• «Общество потребления порождает небывалое напряжение в отношениях людей и природы» (В. Ильин). Strain theory («теория напряжения») Р. Мертона в действии…
«Все на продажу», «разве я этого не достойна?», жить «не хуже других» и т. п. лозунги, отражают массовое мировосприятие. Отсюда, ответ девушки-крупье одного из бывших петербургских казино на попытку устыдить ее за хищение: «Стыдно? Да я за деньги мать родную убью!». Отсюда, американская 11-летняя девочка, выставившая в интернете на продажу свою бабушку… Студенты, которым я об этом рассказал, задали один-единственный вопрос: – А по какой цене?
«Общество потребления» характеризуется криминальными (преступления против собственности, должностные и экономические преступления) и некриминальными, но негативными способами обогащения – от проституции до «теневой экономики». При этом провести четкую правовую границу между нелегальным предпринимательством и легальным бизнесом практически невозможно.[49 - Тимофеев Л.М. Теневые экономические системы современной России. Теория – анализ – модели. – М.: РГГУ 2008.] И хотя «общество потребления» – «пережиток» общества модерн, потребительские настроения и подчас большая привлекательность шопинга, нежели музеев, – сохраняется и в эпоху постмодерна.
«Сжатие пространства» и «ускорение времени». Вся наша жизнь, вся наша деятельность (и бездеятельность) протекает в определенном пространственно-временном континууме. В далеком 1971 г. я заметил: «В целом для социальной системы существенна „наполняемость“ пространственно-временного континуума социально значимыми процессами, в том числе – информационными… Поэтому „продление“ жизни индивида должно идти по пути увеличения не только длительности существования, но и его наполненности»[50 - Гилинский Я. И. Стадии социализации индивида // Человек и общество / под ред. Б.Г. Ананьева и Л.И. Спиридонова. Ученые записки. Вып. IX. – ЛГУ 1971. С. 47.]. Все вышеназванные (и не названные) особенности постмодерна, оказывая влияние на всё, происходящее в обществе – экономику, технологии, политику, культуру, мораль, преступность и др., – реализуются в пространстве и времени (пространственно-временном континууме) постмодерна.
Предварительно можно говорить о сжатии пространства[51 - Хантер Дж., Йейтс Дж. Мир американских глобализаторов. В: Многоликая глобализация / под ред. П. Бергера и С. Хантингтона. – М.: Аспект-Пресс, 2004. С. 363–366.] и ускорении времени[52 - Гилинский Я.И. Девиантность и социальный контроль в обществе постмодерна: краткий очерк // Общество и человек. № 3,4. 2015. С. 89–99; Гилннский Я.И. Девиантность и социальный контроль в обществе постмодерна. В: Современная девиантология: методология, теория, практика. – London: UK Academy of Education, 2016. C. 35–61.]. При этом надо понимать, что астрономическое время – неизменно, географические параметры Земного шара относительно неизменны. Речь идет о социальном времени и социальном пространстве. О социальном пространственно-временном континууме.
