– Что все это значит? – мой голос слегка осип. – Это какая-то несуразица.
– Это подсказка, – она снова усмехается, поворачиваясь ко мне.
Я не могу отвести от нее взгляда. Мне жалко ее, но жутко.
– Подсказка для чего?
– Для всего, – она обводит рукой комнату, – для всего, что здесь и что дальше.
– Неужели так сложно сказать яснее? – я немного раздражаюсь. Мне плохо, я не знаю, сколько еще смогу продержаться в этой комнате. А еще я лихорадочно пытаюсь придумать, как вытащить ее отсюда.
– Это не я придумала песенку и не я решила, что тебе пора ее услышать, – она снова начинает петь и отворачивается от меня.
– Кто решил? Кто придумал? Пожалуйста, – я опускаюсь рядом с ней, – скажи мне.
В этот момент она резко оборачивается, вцепляется мне в воротник и притягивает к своему носу.
– Ты не прогонишь его навечно. Смирись! – выпаливает она.
В комнату врывается стража, но пленница уже сама отпускает руки и снова начинает петь.
– Все нормально, – хриплю я, не желая, чтобы ее ранили, – со мной все в порядке.
– Покиньте комнату, это становится небезопасным, – ровным тоном произносит страж, и я позволяю увести себя.
Песня звучит все громче и громче, она почти кричит, но заслон вновь опускается, скрывая и стекло, и комнату с безумным существом внутри, и все звуки. Наступает тишина.
– Она знает тебя, это очевидно, – сухо произносит Кристина.
– Да, но мне она незнакома. И то, что она говорит… полная чушь.
Мое сердце бешено колотится. Не могу ни о чем думать.
– Мы отправим ее на лечение.
– Только не обижайте ее…
– Это не твоя забота! – голос девушки звучит резко. – Город – твой дом, не забывай об этом!
– Я помню. И никогда не забуду, – глухо отвечаю я.
Мы выходим, Кристина продолжает мне что-то говорить, но в моих ушах все еще звучит эта песенка, перед глазами расплывается улыбающееся лицо, а в голове так и крутится: «Ты не прогонишь его навечно. Смирись!» Ноги подкашиваются, дышать становится еще тяжелее, но я продолжаю идти.
Глава 1
« – Она не очнется, бросьте уже это дело. Мы только зря теряем время!
– Она нужна нам. Продолжайте лечение…»
« – Почему ты не приходишь в себя? Алиса, ты дала ему обещание. Пора просыпаться!..»
« – Если он еще раз свяжется со мной, я потребую его отставки. Он охотник или кто? Пусть занимается своими делами!
– Вы закрыли ему доступ в девятое Объединение?
– Временно. Мы должны держать все под контролем. Я направил письмо в их подразделение ОБ. Пусть разбираются. С этой девушкой одни проблемы, даже когда она спит…»
« – Алиса, ты меня слышишь?
– Она реагирует.
– Алиса, ты узнаешь мой голос? Алиса?..»
– Алиса Кастерли, поприветствуйте! – раздается оглушительный голос.
Двери разъезжаются в стороны, дневной свет на мгновение слепит глаза, но он сегодня серый и тусклый. Небо затянуто тучами, и я ловлю себя на мысли о том, что нужно выставить ведра и собрать дождевой воды. Нет, здесь мне этого не нужно.
Площадь заполнена людьми, я выхватываю из толпы отдельные лица: кто-то довольно улыбается, кто-то смотрит на меня боязливо или даже с ужасом, кто-то – с нескрываемым отвращением или усмешкой. Но сочувствия я не замечаю ни у кого. Я машинально стараюсь запомнить все самые важные детали, мое сознание сразу же пытается выяснить – враг передо мной или нет. Оно очень осторожно в суждении, оно недоверчиво.
Я иду медленно, мне все еще больно ходить. По бокам и за спиной – стражи, в ОБ все еще не уверены, стану ли я подчиняться. Но куда мне бежать? Одной, без оружия, без поддержки. Я еще не сошла с ума, и к тому же, у меня есть планы на будущее.
На трибуне собрались советники, охотники, стражи и знатные лица. Большинство из них не могут сдержать презрения, когда смотрят на меня, и только Дарио Моретти лучезарно улыбается. Он знает: я сделаю все, что требуется. Мне едва удается сдерживать гнев, который поднимается, как только я вижу его, первого советника девятого Объединения.
– Ваша речь, милая, – шепчет он и ведет ладонью в сторону микрофона, его губы дергаются в усмешке.
Я останавливаюсь, обвожу взглядом всех этих людей, делаю глубокий вдох и начинаю говорить. Слова жгут мне горло, я ненавижу себя за то, что произношу их. Кажется, будто я предаю своих друзей, рейты, предаю саму себя, но другого выхода у меня нет:
– Дорогие жители Объединений! Сегодня я вышла на эту сцену, чтобы поделиться с вами своей историей. Кому-то уже знакомо мое лицо, кто-то видит его впервые. Меня зовут Алиса Кастерли, и я – изгнанник, – я поднимаю руку, демонстрируя метку из трех пунктирных полосок на запястье.
По толпе прокатывается гул, они никогда еще не видели Тень так близко. На экранах полоски размножаются, как тараканы. Их много, они повсюду, также, как и множество моих лиц. В голове всплывает рейт. Я не могу говорить.
– Продолжай, – раздается у меня за спиной, и я подчиняюсь.
– Год назад я была осуждена третьим Объединением за помощь преступнику. Проявив неосмотрительность, поддавшись глупому желанию поиграть с огнем, подвергнув опасности своих близких, я пустила в свой дом Тень. Понимаю, как все вы должны быть поражены. Во-первых, тем, что изгнанники существуют, ведь все мы знаем, что Охота помогла Городам избавиться от них. Но случилось ужасное: предатели помогли тем единицам, которым удалось выжить, и теперь в Пустоши появилась новая угроза – снова гул, сильнее, чем прежде.
Советы всех одиннадцати Объединений признают свою ошибку и просят за нее прощения. Наши мудрые правители решили открыть тайну жителям Городов, так как считают нас всех равными перед Законом, равными друг другу и надеются на помощь каждого. Теперь стало еще важнее укреплять стены и поддерживать систему, иначе предателям удастся нарушить мир и покой нашей жизни. Советы верят нам и просят не забывать об этом, – пауза для одобрительного гула и аплодисментов. И для моего нового вдоха. – Во-вторых, вы, наверное, удивились тому, что я впустила в свой дом преступника. Да, я подвергла систему сомнению и поплатилась за эту ошибку. По справедливому решению суда меня изгнали в Пустошь, и там я, наконец, поняла, почему так важно доверять Закону, поняла, от чего он хранит нас. Лес полон таких невообразимых ужасов, что даже самый страшный кошмар не может изобразить. Меня пытался уничтожить ветер, топила вода, пытались загрызть волки, хотели утащить под землю уродливые чудовища. Со мной произошло так много плохого, что я не стану говорить об этом, ведь на площади присутствуют и дети, а мы не хотим напугать их. – Я заметила, как испуганные мамочки покрепче прижали к себе малышей. – Но что самое главное – я познакомилась с другими изгнанниками. Поверьте, это не то общество, в котором вы хотели бы оказаться. Они дики, безжалостны, готовы драться за любой кусок, лишь бы выжить. Им чужды сострадание и милосердие, они живут в бараках и промышляют разбоем. Все, о чем они могут думать, – это только о желании уничтожить все вокруг. Но, к счастью, им это не под силу. Признаюсь, что от влияния их общества я и сама одичала и натворила много бед, которые не только чуть не уничтожили меня саму, но и чуть не погубили моих родных. Я искренне прошу прощения у всех Объединений и их жителей.
И в момент, когда я уже умирала от полученных в бою с изгнанниками ран, меня нашли охотники и привели сюда. Они спасли мою жизнь, а Советы оказались настолько милосердны, что даровали мне амнистию, подарили шанс на новую судьбу. Если бы не они, то я бы уже погибла и никогда не смогла бы очистить свое имя от грязи. Никогда я еще не была так благодарна Советам и никогда я не испытывала такого счастья от мысли о том, что нас хранит Закон, никогда еще так ясно не понимала его ценности. Пожалуйста, посмотрите на меня! Сколько ран вы видите на моем теле? Многие из них скрыты под одеждой, а некоторые остались слишком глубоко. Поверьте, стены – это наша защита, а мир по ту сторону Дороги ужасен, там нет жизни. Я стала примером того, как можно пасть и как можно снова вернуться к жизни. Поэтому я хочу обратиться также и к изгнанникам. Если вам удастся где-то услышать это послание: пожалуйста, сдавайтесь, – я сглотнула, – здесь есть место для всех. Советы помогут и вам. – Я на секунду замолчала. Никто из рейтов не поверит этим словам. Они знают, что это ложь. Но не стану ли их врагом и я сама? – И напоследок я вновь хотела бы попросить прощения у всех за свои ошибки!
Я опустилась на колени, ничем не выдавая своей боли от движения, и смиренно опустила голову. Дарио хотел бы, чтобы я еще и расплакалась, но во мне было слишком много злости, она не пропустила бы ни слезинки.
Советник подбежал ко мне и поднял с колен. На его лице светилась самая заботливая улыбка в мире. Он казался крайне убедительным, даже я могла бы поверить ему. Дарио по-отечески обнял меня, и толпа радостно загудела. Потом мне что-то говорили, я натягивала улыбку и кивала, а после меня увели «отдыхать после болезни», и последним, что я услышала, стал хор голосов, скандирующий: «Да будет благо в Объединениях!».
Так громко, так дружно. Они по-настоящему верили Советам и, кажется, они действительно поверили мне. Поверили, что только Города могут существовать, а всем, кто находится за их стенами, в этом мире места нет. И об этом сказала им я – изгнанник, человек, который мечтал попасть в сопротивление. То, чего добиваются рейты, я рушу одними лишь словами. И это еще только начало, мне многое еще предстоит сказать. Стражи вели меня по полутемному коридору, а в моей голове всплывали картинки из прошлого.
Просыпаться трудно, как будто выплываешь из-под толщи воды. Веки кажутся неподъемными, тело каменным, а в голове клубится туман. Где я? Незнакомые голоса, что-то бормочущие вокруг, слова, которые не разобрать сразу.
– Она приходит в себя, посвети ей.
К глазам подбираются яркие блики, я хмурюсь и начинаю моргать. Размытые силуэты постепенно приобретают четкость, и я усиленно стараюсь отыскать знакомые лица. Белые халаты, что-то надоедливо пищит, ноющая боль в теле. Она становится все сильнее, и в голову закрадывается глупая мысль, что тело просто не хочет просыпаться, что оно слишком долго лежало без движения. Какая чушь! Что произошло? Где я? Мысли разлетаются, как только я пытаюсь их ухватить, пытаюсь хоть что-то вспомнить. Не могу сосредоточиться.
– Осторожно, не дергайся, – ко мне наклоняется женщина, и я неосознанно отдергиваюсь назад. – Не бойся, все хорошо! Ты в безопасности!
Мне не нравится, как она это говорит. В Пустоши ты никогда не бываешь в безопасности, а значит, я не в рейте, значит, я снова в одном из Городов? Во мне нарастает паника, я не понимаю, что делаю здесь и почему вокруг меня столько лекарей. Где Двэйн? Где Ли и Вэнди? Где Шон и Мисс? Что они с ними сделали? Я замечаю на халате женщины цифру «9». Девятое Объединение. В этом нет никакого смысла. Женщина замечает мое волнение и снова начинает бормотать что-то успокаивающее, но я едва различаю ее слова. В ушах стоит перезвон, сердце колотится слишком быстро, мне становится тяжело дышать. Меня не должно быть здесь, не должно. Лица лекарей напрягаются, я распознаю в их глазах страх. Это хорошо, что они боятся меня. Это придает мне уверенности.
Кто-то хватает меня за руку, и мое тело реагирует мгновенно. Я вскакиваю, резко выдергивая руку, и с силой отталкиваю еще совсем юного лекаря от себя. Он падает, женщина вскрикивает от испуга, а другой мужчина перехватывает меня поперек туловища и пытается завалить назад. У меня вырывается неестественный рык, и я с размаху ударяю ему кулаком в лицо. Лекарь с криком отпрыгивает, зажимая окровавленный нос. Но мне плевать, внутри все горит от страха и необъяснимой ярости.
– Позовите стражей! – визжит женщина.
Я спрыгиваю с кровати и тут же растягиваюсь на полу. Меня охватывает ужас – я не могу идти! Мои ноги не слушаются. Вставай, вставай! Я бью по своим ногам и пытаюсь подняться, но ничего не выходит. Меня снова хватают, на этот раз сразу двое, и я в бешенстве колочу по всему, до чего могу достать.
– Отпустите! – мой одичалый крик пугает меня саму. Этот охрипший, наполненный животным страхом голос не может принадлежать мне.
– Успокойся! Ну-ка успокойся!
– Прочь! – я рычу и бью изо всех сил. Если бы я могла брыкаться!
Но ноги только изредка подергиваются и отказываются помогать. Меня больно прижимают к полу, тело прожигает огнем, и тогда я впиваюсь зубами в чью-то ладонь. Раздается истошный вопль.
– Дрянь! Она меня укусила!
