Между тем, Россия всё ещё вела тяжёлую войну, и большая часть её территорий была занята австрийскими и немецкими войсками. В этих условиях многие командиры считали, что успешное наступление поправит ситуацию, поэтому с мая начинали к нему готовиться. Военный министр Александр Фёдорович Керенский пользовался в это время невероятной популярностью. До 17-го года он был довольно успешным адвокатом левых взглядов, который на судах, по воспоминаниям современников, работал только с политическими арестантами, защищая не столько людей, сколько их идеи. Позже, те, кто видели его в 17-м году, говорили, что Керенский – лучший оратор из всех, кого они когда-либо слышали. Интересно, что до 17-го года он высказывался по самым разным поводам, в том числе выступал против нарушения юстиции в Деле Бейлиса, за что был осуждён на восемь месяцев за слишком резкие высказывания, однако так и не отбыл наказание, потому что был депутатом Государственной думы и имел неприкосновенность.
В Думе Керенский вёл себя подчёркнуто лево и баллотировался от фракции трудовиков, которая была ближе всего к эсерам (к ним он примкнул только перед самой революцией). Далее Керенский стал единственным левым во Временном правительстве, занял пост министра юстиции, а после апреля – пост военного министра.
Конечно, Керенский, как и большинство министров, был уверен в том, что наступление приведёт армию в порядок. На это возлагались примерно такие же надежды, как и на русско-японскую войну, когда министр внутренних дел Вячеслав Плеве сказал: «Чтобы остановить революцию нам нужна маленькая победоносная война». Точно так же и в 17-м году, только с одним отличием: хотели остановить не саму революцию, а её радикализацию.
Так, наступление было назначено на середину июня. Главный удар должен был наносить Юго-Западный фронт, хорошо проявивший себя в 16-м году во время Брусиловского прорыва. Алексей Брусилов уже не был его командующим – в мае его сделали Верховным главнокомандующим армии.
У России было явное преимущество как в людях, так и в артиллерии. При этом и немцы, и австрийцы понимали, где будет происходить наступление – там, где произносил свои речи Керенский.
В первый день русская армия наступала довольно успешно. Это привело к невероятному ликованию – 19-го июня все жители Петрограда выбегали на улицы под восторженные крики, чуть ли не рыдая от радости. Складывалось полное ощущение грядущего успеха.
Ещё в марте Виктор Чернов, лидер партии эсеров, сказал пророческие слова: «Или революционное движение съест войну, или война съест революцию». Так, после первого дня казалось, что война будет выиграна, а далее, как сказал Керенский, «российская революция потрясёт мир своим великодушием».
Однако, ликование длилось ещё несколько дней в тылу, после чего резко прекратилось. На фронте же уже через день стало ясно, что всё идёт совершенно не по плану. Часть Юго-Западного фронта хорошо двигалась вперёд, а остальные части были совершенно разложены. Другие фронта не поддержали атаку, и немцы очень быстро перешли в контрнаступление. Конечно, немецкая армия тоже была пропитана революционными идеями и находилась в изнеможении. Братания, столь возмущавшие командование, происходили регулярно. Тем не менее, немецкий орднунг сыграл свою роль: приказали наступать – значит надо идти наступать. Так, уже к началу июля русская армия не просто отступала, а откатывалась. Кроме того, убегая, солдаты повсеместно грабили дома и местных жителей, хватали всё, что можно было унести. Одним словом, происходило нечто совершенно дикое.
Один из участников этого трагического наступления вспоминал следующее:
По улицам метались обозные солдаты и интендантские чиновники, пытаясь запрягать подводы и нагружать их всяким добром: сапогами, шинелями, банками с консервами и так далее. Не успевала такая подвода тронуться с места, как на нее налетала кучка бежавших с фронта, скидывала весь груз и, неистово нахлестывая лошадей, уносилась в тыл. Ругань и крик стояли в воздухе. Бежавшие все прибывали и прибывали. Кое-где уже пылало пламя. Но вот над деревней появились два немецких аэроплана и начали обстреливать деревню пулеметным огнем. Суматоха поднялась страшная. Теперь уже просто выпрягали лошадей из подвод и удирали верхом. Кто не успевал захватить лошадей, скидывал сапоги, если они еще у него были, и бросался бежать босиком.
Таким образом, армию поглотил хаос – удержать её было невозможно.