Сжатие пространства. Глобализация экономики, транспорта, культуры, языка (английского), а также технологии постмодерна (интернет, авиаперевозки, скоростные поезда и т. п.) «сократили» расстояния между странами и континентами. Несколько часов (а не месяцев и лет, как бывало когда-то) полета до любой точки земного шара; мгновенная связь по скайпу, электронной почте, в социальной сети с абонентом в Австралии, или в Японии, или в Канаде. «Все участники глобализационного процесса… единодушны в своей оценке появляющегося мира: он стал меньшим, более взаимосвязанным, быстро изменяющимся и глобальным». И еще: «Когда политика, экономика, торговля, финансовые потоки и средств коммуникации функционируют на глобальном уровне, то происходящее в одном уголке мира распространяется по всему миру наподобие волны и затрагивает жизнь всех и каждого из нас»[53 - Хантер Дж., Йейтс Дж. Мир американских глобализаторов. В: Многоликая глобализация / под ред. П. Бергера и С. Хантингтона. – М.: Аспект-Пресс, 2004. С. 363.]. Земной шар «сжался». Благодаря информационным средствам мы живем (общаемся) одновременно здесь и «там» – во Франции, в Таиланде, в Бразилии…
Ускорение времени. Попробуем сравнить, что можно было успеть сделать за один час (один день, один год) 40 лет тому назад и сегодня при одной и том же виде деятельности (трудовой, домашней, рекреационной и др.). Сколько можно было получить информации и обменяться ею 40 лет тому назад и сегодня. Очевидна несопоставимость сравнений. В обществе постмодерна время «летит», нравится нам это или нет. «Мы брошены во время, в котором все временно. Новые технологии меняют наши жизни каждый день»[54 - Gray J. Straw Dogs. -NY.: Farrar, Strauss& Giroux, 2007, p. 110.]. «Если я скажу, что сегодняшний год – это как пять лет, или как семь – 10 лет назад, я, наверное, не очень сильно промахнусь. Потому что за год происходят очень большие изменения. Причем большие изменения во всем»[55 - Герман Греф о революции в США //URL: hvylya.net/analytics/tech/german-gref-o-revolyutsii-v-ssha-uzhe-net-nikakoy-konkurentsii-tovarov-produktov-ili-uslug.html (Дата обращения: 09.06.2017).], утверждает Г. Греф, и с ним нельзя не согласиться. Бег времени требует быстрой реакции на происходящие в мире изменения, ускорение процесса образования, постоянного, «пожизненного» пополнения знаний и умений, совершенствования технологий.
Профессиональный вопрос. 40 лет тому назад осужденный к 5 годам лишения свободы освободился и вышел на свободу. Он возвращается (как правило, исключения всегда бывают) в ту же среду, на тот же вид деятельности, в тот же привычный мир. Сейчас человек осужден к 5 годам лишения свободы, освободится по отбытии наказания через 5 лет. Что он увидит? Автомобили без водителя, роботы выполняют бывшую его работу и убирают квартиру, дети разъехались по всему миру, в магазинах деньги не принимают, оплата только по каким-то картам («Мир» или что-то новенькое?). Как адаптироваться, как ресоциализироваться (а ведь это – «цели наказания»)?
Жизнь каждого человека (вообще живого существа) – абсолютная ценность. Принцип Veneratio vitae (благоговения перед жизнью – любого живого существа) А. Швейцера актуален, как никогда. «Жизнь дается человеку один раз и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы» (Н. Островский). Исторически увеличение продолжительности жизни и «ускорение времени» в эпоху постмодерна позволяют максимально использовать отведенное каждому время жизни для того, «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Но это – потенциально. А реально зависит, прежде всего, от социальных условий, а также индивидуальных стараний индивида.
Непривычные для людей модерна процессы глобализации, виртуализации, массовой миграции, фрагментаризации, всеобщей консьюмеризации, «ускорения» времени неизбежно приводят к массовому изменению психики, «шизофренизации» сознания, психологической растерянности, непониманию мира постмодерна и неумению в нем осваиваться. Ф. Джеймисон, один из теоретиков постмодерна, пишет: «Психическая жизнь становится хаотичной и судорожной, подверженной внезапным перепадам настроения, несколько напоминающим шизофреническую расщепленность»[56 - Цит. по: Андерсон П. Истоки постмодерна. С. 76.]. Это особенно болезненно проявляется в России и тех странах, чье развитие существенно замедленно (а то и регрессивно) по сравнению с условными «западными» странами, к числу коих сегодня относится и «азиатская» Япония. Не осознавая реальности новелл постмодерна, население России находится в состоянии «психологического кризиса». Ситуация в России усугубляется политикой неототалитарно го режима[57 - Пастухов В. Происхождение «семьи», «нечестной собственности» и «неототалитарного государства» //Новая газета, 14.03.2015.].
