Только после того, как саперы подошли и «очистили» окрестность, смогли вытащить раненного, находящегося в шоковом состоянии. Оказалось, что противопехотные мины устанавливаются по три штуки и по определенной схеме. Парень попал на мину, установленную нашими же несколько лет назад.
Неужели должностным начальникам, которые отвели нам место для «привала», об этом не было известно? Откуда у них столько равнодушия, столько безразличия к человеческой судьбе? Неужели было мало потерь, наносимых врагом?
Солдат, попавший на мину, спустя некоторое время, умер. Я же шел прямо к смерти, свернув лишь на шаг, и избежал её только по милости Аллаха. Лишь после этого жуткого события я понял, что слова, звучавшие недавно во мне, являются моим внутренним голосом, и я обрел постоянную привычку впредь слушаться его…
Нет смерти джигиту, он сам лезет на лезвие ножа,
Чаша жизни твоей не выльется,
Если она не наполнится и не разобьётся вдребезги.
Человек пройдет по жизни, увидев предначертанное на лбу у себя,
Если Аллах хранит, даже смерть бежит от тебя.
После одной ночёвки, на следующий день, мы выдвинулись в путь в сторону провинции Вардак. Собранные в Газне десятки войсковых частей, по очереди, занимали место в колонне для участии в операции армейского масштаба.
Мы вышли на магистральную дорогу в направлении Кабул-Кандагар, и, проехав в сторону Кабула около часа, продолжили свой путь по ущелью, находящегося слева от нас.
Поразительный пейзаж: вокруг ярко-зеленая лесистая местность, слева от дороги, шумными потоками воды, между над камней, течет небольшая река, дальше за ней начинаются отвесные скалы, а в тех местах, где дорога расширяется, иногда встречаются отдельные глинобитные дома.
Проехав кишлак, находящейся в расширенном участке ущелья, мы разместились в благодатном местечке.Наши пушкари получили приказ привести свои гаубицы в боевую готовность, а разведчики, пробираясь сквозь отвесные скалы, вскарабкавшись, понеслись в сторону горы, находящейся справа от нас.
В этом промежутке времени замполит начал нам «пудрить» мозги, предупреждая о том, что запрещено входить в жилые дома и торговые лавки кишлака, в противном случае, это будет грозить нам статьёй «мародерство». Кроме этого, возможно, каждый дом, каждая лавка или магазинчик могут быть заминированы.
В кишлаке не было ни единой живой души, оставив свои дома все жители убежали в сторону гор. На дверях и калитках были повешены большие и маленькие сверкающие висячие замки, что больше заманивали к мародерству.
Видимо, для некоторых парней, в самом расцвете сил, в возрасте восемнадцати-двадцати лет, слова замполита «в одно ухо влетели, из другого вылетели», о чем свидетельствовал тот факт, что среди них нашлись и те, что обкрадывали лавки.
Но если один раз может “повезти”, это не значит, что повезет и в другой раз. Один случай поразил многих и заставил задуматься. Парень, по имени Вова, взломал дверь, вошел внутрь лавки, попал на растяжку, от взрыва которой погиб на месте. Только после этого наши мародеры угомонились.
Во время операции, которая продолжалась восемь дней, я принимал все новые и новые координаты, “иксы” и “игреки” составленные из пятизначных цифр, звенящих в моих ушах. В заключении производимых расчетов наши артиллеристы с грохотом стреляли между гор, даже не имея представления о том, куда попадают их снаряды, несущие “семя смерти”. Иногда, из любопытства, эти цифры я накладывал на карту, которые говорили о том, что точки попадания замыкались над кишлаками. Я мысленно представлял, какой ужас там может твориться! Настоящее положение я увидел, когда, в последующих боях, вместе с разведчиками поднимались в гору.
По возвращении в родную часть после операции, я начал понимать, почему солдаты рвались в бой, упрашивая: “Давайте я пойду, давайте я пойду!”. “Авторитет” у тех, кто оставался в части и не участвовал в боевых действиях, был ниже, чем у тех, кто был в боях. Видимо, из-за этого, нас не привлекали на хозяйственные работы. Мы несли только ночную караульную службу, которая длилась до рассвета. По этой причине, сразу, после завтрака, спали до обеда, затем начинали подготовку для вступления на ночное дежурство.
Те, кто не ходил в бой, смирившись с судьбой, принимая свой удел, находились у нас на побегушках. А именно, занимались такими хозяйственными работами, как обеспечение провизией, подготовкой завтрака, обеда и ужина, уборкой казарм и внешней территории.
