Зима 1803 г. «Система спекулятивной философии», включая логику и метафизику, или трансцендентальный идеализм, философию природы и философию разума.
Лето 1804 года, курса нет, возможно, из-за отсутствия студентов.
Зима 1804 года, то же, что и зима 1803 года. У него 30 студентов, включая Бахмана, и в дальнейшем от 20 до 30 студентов.
Лето 1805 года, естественное право и вышеупомянутый курс.
Зима 1805 года, история философии, Realphilosophie (т.е. природа и разум), математика (арифметика и геометрия, по книгам Шталя и Лоренца) Габлер, преемник Гегеля в Берлине, высоко ценил этот курс.
Лето 1806 года, философия природы и разума, спекулятивная философия, включая феноменологию и логику
Зима 1806 года, снова спекулятивная философия.
Начиная с лета 1805 года, существовала небольшая группа преданных слушателей, включая грека из Константинополя. Интересно, что к концу этого периода темами становятся основные книги Гегеля: тройная система «Энциклопедии», «Философия права» или «Естественное право» и сочетание «Феноменологии» и «Логики». Кажется, что основные различия в системе возникают благодаря этим всеобъемлющим изложениям материала от первых принципов до их применения. Впечатляющим достижением является и то, что он не отставал от математики. Интересно также, что зимой 1805 года историческое изложение философии, похоже, заменяет «Феноменологию» и «Логику».
Глава шестая «Критический философский журнал» 1802—1803 гг.
Розенкранц отмечает, что Гегель играл в «Критическом журнале» ведущую роль по сравнению с Шеллингом. Существует история о том, что он был уязвлен замечанием в одном из штутгартских журналов, в котором его называли защитником Шеллинга, и хотел заявить о своей независимости. Однако в то время они оба по-прежнему считали, что находятся в основном согласии. В главе рассматриваются эссе, опубликованные в журнале, по отдельности.
О сущности философской критики в целом
Вступительное эссе – «О сущности философской критики в целом». Гегель рассматривает Идею как критерий суждения. Грубо говоря, он считает возможным общее суждение, учитывающее общее состояние культуры, но выходящее за рамки конкретных сравнений. Гете отмечал (в письмах к Зельтеру), что Гегель ставил себя на место других людей, так что они фактически критиковали себя, но это беспокоило занятых читателей, которые не могли отличить его изложения других от его собственной позиции.
Как здравый смысл понимает философию
Это второе эссе о профессоре Круге с насмешками над пером. По всей видимости, Крюг всегда обижался на философию тождества, но Розенкранц не особо останавливается на этом эссе, которое в любом случае не более чем краткий сатирический набросок.
Отношение скептицизма к философии
В этом важном эссе обсуждается и сравнивается античный и современный скептицизм, и я думаю, что здесь снова есть ключ к Гегелю, который был упущен из виду. Розенкранц утверждает, что Гегель «занимался, подобно Гербарту, глубоким изучением Секста Эмпирика». Я уже отмечал подобное замечание ранее в книге, и это существенно его усиливает. Гегель обсуждает труды Шульце, а именно:
Aenedisemus (1794), который был отрецензирован Фихте, и
Критика теоретической философии (1801)
В оригинале греческое Aenedisemus – это скептик, о котором говорит Секст в своем рассказе о пирронизме. Шульце является представителем современного скептицизма в этом эссе. Я всегда полагал, что это Юм, но, видимо, это не так. Гегель говорит, что скептицизм – это момент всей истинной философии. Это, безусловно, важное замечание, поскольку оно подразумевает, что оно содержится в его собственном мышлении. Истинная философия не является ни догматизмом, ни скептицизмом (это соответственно начальная точка зрения и диалектика зрелой системы). Скептицизм – это свободная сторона философии. Античный скептицизм, утверждает Гегель, был направлен против фиксированных категорий или понятий. Странно, что он цитирует здесь Парменида, который не был скептиком, но, возможно, речь идет о парадоксах Зенона. Гегель отвергает идею Шульце о том, что разум подобен мешку, содержащему воображение, рассудок и т. д. Он отвергает его подозрение в наличии великих природных даров. Он приходит к выводу, что древние не полагались на органы чувств, как это делают современные скептики.
Две статьи Шеллинга
В этом месте Розенкранц обсуждает две статьи, которые на самом деле были написаны Шеллингом, но приписывает влияние на них Гегелю. Впоследствии было признано, что Шеллинг претендовал на авторство одной из них, а Гегель – нет.
