ISBN :
Возрастное ограничение : 18
Дата обновления : 18.05.2024
– Ага, – кивнула Нина и улыбнулась: – Только Любочку вот так просто не свалить. Она ж как Кинг Конг по сравнению с Надеждой. Та ей только клок волос выдрала, а Любка Надьке так двинула, что она потом еще долго фонарем под глазом сверкала. Так ведь и Борьке от её кулачищ досталось. Он то ли за Надьку заступиться полез, то ли просто разнять их хотел, ему Любочка и присветила. У Надежды под левым глазом синяк был, а у него под правым. Все сестрам, значит, Любка раздала по серьгам.
Женщины захохотали.
– Пф! – усмехнулась Тамара, отсмеявшись. – А что? Любочке не привыкать. Она-то постоянно своих мужей поколачивала. Это мы наших бережем, пылинки с них сдуваем, а она если прижала к ногтю, так уж все, держись, не вырвешься, милок.
– Вырывались, – махнула рукой Ольга. – Недаром же она пятерых сменила. Глядишь, еще кого-нибудь подцепит.
– Да кто на неё посмотрит? – всплеснула руками Валентина. – В деревне таких дураков больше нет. Разве что в соседней кого-нибудь подхватит. И то вряд ли, слава о нашей Хоботовой по всей округе ходит.
– Так ей деревенский и не нужен, – рассмеялась Тамара. – Она ведь чуть ли не богиней себя считает. Ей городского теперь подавай. И не абы кого, а Аполлона, ни больше, ни меньше.
Тамара хотела сказать еще что-то, но в это время из-за поворота вывернуло такси, дверь открылась и пассажир, симпатичный мужчина в светом костюме и шляпе, вышел из машины.
– Здравствуйте, дамы. Меня зовут Аполлон. Не подскажете, как я могу найти, – он запнулся и заглянул в газету, – э-э-э, Любочку? Простите, не знаю её отчества и фамилии. Есть только адрес, Кленовая 14.
Бедный Гоголь и представить себе не мог, что немая сцена может быть такой живописной. Женщины, стоявшие перед Аполлоном и еще минуту назад так оживленно о чем-то судачившие, теперь замерли, распахнув одновременно и рты, и глаза.
– Ну так что, я правильно приехал? – Аполлон решительно ничего не понимал. – простите, с вами все в порядке?
Он пожал плечами и посмотрел на водителя:
– Странные какие-то.
– Ну чего уставились? Кленовая где? – рявкнул таксист, не желая терять время зря.
Окрик немного подействовал на Тамару, и она махнула рукой в сторону:
– Там…
– Спасибо, – кивнул Аполлон, снова уселся в машину и таксист рванул с места, обдав женщин клубами серой пыли. Волей-неволей им пришлось закрыть рты и глаза, чтобы не наглотаться этой пакости, а когда облако рассеялось, женщины, одновременно плюнув в сторону уехавшего такси, разошлись по своим делам, так и не поняв, что же это такое сейчас было…
***
А Любочка, усевшись в автобус, ехала в райцентр, даже не догадываясь, что дома её дожидается нежданный гость.
За окном мелькали привычные пейзажи: поля, лесополосы, другие деревеньки, в которые заезжал дребезжащий ПАЗик. Любочку быстро укачало и она прикрыла глаза. Ей вдруг вспомнился точно такой же день и, пожалуй, этот самый автобус, в котором она, тогда еще совсем юная девчонка, возвращалась с матерью из районного центра. На заднем сиденье ПАЗика ехал сероглазый красивый парень в форме моряка. Он всю дорогу улыбался Любе, и она очень смущалась от его взглядов.
– Ну что ты ерзаешь? – не выдержала Евдокия, мать Любы, строго глядя на дочь. – Сидишь как на угольях. Угомонись уже.
– Мам… – залилась краской стыда Люба. Она вдруг испугалась, что парень услышит слова её матери и будет смеяться над ней.
Евдокия проследила за её взглядом, узнала молодого односельчанина Василия Краснова, и протянула насмешливо:
– А-а-а… Вон оно что! Я-то думаю, что это моя Любава вертится, а это ты её глазами прожигаешь. Ну что, Васенька, на побывку, али насовсем домой?
– Насовсем, тётя Дуня. По морям-океанам походил, пора и честь знать. По дому соскучился, мать с дедом давно не видал. А вы как поживаете? Любаша ваша вон какой красавицей стала, просто загляденье.
– Ты мне на неё как кот на сметану не облизывайся, – пригрозила ему пальцем Евдокия. – Не про тебя девка растёт. Да и молода она ещё для всяких там гулек. Восемнадцать только через полгода исполнится. Так что я сразу тебя предупреждаю, не смей мне дочку с пути сбивать. А то всё Павлу расскажу, он тебя подлечит.