Свою одежду каждый стирал сам. Она начиналась с кипячения. Если Вас интересует почему нужно кипятить одежду, то скажу: это являлось принудительным мероприятием по уничтожению наших постоянных “гостей”, то есть вшей.
Условия проживания в боевых условиях были невыносимо тяжелыми, в которых не было возможности установить санитарные нормы. По этой причине насекомые, “приводимые” с собой бойцами, очень удобно обосновывались и приспосабливались в казармах. Человек, не имеющий их при себе, переночевав одну ночь в постелях «с гостями», наутро был в одинаковом положении с нами.
Не сумев избавиться от вшей и не найдя способов очистки постелей от них, бойцы приловчились и придумали способ, который приходилось всем соблюдать. Способ самый простой: прежде чем ложиться спать, мы раздевались догола, оставаясь «в чем мать родила», и «ныряли» в постель. Проснувшись, оттряхивали тело, сбрасывая зацепившихся на нас насекомых, одевались и шли дальше.
А теперь представьте такую ситуацию. Генерал, во время проверки, вошел в нашу казарму, где мы, после ночного караула, спали, придерживаясь вышеуказанного способа очистки тела. Все бойцы спали крепким сном, и естественно, у кое- кого тело осталось не укрытым…
Известие об этом случае дошло до штаба армии. Там, дескать, говорили: «Не положено по Уставу!». Однако, у нас имелись свои законы, выработанные условиями жизни и выживания, а также правила, которым мы оставались преданными вплоть до самого “дембеля”…
Тюльпаны на плацу
Наступила зима, выпал обильный снег. Если кому-то скажешь, что в Афганистане тоже бывает снег, то многие, даже те, кто побывали в других регионах Афгана не поверят этому. Но это правда. Город Гардез находится на высоте два с половиной километра над уровнем моря. По этой причине зима здесь холодная, а несмотря на жаркие, знойные дни лета, ночи прохладные. Даже летом, во время ночного караула, мы одевали бушлаты. С наступлением весны везде распускались тюльпаны, да-да настоящие горные тюльпаны. Только они были не красные, а ярко-желтые. Я их видел даже на нашем плацу, который служил площадью для построения нашей воинской части.
Слова о том, что на плацу тюльпаны тоже цветут, для кого-то могут показаться неправдоподобными, однако, что есть, то есть. Плац не был асфальтирован, а представлял собой состряпанную песочную местность.
Раз уж речь зашла о плаце, мне стоит рассказать о нашей халатности к боеприпасам. Это я о том, что мы в афгане допускали чрезмерное расточительство: закрыв глаза можно было на ощупь отыскать на плацу хотя бы один патрон. Не просто обыкновенный патрон, а самый настоящий боевой патрон! Если плац находится в таком состоянии, то представьте себе, какова обстановка в отдаленных уголках или на свалках.
Когда мы стояли на посту, в целях заправки магазинов наших автоматов, открывая специальный ящик для хранения боевых патронов, из двух герметических коробок мы брали одну. Мучаясь, кое-как открывая ее, изымали и использовали только четыре-пять пачек (в бумажной обертке) патронов, остальное выбрасывали как “мусор”. По этой причине свалку нашей войсковой части всегда заполоняли всякие боеприпасы – от боевых патронов, вплоть до реактивных снарядов. Гипотетически мы знаем, где мусорка там огонь, пожар. Приближаться туда на сотню метров не стоило, это представляло опасность для жизни. Такая свалка как у нас и превращалась в настоящее поле боя. Были случаи попадания боеприпасов прямо в центр войсковой части, и, разжигаясь, поднимались в воздух даже реактивные снаряды.
Это была лишь малая часть допущенного расточительства. Что говорить об “утилизирующейся» боевой технике, военных машинах, вертолетах и самолетах во время боевых операций!
Цель моего изложения состоит в том, что если поразмыслить и допустить возможность покушения на жизнь нескольких живых душ осколками каждого боевого патрона или снаряда, выброшенных на свалку, вследствие нашего же расточительства и загоравшихся в результате пожара, то война в афгане своей необузданностью и беспорядочностью не ставит и копейки за жизнь молодых парней. Эта зловещая война тех дней и была ужасом, которую нам приходилось нести на своих закорках.
