***
В это время далеко в лесу Мадлен медленно открыла глаза и застонала от боли. Все тело ныло от жесткого падения. Над ней склонился перепуганный Анри:
– Слава Богу, ты очнулась, сестренка! Я уж думал… Лежи, не вставай. Кажется, рука сломана. Сейчас перевяжу.
Барон спешился рядом, с тревогой разглядывая дочь.
– Нам нужно в замок, к лекарю. Охоту придется прервать. Где граф?
– Скачет впереди всех за вепрем, – ответил Анри. – Вряд ли заметил, что мы отстали.
– Тем лучше, – барон нахмурился. – Этот человек не внушает мне доверия. Уедем незаметно.
– Но почему, отец? Что так тревожит вас? – спросила Мадлен, морщась от боли, пока брат накладывал шину на руку.
– Доченька, сейчас не время, – мягко произнес барон, помогая ей взобраться на свою лошадь. – Нужно поскорее вернуться домой и показать тебя лекарю. А по пути я расскажу вам кое-что важное об этом графе.
Анри вскочил в седло, и троица направила коней прочь с полянки, оставив позади шум охоты. Продираясь сквозь заросли, д'Арси направились к замку кратчайшей дорогой, известной лишь местным.
Некоторое время они ехали молча, погруженные каждый в свои мысли. Мадлен, прижимая к груди раненую руку, гадала, что за секреты собирается поведать отец. С графом де Фуа они никогда не были особенно близки, но сейчас в голосе барона звучало неприкрытое опасение.
Анри хмурился, то и дело бросая на сестру обеспокоенные взгляды – падение напугало его не на шутку. Брат с детства был для Мадлен не только защитником, но и лучшим другом. Он даже обучил ее стрельбе из лука и верховой езде, несмотря на неодобрение матушки, полагавшей, что юной леди не пристало увлекаться столь неженственными занятиями.
Барон ехал чуть впереди, зорко вглядываясь в чащу, словно высматривая возможную угрозу. Его широкоплечая фигура, облаченная в охотничий костюм из темно-зеленого сукна, выглядела напряженной, как сжатая пружина.
Когда впереди меж стволов забрезжили очертания замковых стен, Арман д'Арси наконец нарушил тишину:
– Дети мои, вы знаете, как важно в наши смутные времена сохранять мир и осмотрительность. Особенно нам, гугенотам, коих многие до сих пор почитают за еретиков и смутьянов, невзирая на королевские эдикты.
Барон тяжело вздохнул, поглаживая густую бороду.
– Я слыхал о графе де Фуа такое, что вызывает у меня тревогу. Говорят, втайне он сочувствует Католической лиге, что жаждет крови гугенотов. Подозреваю, сегодняшнее приглашение было лишь предлогом, чтобы завлечь нас на свою территорию. А Мадлен… Боюсь, твое падение, дочка, было не просто случайностью.
– Что вы такое говорите, отец? – вскинулся Анри. – Уж не хотите ли вы сказать, что кобылу Мадлен намеренно напугали? Но зачем графу это?
– Не знаю, сын, – покачал головой барон. – Но вспомни – как «удачно» случилось это падение вдали от посторонних глаз, стоило нам только углубиться в лесные владения графа. Да и взгляды, коими он прожигал Мадлен всю дорогу… Тут что-то нечисто. Нужно быть настороже.
У Мадлен похолодело внутри. Она всегда недолюбливала графа за его высокомерный и надменный вид. Но мысль о том, что он может желать ей зла, повергла девушку в трепет.
Тем временем всадники въехали во двор замка, вымощенный крупными каменными плитами. Анри спешился первым и бережно снял сестру с лошади. Навстречу уже спешили слуги, встревоженные ранним возвращением хозяев.
– Скорее ведите госпожу в ее покои, да пошлите за лекарем! – распорядился барон, передавая бледную Мадлен на руки служанок. – А ты, Анри, удвой охрану у ворот. И усиль караулы на стенах.
– Будет исполнено, отец! – кивнул Анри, целуя сестру в лоб. – Поправляйся скорее, Мадлен.
С этими словами юноша, звеня шпорами, направился в сторону казарм.
Мадлен, шатаясь от слабости, позволила увести себя в комнату. Голова шла кругом от всего случившегося. Девушка гадала, что за интриги плетутся вокруг их семьи. И кто тот таинственный узник в подвалах графа, о коем ей только что поведал отец? Сердце подсказывало – их судьбы каким-то непостижимым образом связаны.
Глава 3. Спасение и знакомство
Этьен де Фуа, статный юноша лет двадцати, скакал через лес, низко пригнувшись к холке коня. Его алый плащ развевался за спиной словно знамя. В отличие от отца, Этьен не рвался преследовать раненого вепря. Вместо этого он поспешил к замку, чтобы предупредить мать о случившемся.