В большинстве стран современного мира люди испытывают информационные перегрузки. Особенно это относится к жителям крупных городов. Вместе с тем, «Избыточное количество информации затрудняет борьбу с преступностью, поскольку делает трудно отслеживаемыми следы киберпреступников и других представителей криминального мира, использующих интернет. Одновременно с этим информационные перегрузки на порядок повышают возможности манипулирования в криминальных и иных деструктивных целях массовым сознанием, а также групповым и индивидуальным поведением»[58 - Ларина Е., Овчинский В. Криминал будущего уже здесь. С. 21.].
Психологический кризис сопровождается вспышками немотивированной агрессии[59 - Ениколопов С.Н., Кузнецова Ю.М., Чудова Н.В. Агрессия в обыденной жизни. – М.: РОССПЭН, 2014.], взаимной ненависти, «преступлениями ненависти» (hate crimes), актами внешне необоснованного уничтожения десятков и сотен людей ценой собственной жизни (второй пилот аэробуса А-320 Андреас Лубитц) или длительного тюремного заключения («норвежский стрелок» Андерс Брейвик). Все это – помимо терроризма, политическая (идеологическая, религиозная) мотивировка которого очевидна.
И, может быть, самое главное: Общество Постмодерна – потенциально Общество Свободных Людей. В идеале… Невиданные технологические возможности и увеличение продолжительности жизни (и ее наполненности) создают предпосылки для достижения и обеспечения Свободы человека, освобождения от сковывающих догм, предрассудков. Двое мужчин (женщин) хотят спать друг с другом – их личное дело. Человек хочет сокращать время своей жизни, употребляя наркотики или злоупотребляя алкоголем – его личное дело. Для свободного выбора человека без вреда для других требуется «всего» два условия: (1) обеспечение обществом каждого человека необходимыми средствами самореализации, самоутверждения (респонсивность общества) и (2) всеобщий отказ от любых проявлений физического и психологического насилия («моя свобода ограничена носом соседа»). Конечно же требуется и принципиальное изменение законодательства, отказ от бесконечных и бессмысленных запретов «преступлений без жертв» (Э. Шур), «оскорбления чувств верующих» (а как быть с чувствами атеистов?), никому не ведомой «порнографии» и т. п.
И вот здесь начинается самое страшное: объективно эпоха постмодерна предоставляет все условия для реализации Свободы всех и каждого; субъективно человечество не только не готово к этому (ксенофобия, межрелигиозные, межэтнические, идеологические конфликты и распри, приверженность большинства населения планеты религиозным, моральным предрассудкам), но проявляет все большую нетерпимость, «фрагменты» готовы сражаться между собой «до победы». Или – до взаимного уничтожения… Свидетельство тому – распространение терроризма, религиозной нетерпимости, готовности к очередной, ядерной войне…
«Общество Постмодерна – потенциально Общество Свободных Людей». Но ведь это – утопия, скажет читатель. Выше же утверждалось, что для постмодерна характерен отказ от иллюзий возможности построения «благополучного» общества («общества всеобщего благоденствия»). Да, боюсь, что это – утопия. Но считаю необходимым упомянуть теоретические возможности Свободного мира Свободных людей при реальной недостижимости сего… И в связи с этим еще: как прав был Вольтер в своем требовании «Раздавите гадину!». Сегодня наибольшее сопротивление прогрессу, Свободе идет не только со стороны тоталитарных, авторитарных режимов, но и от религии, церкви. Любые религиозные догмы противоречат требованиям эпохи постмодерна. И при всей своей терпимости, толерантности, я не могу не отметить это с великой горечью и опасениями. (Объективности ради следует заметить, что сегодняшние Папа римский Франциск и Далай Лама XIV – Лауреат Нобелевской премии мира – достаточно толерантны и провозглашают разумные идеи всеобщего мира и взаимотерпимости). Возможно, «западный мир» все еще недооценивает опасность со стороны мира «восточного» (разумеется, названия условные и не имеющие прямого отношения к географии; достаточно вспомнить вполне «западную» Японию!)
Глава III. Преступность
Everybody does it![60 - Каждый делает это!]
Thomas Gabor
§1. Понятие «преступность»
Названные в предыдущей главе особенности общества постмодерна существенно влияют на состояние, динамику, структуру преступности. Но, прежде всего, следует определиться с тем, что мы понимаем под «преступностью».
