Серьезные возражения вызывает российская законодательная и правоприменительная деятельность. Безудержная криминализация превращает каждого гражданина страны в преступника. Это. прежде всего, криминализация «оскорблений чувств верующих»; безграничное понимание «экстремистской деятельности»; беспредельное расширение уголовной ответственности за преступления, связанные с наркотиками (вплоть до противоречащей основным принципам уголовного права криминализации деяний с аналогами наркотических средств и психотропных веществ); криминализация многих деяний экономической деятельности, заслуживающих административной или гражданско-правовой ответственности. В условиях «ускорения времени» совершенно недопустимы те максимальные сроки лишения свободы, которые законодатель умудрился еще увеличить в 2014 г. (при рецидиве и совокупности приговоров с 25–30 лет до 30–35 лет!). Напомним, что в европейских странах и Японии срок лишения свободы нередко исчисляется неделями и месяцами (а отнюдь не десятилетиями!), и в подавляющем большинстве случаев не превышает двух-трех лет[84 - См.: Кан Уэда. Преступность и криминология в современной Японии. – М.: Прогресс, 1989; Морозов Н.А. Преступность и борьба с ней в Японии. – СПб.: Юридический центр Пресс, 2003.]. В 2016 г. средний срок лишения свободы в европейских странах, по данным, оглашенным на XVI конференции Европейского общества криминологов, составил 1,8 года.
Репрессивный характер деятельности полиции и следствия, фактическое отсутствие независимости судей, бесчеловечный характер исполнения наказания, пытки в полиции и пенитенциарных учреждениях – предмет многочисленных публикаций и обсуждений.
Далее рассмотрим подробнее лишь три вида преступлений – терроризм, организованную преступность и торговлю людьми, как характерные для эпохи постмодерна. Конечно, наиболее «постмодернистская» преступность – киберпреступность, но о ней пока слишком мало данных. Исключением в России служат работы В.С. Овчинского[85 - См.: Основы борьбы с киберпреступностью и кибертерроризмом: хрестоматия / сост. В.С. Овчинский. – М.: Норма, 2017; Ларина Е., Овчинский В. Кибервойны XXI века. О чем умолчал Эдвард Сноуден. – М., 2014; Ларина Е., Овчинский В. Роботы-убийцы против человечества. Киберапокалипсис сегодня. – М., 2016.].
§3. Терроризм
Враги теперь в смешавшейся крови
Лежат, и пыль уста их покрывает,
И мощно смерть соединила их -
Непобедившего с непобежденным.
Эврипид
Терроризм (terror – лат. страх, ужас) – одна из серьезнейших современных глобальных социальных проблем, потенциально или актуально затрагивающих каждого жителя планеты. Между тем, как это часто бывает, чем серьезнее, актуальнее и «очевиднее» проблема, тем большим количеством мифов и недоразумений она окружена.
Террористические акты были известны и в XIX веке, но в современном глобальном мире постмодерна они приобрели массовый и глобальный характер. Это непосредственно связано с процессами миграции и фрагментаризации общества.
Между тем, нет единого понимания терроризма в общественных науках. Вот некоторые из имеющихся определений (всего их насчитывается свыше ста):
• «форма угрозы насилием или применения насилия по политическим мотивам»[86 - Das neue taschen Lexikon. – Bertelsmann Lexikon Verlag, 1992. Band 16. S. 59–60.];
• «применение насилия или угрозы насилия против лиц или вещей ради достижения политических целей»[87 - Шнайдер Т.П. Криминология. – M.: Прогресс-Универс, 1994. С. 439.];
• «насильственные действия или угроза их применения со стороны субъектов политики и преследование ими политических целей»[88 - Кабанов П.А. Политическая преступность: сущность, причины, предупреждение. – Нижнекамск, 2000. С.40.];
• «систематическое использование убийств, телесных повреждений и разрушений или угроз перечисленных действий для достижения политических целей»[89 - Laqueur W. Terrorism. – L.: Weidenfeld and Nicolson, 1977, p.79.];
• «метод политической борьбы, который состоит в систематическом применении ничем не ограниченного, не связанного с военными действиями физического принуждения, имеющего целью достижение определенных результатов путем устрашения политических противников»[90 - Дмитриев А.В., Залысин П.Ю. Насилие: Социо-политический анализ. – М.: РОССПЭН. 2000. С.53.].
Из приведенных определений вырисовываются два основных признака терроризма:
• применение или угроза применения насилия;
• его политическая (в широком смысле слова) мотивация.
Но есть еще один существенный признак терроризма как социального явления, а не индивидуального акта политического убийства: неопределенный круг непосредственных объектов террористического акта, применение насилия в отношении неопределенного круга лиц ради достижения отдаленного объекта – удовлетворения политического (экономического, социального) требования. Ибо «о терроризме можно говорить лишь тогда, когда смыслом поступка является устрашение, наведение ужаса. Это основная черта терроризма, его специфика»[91 - Антонян Ю.М. Терроризм. Криминологическое и уголовно-правовое исследование. – М.: Щит-М, 1998. С. 8.].