Вера и знание
Второй том «Критического журнала» (1802, т. 1) содержит это эссе о Канте, Якоби и Фихте, которые характеризуются как «рефлективные философии субъективности», исчерпывающие все ее формы. Гегель принимает это за «принцип Севера», или, другими словами, за выражение протестантизма. Так, например, в диалектике Канта есть объективность, но в практической философии она выливается в субъективные постулаты. У Якоби – ностальгия по бесконечному, которая охватывает конкретные формы сознания. Фихте объединяет эти тенденции, или так считает Гегель. Гегель критикует Гердера вместе с Якоби, что само по себе было смело для того времени.
Гегель считает, что религиозная возвышенность мысли забывает себя, а не медитирует над своими чувствами. Он сравнивает это с тем, как певец забывает себя в объективной гармонии песни. Гегель также рассматривал религию в это время как общинный труд по воплощению воли Бога, а не как восхищение субъективностью проповедника. В эссе «Различие» он уже признал значение «Речи о религии» (1799) Шлейермахера. И здесь он видит противоречие между стремлением к свободе и целью освобождения от размышлений о себе. Проповедник становится своего рода символической общинной жертвой, «виртуозом назидания и энтузиазма». (302) Это было распространенное чувство в протестантизме того времени, и, несомненно, подобные мысли высказывались и за пределами Германии, в частности в сандемановском движении. Религиозное сознание не находит себя в законах государства или вселенской церкви, но остается поиском, стремлением.
В религии, как и в философии, включающей в себя скептицизм, отрицание – это момент. Оно выражается в признании конечности и в идее смерти Бога (сам Бог мертв, говорится в лютеранском гимне). Затем наступает умозрительная Страстная пятница, из которой проистекает свобода и возрождение, как в идее воскресения.
Естественное право
Гегель различает:
– эмпирическое и
и формальную трактовки естественного права, и в этом отношении он ссылается на недавние работы Фихте. Кант и Фихте стремятся к абсолютной морали, но их субъективность приводит их к дуализму морали и законности. Таким образом, они рассматривают законность как вопрос ограничения. Гегель писал, что государство Фихте:
«Далекая от того, чтобы стать органическим целым духа народа, она выродилась в полицейское государство наихудшего типа, в котором Ефорат, контролирующий все, сводит к нулю свободу частной жизни и в такой же степени возможность подлинно общественной жизни».
Гегель представляет себе вместо этого объективную свободу, где мораль и законность едины. Моральный субъект Канта и Фихте отчужден от идеи республики (Gemeinwesen), где он был бы как дома. Поэтому патриотизм для него чужд.
Розенкранц отмечает, что Гегеля обвиняют в том, что он не придает значения морали (например, Рудольф Хайм, но предположительно и другие). На это он отвечает, что Гегель видел ее необходимость; его возражения сводились скорее к тому, что она не является единственной формой практического духа. Гегель отличался недоверием романтической школы к морали. В книге Гербарта «Универсальная практическая философия» (1808) также утверждается, что учение о добродетелях и обязанностях не является исчерпывающей практической философией. Гербарт также считал, что следует противостоять атомистическому направлению мысли. Розенкранц пишет, что Гегель «ни в коем случае не был врагом индивидуальности, где она оправдывает себя […] Он не переставал высоко ценить воспитание, видя в нем подчинение случайной особенности индивида, дисциплину, процесс этической жизни. « (306)
Гегель обосновывал свою терминологию, отмечая общее происхождение Sitten (от Sittlichkeit) и греческого ethos (оба означают обычай), в то время как мораль в немецком языке была выдуманным словом.
Применительно к юридической науке Гегель связывает наказание с идеей свободы как следствия злоупотребления ею. Уголовный кодекс – это нота, как прейскурант преступлений, поскольку его запреты обращены к нашей рациональной природе. Точно так же он отвергает идею договора как слишком относительную, чтобы эксплицировать этическую жизнь за пределами узкой и подчиненной сферы. Отношения монарха и народа, например, не являются договором. Этическая жизнь имеет абсолютный характер, который отсутствует в идее договора. Розенкранц отмечает, что эта идея возникла еще до цезаризма Наполеона и переезда Гегеля в Берлин и, следовательно, противоречит представлению о том, что Гегель менял свои цвета в соответствии с личными интересами (как утверждает Гайм).
Гегель видит в современности конфликт между идеей равенства, относящейся ко всем свободным индивидам, и конкретными социальными отношениями. Он выделяет идею жертвоприношения как общественно значимую и отвергает идею мирового государства, поскольку государство уже есть нечто абсолютное по своему характеру. Эти идеи, безусловно, вновь появляются в «Философии права», а некоторые из них – в «Феноменологии».