Необходимо заметить, что в реальной действительности нет объекта, который был бы «преступностью» (или «преступлением») по своим внутренним, имманентным свойствам, sui generis, per se. Преступление и преступность – понятия релятивные (относительные), конвенциональные («договорные», как «договорятся» законодатели), они суть – социальные конструкты, лишь отчасти отражающие некоторые социальные реалии: некоторые люди убивают других, некоторые завладевают вещами других, некоторые обманывают других и т. п. Но ведь те же самые по содержанию действия могут не признаваться преступлениями: убийство врага на войне, убийство по приговору (смертная казнь), завладение вещами другого по решению суда, обман государством своих граждан и т. п.
Осознание того, что многие привычные общественные явления ни что иное как конструкции, более или менее искусственные, «построенные» обществом, сложилось в социальных науках лишь во второй половине XX столетия[61 - Berger Р, Luckmann Т. The Social Construction of Reality. -NY: Doubleday, 1966.].
Между тем, преступление не является чем-то естественным по своей природе, а суть социальный конструкт, и по мнению Бенедикта Спинозы (1632–1677). «В естественном состоянии нет ничего, что было бы добром или злом по общему признанию… В естественном состоянии нельзя представить себе преступления; оно возможно только в состоянии гражданском, где по общему согласию определяется, что хорошо и что дурно, и где каждый должен повиноваться государству. Таким образом, преступление есть не что иное, как неповиновение, наказываемое вследствие этого только по праву государственному; наоборот, повиновение ставится гражданину в заслугу»[62 - Спиноза Б. Избранные произведения. – М.: Госполитиздат, 1957. Т. 1. С. 554.].
И хотя применительно к нашему предмету такое осознание было присуще еще Древнему Риму (ex senatusconsultis et plebiscites crimina exercentur – преступления возникают из сенатских и народных решений), однако в современной криминологии признание преступности социальной конструкцией наступило сравнительно поздно, хотя сегодня разделяется большинством зарубежных криминологов[63 - Barkan S. Criminology: A Sociological Understanding. – New Jersey: Prentice Hall, Upper Saddle River. 1997; Caffrey S., Mundy C. (Eds.) The Sociology of Crime and Deviance. – Greenwich University Press, 1995; De Keseredy W, Schwartz M. Contemporary Criminolgy. – Wadsworth Publishing Co, 1996, pp. 45–51; Gregoriou Ch. (Ed.) Constructing Crime. – Palgrave Macmillan, 2012; Hester S., Eglin P. Sociology of Crime. – NY-L.: Routledge, 1992, pp. 27–46; Muncie J., Me Laughin E. (Eds.) The Problem of Crime. – SAGE, 1996, p. 13.]. Это четко формулируют германские криминологи X. Хесс и С. Шеерер[64 - Hess H, Scheerer S. Was ist Kriminalitat? // Kriminologische Journal. 1997. Heft 2.]: преступность не онтологическое явление, а мыслительная конструкция, имеющая исторический и изменчивый характер. Преступность почти полностью конструируется контролирующими институтами, которые устанавливают нормы и приписывают поступкам определенные значения. Преступность – социальный и языковый конструкт.
Об этом же пишет голландский криминолог Л. Хулсман: «Преступление не онтологическая реальность… Преступление не объект, но продукт криминальной политики. Криминализация есть один из многих путей конструирования социальной реальности»[65 - Hulsman L. Critical Criminology and the Concept of Crime // Contemporary Crisis. 1986. N10, pp.63–80.].
Н. Кристи (Норвегия) останавливается на том, что преступность не имеет естественных природных границ. Она суть продукт культурных, социальных и ментальных процессов.[66 - Christie N. A suitable Amount of Crime. – NY-L: Routledge., 2004 pp. 10–11.] А отсюда, казалось бы, парадоксальный вывод: «Преступность не существует» (Crime does not exist)[67 - Christie N. Ibid., р. 1.].