– Так я вроде ещё и не болел, – рассмеялся Василий. – Зачем меня лечить?
– Вот и будь здоров, – кивнула ему Евдокия и строго посмотрела на дочь: – А ты сиди в окно смотри. Не о парнях тебе сейчас думать надо! Не то отец узнает, шкуру с тебя спустит.
В глазах Любы заблестели слёзы. Ей было стыдно перед Василием за поведение матери и она охотно согласилась бы сквозь землю провалиться, лишь бы не ехать сейчас вместе с ним. Евдокия тоже отвернулась от красавчика моряка и тут же забыла о нём, слишком много было у неё других забот.
Но Люба знала, что Василий продолжает смотреть на неё и очень обрадовалась, когда автобус, наконец, остановился на первой деревенской остановке. Они с матерью всегда выходили здесь, а вот Василию нужно было ехать дальше, потому что он жил на другом конце деревни. Люба выскочила из автобуса как ошпаренная, но не удержалась и посмотрела туда, где остался парень. А он, словно догадавшись, что она не сможет просто так уйти, широко улыбнулся и подмигнул ей.
Вот с того самого дня Люба и потеряла покой. Каждую ночь снился ей красивый морячок. Он кружил её на руках, катал на лодке по морю, которого она никогда не видела, целовал в щёки и смеялся. Во сне Люба тоже смеялась, но когда просыпалась и понимала, что всё это неправда, заливалась горючими слезами.
– Что это ты с лица спала? – спросила её как-то за завтраком мать. – Приболела что ли?
– Нет, – покачала головой Люба и бросила встревоженный взгляд на отца. Тот молча хмурился, читая газету и прихлёбывая из гранёного стакана горячий чай. Кажется, он не слышал слов жены и потому не обратил на них внимания. Но когда Люба сказала, что ей совсем не хочется есть и поднялась, чтобы уйти, хлопнул ладонью по столу:
– Сядь и ешь! Ишь, взяла моду: хочу – не хочу! Мать для кого готовила?
Люба покорно взялась за ложку.
В их семье ели всегда сытно и много и, может быть поэтому, Люба сильно отличалась от своих сверстниц округлыми формами. Она не была толстой, но сформировалась довольно-таки рано. И в то время как её ровесницы, худенькие как тростиночки, переживали, что такими и останутся, у Любы был уже второй размер груди. Девушка очень стеснялась этого. Ей всегда было не по себе от липучих взглядов деревенских парней и мужиков, ведь она просто не понимала, что к своим семнадцати годам стала настоящей красавицей.
А вот Василий это понял очень быстро и однажды, словно бы случайно, столкнулся с ней на озере, куда Люба с подругами пришла, чтобы искупаться после жаркого дня. Она вышла из воды, выжимая длинные волосы обеими руками и, обернувшись, что-то весело крикнула подругам. А когда взглянула в сторону, похолодела: Василий сидел прямо на песке и улыбался, разглядывая её налитую ранней спелостью фигуру.
Ойкнув, Люба скрылась в кустах. Она хотела схватить свой сарафанчик и убежать, но ноги словно приросли к земле, и она не смогла даже сдвинуться с места. А через минуту уже таяла в объятиях Василия, который крепко прижимал её к себе. Он быстро увлек девушку туда, где их никто не мог увидеть и принялся покрывать её лицо поцелуями. Люба сначала пыталась оттолкнуть его, потом неумело отвечала на его ласки, но когда он решил зайти дальше, вырвалась из его рук.
– Тронешь еще, закричу, – пообещала она таким тоном, что Василий сразу же отпустил её.
– Да я же ничего,– пожал он плечами. – Ну, плохого. Я к тебе серьезно.
Люба смотрела на него, стараясь унять бьющееся сердце.
– Знаю я твое «серьезно», – усмехнулась она, а потом раздвинула кусты и ушла. Через минуту её голос уже слышался на берегу.
– Чертова девка, – выругался Василий. – Чуть на грех не навела, зараза.
Ни он, ни сама Люба не заметили любопытную беличью мордочку донельзя конопатой Тамарки, жившей по соседству с Любой. А та видела, как из кустов вышла Люба, на ходу натягивая на мокрое тело платье, а вслед за ней появился и Василий, без рубашки, в одних парусиновых штанах, закатанных до колен.
Несколько дней Тамара не находила себе места. Зависть сжигала её изнутри: ну как же, у Любки и фигура вон какая, и грудь копной, а у неё все настолько плоское, что ни один парень даже не посмотрел еще в её сторону. А ведь она была всего на полгода младше Любки. Думая об этом, Тамара зеленела от злости. А тут еще Васька, первый парень на деревне, моряк, красавец такой, что закачаешься, влюбился в эту буренку. Ну вот почему одним все, а другим – ничего?