На сложность и субъективизм определения терроризма обратил внимание W. Laqueur: «один – террорист, другой – борец за свободу»[92 - Laqueur W. The Age of Terrorism. – Toronto: Little, Brown &Co. 1987, p. 302.]. Че Гевара – террорист или «борец за свободу»? Эта тема подробно рассматривается в статье сотрудника Международного полицейского института по контртерроризму В. Ganor[93 - Ganor B. Defining Terrorism: Is one Man's Terrorist another Man's Freedom Fighter? // Police Practice & Research. An International Journal. 2002. Vol. 3, № 4. P. 287–304.]. Как различить терроризм и партизанскую войну, терроризм и революционное насилие, терроризм и борьбу за национальное освобождение? Многое зависит от позиции субъекта оценки тех или иных насильственных действий по политическим мотивам. Вместе с тем, В. Ganor пытается провести различия между анализируемыми феноменами. В обосновываемых им схемах вначале отграничиваются объявленная война – между государствами и необъявленная война – между организациями и государством. Последняя включает, прежде всего, терроризм и партизанскую войну. Кроме того, к необъявленной войне могут относиться деятельность анархистов, борцов за свободу, революционеров, а также действия ad hoc (по конкретному случаю). Важнейшее различие между терроризмом и партизанской войной состоит в том, что партизанская война ведется против комбатантов – вооруженных сил, военных и военной техники, а терроризм направлен против мирного населения, «некомбатантов» (noncombatant) при сохранении политической мотивации насильственных действий. Мне представляется это различение весьма существенным и позволяющим конкретизировать некоторые наши оценки. Другое дело, что и предлагаемое различие несколько условно (мирное население может также оказаться жертвой партизанских действий, как, впрочем, и «точечных ударов»…). Во всяком случае, В. Ganor называет три важнейших элемента терроризма: (1) применение или угроза применения насилия; (2) политические цели (мотивы) деятельности; (3) реальными целями оказывается мирное население, граждане[94 - Ganor. L. С. Р. 294–295.].
Следует различать терроризм и индивидуальный террористический акт (против конкретного лица – государственного или общественного деятеля – ст. 277 УК РФ).
Обычно различают террор и терроризм:
• террор со стороны правящих властных структур (или «насилие сильных над слабыми», присущее, в частности, тоталитарным режимам);
• терроризм как насилие и устрашение «слабыми сильных», «оружие слабых», жертв «государственного террора»[95 - Чаликова В. Терроризм. В: 50/50 Опыт словаря нового мышления. – М.: Прогресс. 1989. С.310; Ферро М. Терроризм. В: 50/50 Опыт словаря нового мышления. – М.: Прогресс, 1989. С.314.].
Иначе говоря: «Террор является насилием и устрашением, используемым объективно более сильным в отношении более слабых; терроризм – это насилие и устрашение, используемое более слабым в отношении более сильного»[96 - Бернгард А. Стратегия терроризма. – Варшава. 1978. С.23. См. также: Дикаев С.У Террор, терроризм и преступления террористического характера. – СПб.: Юридический центр Пресс, 2006.].
Террористические организации и отдельные террористы-одиночки представляют – осознанно или нет – интересы массы excluded («исключенных») в современном мире[97 - Finer С., Nellis М. (Eds.) Crime and Social Exclusion. – Blackwell Publishers. Ltd., 1998; Kanfler J. L'exclusion sociale: Etude de la marginalite dans les sociеtеs occidentales. – Paris: Bureau de Recherches socials. 1965; Lenoir R. Les exclus. un fran?ais sur dix. – Paris: Seuil. 1974; Young J. The Exclusive Society: Social Exclusion, Crime and Difference in Late Modernity. – SAGE Publications. 1999.].
Поляризация на очень богатое и властное меньшинство «включенных» (included) и очень бедное и бесправное большинство «исключенных» (при относительном размывании «среднего класса» – гаранта устойчивости социальных систем) приводит в условиях глобализации экономики, политики, информационных процессов к опасному для всего человечества разделению стран и жителей каждой страны на included/excluded. Так, различаются «включенные» страны «золотого миллиарда» и «исключенные» – все остальные. Не является ли «негативная интеграция исключенных» (Н. Луман) главной социальной базой терроризма (впрочем, как и иных видов девиантности)?
Об этом свидетельствуют данные о субъектах ряда терактов последнего времени. Классическим примером крайне негативного поведения «исключенного» служит террористический акт 14 июля 2016 года в Ницце: «Террористом в Ницце оказался неудачник-разведенка с целым букетом проблем и комплексов. Ницца, кстати… это солидное тихое место для солидных господ, в котором понятие „бюджетное жилье“ начинается с уровня, который в любом другом месте будет считаться респектабельным и элитным. Так что если нужно, чтобы объект ненависти оказался тем, кем надо – можно ехать сквозь толпу напролом, не ошибешься… Фактически перед нами классический свихнувшийся неудачник, реализовавший свои комплексы и ненависть к окружающему богатому и равнодушному миру… К теракту в Ницце можно пристегивать кого у годно – и националистов, и ИГИЛ, и каких-нибудь леваков-марксистов. Они все про это – про несправедливость и равнодушие к маленькому человеку. Рецепты у всех свои, но среда, в которой их идеи востребованы – она одна на всех. И не бомбить далекие пески нужно, а лечить страну и общество.