Во рту остается вкус чужой крови, но на несколько секунд я получаю относительную свободу. Я хватаюсь за какую-то металлическую палку на колесах и хочу воспользоваться ей как оружием. Но эта штука оказывается слишком длинной и тяжелой, она лишь с грохотом падает на пол, ударяя и меня саму.
– Да держи же ты ее!
Руки повсюду, они шевелятся и извиваются, как гигантские черви. Кажется, что они заполняют всю комнату, придавливая меня к холодному кафелю. Я кричу и продолжаю истерически дергаться. Даже не представляю, откуда у меня столько сил. Я знаю, что уже проиграла, но все-таки не могу сдаться. Хочу убежать, хочу убежать, отпустите! Теперь мне прижимают еще и голову, руки и ноги обездвижены. Я почти уверена, что умру от накрывающего меня ужаса. Рядом опускается белый халат, и в его руке я замечаю шприц. Пожалуйста, только не это! Чувствую, как иголка проходит в плечо, но боли почти не замечаю. Проходит еще немного времени, и меня накрывает усталость. Больше не могу двигаться, в глазах все плывет, и постепенно я проваливаюсь в темноту.
Когда я проснулась во второй раз, тело болело еще сильнее, но в голове удивительным образом появилась ясность. Я вспомнила море и поезд. Вспомнила, как Двэйн отпустил мою руку и отправился на другой берег. Кажется, будто это случилось пять минут назад. Отчаянье, которое я испытывала в тот момент, оставалось таким же невыносимым.
Я открыла глаза, но на этот раз не увидела ни лекарей, ни пищащих аппаратов. Вокруг белели четыре стены, неестественно яркий свет бил в глаза, а в носу свербило от резкого запаха антисептиков. Я чихнула и услышала звон. На правом моем запястье блестел наручник, и его железная цепочка тянулась к металлическому изголовью кровати. Я не удивилась, увидев его, и лишь слегка поморщилась от острых иголочек, пробежавших по затекшей руке. Снова осмотрев комнату, я увидела только раковину и поблескивающий в свете ламп металлический унитаз. Больше ничего и никого не было.
Не успела я об этом подумать, как раздался легкий шум, и в комнате появилась девушка. Кристина. Ее черные волосы казались еще темнее посреди всей этой белизны, а легкая улыбка выглядела крайне неуместной. Тем не менее я была ужасно рада видеть знакомое лицо.
– Кристина! – прохрипела я и попыталась приподняться.
– Лежи, – девушка присела на край кровати и заставила меня опуститься на подушку. – Рада, что ты помнишь меня.
– Разумеется, почему нет?
– А почему ты устроила эту дикую драку в больнице? Ты покалечила сразу несколько человек.
– Я не понимала, где я. В тот момент я действительно ничего не помнила.
Девушка понимающе кивнула:
– Я так и подумала. После пробуждения возможны дезориентация и временная потеря памяти. Но все же, Алиса, что за варварство? Ты же и кусаться взялась.
Я слышала в ее голосе искреннее неодобрение и представляла, как она в очередной раз поражается «дикости изгнанников».
– Мои ноги – что с ними?
– Это тоже пройдет. Тебе назначат лечение, и они восстановятся. Нарушение работы конечностей тоже случается после комы.
– Я была в коме? – странно, но я не слишком удивилась.
– Да, тебя серьезно ранили, и хоть в Цитадели мы оказали всю возможную помощь, этого было недостаточно. Пришлось перевезти тебя в ближайшее Объединение, мы потеряли время. Было не так много шансов тебя спасти, но ты оказалась довольно крепкой. Удивительно, учитывая тот факт, что ты целый год прожила в Пустоши.
Я поморщилась от этого замечания. Неужели она думает, что все жители рейтов больше похожи на мертвецов, чем на живых людей?
– И долго я оставалась в коме? – лицо Кристины мне не понравилось.
– Почти четыре месяца.
Я не сразу смогла ответить. Четыре! Для рейтов, для сопротивления это целая жизнь! А что могло случиться с теми, кто сел в поезд?
– Ребята? – выдавила я. – Двэйн и те, что ушли с ним?
Девушка покачала головой:
– Не слышала, чтобы они возвращались. Берег охраняют, мы бы уже знали об этом.
– Но тогда… – я запнулась.
– Да, если они все-таки вернутся откуда бы то ни было, их схватит стража. И на этот раз смертная казнь назначена не только Двэйну, но и всем, кто отправился с ним.
– Нет… – я упрямо покачала головой, медленно и с трудом втягивая воздух.
– Мне жаль, Алиса, но Советы разозлились, они не хотят, чтобы хоть что-то связывало нашу жизнь с россказнями о другом береге.