Любовные приключения
С наступлением весны потеплело, в эти дни нам стало известно об операции “Черная гора”, которую планировалось проводить в окрестностях Джелалабада. Однажды Балушкин проводил совещание, где пытался определить тех, кто пойдет на операцию. Тем временем, я уже успел присоединиться к ребятам, которые перекрикивая друг друга, упрашивали “Я пойду, я пойду!”. Несмотря на то, что во время военных действий в Газне и Вардаке, находясь на связи, в эфире, мною были нарушены произношения слов на русском языке, выполняя требования командиров, я успел превратиться в их глазах в “своего” человека. Возможно, по этой причине, вплоть до “дембеля”, не пропуская ни одного боя, я числился одним из первых в списке участников боевых операций.
Мне неизвестно, возможно у некоторых ребят не хватало воинского духа или же не имели возможности четко проводить эфир как я, для русских парней участвовавших вместе со мной в боевой операции, она была первой и последней. Чтобы ни было, но верно то, что они до самого “дембеля” мыли посуду и пол, а до этого являлись маменькиными сынками, что тоже оказалось правдой.
Мы идем между холмами, расположенными к прилегающей горной местности на севере Гардеза, по разбитой дороге, которая когда-то была покрыта асфальтом. Поднявшись в гору, приблизительно на двести метров, показавшуюся нам при переходе перевала небольшой, мы начали спускаться вниз. В глубине оврага мы увидели остатки вертолета, сбитого врагами, на боку которого сверкала красная звезда. Я слышал от “дедов”, что на этом вертолете, сбитом вражеской ракетой “Стингер”, находились десять парней, бойцов, отслуживших срок военной службы и возвращавшихся домой.
На другой стороне перевала, между отвесными скалами, мы спустились чуть более одного километра и оказались на ровной дороге. Чем дальше мы удалялись от горы что позади нас, тем внушительнее становились ее размеры и казалось, что она пустилась в погоню за нами. Вот тогда я представил, насколько высоко находится открытая местность между гор, на которой расположен город Гардез.
Как только мы прошли кишлак Бараки, где находился батальон, относящейся к нашей бригаде, справа начиналась “зеленка” – кишлаки, расположенные по всей длине на “опасной территории”. Дорога, по которой мы проходили, располагалась над “зеленкой” так, что для тех, кто находился там наши продвигающиеся машины превращались в мишени, как в тире.
Они начали обстрел по нам. Из разных уголков лесной местности, пуская своеобразный блеск , в нашу сторону начали летать снаряды. Движение нашей колонны еще больше ускорилось. Принялось решение проходить эту местность на большой скорости. Подчиняясь приказу: “Никому не стрелять!”, мы, обнимая свое оружие, находясь на БМП, буквально прилипли друг к другу. Слева от нас покоилась большая гора металлолома. Это были сгоревшие остатки боевых машин всех видов, которым не посчастливилось пройти этот “тир” в составе тех колонн, курсировавших в течение шести лет по этой трассе. Большинство этой военной техники составляли грузовые машины марки “Урал” и “Камаз”. При переходе данной местности каждый раз колонны уничтожались и каждый раз, чтобы очистить дорогу, они отодвигались на сторону. Таким образом, образовалась “гора” из отбросов металлолома, или кладбище автомашин, ширина которого составляла около трёхсот метров, а длина распласталась на многие километры. По объяснимой причине, а также опираясь на накопленный за многие годы опыт, “бег” по этому “тиру” на большой скорости давал свои позитивные результаты.
Не знаю сколько машин вышло из строя, но мы, не снижая скорости, продолжали свой путь. Отставших на дороге собрали и привезли танкисты, которые ехали позади всех. Внеся свой “вклад” в растущую металлическую гору, проехав расстояние в сто двадцать верст, мы добрались до города Кабул.
Город Кабул усиленно охранялся, так как являлся столицей, и, в отличие от других регионов, был относительно спокойным. Мы остановились на севере города, на большой открытой местности, не доехав до многоэтажных домов, построенных на склоне горы. Проведение военных действий, являющихся армейским масштабом, предварительно были намечены в Джелалабаде, в связи с чем воинские части, которые были направлены туда, останавливались здесь для сбора. По этой причине мы тоже застряли здесь на целых трое суток.
БМП, у которых стволы были направлены вверх, установлены в один ряд в сторону севера, то есть, туда, где на склоне горы стояли здания многоэтажных домов военного Афганского правительства. Это не было следствием ожидания оттуда какой-либо угрозы, а являлось чистой случайностью.