И это не только к Франции относится, скажем откровенно»[98 - Маленький человек // URL: http://el-murid.livejoumal.com/2883448.html (дата обращения: 16.07.2016).]. Еще об Европе: «Мигранты часто ощущают себя людьми второго сорта. Молодые и харизматичные люди – выходцы из мусульманских стран и их дети – пытаются найти какую-то новую идентичность, обращаясь к историческим корням, и в итоге часто приходят к радикальным течениям»[99 - Теракт в Ницце // Сноб, 15.07.2016.]. И еще, это уже о США: «появляется множество одиноких, отчужденных молодых людей, стремящихся к самоутверждению через насилие»[100 - Брукс Д. На пути национальной катастрофе? // The New York Times, 13.07.2016.].
А вот мнение вице-президента Международной ассоциации ветеранов подразделения антитеррора «Альфа» А. Филатова: «Дело в том, что террористами люди не рождаются, а становятся по каким-то причинам. Надо искать эти причины и устранять их. Это серьезная глобальная проблема. Терроризм – это средство борьбы, как правило, слабой стороны против сильной. Если мы в разы не уменьшим угрозу, если будут условия, толкающие людей на эту сторону, террористы всё равно будут просачиваться. Если мы завтра поставим датчики, выявляющие взрывные устройства, на всю территорию страны, террористы пересядут на машины или возьмутся за ножи»[101 - Бороться с терроризмом на входах в метро и аэропорты – неэффективно // Известия, 10.04. 2017.]. Этот прогноз оправдался: уже взялись за ножи…
Это глобальный процесс и его последствия недостаточно осознаются правящими элитами современного мира. Примеры тому – агрессия США против Ирака (сколь бы «плохим» ни был Саддам Хусейн) и действия России в Чечне (какими бы «плохими» ни были «боевики»). Террор вызывает терроризм. Или, как написал петербургский экономист Д. Травин: «Не мочите, да не мочимы будете!»[102 - Президент России В. Путин начал свою карьеру с лозунга: «Мочить террористов в сортире». В «переводе» с тюремного жаргона это означает «Убивать террористов в туалете (WC)».]. И не важно, кто «первым начал»: за политические игры человечеству приходится расплачиваться горами трупов.
Права человека первичны и неотъемлемы (ст. ст. 1, 2, 3 Всеобщей декларации прав человека. 1948 г.). Нарушение прав человека рождает ответную насильственную реакцию, в частности – терроризм. Требования ограничить права человека ради «борьбы с терроризмом» абсурдны. Во-первых, тем самым создается идеологическая база оправдания терроризма (как ответа на террор властных структур). Во-вторых, повышается риск граждан стать жертвой нарушения прав человека. Это и происходит в современной России: мы все в большей степени заложники власти, чем террористов.
Права человека и криминальные риски, включая терроризм, находятся в обратной, а не прямой, зависимости: чем надежнее защита прав человека, тем ниже вероятность криминальных рисков.
История политических репрессий (террора) и террористических актов в виде политических убийств уходит вглубь веков[103 - Применительно к России, «колыбели терроризма» см.: Будницкий О.В. (автор-составитель). История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях. – Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.]. Однако большинство исследователей отмечают существенные отличия современного терроризма как «неотъемлемой части государственного террора – одной из форм государственной политики»[104 - Ферро. Указ. соч. С.313.] и как систематического устрашения общества насилием: массовый характер (вплоть до геноцида со стороны властных структур[105 - Kressel N. Mass Hate: The Global Rise of Genocide and Tenor. – Plenum Press, 1996.]), все возрастающее количество терактов и их жертв, глобализация (интернационализация) терроризма.
Нью-Йоркская трагедия 11 сентября 2001 г. стала страшным символом новых реалий XXI века (как Освенцим – символом бесчеловечности XX века). Показательно и то, что в качестве объекта самого страшного террористического акта в мировой истории были выбраны Нью-Йорк (как тут не вспомнить «Город Желтого Дьявола» М. Горького) и Международный Торговый центр – символы стран «Золотого миллиарда» («включенных»).
Многочисленны проявления и методы терроризма: захват транспортных средств и заложников; уничтожение транспортных коммуникаций; взрывы, поджоги; отравление источников питания и водоснабжения; применение отравляющих веществ; угрозы применения этих и иных мер и др. Последнее время стали распространенными наезды на людей автомобилем и нападение на людей с холодным оружием (ножами).
Не останавливаясь на юридическом (уголовно-правовом) аспекте проблемы терроризма[106 - Емельянов В.П. Терроризм и преступления с признаками терроризирования. – СПб.: Юридический центр Пресс. 2002; Кабанов П.А. Указ. соч.; Комиссаров В.С. Терроризм, бандитизм, захват заложника. – М., 1997; Овчинникова Г.В. Терроризм. – СПб.: Юридический институт Генеральной прокуратуры. 1998.], рассмотрим некоторые социально-политические вопросы.
