– Не надо, – говорит Степа с ленцой. – Я же сказал, просто так посижу.
Оторвав взгляд от телевизора, он переводит его на меня и издает протяжный свист, сопроводив его замечанием:
– Нифига себе. А ты еще не старая, оказывается.
– Заткнись, – прошу его с улыбкой.
– Нет, правда, – тянет. – Ты просто секс.
– Степ, – обращаюсь к нему. – Выбирай выражения. Я, как никак, твоя тетка. И я тебя на одиннадцать лет старше.
– И че? Твоему этому мужику сколько? Двадцать пять?
– Двадцать семь.
– Солидный… – хмыкает.
Улыбаюсь, остановившись за диваном.
В углу комнаты Лео заводит свой детский автомобиль, старательно сжимая пальчиками руль белого “Мерседеса”. Машина трогается, и я провожаю ее глазами до тех пор, пока не скрывается в коридоре. После недолгой возни она снова появляется в гостиной, пересекая ее от стенки до стенки.
Пепельные волосики сына отросли, ему пора подстричься. Вполне возможно, цвет его волос с возрастом изменится, но сейчас он чертовски похож на меня в детстве, только линия его бровей и носа… она не моя. Возможно, это видно мне одной, но чем взрослее сын становится, тем эти линии для меня очевиднее.
От этих мыслей в груди снова шевелится, только на этот раз не тревога, а безусловное восхищение тем, как идеально Кирилл Мельник умеет делать своих детей.
От памятных картинок я могла бы сгореть чертовой спичкой. Его губы, руки, дыхание… я ничего не забыла!
Голос слегка дрожит, когда оставляю Степе распоряжение:
– Он должен быть в кровати не позднее половины девятого.
– Ну уж извините, – отзывается Степа. – Тут как получится.
– Хотя бы попытайся его уложить, – вздыхаю я.
– Ага, попытка не пытка.
– Я на связи, если до десяти не уснет, вернусь домой.
– Если он до десяти не уснет, я себе мозги вышибу.
– Постарайся выжить, – прошу его.
– Ага… – летит мне с дивана.
Дождавшись, пока “Мерседес” снова исчезнет в коридоре, выскальзываю из гостиной и быстро выхватываю из шкафа в прихожей туфли на шпильках, которые надеваю только после того, как бесшумно прикрываю за собой входную дверь и оказываюсь в подъезде.
Сообщение от Максима поступает сразу же, как выхожу из лифта. Он ждет меня на парковке перед воротами во двор и быстро выходит из машины, чтобы открыть мне пассажирскую дверь.
Его глаза загораются, когда оказываюсь рядом. Они горят так ярко, что все его лицо преображается.
– Вау… – говорит с восхищением в голосе. – Детка, ты просто красавица…
– Спасибо…
Склонившись, он оставляет на моих губах поцелуй, и я не бегу от этого касания. Бежать у меня нет сил, только не сейчас, когда каждая клетка тела пропитана мандражом.
Всю дорогу взгляд Максима мечется по моему телу и лицу, будто он не может отвести от меня глаз, то и дело возвращаясь.
Он придерживает рукой мою талию, когда идем к зданию клуба, оставив машину на платной парковке, потому что перед зданием нет ни одного свободного места.
Места на этом мероприятии ограничены, но их достаточно, чтобы затеряться в толпе. Но не тогда, когда ты мэр города.
В холле толпятся гости, охрана организованно пропускает их внутрь. Там же, у в входа в зал, Чернышов дает интервью какому-то телеканалу, возможно, даже нескольким.
Я знаю, что Оли с ним нет. Моя подруга пойти отказалась, поскольку сегодня у нее все же проявился токсикоз, и она целый день провела в постели.
Максим ловит мою ладонь и сплетает наши пальцы, пока продвигаемся вперед вместе с очередью. Я снова не сопротивляюсь. Мое внимание как мячик скачет от лица к лицу, сердце скачет тоже.
Возможно, я схожу с ума напрасно, ведь он мог уже уехать. Уехать из города так же просто, как в нем появился. Если это так, можно считать, что я получила ответы почти на все свои чертовы вопросы. Особенно на тот, который в моем списке самый важный – хотел ли Кирилл Мельник снова меня увидеть?
Я не вижу знакомых лиц вокруг. Слишком много людей, и все незнакомые. Цепляясь за руку Максима, пытаюсь не дать проснуться своим рефлексам. Тем, которые просыпаются, когда в толпе меня касаются незнакомые люди.