Военные имеют хорошее “обыкновение”, что никто не должен оказаться без дела. То есть, как только у тебя появляется свободное время, ты либо чистишь оружие, или проводишь технический осмотр машины, стираешь белье или же ухаживаешь за собой. Короче работы много, а если все же тебе нечем заняться, то строчишь письмо домашним…
Вот такие, так называемые “бездельники” проводили техосмотр БМП, во время которого пару снарядов поочередно (как это произошло мне неизвестно) самовыстрелили: “Бум-бум”. В один голос мы произнесли: “А что же теперь будет?”,– и присмотрелись, в ожидании, в сторону жилых многоэтажных домов, относящимся к афганским военным. С опасением посмотрев в сторону выстрела, нас пронзила мысль: “Вот -вот попадет”. “А что если вдруг попадет? По недоразумению они тоже могут начать стрелять в нашу сторону?» Эти мысли беспокоили всех, это правда. К всеобщему счастью снаряды пролетели над зданиями и взорвались на холмистой местности, расположенной позади этих домов.
На самом деле стволы пушек БМП должны были быть опущены вниз. Все бы ничего, но до этого произошел случай: когда остановилась колонна солдат какой-то войсковой части и образовалось скопление нескольких машин, неожиданно, парочкой снарядов выстрелила пушка, один из них снес голову бойцу, который находился в идущем впереди БМП. Вследствие этого, по соображениям безопасности, была дана команда ехать с поднятыми вверх пушками. В этом случае ситуация повторилась, и, к счастью, на этот раз все обошлось без потерь.
Мне неведомо, возможно имелся некий дефект в пусковом механизме пушки, работающей на электрическом токе, которая выстрелила в результате короткого замыкания, или может по чьей-то ошибке? Целесообразным было бы изучение данной проблемы специалистами. Увы, там для этого было недостаточно ни времени, ни внимания. Вероятно от испуга, а также во избежание различных разговоров, и даже возможного наказания, такое явление вообще скрывалось от вышестоящих (хотя в те времена это было обычным явлением.)
На следующий день, ближе к вечеру, ко мне подошел Валерий Пургин, выведывая у меня информацию о том, когда мы отсюда направляемся в сторону Джелалабада, видимо полагая, что будучи связистом, при постоянном моём нахождении возле командиров, я мог быть осведомлен в сведениях, имеющих гриф секретности.
–Мне это неведомо, Валера. Когда мы отправляемся неизвестно. А почему это тебе понадобилась? Отдыхай, полежи, будет приказ отправимся,– ответил я холодно.
–Илья (мое имя было изменено для удобства произношения), а помнишь я тебе рассказывал о Валентине?
–Да, конечно, помню.
–Я должен пойти к ней. Она работает в военном госпитале медсестрой.
–Ты в своем уме?!. Допустим, что ты пошел к ней, вдруг поступит команда собраться на дорогу для отправки, знаешь в каком трудном положении ты окажешься?
–Знаю, будет считаться дезертирством. Однако у меня нет выхода, я не могу не пойти. Ради бога, помоги, Илья, – произнес он умоляюще.
Мы с Валерой доверяли друг другу. Он был проворным парнем с открытым сердцем, не имеющим страха ни перед чем и выделялся среди других своим красноречием.
Он много раз рассказывал мне об их отношениях с Валентиной, которая была намного старше его возрастом, а ее письма перечитывал мне не стесняясь. Каждый раз, когда он оказывался в Кабуле, при первой же возможности находил способ повидаться с ней. Их отношения были явным примером того, что “любви все возрасты покорны”.
“В любом случае он сейчас отправиться к Валентине. Вдруг он отстанет от колонны, направляясь туда?” – начал я размышлять. Мой взгляд встретился с его умоляющими глазами. “Нет, надо помочь человеку”.
–Хорошо, Валера, сделаем так.
Он, от восторга, еще ближе подвинулся ко мне.
–Я даю тебе рацию поменьше, большая остается здесь. Но я хочу выспаться и у меня нету ни малейшего желания стоять на шухере из-за тебя. Найди бойца, который разбирается в рациях и будет поддерживать с тобой связь до твоего возвращения.
Не успел я закончить говорить,– соскочивший с места Валера через мгновение привел молодого, слабенького солдата Петрова, которому кому не лень поручали выполнять различные задания будничных дней. Когда я пристально и вопросительно посмотрел на него, Валера лишь пожал плечами, отчеканив: “А кроме него никого нет!”