Терроризм, приводя к бесчисленным жертвам и принося неисчислимые страдания, является преступной деятельностью (преступлением) и заслуживает суровой оценки. Но социально-политическая сущность терроризма и желание противодействовать ему требуют более широкого подхода, чем только юридический. Да, террористам нет оправдания с общечеловеческой, принятой мировым сообществом и международными организациями точки зрения. Но ведь терроризм преступление «особого рода». С точки зрения террористов, организаций и движений, прибегающих к террористическим методам, их требования, отстаиваемые идеи – «справедливы», имеют не меньшую ценность, чем те, против которых они выступают. Поэтому вооруженная борьба с терроризмом, носящим политический (этнический, религиозный, идеологический) характер – малоэффективна. Об этом свидетельствуют опыт Ольстера в Ирландии, затяжной, кровавый характер «борьбы» с баскскими сепаратистами в Испании, алжирскими террористами во Франции, с албанскими – в Сербии, с чеченскими – в России… Лишь политическими (социальными, экономическими, дипломатическими) мерами удалось прекратить теракты в Северной Ирландии, басков в Испании, со стороны алжирцев во Франции.
Насилие и ненависть рождают насилие и ненависть, формируют идеологию и акторов «преступлений ненависти» (hate crimes)[107 - Jacobs J., Potter К. Hate Crimes: Criminal Law and Identity Politics. – Oxford University Press. 1998.]. Поэтому «искусство цивилизованной жизни состоит в том, чтобы не плодить недовольных, обиженных, „мучеников“, а строить благополучие людей в контексте их долгосрочных отношений друг с другом»[108 - Дмитриев А., Кудрявцев В., Кудрявцев С. Введение в общую теорию конфликтов. – М.: ЦКИ РАН, 1993. С.171.].
Мировое сообщество в целом и каждое государство в отдельности должны предпринимать прежде всего политические (экономические, социальные) усилия по предотвращению условий для терроризма, по ненасильственному разрешению межэтнических, межконфессиональных, социальных конфликтов. Конечно, провозгласить принцип ненасильственного, упреждающего терроризм решения назревших проблем и конфликтов легче, чем его реализовать. Но не существует «простых решений» сложных социальных проблем. Так называемые «простые решения» («ликвидировать», «подавить», «уничтожить») либо неосуществимы, либо приводят к еще большему осложнению ситуации. Можно (и нужно) преследовать исполнителей терактов – угонщиков самолетов, убийц, лиц, закладывающих взрывные устройства и т. п., но нельзя уголовно-правовыми, карательными мерами устранить причины, источники терроризма как метода «решения» социальных (этнических, религиозных, политических, идеологических) конфликтов.
Очевидно, не случайно в послевоенном мире террористические организации и движения возникали прежде всего в постфашистских, посттоталитарных, посткоммунистических странах – Италии («Красные бригады»), Германии («Красная армия», неонацисты), Японии (Японская революционная красная армия), Испании, Югославии. России, а также в странах с тоталитарным режимом (Латинская Америка, Ближний и Средний Восток), где отсутствовал опыт демократического, политического решения социальных конфликтов и проблем. Из 79 известных к 1990 г. террористических организаций 37 принадлежали по своей идеологии к марксистским, ленинским, троцкистским, маоистским, 9 представляли различные направления пан-арабского и исламского фундаментализма, 7 – служили примером удивительной смеси пан-арабизма и марксизма, 4 – относились к правоэкстремистским и нео-фашистским[109 - Long D. The Anatomy of Terrorism. – The Free Press, 1990.]. Конечно, это соотношение претерпело существенные изменения к сегодняшнему дню. Количество известных террористических организаций увеличилось, доля «левых» сократилась за счет увеличения «правых» и исламистских.
«Религиозная мотивация наиболее радикальна, так как само основание религии – человек, верящий в посмертное существование, меньше всего подвержен рациональному воздействию. Поэтому борьба с подобным терроризмом только с точки зрения усиления уголовного закона неэффективна: применение самых строгих мер наказания вплоть до смертной казни будет рассматриваться религиозными террористами как награда. Борьба с религиозным терроризмом требует задействования идеологического ресурса государства – поддержки межконфессионального взаимодействия, дискредитации идеи избранности вероисповедания и т. д.»[110 - Григорьев Н., Родюков Э. Современный религиозный терроризм как он есть // URL: http://nvo.ng.ru/gpolit/2017-07-21/l_957_terrorisin.html (Дата обращения: 20.07.2017).].
Для эпохи постмодерна все более актуальной становится проблема кибертерроризма.
Не существует универсальных рецептов предупреждения терроризма и разрешения сложных проблем, лежащих в его основе. Некоторые общие подходы предлагаются в конфликтологической, политологической литературе[111 - Дмитриев А.В. Конфликтология. – М.: 2000. С. 221–277; Дмитриев А.В., Залысин И.Ю. Указ. соч. С. 242–296; Дмитриев А., Кудрявцев В., Кудрявцев С. Указ. соч. С. 162–208.].