В это же время разразился кризис в тылу. 2-го июля кадеты заявили о несогласии с решением Украинской Центральной Рады на предоставление автономии Украине и вышли из правительства. Керенский в это время стал министром-председателем, но председательствовать было почти не над чем.
3-го июля солдаты начали выбегать на улицы Петрограда с требованием о немедленном окончании войны, но продлилось всё это не долго: к 5-му июля спокойствие было восстановлено.
Параллельно с этим, началась антибольшевистская кампания. 5-го июля был издан указ об аресте Ленина, Троцкого и других видных большевиков. Троцкого арестовали, но вскоре выпустили, а Ленин с Григорием Зиновьевым бежали из Петрограда, скрывались в Разливе в доме у Емельянова, семья которого была расстреляна в сталинское время, но сам Николай Александрович, глава семейства, всё-таки выжил, и уже в 50-е годы вспоминал о том, как Владимир Ильич в 17-м году скрывался в его доме. Осенью же, когда обстановка раскалилась до предела, Ленин переехал в Финляндию и скрылся на некоторое время.
Между тем, в центре произошёл крах всех надежд: провалилось наступление, начался правительственный кризис и проводились бесконечные выступления левых солдат и матросов в городах. Последняя надежда оставалась на Керенского.
27-го июня, ещё до главного кризиса, молодой поэт и юнкер Леонид Каннегисер, который после установления советской власти застрелил руководителя Петроградского ЧК Моисея Урицкого, после чего был подвергнут страшным допросам и расстрелу, написал следующее стихотворение, в духе своего восторженного и декадентского представления о мире:
На солнце, сверкая штыками —
Пехота. За ней, в глубине, —
Донцы-казаки. Пред полками —
Кере?нский на белом коне.
Он поднял усталые веки,
Он речь говорит. Тишина.
О, голос! Запомнить навеки:
Россия. Свобода. Война.
Сердца из огня и железа,
А дух – зеленеющий дуб,
И песня-орёл, Марсельеза,
Летит из серебряных труб.
На битву! – и бесы отпрянут,
И сквозь потемневшую твердь
Архангелы с завистью глянут
На нашу весёлую смерть.
И если, шатаясь от боли,
К тебе припаду я, о, мать,
И буду в покинутом поле
С простреленной грудью лежать —
Тогда у блаженного входа
В предсмертном и радостном сне,
Я вспомню – Россия, Свобода,
Керенский на белом коне.
Интересно, что думал Каннегисер чуть позже, в 18-м году.
В июле все поняли, что было необходимо срочно навести порядок. Керенский, конечно, уже вёл переговоры, но только к концу июля ему удалось сформировать коалиционной правительство с либеральными и левыми министрами, которое пользовалось хоть какой-то поддержкой Совета.
Ленин после июньских событий заклеймил Петроградский Совет как предателей и временно снял лозунг «Вся власть Советам!». В конце июня большевики собрали 6-й съезд, на котором решили взять курс на вооружённое восстание.
Главной июльской проблемой всё ещё оставался беспорядок на фронте, в результате чего ненадолго взошла звезда Лавра Корнилова, вызывающего сегодня самые разные оценки и предположения, очень яркого и талантливого. Он был сыном казака унтер-офицера, о чём сам сказал: «Я сын крестьянина-казака!». Это очень важно, потому что Корнилова всегда считали супермонархистом, который чуть ли не царя пытался вернуть на трон. Чего действительно хотел Корнилов – настоящая загадка. Во всяком случаи, понятно, что он, как офицер, не имел особенно сложившихся политических взглядов, потому что армия традиционно вне политики. Обычно считается, что он был достаточно либеральных взглядов, хотя человек, который был с ним в плену в 15-м году, говорил, что он, читая газету, постоянно приговаривал: «Всех этих Гучковых и Милюковых я бы перевешал». Наверное, это говорит о том, что каких-то особенно чётких взглядов у него не было.