Подробно обосновывается понимание преступности и преступления как социальных конструктов, а также рассматривается процесс такого конструирования в Оксфордском справочнике (руководстве) по криминологии[68 - Maguire М., Morgan R., Reiner R. (Eds.) The Oxford Handbook of Criminology. Fourth Edition. – Oxford University Press, 2007, pp. 179–337. См. также: Young J. The Vertigo of Late Modernity. – SAGE Publications, 2007.].
Итак, «термин преступление есть ярлык (label), который мы применяем к поведению, нарушающему закон. Ключевой пункт – это порождение преступлений уголовным законом, который создан людьми. Преступление как таковое не существует в природе; это выдумка (invention) людей»[69 - Robinson M. Why Crime? An integrated Systems Theory of antisocial Behavior. -NJ: Pearson. Prentice Hall, 2004, p.2.].
Но тогда основными вопросами криминологии окажутся: (1) Какие потребности существуют у современных людей? (2) Какие легальные возможности удовлетворения потребностей предоставляет современное общество современным людям? (3) Какие средства и способы удовлетворения потребностей признаются современным государством недопустимыми, в том числе – преступными, и почему?
Как заметил в 1983 г. В. Коган, «преступление, независимо от его вида, образуется соединением побуждения, которое само по себе непреступно, с операцией, которая сама по себе непреступна, если такое соединение причиняет вред либо создает угрозу объектам, поставленным в связи с их социальной ценностью под уголовно-правовую охрану, и при этом запрещено уголовным правом»[70 - Коган B.M. Социальный механизм уголовно-правового воздействия. – М.: Наука, 1983. С.89.].
Сказанное не означает, что социальное конструирование вообще, преступности в частности, совершенно произвольно[71 - Оукс Г. Прямой разговор об эксцентричной теории. В: Теория общества: Фундаментальные проблемы. – М.: Канон-Пресс-Ц., 1999. С. 292–306.]. Общество «конструирует» свои элементы на основе некоторых бытийных реалий. Так, реальностью является то, что некоторые виды человеческой жизнедеятельности причиняют определенный вред, наносят ущерб, а потому негативно воспринимаются и оцениваются другими людьми, обществом. Но реально и другое: некоторые виды криминализированных (признаваемых преступными в силу уголовного закона) деянии не причиняют вреда другим, или причиняют вред незначительный, а потому криминализированы без достаточных онтологических оснований. Это, в частности, так называемые «преступления без жертв», к числу которых автор этого термина Э. Шур относит потребление наркотиков, добровольный гомосексуализм, занятие проституцией, производство врачом аборта[72 - Schur Е. Crimes Without Victims. – Englewood Cliffs, 1965.]. Еще раз подчеркну: потребление наркотиков – личное дело каждого, добровольный (без насилия) гомосексуализм – личное дело каждого, занятие проституцией (без насилия, добровольно) – личное дело каждого, злоупотребление алкоголем – личное дело каждого, верить или не верить в бога – личное дело каждого. Это особенно важно понимать в эпоху постмодерна – нарождающеюся эпоху Свободы и Свободных Людей (да, в идеале, да, увы, далеко не всегда).
О том, что законодатель грешит расширительным толкованием вреда, заслуживающего криминализации, свидетельствует тот факт, что, согласно букве уголовного закона большинства современных государств, включая Россию, 100 % взрослого населения – преступники. Так, по результатам нескольких опросов населения в США, от 91 % до 100 % респондентов подтвердили, что им приходилось в течение жизни совершать то, что уголовный закон признает преступлением. А излишняя криминализация деяний, представляющих собой максимум административный или гражданско-правовой деликт, превращает каждого гражданина России в преступника (включая автора этих строк). Каковы реальные конструкты-законы? Закон, запрещающий усыновлять российских детей гражданами США? Закон об уголовной ответственности за «оскорбление чувств верующих» (ст. 148 УК РФ)? А как оценивать эти чувства? А как быть с чувствами атеистов? Размножающиеся законы об уголовной ответственности за экстремизм? Хорошо бы точно знать, что это такое… Как и «порнография», за изготовление и распространение которой предусмотрена уголовная ответственность (ст. 242 УК РФ) при отсутствии соответствующего определения…
Постмодернизм в криминологии не без основания рассматривает преступность как порождение власти в целях ограничения иных, не принадлежащих власти, индивидов в их стремлении преодолеть социальное неравенство, вести себя иначе, чем предписывает власть.