Тамара голову сломала, не зная как отомстить Любе, и вдруг сообразила: надо просто рассказать обо всем своей матери, а уж та, будьте покойны, быстренько донесет слухи до нужного адресата. В самом деле, едва Галина узнала новость, сразу же побежала к Евдокии:
– Дуня, а Дуня?! Выдь-ка на минутку, спросить что хочу.
– Ну чего тебе? – Евдокия, складывавшая в поленницу нарубленные мужем дрова, устало разогнула спину. Всегда строгая и сдержанная, она недолюбливала свою соседку, которая вечно разносила по всей деревне сплетни.
– Что ж ты молчишь, Дуня? – Галина постаралась придать своему голосу как можно больше елея.
– О чем это? – Евдокия никак не могла понять, что хочет от неё соседка.
– Так о свадьбе же, – взмахнула руками Галина. – Ты ж вроде свою Любку собираешься за Ваську Краснова отдавать. Или она просто так с ним голышом по кустам шастает? Ох, смотри, принесет тебе в подоле, опозорит на всю деревню. Вот тогда вспокаешься, да поздно будет!
– По каким кустам, что ты несешь? – воскликнула Евдокия. – Как это голышом?!
– Не знаешь что ли, как парни с девками по кустикам прячутся? – расхохоталась Галина. – Забыла? Так у доченьки родимой спроси, она объяснит. Опыта у неё, видать, уже не занимать!
Из сарая с топором в руках вышел Павел. Он от слова до слова слышал разговор Галины и Евдокии и теперь, красный от гнева, страшный, с густыми, сдвинутыми к переносице бровями и со спутанной бородой, в которой застряли мелкие щепки только что нарубленных дров, шагнул к Галине:
– Кто видел? – спросил он.
– Яковлевич, ты чего? – отшатнулась от него Галина. – С ума сошел?
Павел перехватил в руке топор:
– Я тебя спрашиваю, откуда знаешь? Кто Любку с Васькой видел?
Галина испуганно дёрнулась. Она знала крутой нрав своего соседа и не решилась признаться в том, что ей всё рассказала дочка Тамара, а потому, не показывая вида, что испугалась, Галина подпёрла кулаками бока и насмешливо посмотрела на Павла:
– Сама я видела! Слышу, на озере, в кустах смешки да звуки не потребные, ещё удивилась, у кого нахальство хватает, чуть ли не на глазах у людей шуры-муры крутить и бесстыдными делами заниматься. Тьфу, пакость какая! А потом смотрю, идёт оттуда ваша Любка. Красная вся, довольная! Платьишко на себя натягивает. А немного погодя и Васька Краснов оттуда же пожаловал. Что ж они там ягоды собирали?
Размахнувшись, Павел вогнал топор в колоду чуть ли не по самую рукоятку, а потом резко повернулся и крупными шагами зашагал к бане, где Люба стирала бельё.
– Ой, что же теперь будет?! – воскликнула Галина, прижимая ладонь губам.
Евдокия ничего ей на это не ответила, только махнула рукой и бросилась бежать вслед за мужем, но когда толкнулась в дверь бани, оказалось, что она заперта изнутри.
– Павел! Павел! – закричала Евдокия. Её голос услышала Люба, повернулась и увидела отца.
– Пап, ты чего? – спросила она, глядя, как он берёт в руки железную кочергу, который они выгребали из печки золу. – Пап…
Люба рванулась к двери, но Павел перехватил дочь и с размаху ударил её. Если бы девушка была поменьше и послабее, разгневанный отец убил бы её, не задумываясь над силой своих ударов. Но Люба, здоровая и крепкая, выдержала побои. И только когда обезумевшая Евдокия, выломав щеколду, распахнула дверь, избитая, окровавленная, упала к её ногам.
– Что ты наделал, Паша? – воскликнула несчастная мать, прижимая к себе дочь. – Уходи, уходи отсюда! Уходи, Христом Богом тебя прошу!!!
Павел вышел, и тогда Евдокия принялась снимать с дочери платье, которое превратилась в лохмотья. Она обмыла раны Любы, накинула на полок чистое сухое полотенце, потом помогла ей лечь.
– За что он меня так, мама? – с трудом разжала разбитые губы Люба.
– Лежи, лежи, молчи, – всхлипнула Евдокия. – Он отец, он может поучить…
Люба закрыла глаза.
До вечера она пролежала в бане, а когда совсем стемнело, мать помогла ей перебраться в дом. Люба не знала, что сразу после избиения, Павел отправился к Красновым и там напустился на Василия:
– Опозорить мою седую голову решил, щенок!? Да я тебя за это в бараний рог согну!
