Ольга Пойманова "Далеко и близко"

– Ну надо же, заботливые какие.

– Они и старше. Им около двадцати что-то…

Мамины плечи опять напряглись на секунду. Потом она выдохнула и тихонько попросила:

– Дочь, ты всё-таки поаккуратнее.

И вышла из комнаты.

Я снова включила "Чайку и дельтаплан".

Спать мне совсем не хотелось. До полуночи летала и мечтала.

Оторвала себя усилием воли. Как-никак, завтра к первому уроку. И надо хоть как-то выспаться.

Уже в кровати подумала: интересно, а как он выглядит, этот вкрадчивый и мудрый Илья Ефимов?

Глава 3. Удав и жираф

– Ритка, подъем! – Алёна что есть мочи двинула мне локтем в бок. Я зашипела от боли, но она сделала круглые глаза и мотнула головой в сторону учительского стола. Я обернулась. Елена Семёновна, наша учительница по русскому и литературе, смотрела на меня поверх очков, и взгляд ее ничего хорошего не предвещал…

– Лагутина, тебе особое приглашение нужно? – вкрадчиво поинтересовалась она. За эту интонацию, от которой внутри все обмирало, Семёновну в школе прозвали Удавом. Дескать, подползет так элегантно к тебе поближе, а потом как окрутит, и не вырвешься… Думается мне, ее даже директор здраво опасался. Я же учительницу уважала и побаивалась. Нас с ней мирило только то, что я очень любила читать, и по поводу каждой книги имела мнение свое, а не официально дозволенное. Самостоятельность и умение мыслить Удав уважала.

Но сейчас я, кажется умудрилась проштрафиться…

– Иди давай! – опять пребольно пихнула меня в бок Алёнка. Вот как есть Щепка, говорящая фамилия! Тощая как та палочка, и локти как гвозди…

Удав все так же смотрела на меня, но температура в классе от ее взгляда уже повысилась на пару градусов. По крайней мере меня резко бросило в жар.

– Чего? – одними губами спросила я, но Щепка поняла.

– Стихи! – шепнула мне соседка. Надо сказать, что с Алёнкой мы не только парту делим, мы с ней одним совком в детсадовской песочнице копали и с одного балкона косточками от вишни летом плевали, а это вам не абы что. Это дружба на век.

Щепка поджала губы и посмотрела на меня как умалишенную. И тут дошло, наконец.

Удав задавала нам на дом учить стихи. Она вообще была непоколебимо уверена в том, что живое поэтическое слово рождает в неокрепших умах только лучшее. Поэтому каждого поэта мы проходили с обязательным устным экзаменом. В принципе, я с ней была согласна, и заучивала стихи с удовольствием. Особенно мне нравился Серебряный век.

Вот и сейчас полагалось читать про изысканного жирафа и озеро Чад. Гумилев грел мне душу и сердце, и я с большим удовольствием провела пару вечеров за этими строками. Встав из-за парты, вышла к доске, набрала в грудь побольше воздуха и начала:

– Как мы устали

В мире из стали

Искать где-нибудь тепла.

Кем же мы стали?

Раб и хозяин

Равно сгорят до тла.

Бейся в стекло,

Бедная птица,

Рваным взмахни крылом.

Что-то придет,

Что-то случится,

Ты посмотри в окно…

Когда закончила спустя несколько минут, в классе стояла мертвая тишина. Я поймала Алёнкин взгляд. Она подкрутила пальцем у виска.

– Прелестно… – раздался тихий вкрадчивый голос, и я поняла, что пропала. Все, Удав нашел свою жертву. Кажется, я не сказала ни слова о жирафе, и вообще не произнесла ничего из заявленного Гумилева. Обществу был явлен поэт века нынешнего господин Ефимов. Песня, которую я гоняла вчера вечером по кругу, въелась в мозг и вытеснила всех конкурентов.

– Значит, так… Выразительность пять, сообразительность пять, знание современной культуры – пять, домашнее задание – два. Лагутина, ты всерьез думала, что я приму это за Гумилева?

– Нет, – полушепотом ответила я, втянула голову в плечи и затянула:

– Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд

И руки особенно тонки, колени обняв…

– Довольно, – прервала меня Елена Семёновна. – Верю, что выучила. На первый раз сойдёмся на четверке, балл отниму за невнимательность. Второго раза быть не должно. Садись.

Стуча зубами, я вернулась за парту.