Ясно, что правовые (в том числе – уголовно-правовые) нормы и их реализация (что не всегда одно и то же) непосредственно зависят от политического режима[73 - Гилинский Я. Девиантность, социальный контроль и политический режим. В: Политический режим и преступность. – СПб.: Юридический центр Пресс, 2001. С. 39–65.]. Режим конструирует различные виды девиантности и преступности. Или – создает «козлов отпущения», на которых так удобно списывать просчеты и неудачи собственной социальной политики (о преступниках как «козлах отпущения» см. подробнее книгу А.М. Яковлева «Теория криминологии и социальная практика»[74 - Яковлев А.М. Теория криминологии и социальная практика. – М.: Наука, 1985. С. 17–29 и др.]).
В обществе постмодерна конструирование «преступности» представляет особую проблему.
• Фрагментаризация, виртуализация, массовая миграция, «конфликт культур», «ускорение времени» и разрыв поколений существенно осложняют основания криминализации тех или иных деяний. Какие действия в сети можно и следует (ли) криминализировать? Можно ли (нужно ли) криминализировать действия, вытекающие из религиозных, конфессиональных различий членов одного общества (государства)? В каких пределах, по каким критериям следует (допустимо ли) уголовно-правовыми запретами ограничивать свободу предпринимательства, индивидуальной предпринимательской деятельности?
• Как «криминализировать» деяния, связанные с возможными негативными последствиями технологических новелл (робототехникой, беспилотниками, автотранспортом без водителей и т. п.)? Кто является субъектами ДТП без водителей, авиакатастроф беспилотников, жертв роботов?
• Как в условиях глобализации, с одной стороны, и фрагментаризации, с другой, выработать относительно приемлемые в мировом и узко-фрагментарном пространстве уголовно-правовые нормы?
Читатель может продолжить перечень подобных вопросов.
§2. Состояние и тенденции преступности в современном мире
Начиная обзор состояния преступности и основных тенденций ее изменений, необходимо напомнить, что мы можем судить только о зарегистрированной ее части, а потому любые наши суждения будут носить относительный, ориентировочный характер, лишь более или менее приближенный к реальной ситуации. С другой стороны, нельзя совсем пренебречь имеющимися данными уголовной статистики и, по возможности, результатами исследований, ибо они составляют необходимую эмпирическую базу для теоретических рассуждений. Кроме того, даже относительно неполные данные, проанализированные за ряд лет. позволяют выявить тенденции преступности.
Хорошо известно, что после Второй мировой войны основной общемировой тенденцией являлся абсолютный и относительный (в расчете на 100 тыс. населения) рост регистрируемой преступности. Этот вывод основывается, прежде всего, на анализе четырех обзоров ООН, предпринятом В.В. Лунеевым (Табл. I)[75 - Лунеев В.В. Курс мировой и российской криминологии. Общая часть. Т. 1. – М., 2011. С. 331.]. Аналогичные сведения публикуют и иные источники[76 - Аrотаа К., Heiskanen М. (Eds.) Crime and Criminal Justice Systems in Europe and North America 1995–2004. – Helsinki, 2008; Ежегодники Home Office Statistical Bulletin (London); Ежегодники Polizeiliche Kriminalstatistik Bundesrepublik Deutschland (Wiesbaden); и др.].
Наблюдался устойчивый рост зарегистрированной преступности при значительно более высоком уровне преступности в развитых странах по сравнению с развивающимися.