Настроив обе рации на одну волну и вручив маленькую в руки Валеры, я начал ему объяснять:
–Твои позывные: “Турист”, а у Петрова: “Гид”. Во время сеанса связи ни в коем случае не называйте фамилии и имена друг друга. Когда станет очевидным, что мы собираемся в дорогу, ты, Петров, по рации передашь: “Турист, возвращайся назад”. Понял меня?
Он, качнув головой, сделал вид, что понял.
– Валера, после этого у тебя будет всего один час времени.
–Понял Илья, спасибо тебе, никогда не забуду,– произнеся эти слова и спрятав радиостанцию за пазухой он помчался на выход. Объясняя Петрову еще раз и втолковывая насколько его задача ответственна, “наматывая все это ему на ус”, я “сдал пост” и лег спать…
Проснулся на рассвете. Выйдя из палатки, в глаза мне сразу бросился капающий яму Петров, потный, весь в пыли. Яма была выкопана почти в человеческий рост, и он выбрасывал глину через голову, пыхтя и беспрерывно работая.
Обращаясь к нему: “Эй- ау!”, я остановил его и начал допрашивать.
–Что с тобой, совсем ума лишился? Зачем тебе эта яма? Кто тебе приказал?
Не успел он ответить, как с соседней палатки выбежал Валера.
–Оставь его, пусть копает. Он заслужил это. Наказание тому, кто решил поиздеваться и посмеяться надо мной.
Кажется, я понял что случилось, однако разбираться времени не было потому что, если это происшествие дойдет до ушей командира, то точно навлеку беду на свою голову.
–Петров, дай руку, -сказал я, вытащил его из ямы и добавил:
–Немедленно засыпь то, что выкопал.
Он, колеблясь, испуганно посматривая то на меня, то на Валеру, начал закапывать яму.
–Валера, ты мог меня поставить в затруднительное положение, кстати где аппараты?
Принеся рации, он отвёл глаза от моего вопросительного взгляда, и начал объяснять:
– Илья, сам знаешь, я люблю Валентину. Вот вернусь домой, обязательно женюсь на ней. Не мог я не пойти к ней.
–Понимаю, а яма зачем?
–Прости меня. Не смог я удержать свой гнев, – произнеся это, он начал рассказывать о случившемся.
Можно было понять состояние Валеры, который, испытывая тысячекратные мучения, скрываясь от местного населения и от наших патрулей, проходя между местами проживания коренного населения (которые не очень-то радужно приняли бы его), протаптывая дорогу, все же добрался до госпиталя, расположенного в центре Кабула.
«Турист» добрался, отыскал дежурившую девушку, с которой не успел толком поздороваться, а «Гид» зовет обратно: «Турист», быстро вернись! «Турист», быстро вернись!». Десятки раз Валера спрашивал его о том, что случилось, но Петров ничего другого не отвечал ему.
На самом деле Петров сделал это неумышленно. Сильно уставший от выполнения всяких приказаний и поручений, данных ему чуть ли не каждым бойцом, встретившим его на своем пути, он заснул. Во время сна Петров неосознанно включил рацию и усердно продолжил выполнять поставленную перед ним очередную “задачу” (это явление в буквальном смысле можно назвать галлюцинацией).
Яростный и гневный Валерий, который был близок к своей, так и недостигнутой цели, теперь срывался на бедного Петрова…
Город в подземелье
Спустя некоторое время был отдан приказ об отправке. Чем ближе мы приближались к перевалу Мохипар, в направлении Кабул-Джелалабад, «идущая» к нам навстречу гора, через свои объятия, доставлявшая реку Кабул, являющуюся правым притоком реки Хинд, будто выставляла напоказ свое величие и смотрелась более грандиозно.
Еще в школе я ходил в фотокружок, и, в этом направлении, мною были приобретены некоторые навыки. Мне на глаза попался не принадлежащий никому фотоаппарат “Смена”, который залежался где-то в одном из уголков казармы и словно говорил: “Я жду тебя”. Он оказался в рабочем состоянии и я положил его среди своих вещей.
Вот сейчас эта вещь мне пригодилась. Колонна ползком поднималась на перевал, а я, будто забывая тяжелую ношу периода войны, восхищаясь красотой природы, фотографировал (некоторые из этих фотоснимков прилагаю к данной книге).