– Ну ты и везучая, – шепнула мне Щепка. – Мне бы за такое пару вкатила и не пожалела. А тебе целая четверка! Ты чего там рассказывала-то?

Я даже не пыталась отбрехаться, все равно Алёна не отстанет. Она настырная как комар и цепкая как клещ. Карандашом я быстро нацарапала в тетради "на перемене расскажу", показала ей и стёрла. Щепка кивнула. Но план сорвался. Меня вызвали к классному руководителю по поводу подготовки февральского концерта. Была у нас в школе такая традиция, раз в сезон устраивать выступления талантливых ребят, и не из списка учительских любимчиков и отличников, а из тех, кто действительно чего-то стоит. Я один раз случайно подвязалась на роль "подай-принеси-отойди-не мешайся", и с тех пор постоянно помогаю искать таланты. Так что всю перемену докладывала, кого мы выпустим на сцену в этот раз, и пришлось Щепке мариноваться в ожидании. Благо недолго, всего один урок.

Когда алгебра закончилась, Алёнка первой выскочила в коридор и там, схватив меня за локоть, защебетала:

– Ну давай, говори уже! Целый день с таким мечтательным видом ходишь, как будто тебе миллион на голову упал! Думаешь, я по твоему лицу не вижу, что ты во что-то интересное вляпалась? Я тоже хочу! Говори!

– А пойдем ко мне, чаю попьем с пряниками…

– Лагутина! Голову мне не дури!

– И не думала! Там и расскажу, и покажу, и послушать дам.

Подруга согласилась. Через полчаса мы вольготно уселись у меня в комнате, и я включила "Чайку и дельтаплан". Потом ещё и ещё.

На лице Щепки застыло благостное и счастливое выражение. Она прикрыла глаза и мерно покачивалась в такт музыке.

– Хорошо-то как… – протянула она, когда очередная песня закончилась. – Эй, а чего ты…

– Да не знала я про них! – говорю же, мы с Алёнкой уже давно не просто друзья. Мы умеем разговаривать одними предлогами, если надо.

– А…

– Оттуда. Слушай.

И пришлось мне заново рассказывать и про вечер, и про гитару, и Валеру с Антоном.

– Ну ты даёшь, Лагутина… – процедила сквозь зубы Щепка, когда я закончила. Толи от злости процедила, толи от зависти. С ней-то таких историй не случалось!

– Так, мораль мне уже мама прочитала, так что не повторяй. Лучше скажи, как тебе.

– Да говорю ж: хорошо очень. Душевно.

– Вот и я так думаю. Вчера весь вечер их гоняла по кругу. Итог ты знаешь…

– Хорошо, что Удав тетка справедливая, хоть и суровая. Одного я не пойму…

– Чего?

– А откуда она знает, что это современная культура?

– В смысле?

– Ну помнишь: бла-бла-бла пять, знание современной культуры пять…

– Ну не чуждо же ей что-то человеческое? Может, она их тоже любит?

– Может… Слушай, а давай их сайт посмотрим? Ну или соцсети?

Мы полезли в интернет. Странно, почему я раньше этого не сделала? Не знаю… Как будто чего-то боялась.

Поисковик выдал нам большой список ссылок, и мы, как вежливые гости, прошли в парадную. Открыли официальный сайт.

– Альбинос?! – выдохнула Щепка еле-еле, когда открылось заглавное фото сайта. Определить, кто в группе главный, было элементарно. Ефимова фотограф выдвинул на первый план.

– Вроде они не вырастают такими крупными, у них, как я читала, здоровье не очень…

Нет, он не был альбиносом. У них не бывает таких пронзительных зелёных глаз. Но то, что Илья Ефимов оказался до невероятного светлым, – факт. Пепельный блондин, широченный плечи, лицо рельефное, даже слегка суровое. Но самое главное – взгляд. Я сразу подумала, что такой бывает у просоленных морских волков или у бывалых альпинистов. Прямой, спокойный, мудрый…

– Да какая ж это чайка, это целый альбатрос! – пробормотала за моим плечом Щепка.

В принципе, я была с ней согласна.

Алёнка ушла, а я вновь включила музыку. Глядя прямо в глаза портрету Ефимова, я пыталась понять, что же такое происходит в его голове, почему он смотрит на мир настолько спокойными мудрыми глазами и пишет песни, от которых у меня в душе революция?

