Валерий Андреевич Рыженко "Книга абсурдов и любви"

Бабушка сидела в позе спирита, шевелила губами и напряжённо смотрела на осиротевший щит, пытаясь вызвать дух исчезнувшего инструмента. Лифтёрша оказалась толковой. Выслушав план Вики, она направилась к телефону. С балкончика уже сыпались куски штукатурки, слетало бельё. По двору, поглядывая на балкончик, спешно бежал вокзальный старшина, на ходу расстёгивая кобуру, в фуражке, мундире с блестящими пуговицами, но в доколенных, хлопчатых в жёлтую полоску трусах и синих кроссовках, обутых на скорую руку. Слышались отчаянные крики. Сторож пытался избавиться от поличного. Он видел Вику, целился в неё багром в левой руке и огнетушителем в правой и кричал о страшном суде над ней.

В страшном суде, по мнению Вики, нуждались опустошившие провинциальный бюджет обидчики.

На рынке возле вокзала она прошла вдоль овощного и фруктового ряда и остановилась напротив азиата в тюбетейке, расшитой восточными сладостями. Он выставлял дыни, похожие на мины. Они целились в грудь и отпугивали покупателей. Вика захватила дыню и пристроила её под мышку.

– Сначала нужно взвесить, – завибрировал азиат. – Потом заплатить, а после взять.

Это была сложная механика и провинциалка решила её упростить.

– Взвесим, когда съем.

Поведение Вике покупателям понравилось. Человеку в тюбетейке тоже.

– Дарю, – проскрежетал он, сужая глаза до щелей дота. – Когда стемнеет, приходи. Ещё дам.

В дыне Вика аккуратно вырезала треугольник, обчистила внутри и, засыпав песком, отправилась на поиски покупателя. Первый раз в городе Вике сопутствовала удача. Покупателем оказался вокзальный старшина, застегнувший сторожа в обезьянник.

– На память о нашей дружбе, – сказала Вика, – продаю со скидкой. Благотворительная акция.

– А почему она такая тяжёлая? – подозрительно спросил старшина.

– А мне посоветовали её утяжелить хорошими мыслями о хорошем человеке, она так слаще будет, – ответила Вика.

Советчиком оказался человек в тюбетейке, ненавидевший казённые мундиры, которые обкладывали дыни непомерной данью и обирали его.

Вика уже покидала рынок, когда треугольник вывалился и из дыни, как из песочных часов, посыпался песок.

– Верни бабки, – рявкнул старшина. – Ты что же с азиатом всучила, сволочи?

– Что, что? – вздохнула Вика после пробега по задворкам. – Песочные часы.

Над деревянными крышами рынка, словно бумажные змеи, закружили полицейская фуражка и тюбетейка.

За вокзалом высилась гостиница, где Вике отказали в ночлеге. Администратор и швейцар нуждались в хорошей порке. Был риск, была и надежда.

Гостиница стояла на запрессованном в гранит берегу реки, которая задыхалась от масляных пятен, покрывавших её «тело», словно язвы. Зодчий гостиницы обладал гигантоманией. Он возвёл здание размером с планету средней космической величины, от которой исходило голубое сияние. Вход на планету преграждал сухопарый человек с золотистыми галунами. Вика направилась в холл с зеркалами. Швейцар остановил eё за сто шагов. Окрик, словно молния, ударил в провинциалку. Она фрагментарно изложила просьбу: переночевать. Ответ был знакомый. В холле было тепло. Среди фикусов и тёщиных языков отдыхали путешественники. Вика двинулась на швейцара.

– У вас тут когда-нибудь кино снимали? – спросила она.

– Даже иностранцы, – улыбнулся швейцар.

Улыбка мигом соскочила с его лица, когда он оказался под мощным в стальных угольниках чемоданным тараном, который отбросил швейцара на уснувшего в позе лотоса восточного человека в белой шелковистой чалме. Восточный смял мелкого европейского с фотоаппаратом с сверкающими кнопочками и рычажками, а европейский сбил бугристого заатлантического с толстенной, кубинской сигарой и в клубах пахучего дыма, которая, сорвавшись с его губ, заметалась, словно бешённая, нанося лобовые удары и, выдохнувшись, припечатала сухопарого.

– Ты что сделала, зараза? – прошептал швейцар с обугленным лицом.

Он стоял в позе кентавра. Его спину седлал восточный гость. Восточного – европейский. Венчал сооружение гость с Атлантики.

Внутри гостиницы Вике особенно понравились иностранцы. При её появлении они выставили фотоаппараты.

Впервые в жизни провинциалка стояла под вспышками. Чувство величия могучими импульсами проникало в сердце, которое работало, как проснувшийся вулкан. Вика ощущала от вспышек мягкие ожоги на лице.