Важно понять:
• мир без насилия в обозримом будущем невозможен;
• основная антитеррористическая задача – максимально сокращать масштабы терроризма (как насилия «слабых» по отношению к «сильным»);
• основной путь такого сокращения – предупреждение или урегулирование социальных, экономических, «межфрагментарных» проблем и конфликтов ненасильственными, не репрессивными, политическими методами.
«Абсолютно ненасильственный мир – это нереальная перспектива. Более реальной выглядит задача сократить масштабы политического насилия, попытаться свести его к минимуму. Об этом свидетельствует политическая жизнь развитых демократических государств, где насилие чаще всего второстепенное средство власти»[112 - Дмитриев А.В., Залысин И.Ю. Указ. соч. С.296.].
§4. Организованная преступность
Today, it is difficult to distinguish where the reality ends and the fiction begins[113 - «Сегодня трудно различить, где заканчивается реальность и начинается вымысел».]
J. Albanese
К постановке проблемы
По мере развития общества возрастает степень организованности его элементов: экономики, политики, образования и др. Не удивительно, что одновременно растет организованность преступности, точнее ее «организованной» части – деятельности криминальных организаций. Особенно это проявляется в эпоху постмодерна.
Тема преступности издавна полна мифов. А мифы все шире используются политиками – в популистских целях, журналистами – в погоне за сенсацией, рождая «страх перед преступностью», «моральную панику»[114 - Cohen, S. Folk Devils and Moral Panics. – St. Albans. 1973.]. В еще большей степени мифологизирована организованная преступность – относительно позднее явление в жизни общества[115 - Albanese, J. Organized Crime: The Mafia Mystique. In: Shelley, J. Criminology. A Contemporary Handbook. Second Ed. – Wadsworth Publishing Company., 1995 (pp. 231–248); Albini, J. The American Mafia: Genesis of a Legend. – NY, 1971; Arlacchi, P. Mafia Business: the Mafia Ethic and Spirit of Capitalism. – Verso, 1986; SmithD. The Mafia Mystique. – Lanhamy MD, 1990.]. Но если организованная преступность Италии, США, Японии и других «капиталистических» стран изучается и обсуждается с конца 20-х годов минувшего века (одно из первых исследований – The Illinois Crime Survey, 1929, деятельность комиссии Kefauver в 1950-е годы, труды D. Bell и D. Cressey в 1950-60-е годы), то для постсоветской России это относительно новая тема. Еще в 1986 г. шла дискуссия по вопросу: а есть ли организованная преступность в СССР?
Начиная с 1990-х годов появился ряд серьезных отечественных работ по организованной преступности[116 - Гуров А.И. Красная мафия. – M., 1995; Кудрявцев В.Н., Лунеев В.В., Наумов А.В. Организованная преступность и коррупция в России (1997–1999). – М., 2000; Овчинский В.С. Стратегия борьбы с мафией. – М, 1993; Основы борьбы с организованной преступностью / ред. Овчинский В.С., Эминов В.Е., Яблоков Н.П. – М., 1996; Топильская Е.В. Организованная преступность. – СПб., 1999; Она же. Организованная преступность. В 2-х томах. СПб: Алеф-Пресс. 2015; и др.], а также главы, посвященные организованной преступности, в книгах В.В. Лунеева, Г.Ф. Хохрякова, многочисленные сборники статей и докладов под редакцией А.И. Долговой, а также Социально-правовой альманах «Организованная преступность и коррупция: Исследования, обзоры, информация» (2000–2003 гг). Значительный интерес представляют опубликованные результаты журналистских расследований – прежде всего А. Константинова и М. Дикселиуса[117 - Дикселиус М., Константинов А. Преступный мир России. – СПб., 1995; Константинов А., Дикселиус М. Бандитская Россия. – СПб… 1997; и др.], а также фактографический материал в ежемесячнике «Ваш тайный советник» (Санкт-Петербург), «Криминальная хроника» (Москва), «Совершенно секретно» (Москва), «Версия» (Москва).
Однако нельзя сказать, что организованная преступность в России исследована достаточно полно. Отечественные разработки недостаточно «прописаны» в мировой науке. Главное же – организованная преступность и деятельность представляющих ее преступных организаций постоянно меняется, как в целом по России, так и по ее регионам.
В мировой криминологии организованной преступности исторически возникло несколько концепций – моделей. Одна из ранних – «alien conspiracy model» («модель иностранного заговора»).[118 - Barkan S. Criminology: A Sociological Understanding. -New Jersey: Prentice Hall, Upper Sadie River, 1997, pp. 453–456.] Она основана на опыте этнических преступных организаций в США (прежде всего, итальянской мафии). Возможно, эта модель легла в основу группы local, ethnic models, хотя нередко она рассматривается в качестве самостоятельной. Другая группа – hierarchical models (иерархические модели). Очевидно, к ним относятся bureaucratic / corporate model (бюрократически-корпоративная) и patrimonial / patron – client model («патримониальная» модель патрон/клиент)[119 - Abadinsky H. Organized Crime. Fourth Ed. – Chicago: Nelson-Hall Publisher. 1994. pp. 20-28]. Сторонники этих моделей исходят из иерархической структуры преступных сообществ. Наконец, третьей группой моделей является рассмотрение организованной преступности как предпринимательства – business enterprise.[120 - Albanese J. Ibid., рр. 233–240; Kelly R., Коlin Chin, Schatzberg R. (Eds.) Handbook of Organized Crime. In the Unites States. – Greenwood Press, 1994, pp. 78–88.] Представляется, что между тремя основными группами (типами) моделей организованной преступности нет принципиальных противоречий. Главной содержательной характеристикой организованной преступности является business enterprise. Local, ethnic и hierarchical models отражают организационные формы (локальная или этническая по происхождению, иерархическая по структуре) реализации предпринимательства, бизнеса (business enterprise).