Глава седьмая Дидактические изменения в системе
В Йене Гегель вскоре был вынужден модифицировать свою систему в свете потребностей своих учеников. Об этом не пишет Вальтер Кауфман, через которого я впервые узнал о Гегеле, хотя, возможно, более поздние биографы включают этот материал. Возникают проблемы, связанные с противоречивыми датами, приписываемыми рукописным материалам, хотя основные положения остаются в силе. Изменения коснулись не только изложения, добавив пространные вступления, но и структуры и содержания материала.
Во введениях рассматривалась необходимость философии и ее отношения с конкретными науками. Хотя Гегель по-прежнему использовал триаду Идея-Природа-Разум, в конце своих лекций он добавил Религию в качестве примиряющего элемента. Его словарный запас и поэтический репертуар расширяются, концептуальные определения становятся более четкими, а новые образы льются рекой. Например, он называет прозрачность познания эфиром духа. Он сохраняет пристрастие к греческой мифологии и предполагаемому греческому Volksgeist. Таким образом, греческое искусство и мифология якобы воплощают сознание народа. Художник, работающий с этой мифологией, подобен тому, кто устанавливает на арку камень, чтобы она стояла сама по себе, или убирает последний дерн земли, открывающий родник. Политические революции тоже дело рук народа. Многое из этого красноречия воспроизведено в посмертных лекциях. Здесь впервые появляется полемика против версий натурфилософии, разработанных Шеллингом. Гегель признает современное использование образов для выражения Идеи, как, например, у Якоба Бёме, хотя такие передачи, по его мнению, должны подвергаться рациональной оценке. Само понятие – это прозрачный элемент. Здесь он отдает предпочтение немецким словам, поскольку не хочет, чтобы Абсолют казался чем-то чуждым уму слушателей.
Гегель преподавал ex dictatis, что означает использование тетрадей, и они сохранились. Изменения, которые выявляет Розенкранц, затрагивают как логику, так и философию природы и разума, и Розенкранц рассматривает их по очереди:
Логика
Гегель излагает здесь свою мысль «в стихии свободной всеобщности, следуя логическому методу, который он рассматривает как внутреннюю организацию разума» (320). Он хочет «освободить разум от подчинения природе» (320) и теперь считает пренебрежение логикой в современной философии чем-то странным. В этот момент в дело вмешиваются этические замечания. Гегель находит роль для идеи великого человека как инструмента, пробуждающего новую этическую форму, подобно тому как Иаков борется с Богом, являя новое проявление божественности. Александр Македонский, таким образом, прошел путь от школы Аристотеля до завоевания мира. Розенкранц приводит описание Гегелем своего логического метода, которое, возможно, заинтересует некоторых в этом списке. Он считает, что восстанавливает старую идею философии и использует логические формы понимания в качестве проводника разума. Сначала он выделяет универсальные формы разума как таковые, не задаваясь вопросом, являются ли они субъективными или объективными. Затем он рассматривает формы понятия, суждения и силлогизма как конечные. Наконец, он спрашивает, насколько они соответствуют разуму как таковому. Это, по-видимому, больше соответствует субъективной, чем объективной логике. Со своей стороны, я все еще нахожу это неясным в исполнении, если не в замысле.
В 1806 году Гегель сам называет Идею «ночью божественной тайны» (326) и далее характеризует благость, справедливость и мудрость Бога с точки зрения своей философии.
Философия природы
Здесь происходят некоторые интересные изменения. Гегель отказался от прежней идеи о солнечной и земной системах в пользу трехчастного деления предмета на механическую, химическую и органическую части. Именно это мы находим в опубликованных версиях «Философии природы». Карл Мишле (1801—93) описывает эти изменения в своем издании второй части энциклопедии, вышедшем в 1842 году. Большинство «Дополнений Мишле к „Философии природы“» относится к этому периоду. Тетрадь, из которой они были взяты, позже была отредактирована Хоффмайстером (1931), и существует еще одно издание 1988 года. Мишле продолжил работу над книгой «Естественное право или философия права как практическая философия» (Берлин, 1866), в которой кратко описаны некоторые разногласия, возникшие у него с Розенкранцем.