О том, насколько Корнилов талантлив, говорит его блистательный карьерный путь. Не имея никаких связей, он прекрасно закончил Омское военное училище, получив возможность выбрать любое другое место для продолжения учёбы. После этого Корнилов поступил в Михайловское артиллерийское училище в Петербурге и снова закончил его с отличием – везде, где учился, он проявлял невероятные таланты. Родился Корнилов в Усть-Каменогорске, мать его была казашкой, за счёт чего он знал много восточных языков. Далее, блистательно закончив Академию генштаба, он мог выбрать любое место службы и попросился в Туркистан. После этого Корнилов совершал невероятные авантюры: например, переодевшись в восточную одежду, он отправился на территорию Афганистана, чтобы провести рекогносцировку вражеской крепости. Так, он путешествовал по Персии, выполнял разведывательные миссии в Китае – одним словом, к началу Первой Мировой войны Корнилов был восточным разведчиком с невероятным опытом. При этом, с одной стороны, к 17-му году его очень ценили, но, с другой – он уже начинал вызывать раздражение начальства полным отсутствием дисциплины.
Во время Первой Мировой войны Корнилов оказался на Юго-Западном фронте под командованием генерала Брусилова, которому он совершенно не нравился. Свои воспоминания тот писал уже в советское время, на что нужно делать отдельные поправки, однако высказывался о Корнилове очень двусмысленны, скорее в негативную стороны. Так, Брусилов писал:
Странное дело, генерал Корнилов свою дивизию никогда не жалел: во всех боях, в которых она участвовала под его начальством, она несла ужасающие потери, а между тем офицеры и солдаты его любили и ему верили. Правда, он и себя не жалел, лично был храбр и лез вперед очертя голову.
Это очень интересное описание, которое говорит многое и о Брусилове, и о Корнилове, и о его подчинённых: ни он не ценил жизни солдат, ни они их особо не ценили. Во всяком случаи, на войне Корнилов проявил настоящую храбрость: в 15-м году он попал в плен к австрийцам, после чего был вознесён как герой. Одним из последних решений Николая II стало назначение Корнилова командующим Петроградским военным гарнизоном.
В 17-м году Корнилов принял революцию и стал ходить с красным бантом на груди. Сохранив свой пост, он стал одним из тех, кто сообщил царице о её аресте, а затем вступил в конфликт с Петроградским Советом: он хотел вывести из Петрограда наиболее распропагандированные полки и отправить их на фронт, вернув в город тех, кто вызывал большее доверие. Конечно, Совет ему отказал, после чего Корнилов заявил о своём уходе с поста и стал командующим 18-й армией Юго-Западного фронта, одной из тех, что хорошо двигались во время наступления: Корнилов, несмотря на проблемы, навёл свой порядок.
Далее, 8-го июля его назначили командующим всего Юго-Западного фронта, после чего он сразу же предъявил ультиматум правительству. Вот, что Корнилов писал 11-го июля в центр:
Армия обезумевших тёмных людей, не ограждающихся властью от систематического развращения и разложения, потерявших чувство человеческого достоинства бежит… Это бедствие может быть прекращено, и этот стыд или будет снят революционным Правительством, или, если оно не сумеет того сделать, неизбежным ходом истории будут выдвинуты другие люди. Я, генерал Корнилов, вся жизнь которого – от первого дня существования доныне – проходит в беззаветном служении Родине, заявляю, что Отечество гибнет, и потому, хотя и неспрошенный, требую немедленного прекращения наступления на всех фронтах в целях сохранения и спасения армии для реорганизации на началах строгой дисциплины.
Последняя фраза подразумевала, в первую очередь, введение военно-полевых судов, которые могли бы выносить смертные приговоры за дезертирство и призывы к окончанию войны. Далее он писал:
ДОВОЛЬНО! Я заявляю, что если правительство не утвердит предлагаемых мною мер и тем лишит меня единственного средства спасти армию и использовать её по действительному назначению для защиты Родины и Свободы – то я, генерал Корнилов, самовольно слагаю с себя полномочия Главнокомандующего.
После этого, не дожидаясь разрешения из центра, Корнилов приказал казнить без суда дезертиров и мародёров и создать заградотряды. Интересный вопрос, ответа на который мы никогда не узнаем, заключается в том, что было бы, если б Корнилов пришёл к власти: стал бы он спасителем России, уничтожив большевиков и проведя демократические выборы, или он эволюционировал бы в какого-нибудь диктатора? В конце концов, в армии Муссолини тоже были батальоны, которые шли под чёрным флагом и украшали себя черепом с костями.
Вскоре после этого Керенский всё-таки позволил ввести военно-полевые суды, обойдя вопрос о смертной казне, которая была разрешена негласно.
С конца июля до конца августа начался роковой для России месяц. Авторитет Керенского пошатнулся, а Корнилова – взлетел. В результате этого, командующий Юго-Западным фронтом продолжил выдвигать условия правительству, требуя введение военно-полевых судов уже и в тыловых полках. Так, когда страна погрузилась в хаос, Корнилов стал проповедником твёрдой дисциплины. Понятно, что у него появились влиятельные связи, в том числе и с банкиром Путиловым, которые были готовы поддержать его финансово за установление порядка. В то же время вокруг Корнилова было большое количество левых, включая Бориса Савинкова, роль которого в дальнейших событиях будет довольно велика (Савинков был уполномоченным Временного правительства и много времени проводил в ставке при главнокомандующем). Вершиной августа стала просьба Корнилова ослабить власть Советов и солдатских комитетов, которые не давали возможности нормально командовать армией.
Керенский оказался в очень сложном положении: эсер не мог просто так избавиться от Совета, где сидели его люди. (Здесь же встаёт вопрос о том, почему Временное правительство не стало активно преследовать Ленина. Ответ просто – социалисты не могли бить по своим, хоть и немного отличающимся).
Далее Керенский сделал то, что всегда делает власть, загнанная в тупик: он обратился к обществу. 12-го августа в Москве собралось Государственное совещание всех представителей общества, на котором говорилось о необходимости «смыкания» всех слоёв перед готовящейся угрозой. Понятно, что таким образом Керенский хотел получить кредит доверия общества, однако его план сорвал Корнилов, которого начали встречать бурными овациями ещё на вокзале. На самом же мероприятии Корнилов начал свою речь со следующих слов:
С глубокой скорбью я вынужден заявить, что у меня нет уверенности, что русская армия без колебаний исполнит свой долг перед Родиной.
Далее, эти же мысли выразил и генерал Каледин, собрав кучу оваций с обеих сторон.
Таким образом, единственное, чего добился Керенский, – стало хорошо видно, как разошлись пути тех, кто, вроде бы, поддерживал революцию.
К началу 20-х чисел августа обстановка была накалена практически до предела. 21-го августа немцы взяли Ригу, а от неё до Петрограда было не так уж и далеко. В этой ситуации появился ещё один интересный человек – Владимир Львов. Он пришёл к выводу о необходимости спасения Керенского, которого хотели свергнуть, поехал в ставку к Корнилову, выдав себя за представителя главы Временного правительства, и начал проводить с ним переговоры в духе: возьмите власть и спасите Александра Фёдоровича. Корнилов, который в это поверил, попросил привести к нему Савинкова и Керенского, чтобы он смог обеспечить их безопасность. Однако, Львов заподозрил его в лукавстве и стремглав отправился в Петроград, наведя там страшный шорох на Керенского, заявив, что Корнилов отправил ему невероятный ультиматум.
Тем временив Корнилов отправил к Петрограду войска во главе с очень жёстким генералом Александром Крымовым, дав ему в придачу ужасающую кавказскую дивизию, никак не связанную с Петроградским гарнизоном. Керенский, не понимавший, что происходит, начал телеграфировать Корнилову с вопросом о том, подтверждает ли он слова Львова. Тот, не удостоверившись, какие именно слова, подтвердил. Получилось так, что ни один из них не знал сути беседы, потому что Львов в разных местах говорил разные вещи. В итоге, Керенский, закончив разговор с Корниловым на довольно мягких нотах, пришёл к выводу о том, что тот хочет его арестовать, и тут же снял его с поста главнокомандующего.
После этого на Керенского началось огромное давление: генералы, военные, кадеты, самые разные политики – все говорили о том, что с Корниловым необходимо договорится. Однако, глава правительства никого не слушал. Произошло это из-за Львова или из-за того, что Керенский уже видел конкурента в главнокомандующем, – не ясно. Во всяком случаи, он отказался идти на переговоры, а Крымов всё ближе подходил к Петрограду.
Далее, Керенский обратился к исполкому Совета, который немедленно создал революционные комитеты, созывавшие рабочих и добровольцев на защиту Петрограда. Кроме того, в войска Крымова были отправлены агитаторы и целая мусульманская делегация, во главе с внуком Имама Шамиля.
Предполагалось, что войска Крымова на подходе будут поддержаны восставшими офицерами, для чего Путилов и другие должны были дать очень много денег. Однако, никакого восстания не произошло и войска остановились. Крымов пришёл к Керенскому, и они о чём-то очень долго разговаривали. После этого Александр Крымов вышел и застрелился.