Аналогичный тренд наблюдался до 2006 г. и в России (Табл. 2). Однако с конца 1990-х – начала 2000-х годов происходит сокращение количества и уровня (на 100 тыс. населения) преступлений во всем мире – во всех странах Европы, Азии, Африки, Австралии, Северной и Южной Америки[77 - Harrendorf S., Heiskanen M., Malby S. (Eds.) International Statistics on Crime and Justice. – Helsinki, 2010 (и вышеупомянутые ежегодники).]. Наиболее ярко это проявляется в динамике уровня убийств – как наиболее опасного и наименее латентного преступления (Табл. 3)[78 - Источник: Ежегодник World Health Statistics. Geneve; Barclay G., Tavares C. International comparisons of criminal Justice statistics. 2001 //Home Office. 2003; UNODC: Intentional homicide (1995–2011).].
Таблица 1. Усредненные и оценочные данные о преступности в мире
Как мы видим из табл. 2, точно такая же картина наблюдается с динамикой преступности в России после 2006 г., а по ряду преступлений – с 2001–2006 гг. (Табл. 4). Незначительный рост в 2015 г. предположительно может объясняться ростом краж (Табл. 4) в связи с ухудшимся экономическим положением (это подтверждается продолжающимся и в 2015–2016 гг. снижением уровня других преступлений, в частности, тяжких насильственных преступлений).
Таблица 2. Зарегистрированная преступность, число выявленных лиц и осужденных в России (1961–2016)[79 - Здесь и далее данные по РФ: Преступность и правонарушения. Статистический сборник. Ежегодники – М.: МВД РФ. МЮ РФ; Состояние преступности в России. Ежегодники – М.: МВД РФ; Портал правовой статистики Генеральной прокуратуры РФ // URL: http://crimestat. ru/offensesmap]
Продолжение таблицы
Окончание таблицы
И перед мировой криминологией встал вопрос: чем объясняется это неожиданное общемировое сокращение объема и уровня преступности? В России пытались объяснить тенденцию снижения уровня преступности традиционным сокрытием преступлений от регистрации. И это действительно имеет место. Однако общемировой характер тренда не позволяет ограничиться столь простым объяснением. Назовем несколько гипотез, существующих в современной криминологии.
Во-первых, преступность, как сложное социальное явление, развивается по своим собственным законам, не очень оглядываясь на полицию и уголовную юстицию, и, как большинство социальных процессов, – волнообразно[80 - Волновые процессы в общественном развитии. – Новосибирск, 1992.] (напомним, что с начала 1950-х – до конца 1990-х преступность росла во всем мире).
Во-вторых, большую часть зарегистрированной преступности составляет «уличная преступность» (street crime) – преступления против жизни, здоровья, половой неприкосновенности, собственности. «Беловоротничковая преступность» (white-collar crime), будучи высоколатентной, занимает небольшую часть зарегистрированной преступности. А основные субъекты «уличной преступности» – подростки и молодежь, которые в последние десятилетия «ушли» в виртуальный мир интернета. Там они встречаются, любят, дружат, ненавидят, стреляют (так называемые «стрелялки»), «убивают», совершают мошеннические действия и т. п., удовлетворяя – осознанно или нет – потребность в самоутверждении, самореализации.
Обычно взрослые негативно относятся к «стрелялкам», пытаясь запретить их размещение в сети или же ограничить к ним доступ. Между тем университеты в Вилланове и Ратгерсе опубликовали результаты своих исследований связи между преступлениями и видеоиграми в США[81 - Как игры влияют на преступность // URL: http://hronika.info/igry/33627-kak-igry-vliyayut-na-prestupnost.html (дата обращения: 27.11.2016).]. Исследователи пришли к выводу, что во время пика продаж видеоигр количество преступлений существенно снижается. «Различные измерения использования видеоигр прямо сказываются на снижении таких преступлений, как убийств», – заявил Патрик Маркей (Patrick Markey). Дело в том, что люди, которым нравятся жестокость и насилие, больше играют в видеоигры с явной демонстрацией жестокости. Таким образом, они «оздоравливаются» с помощью игр. Кроме того, люди предпочтут больше времени проводить за игрой, снижая, таким образом, количество преступлений на улицах.