Глава 4. Во сне и наяву

Медленно и задумчиво я брела вдоль берега моря. Оно сегодня было беспокойным. Гремело, ворчало и жаловалось. Как будто со всей силы призывало кого-то, кто способен прийти и решить всего его проблемы. Волны то и дело докатывалось до меня и покусывали кроссовки, ноги были уже насквозь. А я радовалась. Люблю шторм.

Над водой висели болтливые чайки, голосили истошно и занудно. Неподалеку кто-то бросал им хлеб, кусочки не успевали порой упасть на прибрежные камни, их тут же подхватывали и утаскивали прочь.

И вдруг все стихло. Испустив прощальный крик, чайки что есть силы ринулись к горизонту. Море вежливо отступило, кланяясь и целуя камни все дальше и дальше от моих ног. Вдалеке показалось что-то, оно приблизилось, и я смогла разобрать, что это огромная белая птица. Мощные крылья разрезали воздух подобно лезвиям. Она парила над морем как властелин, как древний могучий дух. Прошло ещё немного времени, птица подлетела ближе, и я поняла наконец, кто это.

Альбатрос.

Он летел молча. Ничто не нарушало величия момента.

– Альбатросы это души погибших моряков, – шепнул мне на ухо вкрадчивый голос. И этот звук в окружившей меня тишине прозвучал как выстрел.

Я резко обернулась. Позади стоял он.

Никогда бы не подумала, что Ефимов настолько высокий. Я, со своим скромным ростом в 165 сантиметров, оказалась ему едва по плечо. Одет он был во все белое, и только свитер, небрежно наброшенный на плечи наподобие плаща, имел серый цвет.

"Как крылья альбатросов", – подумала я.

Пронзительные зелёные глаза вглядывались в мое лицо.

– Ты зря боишься, – сказал вдруг он. – Моряки верили, что альбатрос, парящий высоко над кораблём, несёт добрые вести. Подними голову. Смотри, насколько я выше тебя. Не жди беды. Я пришел к тебе с добром.

Я подскочила в постели и взвизгнула от боли. Сколько раз обещала себе попросить отца перевесить книжную полку, да все забывала. И вот вам пожалуйста: вошла в нее лбом, да не куда-нибудь, а прямо в острый угол. Шипя, ощупала будущий грандиозный синяк. А в голове по-прежнему звучал голос Ефимова: "Не жди беды. Я пришел к тебе с добром".

Как же мне хотелось в это верить!

Я сама не заметила, как Илья Ефимов стал моим постоянным спутником. И дело не только в песнях "Чайки и дельтаплана", которые я без конца гоняла в плеере. Он сопровождал меня везде. В своей голове я вела продолжительные беседы с ним совершенно обо всем: о погоде, литературе, событиях, мыслях, мечтах, идеях. Я брала его с собой, куда бы ни шла. У людей бывают придуманные друзья. (Не знаю, кто и когда решил, что это неправильно, я лично всегда считала это нормальным. Неплохо иметь в своей голове ещё кого-то, кто, возможно, размышляет куда более здраво, чем ты сам. Может, это твое мудрое Альтер-эго, которому ты просто дал имя?). Так вот: у людей бывают друзья выдуманные. А у меня был Илья Ефимов.

Он выгодно отличался от моего окружения. Даже Щепке я не могла сказать всего, что говорила ему. Пожалуй, этот человек был единственным, кто видел меня насквозь, пусть лишь только в моей голове.

"Мы знаем друг друга по самые сны и мысли", – пел он. И теперь я понимала, о чем это.

Поневоле сравнивала с ним всех окружающих меня парней. И все они проигрывали. Кому-то не хватало вдумчивости, кому-то стати, кому-то внутренней силы…

– Ты понимаешь, что придумала его себе, и он может на самом деле оказаться совсем другими человеком? – допытывались у меня Алёнка, когда я рассказала ей об этом.

А я смотрела в его глаза на фотографии и понимала: не может. Знала, что подруга, вероятнее всего, права. Но верить в это никак не получалось.

И вот однажды, возвращаясь из школы, я свернула в берёзовую аллею. Вообще-то она была мне не по пути, но со мной, конечно же, был мой внутренний Ефимов, и мне страшно захотелось показать ему это место. Поэтому я сделала небольшой крюк и нырнула на узкую улочку, окружённую старыми деревьями. Это было очень красиво… Даже сейчас, накануне декабря, аллея выглядела каким-то волшебным местом, и тонкие ветви берез сплетались в причудливую паутину, опушенную лёгким снегом.

– Смотри, Илья, как сказочно… – прошептала я. Как же мне хотелось услышать, что он ответит!