Узнав о результатах военного похода, Корнилов, не призывая больше никаких войск, сдался и был помещён под арест вместе со своим окружением. В тюрьме он пробыл до ноября, после чего бежал с приходом к власти большевиков.
Позиция Керенского при этом совершенно не улучшилась. Он не пошёл на союз с Корниловым против левых (и дело не только в его «чистоте», но и в том, что ему, как социалисту, было трудно сговориться с генералом). При этом борьба с главнокомандующим радикализировало все левые силы, в результате чего всё больше людей в Советах начинали склоняться к большевикам. Так, Керенский оказался между двух стульев: для левых он был слишком мягок (и замазан непонятными переговорами с Корниловым), а для правых он был слишком левый. Конечно, Керенский ещё пытался трепыхаться: 1-го сентября он объявил Россию республикой (до этого строй не был определён). Ещё одной его странной попыткой обращения к обществу было сентябрьское Демократическое совещание, где собрались только левые, которые долго решали, как быть: поддержать Временное правительство или нет. А если поддержать – могут в нём остаться кадеты? А если не поддержать – кто будет править?
На фоне всех этих дискуссий появилась идея создания однородного социалистического правительства, то есть из разных левых партий. Так, 20-го сентября было решено собрать предпарламент, 7-го октября он начал заседать, однако ничего не решалось – он выступал исключительно совещательным органом.
Стоит заметить, что это уже октябрь. Большевики к этому времени почти подготовили переворот, создали военно-революционный комитет и разослали своих агитаторов во все точки России. При этом они хотели собрать 2-й съезд Советов (первый был в июне, и из него сформировался исполком с большинством – у меньшевиков и эсеров).
К 25-му октября все делегаты 2-го съезда уже были в Петрограде и большинство в этот раз было у большевиков, хотя были и другие социалистические группировки. За предыдущие дни был полностью подготовлен план восстания и создан комитет, во главе которого встал Троцкий (когда его объявили «врагом народа», было сказано, что во главе стоял Владимир Антонов-Овсеенко, но когда и того расстреляли в 38-м году, все почести достались товарищу Сталину). Несмотря на то, что всё уже было подготовлено, среди большевиков тоже ходили предложения о создании однородного социалистического правительство – за это выступал Каменев, который был председателем этого съезда.
Но, несмотря на все дискуссии, крейсер «Аврора» уже вошёл в Неву, дал холостой выстрел по Зимнему дворцу, и отряды красной гвардии пошли в атаку. Конечно, они не трясли решётку с двухглавым орлом, как это показал Эйзенштейн, но всё-таки дворец был взял, а Временное правительство – арестовано. После этого военно-революционный комитет передал власть съезду Советов. Самое интересное в том, что в этот момент создание коалиционного правительства (социалистического) ещё было возможным, но меньшевики и эсеры ушли, поскольку несколько их министров были арестовано в составе Временного правительства. Так, на съезде остались только большевики и фракция левых эсеров (последние искренне верили в возможность договориться с большевиками).
В итоге, революция произошла, несмотря на то, что очень немногие верили в какие-то изменения после очередного переворота. Керенский, конечно, не бежал в женском платье, но ушёл из Зимнего дворца в надежде найти какие-то новые отряды, что ему, конечно, не удалось. Обычные же люди к этому моменту ещё не заметили никаких особенных изменений, который были, конечно же, впереди
Гражданская война
Начало
Удивительным образом в исторической энциклопедии, изданной в советское время, нет статьи «Гражданская война». Вернее, там есть такой заголовок, однако он отсылает к другой многосторонней статье – «Иностранная интервенция и Гражданская война», где «иностранная интервенция» стоит на первом места, а «Гражданская война» на втором. Казалось бы, разница не велика, но, на самом деле, она принципиальна.
В советское время не было вопросов о том, когда началась и закончилась Гражданская война. Сегодня же учёные ломают копья об эту дилему и выдвигают совершенно разные версии. Так, в Советском Союзе было принято считать, что началась она весной 18-го года, потому что в это время на территории России появились первые иностранные войска: с большим трудом их можно было назвать реальной интервенцией, но всё-таки на Севере появились англичане и французы (в районе Мурманска) и американцы с японцами – на Дальнем Востоке. Всё, что было до этого – не в счёт.