Не так ли и мы стремимся попасть под вспышки, чтобы покрасоваться собой и оставить свою земную тень на память будущим потомкам, которые повторят наш путь, как мы повторяем путь предков.

На круги своя её вернул шёпот швейцара с оторванным галуном.

– Поворачивай назад, падла!

Циклон мыслей бушевал в голове человека с галунами. Вика чувствовала дыхание циклона. Он жёг её затылок. Она ощущала даже слабый запах гари. Вика оказалась на мраморной лестнице. По бокам, как в почётном карауле, стояли гости и щелкали затворами. За спиной иностранцев метались соотечественники, при взгляде на которых сердце провинциалки проваливалось в бездну. Из коридоров прибывали дополнительные столичные силы.

– Поворачивай оглобли, сука!

Швейцар улыбался гостям, как киноактёр. Лестницу Вика и швейцар одолели вдвоём. Вика легко брала десять ступенек. Швейцар напрягался до хруста костей. Он поддерживал её за локоток.

Иностранцы, глядя на пару, восторженно выкрикивали на ломанном, что это первое чудо, которое они видят в древней столице.

Швейцар пытался сбить Вику с верного пути и увести в уголок. Она обходила уголки и держалась открытых пространств. На втором этаже швейцар уже не грозил, а просил.

– Как просишь? – возмутилась Вика. – Порядка не знаешь. – Она обронила таинственное слово "Трудно".

Со швейцара она сняла дюжину бабок и привела в панику, оказавшись у дверей с табличкой "Администратор».

Швейцар был в руках. Человека за дверью, оббитой кожей, от которой ещё исходило дыхание живого существа, ждали руки провинциалки.

Гостиница внутри была просто умопомрачительна.

Просторный коридор с заоблачными потолками, фигурным паркетным полом с красной ковровой дорожкой, фотообоями, усеянными горными и морскими видами, самой большой ледяной пещерой в мире. Айсризенвельт, от неё веяло свежестью, и огромные окна, через которые лились мощные потоки света.

Перемещение Вики из сырого, тёмного подвала, похожего на камеру узника замка Иф. было просто восхитительным. Блестело, сверкало. Толпы, заинтригованных дружественных и недружественных иностранцев.

Одетые в джинсы, кожаные куртки с бейсболками на голове, обутые в туфли из крокодиловой кожи, обвешанные фотоаппаратами, они внимательно рассматривали Вику вороньими глазами, выкрикивая «О» под оглушительные аплодисменты.

На фоне их гардероба цыганская кофта Вики смотрелась, как последний писк моды знаменитого французского модельера Ив Сен Лорана, а чемодан со стальными угольниками, как последнее грандиозное изобретение великого итальянца Леонардо да Винчи.

Вика чувствовала лёгкую дрожь. Дрожь уходила в пол. Пол вибрировал, как днище разваливающегося самолёта. В хвосте гостей стрекотала камера. Она рассыпала стрёкот, как пулемётную «дробь». «Дробь» настигала швейцара. Он смотрел на Вику так, как смотрит артист на режиссёра в финальной сцене. Вика оказалась хорошим режиссёром. В финальной сцене швейцар буквально делал чудеса.

Дверь в кабинет распахнулась от одного выдоха Вики. Ураган ворвался в комнату с множеством, как обугленное лицо швейцара кондиционеров с запахом хвои, моря, степи…, вызвав «пену» на шторах цвета пустыни.

Администратор с медвежьими и опухшими глазами, сверкающей, как чистый лёд зачищенной лысиной, в белоснежной рубашке, синими крест – накрест подтяжками, которые опоясывали бугристую грудь, и одновременно поддерживали блестящими застёжками чёрные вельветовые штаны, подбитые внизу зубчатыми молниями, встретил Вику возле полированного столика, в нём отражался валютный интерьер.

Разговор оказался желчным.

Директор был недоволен оторванным галуном и лицом швейцара, как у воинов индейского племени Сельвапули.

– Ты что ж, в таком виде и шёл, – тихо спросил он, ковырнул рукой с массивным золотым перстнем в пропахшем женскими духами воздухе, чтобы обозначить лицо швейцара, но обозначить не удалось, перстень оказался неподъёмным, а поэтому на смену руки пришло слово. – И с такой мордой, – с накатом припечатал он.

– Шёл, – вклинилась Вика. – И иностранцы его щёлкали.

– И тебя щёлкали, – прошипел швейцар, пытаясь содрать с опалённых щёк обжаренные лохмотья.

– Что меня, – отрапортовала Вика и улыбнулась администратору. – Я гостья из Африки.

Администратор облегчённо вздохнул.

– А вот ты откуда, – бросил он швейцару и с надеждой посмотрел на Вику.