Философия разума
В философии разума произошли большие изменения. Здесь лекции Гегеля охватывали право и политику, а другие аспекты разума рассматривались только в расширенных вступительных и заключительных замечаниях. В этих замечаниях прослеживается некоторая связь психологии с практической жизнью, и вместе с этим платоновский элемент в Гегеле отходит на второй план. В этих рукописях, по мнению Розенкранца, не хватает организованности в вопросах детализации собранного материала. Структура лекций включает в себя:
1. Я (теоретическое и практическое) и семья
2. Признание (собственность, договор, завещания, правосудие)
3. Конституция (в целом и сословия)
Это интересно отличается от опубликованной «Философии права», где семья находится в третьей части. Рассказ о сословиях на самом деле является своего рода политической экономией, или мне так кажется. В это время Гегель проводит фундаментальное различие между так называемыми низшими сословиями и государственными служащими. К низшим сословиям относятся крестьяне, промышленники и торговцы, в то время как государственные служащие – это полиция (в расширенном смысле администрация), правительство и армия. Розенкранц остро замечает, что идеи образованного крестьянства или всеобщей военной службы в ополчении не представлены в этом разделении.
Гегель снова критикует идею государства как возникающего из договора. Интересно, что он снова вводит идею великого человека, чье насилие необходимо и справедливо. Страх смерти уничтожает непосредственную власть частного лица и тем самым устанавливает общественное царство. Похоже, что это часть контекста борьбы за признание в «Феноменологии». Это версия Макиавелли. Отсутствие центральной власти у германцев объясняется тем, что они пренебрегали этим принципом. Греки, напротив, недостаточно развили свою индивидуальность, прежде чем отказаться от нее. Есть отрывок, который Розенкранц ошибочно воспринимает как поддержку монархии, но на самом деле он относится к образованному общественному мнению.
Гегель считает, что церковь должна подчиняться государству, но только в той мере, в какой они разделяют одно и то же фундаментальное видение человечества. Государство, по его мнению, является более рациональным элементом. Он писал
«Когда государство подчиняется церкви, то либо оно оказывается во власти фанатизма, который приносит настоящее в жертву представлению о потустороннем, и оно погибает, либо вводится клерикальное правительство, которое является не экстериоризацией действия и существования самих по себе, а волей как таковой в существовании как таковом, и это не в отношении всеобщности признаваемого бытия, а в отношении единичной воли как таковой». (333)
Конечно, можно возразить, что фанатизм не обязательно должен быть исключительно религиозным, даже если светская сфера имеет свою собственную легитимность.
Глава восьмая Записная книжка 1803—1806 гг.
Гегель был коллегой Шеллинга в течение двух с половиной лет до того, как Шеллинг переехал в Вюрцбург в Баварии в 1803 году. Возможно, в связи с прекращением существования «Критического журнала» Гегель начал вести «Тетрадь для записей» (он использует английское выражение, говорит Розенкранц, хотя «Commonplace book» – это то, что мне знакомо по Джону Локку). В ней много выдержек из английских, французских и немецких книг, особенно по естественным наукам. Кажется, он проводил эксперименты со светом, и есть посредственная зарисовка, где он стоит у окна и наблюдает за светом из него. Некоторые из комментариев и афоризмов, особенно против натурфилософии, вошли в «Феноменологию». Есть прекрасные замечания о Гомере и трагедии. По моим впечатлениям, афоризмы проницательны, без того пьянящего чувства собственной важности, которое можно найти у Ницше, но с похожим стилем и внешним видом на странице.
Одно из показательных замечаний заключается в том, что, по его мнению, люди теперь ожидают от философии восполнения утраты религии.
Затем Розенкранц приводит знаменитое прометеевское признание Гегеля, напоминающее чтение «Фауста» Гете, которое он с трудом пытается примирить с более привычным стилем Гегеля. Однако Осмо указывает, что в статье в Hegel Studien в 1973 году было показано, что это на самом деле отрывок из рецензии на романы, и поэтому объяснения Розенкранца излишни.
Гегель предстает здесь как патриотическая фигура. События дня вызывают сочувствие, иронию, но чаще всего сарказм. В начале дискуссии, продолженной позже, Розенкранц говорит, что эти замечания показывают, что Гегель не воспринимал реальное как рациональное и даже с гневом встречал неразумную действительность. Более подробно он обсуждает это в биографическом контексте позже в связи с «Философией права».
Глава девятая Феноменологический кризис системы до 1807 года
Гегель анонсировал выход «Руководства» в издательстве Котта, но оно так и не появилось. Розенкранц предполагает, что, возможно, задержка объясняется частыми изменениями в его взглядах. Лекции по истории философии 1805—1806 годов стали для Гегеля шагом вперед. В них он увидел единство философии в ее разнообразных проявлениях. Действительно, стоит отметить, что объем твердых знаний в философии можно было бы сократить до гораздо меньшего, если бы устранить все повторения ошибок и т. д., которые составляют большую часть литературы, и это Гегель попытался сделать в «Энциклопедии». Однако я полагаю, что имеется в виду единство развития. К этому моменту Гегель представлял себе всеобщую историю с точки зрения абсолютного знания. Как всегда, мне, как и многим, эта заключительная позиция кажется сомнительной, но я не буду развивать здесь свои размышления.
Вся современная философия, считает Гегель, исходит из концепции самосознания. Вновь вмешаюсь, это относится и к Декарту, и к Локку, и к Канту. В это время, замечает Розенкранц, Гегель использует идею субстанциальности как противоположности самосознанию, но также как опыта, который самосознание создает для себя. Эта последняя идея стала с 1804 года наброском «Феноменологии». В этот набросок Гегель вписал наиболее последовательные из своих работ.
В качестве предыстории Фихте проанализировал теоретические, практические и телеологические эстетические суждения в своей «Wissenschaftslehre» (различия кантовские). Шеллинг, напротив, применял те же самые различия конкретно при рассмотрении природы, истории и искусства в своей «Системе трансцендентального идеализма». Это иллюстрирует взаимодействие теоретического и конкретного подходов в современной философской литературе.
Сознание, таким образом, прогрессивно определяет себя, пока не совпадет с бесконечностью своего содержания. Таким образом, существует детерминация, отношение этого к предыдущему сознанию и прогрессия («Aufhebung»). Это он интерпретирует как саморазвитие. Сознание должно обрести форму, адекватную как его собственной природе, так и его содержанию. Таким образом, оно отказывается от ряда форм, которые были приняты в одностороннем порядке, но имеют относительно абсолютную ценность. То, что мы решаем, погружается обратно в то, чем мы были, ограничения и последствия чего становятся очевидными как неизбежно вытекающие из первоначального решения.
Розенкранц отмечает, что «Феноменология» – это название четвертой главы «Метафизических элементов природы» Канта (1786), а до этого она встречается в «Новом органоне» (1764) Ламберта. Этим термином называлось учение о видимости. Позднее Гегель назвал «Феноменологию» своим «Путешествием открытий».
Основными этапами являются:
Сознание
Дух (имеется в виду субъективность как субстанция)
Абсолютное познание
В заключении сознание постигает себя как постигающее абсолютно. Таким образом, книга выполняет функцию введения. Сознание вновь появляется в системе, но в «Феноменологии» оно предстает как познающее себя в природе, этической жизни, культуре, морали и религии. При этом ситуации вновь предстают с разных сторон. Например, переходы от стоицизма к скептицизму, от этической жизни к правовому государству, от эстетической к абсолютной религии соответствуют переходу от греческого к римскому миру во всеобщей истории. Точно так же несчастное сознание, романтизм, вера, отчужденный дух, прекрасная душа и переход от явленной религии – все это соответствует и развивает логику самосознания, разрывающегося между сознанием изменчивости и вечности. Это и есть принцип их отречения от мира. Гегель думает о средневековой клерикальной иерархии, но логика применима ко всем подобным иерархиям.
Взаимодействие тщеславия и культурного труда типично для дореволюционной французской культуры. Здесь имеется в виду Дидро (чей «Племянник Рамо» был переведен Гете в 1804 году), а также Мариво и Руссо). Розенкранц указывает, что в качестве примера распадающейся культуры он мог бы взять и Люсьена, и «Письма Плиния Младшего». Точно так же Розенкранц уподобляет «Прекрасную душу» гётевскому Вильгельму Мейстеру, но в целом это относится к логике отделения от действия.
Таким образом, происходит путешествие самосознания к прозрачному самопознанию. Метод, описанный в предисловии, заключается в том, чтобы позволить предмету развиваться в его собственных терминах. Истина возникает из взаимодействия субъекта и субстанции. Окончательное примирение представлено в смерти Христа, воскресении и сошествии Духа. Вмешаюсь, но мне кажется, что здесь есть опасность гордыни, которая не является полностью христианским чувством, хотя, конечно, это уже давно спорный вопрос. Розенкранц воспроизводит длинную цитату, которая в других источниках утрачена, указывающую на уверенность в исследовании природы и разума. Несколько таких цитат воспроизведены в «Документах Гофмейстера».
Гегель писал «Феноменологию» с 1804 года, но читал курс по ней лишь однажды, летом 1806 года, причем страницы раздавались слушателям. Разве не чудесно было бы вернуться в прошлое и побывать на том занятии! Герр профессор, что вы имели в виду, когда писали… Печать была завершена в 1807 году. Его последний курс в Йене закончился в сентябре 1806 года, и Розенкранц цитирует перацию из него о наступлении новой эры для человеческого духа, которую философия должна признать за то, что в ней вечно, и приветствовать как таковую. Это часто воспроизводится в биографиях.