Василий подумал, что это Люба пожаловалась на него отцу и спорить не стал:
– Так у меня же всё серьёзно, – пожал он плечами.
– А если серьёзно, так женись, – поддержали Павла родители Василия. – Рано или поздно всё равно придётся семью заводить. А Люба вон какая красавица. И работящая. Засылать что ли сватов, Яковлевич?
Павел подумал о дочери, которую только что избил, и усмехнулся:
– Через пару месяцев ей исполнится восемнадцать, вот тогда и присылайте. А пока готовьтесь к свадьбе.
Решив, что судьбу дочери ему удалось устроить удачно, Павел отправился домой. А там строго-настрого наказал жене, чтобы она с Любы не спускала глаз и днём и ночью следила за ней, не выпуская из дома. Это было несложно: долгое время девушка не выходила даже во двор, потому что не хотела, чтобы её видели в синяках и кровоподтёках. А потом у неё начались другие проблемы и Люба криком кричала, корчась от болей в животе.
Евдокия не выдержала и позвала мужа, который всё это время даже не заходил к дочери:
– Плохо дело, Паша. К врачу её надо везти. Она уже несколько раз сознание теряла, не к добру это.
Павел только махнул рукой:
– Делай как хочешь. Мне всё равно. Опозорила она нас, потаскушка несчастная. Вот теперь за это и мучается.
Евдокия только покачала головой, но дочь в больницу всё-таки увезла. Она навещала её каждый день и однажды, приехав домой, села на стул, скорбно сложив на коленях руки:
– С врачом я сегодня разговаривала, Паша. Наврала нам Галина. Не было ничего у Любы с Васькой.
Павел резко повернулся к ней:
– Откуда знаешь?
– Врачи её осматривали. Чистая она, ну ты понимаешь. Нетронутая то есть, – пояснила мужу Евдокия. – А живот у неё болит из-за того, что нарушилось что-то там от побоев твоих. Меня спрашивали, что случилось, я сказала, что Люба просто упала. Она тоже подтвердила это.
Павел опустился на табурет и обхватил голову руками. Он молча принялся раскачиваться, не говоря ни слова. И когда дочь вернулась домой, тоже не подумал попросить у неё прощения. А вот сватов от Василия принял благосклонно.
Люба тоже дала согласие на этот брак. Она больше не хотела жить с родителями и воспользовалась первой возможностью, чтобы уйти из дома.
Сразу после свадьбы она переехала жить к Василию, которому родители освободили свой дом. Сами они уехали в соседнюю деревню к престарелой матери отца Василия, она давно звала их к себе.
Став замужней женщиной, Люба расцвела. Она почувствовала ту свободу, которой ей всегда не хватало. Никто теперь не мог ей указывать, как жить, и она решила, что наконец-то обрела счастье, которого ей всегда хотелось.
Сначала молодые супруги жили хорошо. Им нравилось ни от кого не зависеть и не опасаться осуждения других людей. Деревенские кумушки то и дело обсуждали их, пошловато похохатывая над неуемной страстью Любы.
– Ночью идем мы с Людкой мимо Васькиного дома, – рассказывала подругам какая-то старушонка, – слышим, Любка кричит. Мы к калитке, думали, Василь убивает её за что-нибудь. Стучимся, в калитку – выходит: красный, распаренный, штаны на ходу натягивает. А из-за плеча его Любка выглядывает, растрепанная, но довольная-я-я…
– Ха-ха-ха! – так и покатывались все со смеху, – бедный Васька, с такой бабой как Любка справиться силы нужны немалые. Вот уж вляпался, так вляпался!
– Ничего, он же моряк, ему не привыкать. Видать всяких за свою службу перещупал!
– Всяких – не всяких, а до нашей Любавы им далеко. Ишь, ненасытная какая. Вся деревня слышит, как Василий её под себя подомнет!
Бабы принимались громко хохотать, и только Тамаре было не до смеха: она никак не рассчитывала, что все так обернется и ругала себя последними словами за то, что сама толкнула Василия в объятия Любки.
– Чтоб ты провалилась, проклятая, – шептала она, стоя ночью под светящимися окнами дома соперницы. За занавесками то и дело мелькали тени, и Тамара, задыхаясь от злобы, узнавала силуэты Василия и Любы.
Несколько месяцев Тамара накручивала себя и как-то вечером, не выдержав, поехала в одну небольшую деревеньку, где жила бабка Лукашиха, которую все называли ведьмой.
– Бабушка, откройте, – постучалась к ней в дверь Тамара. – Я вам гостинцев принесла. Сметанки домашней, молочка, булочек…
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом