Ольга Игоревна Черных "Абдоминально"

Ближе к вечеру мы вышли все вместе погулять по району. Зашли в магазин за продуктами и сели на скамейке возле крошечного пруда. Мама и Маргарита Анатольевна болтали о работе. По совпадению они трудятся в системе Росреестра. Максим смотрел, как Оливер наблюдает за утками, а я фотографировала происходящее, чтобы запомнить первый день нашего приключения.

26 июня, понедельник

Подъём в шесть утра. Максим остался работать на удалёнке, хоть и Мэр Москвы устроил жителям выходной из-за военного мятежа в Ростове-на-Дону. Маргарита Анатольевна отпросилась, и мы с ней, мамой и её дорожной сумкой к восьми часам поехали в балашихинский онкодиспансер.

На облагороженной территории размещено несколько корпусов, стоит памятник учёному, вокруг много цветов, на фоне которых выделяются высокие красные розы. Из общей картины выбивается ещё и церквушка, к которой подходят люди, чтобы помолиться и отвлечься от мыслей о болезни. Чаще это женщины в пёстрых платках, под которыми они прячут полысевшую голову. Я представила маму на их месте и вздрогнула.

Мы зашли в приёмное отделение и обратились в регистратуру с направлением из новочеркасской поликлиники. Нам сказали идти в кабинет к девушке, которая заведёт маме медкарту. Девушка, изучив направление, сказала, что мы не записаны на приём, и направила к заведующему, чтобы он назначил нам врача, заранее предупредив, что тот сейчас на конференции, и добавила, что не знает, когда он вернётся. В очереди к заведующему мы оказались вторые и прождали часа полтора, чтобы он черканул на мамином направлении номер нужного нам кабинета. Пока мама с Маргаритой Анатольевной хихикали, я изучала других пациентов и бумажные буклеты для онкобольных, выписывая в заметки названия сайтов и фондов помощи.

Мы вернулись к девушке для оформления медкарты, а потом сели возле второго кабинета, на двери которого вывешен список с фамилиями людей, записанных сегодня на приём. Всё забито с восьми утра до половины третьего дня. Каждому пациенту на общение с врачом выделено по двадцать восемь минут. Заведующий сказал нам ждать, пока не появится окошко. Мы просидели с половины одиннадцатого почти до часа. Я была готова ждать хоть до конца рабочего дня, потому что уйти ни с чем мы не могли. Моя мама, как Бран Старк из «Игры престолов», не для того проделала этот путь и ждала направления девять дней.

График приёма сдвинулся, медсестра вызывала всех из списка, иногда пропихивая кого-то стороннего, как нас. Чтобы скоротать время ожидания, я читала отзывы (в основном положительные) о работе онколога, который будет нас консультировать. Настроила маму, что он хороший парень, всем помогает и обязательно её вылечит.

Поскольку у меня мало опыта общения с врачами, мы решили, что с мамой в кабинет пойдёт Маргарита Анатольевна, а я подожду их в коридоре. Дала Маргарите Анатольевне свой айфон, чтобы она записала беседу, а я потом могла послушать. Медсестра вызвала маму в 12:43. Я считала минуты на фитнес-браслете и крутила в голове «двенадцать сорок три». Мама родилась в декабре – это двенадцатый месяц. Восемь лет назад ей было сорок три года, а мне – двадцать два. Два плюс два равняется четырём… А это о чём?

Полчаса я так и просидела без телефона, в ожидании вердикта и глядя на людей, изнурённых бесконечной сдачей анализов и прохождением курсов химиотерапии. Все худые с похожими лицами. У большинства сухая или облезшая кожа на руках, острые скулы, тёмные круги под глазами и блестящие парики. Пока я сидела в онкологическом эпицентре, у меня с нарастающей силой разболелся живот. Я заметила напротив мужчину с выведенной кишкой, как у дяди Юры, бабушкиного друга. Узнала колостому по выделяющемуся под рубашкой бугру внизу живота. Недавно я читала про эту операцию, когда, цитирую, «наглухо зашивают анус» и выводят петлю толстой, тонкой, тощей или подвздошной кишки наружу. Такие операции обычно проводят при колоректальном раке, осложнениях кишечной непроходимости (что меня особенно настораживает) и других заболеваниях.

– Ваше имя? – спросил у мамы врач за дверью.

– Черных Елена Михайловна.

– А вы по записи?

– Мы из Ростова, – ответила Маргарита Анатольевна, наверное, имея в виду, что мы не от местного врача сюда попали.

– Да хоть из Колымы. Как вы оказались в кабинете?

– Через заведующего, – ответила мама. Я бы вспылила и сказала, что через дверь, блин!

– С чем пришли? – спросил врач.

– У меня была операция…

– А кто вас сюда направил? – перебил он.

– Ростовские врачи не смогли сделать биопсию поджелудочной, сказали, что нет нужного оборудования, – помогла Маргарита Анатольевна.

– В городе-миллионнике нет аппаратуры?

– КТ показала, что опухоль неоперабельная, – мама стала говорить всё, что знает о своей болезни. Я бы тоже растерялась.

– Они вас постоянно сюда будут присылать? На каждую манипуляцию мы требуем направление по пятьдесят седьмой форме[12 - Речь идёт о медицинской форме 057/У-04, утверждённой приказом Минздравсоцразвития России.], – сказал врач. – Я не шучу. Не то, что я вредный. Мне вообще всё равно, хоть все бесплатно лечитесь. У меня зарплата одинаковая. Сейчас мужчина вышел с платной консультации, но это на мой доход никак не влияет. Такой порядок.

– Вы нас тоже поймите, нам некуда больше стучаться, – сказала Маргарита Анатольевна.

Если бы я пошла с ними, давно бы уже нагрубила. Наверное, поэтому они меня и не взяли.

– Сейчас решим. Давайте ваши документы.

Мама вручила ему выписки из обеих больниц, где лежала. Сказала, что у неё изначально была непроходимость кишечника, потому что новообразование давило на желудок, и ей в Новочеркасске сделали операцию по наложению обходного анастомоза.

– А почему в рекомендациях написано «провести биопсию печени»? – спросил врач.

– Ошиблись, исправлять уже не стали, сказали, что все и так поймут, – ответила мама.

– Опухоль нерезектабельна, оперировать вас нельзя, – после недолгой паузы сказал врач то, что мы слышали уже десяток раз. – Даже после получения результата биопсии вам только химиотерапию назначат.

– Независимо от того, злая она или добрая? – спросила мама. Врач угукнул.

Я столько всего читала о раке поджелудочной и знаю, что доброкачественные опухоли встречаются крайне редко, а неоперабельной она считается на терминальных стадиях развития. Мама вспомнила про лечение ультразвуковой HIFU-терапией в институте Герцена, но по ошибке назвала её лазерной.

– Тогда почему вы здесь, а не там? – спросил врач. Было бы всё так просто.

– Там принимают со всеми анализами и результатами биопсии, – ответила мама.

– Есть лучевая терапия, но ваша опухоль таким методом не убирается. Только химиотерапия. Повезёт, если это лимфома, – сказал врач. Наименьшее зло из возможных. Повезёт так повезёт! – Жалобы есть?

– Рвота из-за непроходимости периодически, – ответила мама. Мне она говорила, что всё нормально…

– А рвота чем?

– Едой. Ещё слабость из-за этого. Давление падает.

– Когда заболели?

– В марте. Сделала УЗИ и ФГДС в платной клинике, сказали, что я здорова, а в мае попала в БСМП. Пролежала в реанимации несколько дней, потом операцию сделали.

Врач стал что-то громко печатать. В разговор включилась Маргарита Анатольевна:

– Доктор, вы нас напугали направлением… У меня есть возможность прописать её в Балашихе.

– Химиотерапию можно проходить по месту жительства, – сказал врач. – И никого я не пугал. У вас направление на консультацию. Я вас проконсультирую, напишу в заключении, что нужно делать биопсию. Для биопсии надо госпитализироваться. Для этого снова потребуется направление.

– У меня из Новочеркасска тоже было направление на консультацию, но меня положили в Ростове, – не растерялась мама.

– У вас экстренная ситуация была, – сказал врач.

– А сейчас не экстренная? По состоянию здоровья можете госпитализировать? – спросила Маргарита Анатольевна.

– Когда умирать начнёте, мы тоже положим.

– Вчера ей плохо было, «скорую» хотели вызывать.

– «Скорая» вас определит куда-то.

– Ключевое слово «куда-то».

– Есть два варианта, – сказал врач. – Первый – направление из вашего города. Второй – из Московской области. Если есть возможность здесь её прописать, даже временно, то прописывайте к себе. Это за один день делается. Областной медполис можно получить за полчаса. Когда всё сделаете, идёте к терапевту или онкологу по месту жительства и по моей рекомендации, которую я вам выпишу, просите направление на госпитализацию к нам.

– Вы не знаете наши поликлиники. Там всё очень сложно, – парировала Маргарита Анатольевна.

– Вы же у меня как-то на приёме сидите, извините за грубость, – возразил врач. Словесный пинг-понг. – Хотя вас у меня в расписании нет, я вас принимать не обязан. Вы же как-то сюда попали. Пришли к заведующему, поговорили, он решил не усложнять ситуацию и направил ко мне. Я должен был сказать, что запишу вас на следующую неделю, но ругаться с ним не хочу, потому что оно того не стоит. Точно так же вы придёте в поликлинику и попросите.

– У нас нет диагноза, с которым можно обратиться к терапевту, – напомнила Маргарита Анатольевна.

– Официально нет, – поправил врач.

– Мы можем его здесь получить? – спросила она.

– Да, но сначала надо взять биопсию, а для этого надо лечь в стационар по направлению из Новочеркасска или из Балашихи. Или платно.

– Дорого?

– Диагностика у нас тысяч сто точно выйдет.

– У нас таких денег нет, – сказала Маргарита Анатольевна.

– Моя задача сказать, как правильно поступить. Можете вообще не делать биопсию. Ваше законное право. Для меня странно, что в Ростове не сделали. У вас там целый онкологический центр, а вы зачем-то лежали в областной больнице. Почему вас не захотели перенаправить, я не понимаю.

– Они пытались сделать эндоскопию, но не получилось из-за жидкости в желудке, – сказала мама.

– Не знаю, что они там пытались, но в Ростове это точно можно сделать. Нет сложности получить субстрат для биопсии, он хорошо виден на УЗИ, поэтому я вас сейчас туда и пошлю. – ответил врач под жужжание принтера. – Можно что угодно сделать, но надо, чтобы это было безопасно. У вас подозревается рак поджелудочной железы. Скорее это он, чем нет. Если очень повезёт, окажется лимфома.

– Это только биопсия покажет? – спросила Маргарита Анатольевна. Врач кивнул, судя по молчанию.

– Вы не переживайте, что потеряете неделю. Всё равно для госпитализации нужно дообследоваться. Некоторые анализы у вас ещё свежие. Те, что в Ростове сдавали, – сказал врач. Хоть что-то позитивное.

– Через сколько дней будут готовы результаты биопсии? – спросила мама.

– Пять, – ответил он. – Дней семь точно придётся полежать.

Врач выдал памятку с необходимыми анализами, которые нужно сдать в течение недели, и своё заключение на отдельном листе. Сказал, что сейчас нужно сделать УЗИ в их диспансере, а к нему на приём явиться со всеми результатами в следующий понедельник.

– Вы врачу дайте своё заключение КТ из Ростова, он посмотрит, перед тем как делать УЗИ. Оно уже покажет, можно сделать пункционную биопсию или нельзя.

– А если нельзя? – спросила Маргарита Анатольевна.

– Тогда другим методом будем делать. Жду вас в понедельник со всеми анализами, заключением и направлением.

– И с вещами на всякий случай, – добавила медсестра.

– Мы и сегодня с вещами, – ответила Маргарита Анатольевна, вероятно, в надежде, что врач сжалится и госпитализирует.

– Я, конечно, рад, что вы пришли, но мне нужно направление, неважно откуда, – не сжалился он. – Если у вас в городе адекватные люди, пусть вам выпишут новое, мы примем даже в отсканированном виде. Вам нужно точно такое же направление, только с подчёркнутым словом «госпитализация» вместо «консультация», тогда не понадобится ни прописка, ни новый полис. Мне не жалко сегодня вас положить – договоритесь с начальником, но я не думаю, что получится. Есть порядок. Нам диагностику вашу никто не оплатит, а больница не хочет работать бесплатно. Вы только поругаетесь. Думаю, что в вашей поликлинике в Ростовской области без проблем дадут направление на госпитализацию. Они имеют право упереться, потому что вы сейчас в другом городе находитесь, но можно попросить кого-то из родственников сходить.

Когда Маргарита Анатольевна ещё раз проговорила порядок действий, врач всё подтвердил и попрощался. Я встретила своих женщин фразой «Что-то вы долго» и по их лицам поняла, что приключения продолжаются.

В соседнем здании маме сделали УЗИ. По результатам осмотра поджелудочной железы очаговые образования достоверно не выявлены. Узист вышел с мамой из кабинета, пожал плечами и сказал, что головка поджелудочной увеличена, но аппарат не видит опухоль. С этого момента всё стало путаться. Мама обрадовалась и предположила, что образования и вовсе нет. Хотелось бы верить…

Мы вышли на улицу и минут двадцать стояли на остановке, думая, в какую сторону ехать – домой или в центр города. Мама позвонила хирургу из новочеркасской поликлиники, и он отказал ей в направлении на госпитализацию со словами, что они такое не выдают – нет полномочий. Я разозлилась, но мои уговоры не заставили маму позвонить снова и выяснить реальную причину, ведь по закону пациент имеет право выбирать, где проходить лечение. Мы пошли по пути с препятствиями и поехали в МФЦ узнать про оформление временной регистрации. Сотрудница сообщила, что процедура длится до десяти дней и что на это время у мамы заберут паспорт. Нас это не устроило, а ускорить процесс нельзя. План рушился на глазах. Я винила себя за то, что зря притащила сюда маму и что в Ростове ей было бы лучше.

Мы зашли в страховую компанию, расположенную через дорогу, чтобы узнать о смене полиса. Нам повезло, и маме заменили его без наличия временной регистрации. Мы, радостные и голодные, поехали домой в Балашиху, а Максим после окончания рабочего дня – к Тишке в Королёв.

Мы быстро поели, и я села за ноутбук, чтобы найти выход из ситуации. Оказалось, что можно обойтись без МФЦ. Я оформила маме временную регистрацию через её личный кабинет на сайте Госуслуг, а Маргарита Анатольевна подтвердила право собственности на квартиру. Электронное свидетельство должно прийти в течение пяти рабочих дней, и нам никуда не придётся ехать, а главное, сдавать паспорт, который маме точно пригодится. Стоило мне отдышаться и перекусить, как я решила несколько наших проблем. Ещё узнала, что можно дистанционно прикрепиться к поликлинике в Балашихе. Создала маме личный кабинет на портале московских электронных услуг и подала заявление. Теперь остаётся только ждать. Надо пройти бюрократические круги ада, чтобы получить диагноз, не говоря уже о лечении.

Вечером мы вышли все вместе гулять с собакой и случайно заглянули в платную клинику в торговом центре и чуть не купили направление на госпитализацию в «МООД» за пять тысяч рублей. Вовремя я погуглила, что онкоцентры не принимают направления от врачей из частных клиник, к тому же здесь и онколога не было. Девушка за стойкой администратора пыталась нас убедить, что у них всё легально, и предлагала дать направление хоть в Логинова, хоть в Герцена, хоть в три места сразу (по пять тысяч каждое, разумеется). Пока мы с Маргаритой Анатольевной расспрашивали девушку, мама сидела на диване, схватившись за живот и опустив голову на грудь, а Оливер разлёгся у меня в ногах, игнорируя просьбы мальчика, ожидавшего очередь с родителями, его погладить.

В новый дом я вернулась с лёгким привкусом обмана. Почитала ещё несколько статей, чтобы убедиться в правильности нашего решения. Нам нужен онколог в поликлинике, к которой мама ещё не прикрепилась. Заявление я подала, но придётся подождать.

27 июня, вторник

Я весь день читаю про местные поликлиники и выбираю, куда удобнее ездить, про онкологию в целом и про мамино заболевание. Впервые узнала, что самая часто встречающаяся опухоль поджелудочной железы называется аденокарциномой. О том, что это одно из самых смертельных заболеваний среди солидных опухолей, я уже в курсе. Образование сложно обнаружить из-за расположения поджелудочной и отсутствия симптомов у пациентов на ранних стадиях рака, в результате чего лечение часто начинают на терминальных, когда злокачественные клетки уже распространились по организму.

Я сидела на кухне, а мама лежала в спальне, собирала пазлы на телефоне и около семи часов вечера попросила померить ей давление. Восемьдесят на шестьдесят. Пониженное! Её резко затошнило, и она побежала в туалет. Благо не закрыла дверь, и я успела посадить маму на унитаз, после того как её вырвало. Она попыталась встать, но я попросила посидеть немного, потому что её лицо сильно побледнело. Прошло минут десять, прежде чем я отвела маму в комнату. В семь часов с работы пришла Маргарита Анатольевна и позвонила Марине, чтобы она вызвала «скорую». Я потеряла дар речи, а Маргарита Анатольевна не знала, как правильно обрисовать случившееся. Когда пришёл Максим, я уже собирала сумку в больницу. Мама не потеряла сознание, но фельдшеру было достаточно информации, что у неё состояние после операции и рвота.

Максим ушёл с Оливером в соседнюю комнату, чтобы щенок не лаял на персонал. Расстояние не мешало ему жалобно скулить, пока маме делали ЭКГ и мерили температуру с давлением. У меня тряслись руки, когда я складывала вещи в дорожную сумку. Первый раз отправляю человека по «скорой». Теперь понимаю, с чем столкнулся мой брат, когда один посреди ночи наблюдал, как мама падает в обморок несколько раз подряд. Не понимаю только, почему он не поехал с ней и сразу не сообщил мне о случившемся.

Не успела я испугаться, как маму посадили на каталку, а Маргарита Анатольевна подхватила собранную сумку и обулась. Я последовала её примеру, взяла с собой воду и зарядку для телефона, а Максима попросила остаться с Оливером. Мы все поместились в машину скорой помощи и поехали в реутовскую больницу. Мама лежала на носилках, а мы сидели по левую руку от неё, обнимая её сумку и свои рюкзаки. То чувство, когда вечер не добрый, а ведь, казалось бы, ничего не предвещало.

В приёмном отделении нас пытались развернуть домой, но мы выстояли. Маргарита Анатольевна называла данные для заполнения медкарты, а я пошла с мамой на рентген. Мужчина, который отвёз маму на лежачей каталке в кабинет, попросил меня раздеть её по пояс. Она с трудом приподнялась на локтях. Ослабла после рвоты едой, которая два дня не переваривалась. Пока ей делали снимок, я стояла за дверью рентген-кабинета и слышала, как врач назвал маму раковой больной.

– Мы можем ей только глюкозу прокапать и дать «Но-шпу», – обратился он ко мне. – Вы знаете, что даже при панкреатите жёсткая рвота? Чего вы хотели? У неё уже раковая интоксикация и желудок в метастазах.

У него «раковая» – любимое слово? Я не помню, что ответила, но помню его мерзкое улыбающееся лицо, в которое хотелось плюнуть. Когда маму выкатили в коридор, бестактный врач задал ей вопрос:

– Вы основной диагноз знаете?

– Биопсия нужна, – тихо ответила она.

– Да? Ну ладно.

Мудак!

Когда в приёмном отделении закончили заполнять медкарту, за нами пришла медсестра и сказала, что сейчас поедем на второй этаж в хирургию. Опять резать, что ли?

Санитарка включила свет в трёхместной палате, разбудив бабулек, и помогла маме перебраться с каталки на кушетку. Медсестра сказала, что мы можем быть спокойны, потому что скоро придёт дежурный врач и назначит капельницы на ночь. Я дала маме её телефон с зарядкой и разложила на полке необходимые вещи: кружка, детское питание, сок, вода в бутылке, туалетная бумага, влажные салфетки и, конечно же, расчёска, без которой мама жить не может.

– На что вы надеетесь? – спросил дежурный врач неприятной наружности, когда мы с Маргаритой Анатольевной попрощались с мамой и вышли из палаты. Он стоял в коридоре.

– На лечение, – ответила я,