Конечно, идея понятна: если бы не пришли иностранные капиталисты, то и Гражданской войны бы не было. На эту же теорию работало и то, что Ленин назвал «триумфальным шествием советской власти», то есть установление советской власти в первые месяцы после октябрьского вооружённого восстания. Понятно, что 25-го и 26-го октября большевики захватили власть в Петрограде, что было очень важно. Однако, Петроград – это ещё не вся страна. Многие жители столицы к этому моменту уже устали от постоянных политических конфликтов, формирования новых правительств, коалиций и борьбы одних против других. По воспоминаниям хорошо видно ход мыслей большинства людей: одни левые сменили других, но всё ещё поменяется десять раз.
Далее довольно быстро, в течение нескольких недель, большевики получили власть на большей части территории России. Во всяком случаи, на тех территориях, которые не были заняты немецкими войсками. Где-то это происходило вооружённым путём, но легко (как в Москве), а где-то – довольно мирно. Во многих городских Советах большинство уже было у большевиков, поэтому они быстренько взяли власть в свои руки. Сильных и жестоких сражений было действительно мало, поэтому легко было представить первые месяцы, как быстрое установление советской власти: кто-то посопротивлялся, но всё равно красные победили. Исходя из этого, получается, что если бы не капиталисты, то никакой войны не было бы и в помине.
Тем не менее, сегодня уже понятно, что эта идеализирующая концепция устарела, хотя поддержка большевиков была действительно большой. Многие историки исходят из того, что Гражданская война началась уже в октябре 17-го года. Возбудила её, конечно, не иностранные капиталисты, – началась она из-за того, что не все принимали позицию большевиков. Исходя из этого, можно по-разному определять ход тех исторических событий.
Не так давно британский историк Джонатан Смил выпустил книгу с очень характерным названием «Гражданские войны в России». То, что мы называем одной войной, он представил страшной мозаикой, набором из разных войн. С датировкой у него тоже сложилась интересная ситуация: 1916—1926 – он выделяет на это всё целое десятилетие. Кроме того, Смил считает, что первым признаком начала войны, было восстание, которое сегодня осталось забытым и незамеченным – Среднеазиатское восстание 1916-го года, поводом для которого стало распоряжение о призыве в тыловые отряды мусульманских жителей, которые не подвергались призыву. Разумеется, восстание жестоко подавляли, но и восставшие вели себя не менее жестоко, в частности, по отношению к русским поселенцам. Всё это привело к разгрому больших территорий.
Далее Смил ставит известное нам событие в очень широкий контекст. Он пишет:
Конфликты включали в себя не только русских, но и нерусское большинство в разных частях бывшей Российской Империи, и народы соседей Российской Империи – Финляндию, Польшу, Румынию, Иран, Афганистан…
После этого Смил пишет о неоднородности этих Гражданских войн и о том, что невозможно свести их только к борьбе красных и белых, левых и правых, потому что большевики, социалисты и анархисты тоже боролись между собой, как, например, и белые офицеры с правыми либералами. Так, Смил пишет:
Это были войны, в которых русские сражались против русских, русские сражались против нерусских, нерусские сражались против нерусских, республиканцы сражались против монархистов, социалисты сражались против социалистов, христиане – против мусульман, города – против деревни, семья – против семьи, брат – против брата. А ещё это было война человека против природы, так как хамелеоны умерли от холода, города и болезней, в частности, от пандемии тифа и испанки.
Получается, война была всех против всех. Такой страшный и непривычный, производящий особенное впечатление взгляд.
Понятно, что сопротивление началось сразу же, как только большевики пришли к власти. Мы знаем, что Керенский ещё до захвата Зимнего дворца уехал из Петрограда, после чего распространилась безумная байка о том, что он убегал в женском платье. На самом деле, Керенский уехал на машине в Псков в надежде получить военную поддержку, которую так и не нашёл. Единственные силы, которые были готовы ему помочь, – это казаки под руководством атамана Краснова. Однако, тот совсем не хотел ему помогать: для Краснова Керенский представлялся таким же бунтарём, как и Ленин – большой разницы он не видел. Кроме того, под командованием Краснова находились те войска, которые в конце августа шли на Петроград под командованием Крымова по приказанию Корнилова. Тем не менее, в последние числа октября Краснов всё-таки повёл небольшую группу солдат на Петроград, рассчитывая на то, что какая-то, пусть и небольшая часть гарнизона, перейдёт на его сторону. Теоретически это было возможно: далеко не все солдаты были страшно убеждёнными большевиками – распропагандированные люди могли легко качнуться и в другую сторону.
