкрикивал какие-то магические слова, но его усилия были напрасны. И когда мимо нас пронесся всадник в черных доспехах и выстрелил в Зайта из арбалета, он смог лишь удивленно выругаться. Всадник начал останавливать перепуганных лошадей, и к тому моменту, когда клетка остановилась, на землю рухнул наш мертвый похититель.
Я, довольная происходящим, вздохнула и начала действовать, быстро отстегнув от себя кандалы, я помогла остальным избавиться от жутко гремевших цепей, и когда к клетке подошел тот самый «северянин», я резко раскрыла клетку и сшибла его с ног. Соскочив на оглушённого неожиданным нападением мужчину я быстро выхватила его кинжал, и срезав пояс, отшвырнула его девчонкам. Острие кинжала впилось в горло «северянина», а его меч, символ его благородства уже упирался ему в живот, у Светы тряслись от страха руки, но она держала меч и всем видом показывала, что готова на все.
– Никому не двигаться, иначе он умрет! – прохрипела я осипшим голосом и заставила своего пленника подняться на ноги.
Как ни странно, он оказался одного со мной роста, и мне не составило труда держать кинжал у его горла. А он и не думал сопротивляться, так, по крайней мере, мне показалось.
– Спокойно, рабыня, мы тебя не обидим… – произнес северянин, но стоило мне плотней прижать кинжал к горлу, как он тут же замолчал.
– Это ты, спокойней, приятель, – сказала Татьяна, смело вставшая рядом со мной, – А ну мальчики, кидай оружие в болото!
– Да! А ты здоровяк, гони свою стрелялку и ножичек, – поддержала нас Света, и в ее голосе уже не было страха.
Здоровяк, к которому обратилась Светлана, смотрел на нее снисходительно спокойно и не реагировал. Это был здоровенный мулат с фигурой, наверняка зачаровывавшей многих женщин, лицо у него было наполнено мудростью, скрываемой под грубой силой, и он явно не был простым солдафоном. Не знаю почему, но этот темный и немного страшный мужчина мне понравился, а я привыкла доверять своему чутью на людей.
– Ты, мужик, не дури! Я твоего хозяина отпущу, когда он не будет опасен для нас, а сейчас вам лучше делать, что мы говорим!
Он взглянул на меня, и я одарила его уверенной улыбкой, затем он посмотрел на северянина и произнес:
– Мой господин, я мог бы…
– Раньше думать надо было! Делай, что они говорят! – Сквозь зубы прорычал мой пленник, и я еще плотнее прижала кинжал, порезав кожу северянину, и прошептала:
– Если никто не станет нам мешать, ты, останешься в живых, а если кто-то дернется, мне терять нечего.
– Делайте, что они говорят! – Снова повторил «северянин», и в болото полетело оружие.
– Ты слышал волю господина? – прокричала торжествующая Татьяна и протянула руку к арбалету.