Организованная преступность как социальный феномен
The development of organized crime parallels early capitalist enterprise[121 - «Развитие организованной преступности подобно раннему капиталистическому предпринимательству».]
G. Void
The first business of criminal organizations is usually business[122 - «Прежде всего, бизнес криминальных организаций есть обычный бизнес».]
Goodson and Olson
Организованная преступность – сложный социальный феномен. Возникнув, она так прочно переплелась с другими социальными институтами и процессами, так прочно вросла в общественную ткань, что с трудом может быть из нее вырвана для изучения. Более того, вызывает сомнения корректность самого понятия «организованная преступность», ибо, с точки зрения общей теории организации, «организованность» – неотъемлемое свойство всех биологических и социальных систем (объектов), а потому «неорганизованной преступности» вообще не существует. Так что «понятие организованная преступность выполняет социальную функцию „персонификации общественного зла“».[123 - Юстицкий В. Организованная преступность: смена парадигм. В: Преступность и криминология на рубеже веков / ред. Я. Гилинский, Я. Костюковский, – СПб., 1999. С. 46.] В результате предлагалось отказаться от понятия «организованная преступность» как криминологического и уголовно-правового, признав его бытовым понятием. Соглашаясь с этими доводами, мы не призываем к отказу от понятия «организованная преступность». Существуют научные традиции, накоплен большой эмпирический материал, осуществляется практика социального контроля над так называемой организованной преступностью.
Имеется множество определений организованной преступности[124 - Abadinsky Н. Ibid., рр. 2–8; Albanese J. Ibid., рр. 231–232; Kelly R., Коlin Chin, Schatzberg R. Ibid., pp. 21–31.]. Некоторые из них лаконичны, но тавтологичны и малосодержательны («organized crime is crime that is organized»). Другие излишне громоздки, их авторы пытаются перечислить все возможные признаки организованной преступности. При всем многообразии определений, акцент делается либо на характере деятельности (преступный, для извлечения прибыли и т. п.), либо на организованности (устойчивая группа, иерархическая структура и т. п.).
Если учесть, что идеальных определений не бывает, можно в качестве рабочего принять понимание организованной преступности как «функционирование устойчивых, управляемых сообществ преступников, занимающихся преступлениями как бизнесом и создающих систему защиты от социального контроля с помощью коррупции». Это определение было зафиксировано в документах Международной конференции ООН по проблемам организованной преступности в 1991 г. в Суздале (Россия).
Следует предостеречь от понимания организованной преступности как простой совокупности деятельности преступных организаций. Организованная преступность – не сумма преступных организаций и не сумма преступлений, совершаемых ими. Это качественно новая характеристика такого состояния преступности, когда она встроена в социальную систему, оказывая существенное влияние на другие составляющие (элементы) системы и, прежде всего – на экономику и политику. Может быть, более глубоким окажется определение организованной преступности как системы социальных связей и отношений, сложившихся по поводу извлечения незаконной прибыли[125 - Основы борьбы с организованной преступностью. С. 155.].
Организованная преступность выступает, прежде всего, как предпринимательство, бизнес, индустрия, производство и распределение товаров и/или услуг. Ее главной целью является экономическая выгода, прибыль. И в этом отношении организованная преступность не отличается от обычного бизнеса. Различия начинаются с методов деятельности. Преступные организации добиваются высокой прибыли любыми методами, включая криминальные. Но и респектабельный бизнес не избегает полулегальных, а то и преступных действий для достижения выгодного результата… Становясь известными, такие случаи расцениваются как примеры «беловоротничковой» (white-collar crime), а не организованной преступности. Иначе говоря, преступления представителей легальных организаций – экономическая преступность, преступления агентов нелегальных организаций – организованная преступность.
Криминальный бизнес возникает, существует и развивается при наличии ряда условий: спрос на нелегальные товары (наркотики, оружие и др.) и услуги (сексуальные и др.); неудовлетворенный спрос на легальные товары и услуги (например, «дефицит», присущий социалистической экономике); рынок труда, безработица, незанятость подростков и молодежи; пороки налоговой, таможенной, финансовой, вообще экономической политики государства, а также коррупция, препятствующие нормальному развитию легальной экономики.