В-третьих, имеет место «переструктуризация» преступности, когда «обычную» преступность теснят малоизученные и почти не регистрируемые, высоколатентные виды преступлений эпохи постмодерна, в частности, киберпреступность. Так, по данным, представленным на XVI ежегодной конференции Европейского общества криминологов (Мюнстер, 2016), если средняя раскрываемость «обычных» преступлений составляла 42–46 %, то киберпреступлений – 5 %… Переструктуризация. обусловленная особенностями постмодерна как общества потребления, возможна и среди «обычных» преступлений. Так, в России сокращающийся с 2006 г. уровень таких преступлений против собственности, как кражи, грабежи, разбои, «компенсируется» ростом мошенничества (Табл. 5). Это не удивительно: легальные средства обогащения ограничены. А из нелегальных (кража, грабеж, разбой, присвоение и растрата) мошенничество наиболее интеллектуально, «выгодно» и безопасно… Известно два основных способа мошенничества: обман и злоупотребление доверием. А вот количество видов мошенничества безмерно и постоянно растет, особенно в эпоху Интернета.
В-четвертых, как считают участники одной из сессий («The Crime Drop») XII конференции Европейского общества криминологов (Бильбао, 2012), причиной снижения уровня преступности может быть повышенная «секьюритизация», как результат массового использования современных технических средств безопасности (видеокамеры, охранная сигнализация и т. п.).
Как бы то ни было, дискуссия о современных тенденциях глобальной преступности не закончена и ждет новых гипотез и их подтверждений или опровержений.
Как будут изменяться уровень и структура преступности в дальнейшем? Сегодня вряд ли кто-нибудь решится дать более или менее обоснованный прогноз. Неопределенность всех социальных процессов в обществе постмодерна, неизбежная переструктуризация видов преступности, появление совершенно новых составов, связанных с развитием новейших технологий, неопределенность политического развития стран, их режимов, от которых в первую очередь зависит конструирование преступности – все это делает непредсказуемым ее дальнейшие тренды. При этом очевиден рост киберпреступности и постепенное «вытеснение» ею привычных преступлений.
Межу тем, в России при позитивном сокращении уровня преступности сохраняется неблагоприятная ситуация по ряду показателей.
Так, Россия занимает одно из ведущих мест в мире по уровню убийств (в расчете на 100 тыс. населения), уступая только некоторым странам Африки и Латинской Америки.
Одно из первых мест в мире у России по душевому потреблению алкоголя: по разным источникам от 15 л до 18 л абсолютного алкоголя на человека[82 - «По официальным данным Роспотребнадзора (экспертные оценки даже выше), душевое потребление поднялось до 18 л. чистого алкоголя в год. Порог безопасности, определенный ВОЗ для любой страны в 8 л., превышен, по крайней мере, вдвое – без принятия самых экстренных мер деградация России, ее народа неизбежна» (Н. Герасименко, академик РАМН, Ж. «Российская Федерация», 2009 № 4).]. Мы опережаем такие винодельческие страны, как Франция.
Италия, Испания, Португалия. В России неблагоприятна структура алкогольных изделий: водка, самогон (не говоря уже о денатурате, политуре и «Боярышнике»), в отличие от «винопьющих» и «пивопьющих» стран Западной Европы и Северной Америки. Соответственно велика доля «пьяной преступности» (в среднем 20–30 % всех преступлений, а по тяжким насильственным преступлениям до 65–75 %).
Россия разделяет с Украиной и Нигерией первые три места в мире по различным показателям (жертвы, преступники, транзит) торговли людьми[83 - Кангаспунта К. Отображение ситуации, касающейся торговли людьми: предварительные выводы анализа базы данных о торговле людьми // Форум по проблемам преступности и общества. 2003, Т.3, № 1–2.].
Значительны наркопотребление и нелегальная наркоторговля.
Таблица 3. Уровень на (100 тыс. населения) смертности от убийств в некоторых государствах (1984-2013)
Таблица 3. Уровень на (100 тыс. населения) смертности от убийств в некоторых государствах (1984-2013 (продолжение)
Таблица 4. Динамика некоторых преступлений в России (1985 -2016)
Окончание таблицы 4.
Таблица 5. Мошенничество в России (1991–2016)
* – Нет сведений.