Перевал был крутым. Построенные во времена колонизации англичан прорытые тоннели в трех или четырех местах и выложенные камнями, проходимость дорог которых была улучшена уже нашими, представляли чудесное зрелище. А на другой стороне перевала – более красивый ландшафт: арчовая роща сгущалась, местами были видны пальмовые деревья.
Увидев вдруг обезьяну, испугавшуюся от грохота военной техники и прыгавшую с одной ветки на другую, я не поверил своим глазам: ”неужели здесь обитают обезьяны?”. Пока мы проходили вдоль деревьев, растущих на огромных площадях, приятный запах обильно раскрывшихся цветочков апельсинов щекотал мое обоняние. Зимой и летом цитрусы были темно-зеленого цвета, и их плоды росли на открытой местности. Мне казалось, что город Джелалабад, расположенный в провинции Нангархар, был чем-то похож на индийский. По северной стороне города протекает река Кабул, а южная его сторона упирается в холмы, прилегающие к тем горным цепям, через перевал которых мы пришли. На западе находилась низменность, на востоке – город. Он находился в холмистой местности, и простирался у горных цепей, растянутых вдоль границы с Пакистаном.
Мы расположились у незнакомой нам воинской части на зеленой возвышенности. Я точно знал, что мои друзья, Уткир и Тура находились в Джелалабаде. “Где мне их разыскать?”,– погружаясь в раздумье, я решил расспросить у солдат в той воинской части. Однако ни одна душа не смогла толком ответить, знают или не знают о них. По выяснения, вникая в подробности, мне стало известно, что здесь находится ни одна воинская часть, а несколько. Но прежде чем достичь результата начатых мною, так называемых расспросов, мы отправились на операцию “Черная гора”.
Пройдя около тридцати километров по дороге, направленной на восток от города, которая могла бы привести нас в город Пешавар Пакистана, мы продолжали двигаться направо, по полевым дорогам. Возможно, это и была Черная гора, так как начинавшиеся с левой и с правой стороны дороги отдельные вершины все более возвышавшихся гор, имели черный оттенок.
“Если Бог захочет давать что-либо своему рабу, то он укажет ему пути, ведущие к нему”, – это приблизительный смысл узбекской пословицы (изм. переводчиком). Пока я расспрашивал и искал друзей, мне стало известно о том, что Уткир и Тура тоже участвуют в этой операции. Однако разыскать их на той территории, где проводилась крупная операция армейского масштаба, была равносильна поиску иголки в стоге сена. Позже выяснилось, что в этом бою Уткир получил ранение, а Тура, после возвращения с этих боевых действий, участвовал в другой боевой операции, где попал на мину и лишился одной ноги. Об этом известии я узнал лишь спустя семь месяцев, от самого Уткира, с которым мы позже встретились в Гардезе.
Мы долго шли в сторону Черной горы. Наконец, издалека, показалась деревня. Не успели мы остановиться и расположиться на поляне, как начался обстрел. Пока мы определяли откуда шла стрельба, ранение получили двое наших артиллеристов.
На крыше дома, что на краю деревни, был водружен белый флаг, и не было видно ни одной живой души. Интересно, откуда же стреляют?
–Нашел!,– закричал лейтенант Монич,– со стороны “зеленки”, справа от деревни!
Необходимо было создавать условия для прикрытия, чтобы наши артиллеристы могли развернуться и привести в полную боевую готовность гаубицы. БПМ прошли вперед и открыли шквальный огонь в сторону рощи.
Сведения, которые передал мне по связи “Первый”, я доставил Моничу. Стволы пушек, наведенные по моим сведениям, были направлены в противоположную сторону от деревни.
“Один дымовым, огонь!”. После предоставленных сведений , чуть спустя, я доставил лейтенанту Моничу приказ: “Залпом огонь!”. Наши артиллеристы не переставая стреляли, вокруг клубились пыль и прах, слышался нескончаемый крик и зов. В этот момент нас накрыло снарядами.
Белый флаг в деревне, и засада в роще были лишь поставленной ловушкой, чтобы отвлечь нас. Основные силы врага находились на той стороне пика горы, где у них имелись установки “Катюши”, предназначенные для открытия огня реактивными снарядами. Да, эти “Катюши” были не теми, о которых мы знали ранее, а являлись их следующим поколением. Их было несколько разновидностей. Эти были легкими и произведены именно для применения в условиях горной местности так, что два человека могли спокойно переместить орудие с одного места на другое и осыпать нас «семенами смерти».