Пока есть спрос, будут предложения. Функционирование наркобизнеса как экономической отрасли рассмотрено Л. Тимофеевым. В результате экономического анализа автор приходит к выводам, с которыми можно полностью согласиться: «Из всех возможных способов регулирования отрасли – налогообложение, национализация, запрет – запрет как раз наименее продуктивен. Запретить рынок – не значит уничтожить его. Запретить рынок – значит отдать запрещенный, но активно развивающийся рынок под полный контроль криминальных корпораций… Запретить рынок – значит дать криминальным корпорациям возможности и ресурсы для целенаправленного, программного политического влияния на те или иные общества и государства».[126 - Тимофеев Л. Наркобизнес: Начальная теория экономической отрасли. – М., 1998. С. 107] В качестве иллюстрации достаточно вспомнить последствия «сухого закона» в США – бутлегерство и зарождение мафии, а также политики «преодоления пьянства и алкоголизма» в середине 1980-х гг. в бывшем СССР – массовое самогоноварение, начало подпольного производства и распространения фальсифицированных алкогольных изделий, наконец, сегодняшнюю ситуацию с наркобизнесом. Легализация наркотиков означала бы конец наркобизнеса.
Формирование и развитие организованной преступности, а точнее, повышение уровня организованности преступности – закономерный общемировой процесс, выражение тенденции повышения уровня организованности всех социальных подсистем: экономики, политики, управления, коммуникаций и др. Как выразился один из представителей санкт-петербургского преступного сообщества в интервью сотруднику Центра девиантологии Социологического института РАН Я. Костюковскому, «время разбойников с обрезами прошло. Конечно, есть обычные уличные грабители, но они даже если за день ограбят тысячу человек – это ничего по сравнению с тем, что могу заработать я, нажав три клавиши на компьютере».
Об организованной преступности как социальном феномене (а не совокупности преступных организаций, которые существуют не одно столетие, а может быть и тысячелетие) можно говорить только тогда, когда она начинает серьезно влиять на экономику и политику страны. Это присуще и современной России. Не удивительно, что одной из современных тенденций организованной преступности является стремление к легализации своей деятельности, в частности, путем создания легальных предприятий, инвестируя в них деньги, добытые преступным путем, а затем «отмытые».
Организованная преступность институционализируется в различное время в различных странах, становясь социальным институтом. Социальные институты – регулярные, долговременные социальные практики, образцы поведения, служащие удовлетворению различных потребностей людей.[127 - Аберкромби Н., Хилл С., Тернер Б. Социологический словарь. – Казань, 1997. С. 106–107.] Основные признаки организованной преступности как социального института: длительность существования; регулярность (постоянство) функционирования; выполнение определенных социальных функций (обеспечение заинтересованных групп населения товарами и услугами, предоставление рабочих мест, перераспределение средств и др.); наличие комплекса норм (правил поведения), «профессионального» языка и внутрикорпоративных норм (в России – «блатная феня», «понятия»), вполне определенных ролей (разграничение функций внутри сообществ).
Институционализация (процесс, в ходе которого социальные практики становятся регулярными, долговременными и «обрастают» всеми признаками института) организованной преступности происходит постепенно. Прогнозируя развитие организованной преступности, указывают на расширение применения насилия для достижения результатов; более активное использование безопасных видов деятельности (подделка кредитных карт, авиабилетов); внедрение в легальный бизнес и финансовую деятельность; отмывание денег через рестораны, ночные клубы, казино и т. п.; использование новых технологий[128 - Albanese J. Organized Crime: The Mafia Mystique. In: Shelley, J. Criminology. A Contemporary Handbook. Second Ed. – Wadsworth Publishing Company., 1995, pp. 245–247; Siegel L. Criminology. 4th Ed. – West Publishing Co., 1992, pp. 386–387.]. Все исследователи прогнозируют дальнейшую интернационализацию, глобализацию организованной преступности, нередко ее слияние с легальным бизнесом, а то и властными структурами.
Одним из примеров функционирования современной преступной организации служит итальянская ндрангета. «По оценкам экспертов, в 2013 году ндрангета „заработала“ больше денег, чем Deutsche Bank и „Макдоналдс“ вместе взятые – суммарный оборот ее теневых операций составил 53 миллиарда долларов, большую часть из которых принесла наркоторговля. Вся эта гигантская прибыль в основном надежно размещена на офшорных счетах в заморских банках. Но исконный дух ндрангеты продолжает обитать… на выжженных солнцем холмах Южной Италии. Здесь же находится и „мозговой центр“ организации, где принимаются все ключевые решения… В местных городках среди магазинов и административных зданий всегда есть пара мест – как правило, это бары, – где несложно найти представителя мафиозного клана „среднего звена“, „отвечающего“ за конкретную улицу. Это тот человек, к которому местные жители могут обращаться со своими проблемами… Словно федеральное государство, зоны влияния ндрангеты разбиты на „территориальные единицы“, а в структуре этого „государства“ имеются собственные „законодательные“, „исполнительные“ и „судебные“ органы. В 2003 году в ходе полицейской спецоперации… выяснилось, что верховная власть над всем синдикатом принадлежит одной структуре – так называемому совету. „Совет“ осуществляет контроль не только над всей Калабрией, но и над операциями ндрангеты во всем мире… Все элементы мафиозного сообщества, похоже, работают очень слаженно, так что практически ничего в Калабрии не делается без ндрангеты. Предыдущие расследования показали, что входящие в преступный синдикат кланы были причастны ко многим инфраструктурным проектам в регионе – от прокладки шоссе и развития портов до управления курортными комплексами. По сути, ндрангета устранила всех законных конкурентов в лице компаний, находящихся вне влияния или контроля мафии, в таких сферах, как обеспечение товарами или услугами, строительные работы и набор кадров»[129 - Рубино Дж. Босс мафии: «Власть – это я!» // URL: https://www.occrp.org/ru/blog/6769-mafia-boss-the-state-is-me (Дата обращения: 30.07.2017).].