– Гони бабки, – сказала она швейцару, – и я придумаю.

Через пять минут швейцар открыл спиной дверь и объяснил через рыжую, кудлатую с лисьими глазами девицу – переводчицу иностранцам, что в гостинице репетируется сцена из детективного, сногсшибательного, он хотел сказать Мосфильма, но заезженная иностранцами память сработала на Голливуд – фильм с названием, он притормозил название, так как из – за стремительно меняющихся ситуаций оно могло не подойти. Администратор играет мафиози. Молодая девушка с чемоданом – следователя. Швейцар играл подручного мафиози. Он подумал и добавил: основные события развернутся после выхода следователя из кабинета мафиози. Господа иностранцы должны сохранять спокойствие, когда следователя начнут спускать с лестницы головой вниз.

Вика и не догадывалась о финале. Администратор указал ей на дверь за спиной. По мнению провинциалки эта дверь вела к мусорным ящикам.

Администратор вспыхнул. Вспышка была яркой, как при рождении новой звезды. Она опалила Вику. После очередных её слов хранитель гостиницы нахмурился. Вика почувствовала капли воды, которые брызнули, словно из грозовой тучи.

Администратор дорожил репутацией, а посему отказался от наряда полицейских. С него шёл пар, сгущаясь в облака, которые кружили по кабинету и напоминали небесную идиллию, где Бог беседует с ангелами. Провинциалка никак не хотела быть ангелом.

– Тебя кто сюда звал! Ты зачем сюда приволоклась?

Вика раскрыла рот и ткнула в зеркала. На директора смотрела тысяча провинциалок в цыганских кофтах, с фибровыми в стальных угольниках чемоданами с раскрытыми ртами.

– Хайло зачем открыла? – вскипел администратор.

Комментарии были краткими. Крик поднимет на ноги иностранцев. Вызовет смуту в отечественных и забугорных газетах.

– Такая хорошая девушка, – притих администратор. – И сразу кричать. А что кричать хочешь?

Это была тайна и стоила она грошей.

– Мало, – сказала Вика, когда по столику покатились медяки, похожие на жёлтые кошачьи глаза.

Тайна стоила больше, а место администратора ещё больше.

– Умная девушка, – похвалил администратор. – Нет больше бабок.

Вика посоветовала взять взаймы.

– У кого? – возмутился администратор.

– У швейцара, – кротко сказала Вика.

Администратор вызвал швейцара, который с улыбкой направился к Вике.

– Постой! – сказал директор. – Это не твоё дело.

– Как не моё!

Швейцар с удивлением посмотрел на свои кулаки.

– Дай ей бабок! – бросил директор.

– Кому? – тихо спросил швейцар.

– Ей.

– Так я ей уже давал, – ещё тише ответил швейцар.

Администратор оказался на высоте.

– Мало давал. Дал бы больше, она бы меня не беспокоила.

Человек с галунами молчал.

– Если ты сердишься на меня, – заворковала Вика, – дай директору в долг.

– Да, – пробормотал администратор. – Дай мне в долг.

С носа администратора Ляптя взяла дешевле. Нос швейцара оказался дороже.

– Я её провожу, – хрипло сказал швейцар.

– Только попробуй, – ответила Вика. – Хай такой подыму, что маму родную на помощь позовёшь.

– Оставь её, – махнул хранитель гостиницы. – Она хорошая девушка.

Администратор боялся, как бы провинциалка не добралась до бабок, которые сегодня случайно обронили в кабинете.

– А теперь самое основное, – сказал швейцар, выйдя из коматозного состояния.

Он кратко изложил финал фильма, в котором главный мафиози, швейцар показал на директора, уловив его взгляд, поправился, что он главный мафиози, будет спускать следователя с лестницы.

Вика тотчас поменяла финальную сцену. Она быстро открыла дверь. В кабинет хлынули любопытные иностранцы. Вика показала на фибровый чемодан, дав понять администратору, что в финальной сцене запросто может уложить десятка два гостей.

– Я же иностранцам сказал, что мочить будут тебя, – заметался швейцар. – Сюжет менять нельзя. Шеф, – он умоляюще зарыскал волчьими глазами, – я даже название фильма придумал.

– Интересно, – процедила Вика. – И какое название?

– Удар Торнадо, – завихрился швейцар и попытался принять боксёрскую стойку, но уставшие от беготни ноги за Викой, сработали на пол, он быстро вскочил, отряхнулся, повторять не стал. – Я тебя мочалить должен, а не ты меня. Сюжет менять нельзя. Иностранцев запутаем, репутацию потеряем.

– Можно, – добродушно ответила Вика.

– Это почему, – взвился швейцар.

Они заспорили.