Миновав подъемный мост и массивные кованые ворота, Этьен вихрем взлетел по ступеням парадной лестницы и ворвался в покои графини. Элеонора де Фуа, в девичестве де Роган – красавица лет сорока с точеной фигурой и властным профилем, удивленно воззрилась на сына:
– Этьен? Что стряслось? Отчего ты вернулся так рано и без отца?
Юноша, тяжело дыша, рухнул в кресло и выпалил:
– Матушка, на охоте приключилась беда. Мадлен, дочь барона д'Арси, упала с лошади. Кажется, она серьезно ранена. Барон с сыном повезли её в свой замок. Подозреваю, падение не было случайностью. Все выглядело так, словно кобылу чем-то напугали…
Графиня нахмурила точеные брови:
– Вот как? Ну что ж, туда ей и дорога, еретичке. Одной гугеноткой меньше. Молись, чтобы твой отец не принимал в этом участия, иначе нам не избежать королевского гнева.
Этьен вскинулся:
– Но матушка, разве можно желать зла невинной девице, какой бы веры она ни была? Мадлен всегда казалась мне кроткой и учтивой особой. И как можно подозревать собственного мужа?
– Ах, сын мой, – вздохнула Элеонора, – как ты еще юн и наивен. В нашем мире, где идет борьба за истинную веру, нет места жалости к врагам. А твой отец… Я давно подозреваю, что он замышляет смуту. Но довольно болтать. Ступай к себе, я сама поговорю с графом, когда он вернется.
С этими словами графиня взмахом руки отпустила сына. Этьен, кусая губы, поднялся и вышел прочь. Сердце его было преисполнено сомнений. Втайне юноша не одобрял жестокости отца по отношению к гугенотам. В Париже, куда Этьен нередко сопровождал графа ко двору, он часто слышал о доброте и справедливости короля Генриха, сумевшего примирить страну. Но спорить с отцом означало навлечь на себя гнев. Этьен предпочел до поры держать истинные чувства при себе.
Тяжело вздохнув, он направился в сторону домашней часовни, намереваясь вознести молитву о выздоровлении Мадлен. Сам не зная почему, Этьен всегда проникался симпатией к этой хрупкой голубоглазой девушке, так непохожей на чопорных дочерей соседей-дворян. Было в ней какое-то особенное очарование, непосредственность и искренность. «Я должен ей помочь», – решил Этьен про себя.
Вечером, когда замок погрузился в сон, юноша покинул свои покои и крадучись направился в подземелья. Факел в его руке мерцал, отбрасывая причудливые тени на неровные каменные стены. Спустившись по узкой лестнице, Этьен приблизился к массивной дубовой двери и достал из кармана ключ.
В тусклом свете факела он различил прикованного к стене человека в разодранной одежде. Незнакомец слабо шевельнулся и приоткрыл глаза. Изумрудные, как у самого Этьена.
– Кто здесь? – хрипло спросил пленник. – Никак сам граф пожаловал?
– Нет, я его сын, Этьен, – юноша шагнул ближе, с состраданием глядя на измученного узника. – Не бойся, я пришел помочь. Сейчас сниму оковы.
Быстро управившись с цепями, Этьен помог пленнику подняться на ноги. Тот пошатнулся и оперся о стену.
– Спасибо тебе, добрый человек. Но зачем ты спасаешь меня? Разве твой отец не велел уморить «еретика»?
– Мой отец… ослеплен ненавистью, – тяжело вздохнул Этьен. – Но я не разделяю его взглядов. Как тебя зовут?
– Жоффрей, – пленник стер грязь с лица. – Жоффрей д'Арне. Я гугенот, но не злоумышленник. Граф схватил меня, когда я ехал через его земли, по ложному обвинению о грабеже.
– Граф творит беззаконие, – нахмурился Этьен. – Идем скорее, пока стража не очнулась. Я вызволю тебя из замка.
– Видно, не все в этой семье жаждут крови, – слабо улыбнулся Жоффрей. – Ты славный малый, Этьен. Сын, достойный лучшего отца.
Бросив последний взгляд на ненавистный каземат, беглецы поспешили вверх по лестнице, и вскоре растворились в ночной тьме…
Глава 4. Исцеление и открытия
Утро следующего дня выдалось солнечным и безмятежным, словно в насмешку над событиями минувших суток. Лучи играли на витражах часовни, превращая их в калейдоскоп разноцветных бликов. Мадлен, с трудом продрав глаза, не сразу поняла, где находится. Сознание возвращалось медленно, будто всплывая из зыбкого марева.