Я не бывала в этом месте раньше, но нетрудно понять, что помещение полностью переоборудовали под мероприятие: в центре зала установлен октагон, вокруг него размещены зрительные места. Сейчас они заполнены наполовину.
Гремит музыка, и в этом грохоте я не слышу, о чем Максим разговаривает со своим знакомым, который встретил нас на входе.
Повысив голос, чтобы перекричать музыку, Максим спрашивает рядом с моим ухом:
– Сама найдешь места? Я сбегаю в раздевалку, с парнями поздороваюсь.
Киваю.
Он выпускает мою ладонь, вместе с другом теряясь среди движущихся людей. Сверившись со своим билетом, который Максим сбросил мне на почту, я нахожу свой ряд и место. И это достаточно близко к рингу, чтобы я получила незабываемые впечатления об этом дне.
Они в любом случае будут незабываемыми. Не знаю только, со знаком плюс или минус, ведь по мере того, как зал заполняется людьми, я уже не знаю, чего хочу больше – увидеть среди членов китайской делегации знакомое лицо, или нет.
Разочарование – это то чувство, с которым справиться гораздо проще, чем с мучительной чертовой тоской, и мне, возможно, нужно бы радоваться отсутствию Мельника среди членов китайской делегации, но все мои рассуждения разбиваются о тот факт, что он среди них есть, когда те появляются в зале.
Их, как и Чернышова, не заметить трудно, ведь они двигаются в составе организованной группы и под присмотром охраны.
Глава 7
Маша
Следить за этой группой неотрывно ничего не мешает, ведь она занимает места справа. Первый ряд в самом центре. Суета, которая творится вокруг, делает меня неприметной точкой в пространстве, и это отличное укрытие, чтобы наблюдать за тем, как гости нашего города располагаются. В особенности тот, который на голову выше их всех. Я наблюдаю за ним через разделяющее нас пространство, и мой взгляд не упускает ни одной детали. Ни одежды, в которую Мельник одет, ни выражения “полного присутствия” на его лице.
Он собран…
Во всех движениях – энергия, даже в наклоне его головы. Он сосредоточен на своем соседе, азиатском мужчине. Между ними, не прекращая шевелить губами, сидит та самая девушка-переводчик, и он прислушивается к ее словам, ведя через нее беседу.
Сегодня эта девушка все в том же безупречном деловом дресс-коде. Я хочу, чтобы мне было плевать, но не могу не заметить, что у них с Мельником нет дискомфорта от ненавязчивого нарушения личных границ друг друга.
Они близко, и никакого дискомфорта.
Только его сосредоточенность, ее, судя по всему, безупречная работа, и мое взбесившееся внутреннее сопротивление такому идеальному тандему.
На нем черная хлопковая рубашка с закатанными до локтей рукавами и белые брюки. Две верхних пуговицы рубашки очень неформально расстегнуты, на ногах все те же белые кеды, запястье украшают коллекционные часы с пятизначным ценником в долларовом эквиваленте, не сомневаюсь.
Я стягиваю с плеч свой жакет, потому что в зале жарко. Почти голой спины касается легкий сквозняк. Эта “щекотка” заставляет особенно остро почувствовать свое тело, сжать и разжать пальцы, в которых комкала лежащую на коленях сумочку.
Чернышов присоединяется к зрителям за несколько минут до того, как в зале приглушают свет. Его место там же, в первом ряду. Рядом с мужчиной, внимание которого когда-то мне было невмоготу делить даже с его ужином.
Лучи софитов мечутся по залу и потолку, Максим возвращается как раз перед тем, как на ринге появляется ведущий. Вместе с его голосом в микрофон, рядом с моим ухом раздается вопрос Максима:
– Не скучала?
Он подхватывает мою руку и сплетает наши пальцы, расслабленным движением укладывая этот “замок” себе на бедро.
– Не успела… – отвечаю ему.
Скучать мне не пришлось. Ни одной секунды. Особенно с того момента, как мое присутствие для Кирилла Мельника перестало быть секретом, ведь наши с Максимом места тоже в первом ряду. С того момента, как цепкий энергичный взгляд с соседнего сектора выхватил меня из толпы, сердце частит и брыкается.
Спина вытягивается в струну. Даже не будучи уверена в том, что этот взгляд все еще на мне, я теряю любую расслабленность. Эта сумасшедшая реакция бесконтрольная и очень глупая, ведь глупо тратить нервы на пустые волнения.