Сразу же после прихода большевиков к власти в Петрограде был создан Комитет спасения Родины и революции, то есть ещё одна сила, которая никак не соотносилась с Керенским и казаками Краснова, но была ещё очередной дробной силой в борьбе с большевиками. Тем не менее, войска казаков дошли сначала до Гатчины, а затем – до Царского Села, где они и остановились. Предполагалось, что 30-го октября будет поднято восстание тем самым комитетом (в частности – юнкерами), а Краснов в это же время ударит снаружи. Однако, из-за сложного стечения обстоятельств, юнкера выступили на день раньше, что испортило очень многое: Краснов пытался наступить 29-го, но у него это не получилось.
В это же время вмешалась ещё одна сила: на политическую арену вышел ВИКЖЕЛЬ – Всероссийский исполнительный комитет железнодорожного профсоюза. Железнодорожники – это рабочая, политически образованная элита, достаточно левая, но не пробольшевистская. В этот момент представители ВИКЖЕЛи явились к большевикам с требованием создать однородное социалистическое правительство, возглавлять которое будет Виктор Чернов – глава партии эсеров. Конечно, для Ленина выпустить уже полученную власть было совсем неприемлемым вариантом, но Каменев и Рыков начали переговоры, почти договорившись о создании этого правительства. Однако, восстание было подавлена до активных действий Краснова, а 30-го октября его войска были разбиты. После этого все соглашения были разорваны и правительство сформировалось 2-ым съездом Советов (нескольким первым членам этого совнаркома (Луначарскому, Ленину, Нагину) повезло умереть от болезни до того, как некто Иосиф Джугашвили, тоже уже входивший в совнарком, расстрелял всех оставшихся в 30-е годы).
Краснов был отбит и к нему на переговоры отправили бойкого и красноречивого комиссара Дыбенко, который, по одной из версий, предложил казакам обменять Ленина на Керенского. Краснов, согласно самой распространённой версии, был готов отдать бывшего председателя Временного правительства, но тот решил не дожидаться приговора и бежал. На этом политическая жизнь Керенского закончилась.
Чуть позже Краснов попал в плен. Там он дал слово не сражаться против большевиков и был отпущен на Дон, где было главное сосредоточение белых сил. Конечно, у него не было и мысли о том, что слово, данное этим омерзительным людям, стоит сдержать, в результате чего он продолжил борьбу. Кроме того, через несколько месяцев Краснов заручился поддержкой немецких сил для борьбы с большевизмом, что для, например, Деникина или других белых офицеров было невозможным и преступным – иногда белые были готовы идти на уступки, но не так, как Краснов.
В конце концов, он, как и все офицеры, уехал в эмиграцию, и перед ним встал типичный вопрос для белых командующих – поддержать ли Гитлера? Поскольку в идеях Краснова было много пересечений с идеями фашизма, в том числе в антисемитизме, он пошёл на сотрудничество и стал создавать казачьи отряды, сражающиеся в составе фашистской армии. Жизнь Краснова закончилась в январе 47-го: советские войска захватили его в плен и немедленно казнили.
Осенью же 17-го года он, как и многие другие недовольные политикой большевиков, начал пробираться на Дон. Сюда же стягивались оставшиеся обломки российской армии, прежде всего – офицеры, которые не могли принять произошедшее: для всех командующих предательством представлялся «Декрет о мире» от 26-го октября, в котором большевики призвали правительство заключить мир без аннексий и контрибуций, то есть вернуть все захваченные земли и не заставлять никого ничего выплачивать. Было совершенно ясно, что Англия и Франция не согласятся на такое, хотя бы потому, что главной целью Франции было возвращение Эльзаса и Лотарингии, которые были захвачены Германией после Франко-прусской войны в 1871-м году.
Российская армия буквально таяла на глазах. Мало того, что никто уже давно не хотел воевать, так ещё и вышел новый декрет о земле – все солдаты спешили домой на новую делёжку земли. Большевики пытались ввести процесс развала в какие-то рамки, что давалось им с большим трудом. Большинство офицеров, разумеется, не были готовы это принимать, но были и некоторые, как генерал Брусилов, которые исходили из того, что армия служит не партии и идеям, а власти: правят большевики, значит, мы будет им служить.
