Само собой возникший перед глазами образ Клары возродил незаконченный внутренний спор.
– Как быть, как изо дня в день выносить ее присутствие? Она сводит с ума своей наивностью и собачей преданностью.
– Нечего притворяться перед самим собой – девушка тебе нравится уже тем, что не похожа ни на одну из твоих знакомых, вся такая искренняя, живая.
– Всего лишь нравится. Ни о какой любви не может быть и речи, нет нужды загонять себя в капкан амурного бреда.
– Признайся, еще ни одна женщина не внесла в твою жизнь столько светлых тонов.
– И что, теперь молиться на нее?
– Этого не требуется, но вряд ли припомнишь, чтобы кто-нибудь нуждался в тебе до такой степени.
– Мои родные…
Голос замолчал.
Да, у него есть семья, она и сейчас поддерживает – регулярно шлет посылки с вложенными короткими записками. Но за все время – ни одного письма. Его семья жила по другим правилам, так отличающимся от того, с чем он сегодня столкнулся.
Зябко поежившись от нахлынувших мыслей, он вдруг вспомнил другой зал ожидания.
Ленинград. Вокзал. Детские ножки в кожаных сандаликах скользят по мраморному полу, в руке зажат альбомный лист с новым рисунком. Саша почти первоклассник, и он встречает отца!
Внезапно, словно не в силах бежать в едином ритме с этим маленьким сгустком чистой радости, ноги заплелись, мальчишка полетел на пол, ушиб коленку, буквально подкатился к отцовским ногам и уже готов был разреветься, но отец просто поставил его на ноги, строго посмотрел в глаза и произнес, как приказ:
– Александр, немедленно прекрати! Ты позоришь сейчас всех нас. Упал – встань, хочется плакать – терпи. Ты – сын офицера. Будь мужчиной!
Вот и все. Никто не утешил, не вытер платком слезы. Нестерпимо жгло ссадину на коленке, но даже мама, милая Любаша, не осмелилась, как выразился отец, «сюсюкать» над ним. Он брёл, опустив голову, в руках – смятый альбомный лист с рисунком, на который никто даже не взглянул: самолет взмывает в закатное небо, за штурвалом – отец, а он, Саша, на взлетной полосе аэродрома ждет его, размахивая красным флажком.
Вот так и вся его жизнь – сплошной зал ожидания: всегда стремиться заслужить одобрение отца и вечно оставаться в тени успешного родителя. Однажды и это перестало быть нужным.
Родившийся в семье летчика-испытателя он с раннего возраста ни в чем не знал отказа. Мать, обожавшая своего Сашу, милого дорогого Сашеньку, давала ему больше свободы, чем строгий отец, и пока того не было дома, бессовестно баловала сына. Частенько умиляясь его шалостям, ерошила ему волосы, придумывала смешные прозвища: маленький чертенок, сладкий медвежонок, веселый карапуз, капелька моя.
– Тебя ждет большое будущее, – твердила она, заметив его тягу к рисованию, и делала всё возможное для воспитания мальчика в традициях творческой интеллигенции.
Любовь Андреевна использовала малейший повод пригласить в свой дом не только вышестоящее руководство мужа, но и так называемую богему: художников, поэтов, артистов. Надо сказать, что она преуспела в этом. Дорожила связями, крепила их все более интересными и нужными знакомствами. Она закладывала основу будущего своего сына.
Отец редко бывал дома, он не принимал участия в воспитании детей, считал, что они и так вырастут, им нужна только мать, его же задача – обеспечивать их всем необходимым для поддержания впечатления крепкой, состоятельной и примерной ячейки общества.
Василий Петрович с готовностью потакал желаниям своей амбициозной жены, что позволяло ему жить в мире с собой и окружающими. Он благосклонно относился к прихоти Любаши быть центром внимания и блистать в созданном ею мире, баловал ее дорогими нарядами и украшениями, модной мебелью, предметами искусства. Это вполне укладывалось в его стройную картину мира, где не было места ярким эмоциям и страстям, где детям на людях полагалось вести себя сдержанно и достойно.
Когда началась война, отец выехал с авиаполком вглубь страны и, целиком погрузившись в обучение молодежи, на некоторое время забыл о жене, старшей дочери и сынишке. А когда вспомнил, Ленинград уже был в блокаде. Война и голод забрали Любашу. Вскоре после победы он женился еще раз. Саша был уверен, что только положение и высшее командование потребовали от коммуниста соответствующего поступка: он нашел детей, забрал их к себе, даже не поинтересовавшись, как те выжили. Дочь Лиду пристроил к сестре, а Сашу – в школу-интернат при Академии художеств, благо крепкие довоенные связи еще сохранились. Так и жили: отец со своей новой женой и дети, горько обиженные родительским безразличием. Глава семейства не был единственным мужчиной, который считал, что излишне заботиться о детях не обязательно. Особой любви к ним не чувствовал, но в поддержке никогда не отказывал. Когда повзрослела дочь, ей выделили жилье.
Саша в интернате жил замкнуто, не стремился быть лучшим. По окончанию школы как сына боевого офицера его приняли в Академию художеств. Имея незаурядные способности, он так и не сумел их полностью раскрыть, мешала патологическая обидчивость, он ссорился со всеми, кто смел ему говорить не то, что он хотел слышать. В конце концов, в 1950 году встал вопрос о его отчислении из Академии, но там началась реорганизация, и вопрос повис в воздухе. Работать Саша не был приучен, да и не любил.