У меня все под контролем. Под контролем, черт возьми!
Глава 8
Маша
Вступительная часть мероприятия длится долго, а бой… я не смотрю на ринг. Мне достаточно звуков, которые оттуда доносятся: шлепки, удары о пол, реакции в зале, реакции Максима, который активно обсуждает бой со своим сидящим рядом приятелем.
Я достаточно порядочная, чтобы испытывать чувство вины перед ним за то, что не отрываю глаз от первого ряда справа, но я… видимо, достаточно эгоистичная сука, чтобы практически не мучиться выбором, когда Кирилл Мельник встает со своего места и быстро направляется к выходу, прижав к уху телефон.
Глядя в пространство перед собой, я решаюсь в минуту.
Минуту комкаю свою сумку и кусаю губы!
У меня все под контролем, я не пущу в нашу с сыном жизнь никого, если так захочу…
Ни его отца, ни любого другого мужчину. Я знаю, что его отец должен был подумать. Что мы семья. Я, Леон и… Максим. И я прикрываюсь этим фальшивым образом, как щитом, когда встаю со своего места и тоже иду к выходу, собираясь если не прыгнуть с обрыва, то подойти поближе и заглянуть за край.
В фойе воздух прохладный, и здесь никого, кроме охраны. Мне не составляет труда узнать у нее, куда идти. Меня выпускают на улицу в душные летние сумерки, где на крыльце клуба вижу знакомый силуэт в черной рубашке и белых брюках.
Кирилл курит, положив одну руку на перила, и оборачивается, когда за мной захлопывается дверь.
Свет от фонаря заостряет черты его лица. Оно слегка заросло щетиной. И я вижу на нем мгновенный проблеск эмоций. Будто я последнее, что он ожидал увидеть, обернувшись.
Пока его взгляд молнией окидывает меня с ног до головы, глотаю запах шоколадных сигарет, который пробирает до мозга костей, потому что там и хранился все эти два года – на подкорке!
Я знаю, что замечать детали – это женская привычка, но сейчас мне кажется, будто Мельник не упускает ничего: ни длины моего платья, она чуть выше колена, ни того, какое ограниченное количество на мне белья.
Это выжимает из легких кислород, ведь я вырядилась так не для Максима. Я хотела искупаться в реакциях совсем другого мужчины, и я получила их сполна.
Легкий прищур на лице этого мужчины расслабленный и сдержанный, но и его мне достаточно, чтобы впиться глазами и темноволосый затылок, когда отворачивается, чтобы сделать еще одну затяжку своей сигаретой.
Он выпускает дым в небо, чуть откинув назад голову. Повторив процедуру, замечает:
– Странный выбор мероприятия на вечер.
Он прекрасно знаком с моим отношением к жестокости. С реакциями, которые вызывает у меня агрессия. Он видел это собственными глазами. В прошлом практически попробовал мои страхи на вкус, и его замечание сейчас точнее некуда, мне не приходит в голову спрашивать, что он имел ввиду.
В том, чтобы разговаривать с его затылком, есть свои плюсы. По крайней мере, я могу беззастенчиво блуждать глазами по его телу, в приступе отчаянной ностальгии рассматривая спортивные линии и рельефы, выступающие под хлопком рубашки и тканью летних брюк.
Мазнув взглядом по его плечам, отвечаю:
– Это был эксперимент.
– Удачный?
– Вряд ли я его повторю.
Затушив сигарету, Кирилл оставляет ее в урне-пепельнице и разворачивается. Кладет руки в карманы штанов, принимая естественную и открытую позу, я же складываю руки под грудью, отвечая на его взгляд, такой же открытый, как и его жесты.
Он моложе на три года, и когда-то мне хватало поводов и запальчивости, чтобы называть его ребенком, правда, он быстро ставил меня на место. Каждый раз, когда меня заносило. Ставил на место и заставлял принимать его таким, какой он есть. Я принимала, и даже слишком хорошо.
Глядя на меня из этой самой открытой позы, Кирилл приподнимает брови и спрашивает:
– Ты что-то хотела?
Он произносит это достаточно дружелюбно, чтобы внутренний пинок не заставил меня сбежать отсюда без объяснения причин. Я на это способна. Глядя на него сейчас, я прекрасно осознаю, как дерьмово умею прятать свои эмоции.
– Да. Поздороваться, – отвечаю с вежливой улыбкой.
Его пристальный взгляд концентрируется на моем лице, когда растягивает ответ:
– При-вет.