Преступная организация
Организации повсюду.
Нэйл Смелзер
Имеются уголовно-правовое (ст.35 УК РФ) и криминологическое понимание преступной организации. В ст. 35 УК наряду с преступными группами (п. 1–3 ст. 35 УК) называется и преступное сообщество (преступная организация), под которым понимается структурированная организованная группа или объединение организованных групп в целях совместного совершения тяжких или особо тяжких преступлении для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды (п. 4 ст. 35 УК). Это не очень четкое, с нашей точки зрения, определение (почему, например, вводится критерий тяжести преступлений?), но оно носит нормативный (обязательный для правоприменителей) характер.
Сложнее дать криминологическое (социологическое) определение преступной организации. Так. по приговору Нюрнбергского трибунала, преступными организациями были признаны руководящий состав национал-социалистической партии Германии, гестапо, СД, СС. Таким образом, первое ограничение, которое надо сделать в рамках темы – нами не будут рассматриваться преступные организации политической направленности (включая как государственные, так и иные политические образования, например, фашистские или иные экстремистские).
Второе ограничение состоит в том, что нами не рассматриваются легальные организации, использующие в своей деятельности преступные методы (например, коммерческие организации, нарушающие антимонопольное законодательство, налоговое и др.).
Предметом нашего анализа станут те преступные организации, которые создаются для извлечения прибыли в результате производства и распределения нелегальных товаров и услуг. Их можно назвать «организациями преступного предпринимательства». Однако в силу традиции и для краткости будем использовать привычный термин «преступная организация». Они относятся к социальным организациям типа «трудовой коллектив» (различают несколько типов социальных организаций: семья, трудовой коллектив, общественная организация, общество, метаобщество).
Действительно, с экономической точки зрения, «преступная деятельность – такая же профессия, которой люди посвящают время, как и столярное дело, инженерия или преподавание. Люди решают стать преступником по тем же соображениям, по каким другие становятся столярами или учителями, а именно потому, что они ожидают, что „прибыль“ от решения стать преступником – приведенная ценность всей суммы разностей между выгодами и издержками, как неденежными, так и денежными, – превосходит „прибыль“ от занятия иными профессиями».[130 - Беккер Г. Экономический анализ и человеческое поведение // Теория и история экономических и социальных институтов и систем (THESIS). 1993. Т. 1. Вып. 1. С. 33–34.]
Как любой трудовой коллектив, преступная организация может быть малочисленной и многочисленной, рассчитанной на более или менее продолжительную деятельность, выпускающей один вид продукции или несколько, предоставляющей один вид услуг или несколько, и т. п. Как любой трудовой коллектив, преступная организация имеет свою более или менее сложную структуру, правила работы, заботится о подготовке, подборе и расстановке кадров, поддерживает дисциплину труда, обеспечивает безопасность деятельности, стремится к высоким доходам (прибыли). Издаются пособия по руководству мафией[131 - The Mafia Manager: A Guide to the Corporate Machiavelly. -NY, 1996 (одно время в Санкт-Петербургском Доме Книги продавался русский перевод).].
Преступные организации высоко адаптивны и устойчивы в силу жестких требований к «подбору кадров», «дисциплине труда», рекрутированию наиболее молодых, сильных, волевых «сотрудников», благодаря «свободе» от налогового бремени, да и от общепринятых моральных требований (своя этика существует и строго поддерживается). Так что эта разновидность трудовых коллективов отличается высокой конкурентоспособностью.
Из интервью представителя преступной группировки Санкт-Петербурга Я. Костюковcкому:
«У меня бригада есть – угонами занимается. Там такие умельцы – машину с любой противоугонкой за пять минут вскрывают. Недавно купили сканирующее устройство – коды считывать. Техника… Я вообще думаю, что вся новая техника через криминал проходит. Это в государственных учреждениях сидят в тетрисы на компьютерах режутся. А у меня в конторе по двенадцать часов люди работают».
Это мнение криминального авторитета лишний раз свидетельствует о быстром восприятии нелегальным бизнесом технологических достижений общества постмодерна. Можно с уверенностью сказать, что преступные организации осваивают и развивают современные технологии быстрее легальных организаций (и правоохранительных органов…).
Иногда различают три уровня преступных организаций: преступная группа, объединение (ассоциация), преступное сообщество. Называются различные типы преступных организаций[132 - Hagan F. (1986) Ibid., рр. 321–322.].