Мачеха ничего не говорила прямо в лицо, но всем своим видом давала понять, что на него, нахлебника, зря тратится семейный бюджет. Саша слышал, как за спиной она бормотала не самые лестные слова в его адрес. «Порочит честь семьи» – самые мягкие претензии. Когда он связался с сомнительной компанией и чуть не схлопотал тюремный срок, отец в одночасье отправил сына в Котлас, подальше от соблазнов и опасных связей. Кто знает, как бы все обернулось, останься он в Ленинграде. Особых иллюзий он не питал, по дому не скучал.
Саша понятия не имел, почему он это вспомнил. Может, мысли о семье навеяны тем домашним теплом, которое так его согрело? Здесь все настолько естественно, что хочется радоваться мелочам. Хочется просто жить.
Глава четырнадцатая
Саша, находясь в приподнятом настроении, решил этим воспользоваться сполна. И первое, что нужно сделать, наладить отношения с Верой. Времени у него мало. Перебрав несколько вариантов, остановился на мирном договоре.
Зная, что в настоящий момент Вера дома одна, поскольку Клара отправилась к портнихе на примерку новогоднего платья, полный решимости исполнить задуманное, Саша направился к дому подруг. Постучал.
– Можно войти?
– А вы не ошиблись дверью? – вместо приветствия не сдержалась Вера.
– Я пришел с белым флагом. Вижу, ты мне не веришь. – Тогда Саша вытащил из кармана белоснежный платок и с поднятой вверх рукой переступил порог и сразу увидел нарядную елку. «Хороший знак», – мелькнуло в голове.
– Надо поговорить. Не возражаешь?
– Исключено! Какие у нас могут быть разговоры? Вообще не вижу причины, по которой мне бы захотелось общаться с тобой. – Вера демонстративно оставалась стоять у раскрытой двери, всем видом показывая, что явился нежеланный гость.
– Есть! Клара.
– Что с ней? – не на шутку встревожилась она, поскольку небезосновательно считала, что именно Сашка повинен во всех горьких переживаниях и пролитых слезах подруги.
– Думаю, в эту самую минуту вертится перед зеркалом.
– Ты издеваешься?
– Ничуть!
Вера, поджав губы, с негодованием уставилась на незваного визитера, тот тоже ответил колючим взглядом.
– Тебе лишь бы съязвить!
– Готов сказать то же самое о тебе.
– Боюсь, не совсем понимаю, что ты имеешь в виду. Объяснись! Я не намерена разгадывать твои загадки.
– Я стараюсь быть вежливым.
– Должна признать, что нашу первую встречу нельзя назвать мирной, – Вера тоже убрала из голоса жесткие нотки, однако недовольство не покидало. – Может, и хотелось бы сказать, сожалею, что все так случилось, но …
– Напротив, она оставила неизгладимое впечатление, – поторопился остановить неприятные воспоминания Саша.
– Пожалуйста, не утруждай себя хорошими манерами. Говори, с чем пришел, и проваливай. – Вера для чего-то начала с грохотом переставлять на столе чашки с блюдцами.
– Я восхищен, ты всегда столь прямолинейна. Трудно ошибиться в твоих чувствах. Куда можно присесть? – Саша выдвинул стул. – Понимаю, чай мне здесь не предложат. – Вера промолчала.
Неприветливая хозяйка зыркнула глазами, успев заметить, что художник подтянут, одет в хорошо скроенный костюм и тенниску в тон пиджаку. «Приоделся! Зря старался! Хоть из кожи вылезешь, все равно для меня ты – самовлюбленный и высокомерный болван. – Она была непреклонна в своей оценке. – Никогда не пойму, как можно выносить его общество, постоянно скучающий вид», – закончила она про себя.
Рассчитывая поскорее выпроводить этого задаваку, она, чеканя каждое слово, повторила:
– Говори, с чем явился! – и дальше не сдерживаясь, буквально накинулась на него с вопросами: – Может, ты жениться хочешь? Свататься пришел? Какие у тебя планы в отношении моей подруги? – На строгом лице Веры читался прямой вызов: – Что-то ты растерялся, красавчик, вряд ли отважишься на честный ответ.
Саша склонил голову набок и глубоко вздохнул:
– Мы это не будем обсуждать. – А сам подумал: «Чего ожидать от женщин? Им хочется кольцо на пальце, да побыстрее, чтобы накрепко привязать к себе. Видимо, в этом и состоит женское счастье. Нет уж, увольте!», – по его лицу пробежала тень.
– Не удивлена! Для тебя это неподъемный груз, помешает привычно -
легкой жизни. Как же, свободный художник! – окинула она его испепеляющим взглядом.
– А у тебя острый язычок, Ведьмочка. Острый язычок не доведет до добра.
– Не называй меня ведьмочкой, – вспылила Вера.
– А мне нравится. Тебе так подходит.
– А тебе удивительно подходит прозвище Змей, до тошноты хочется добавить подколодный, тем не менее, я тебя так не называю.
– Спасибо, что оставила мнение при себе.
– Я тоже умею быть вежливой и не стану давать тебе характеристику, которую ты заслуживаешь, только потому, что обещала подруге, – запальчиво объявила Вера. – Ты – вообще запретная тема.
– Это испытание для тебя?
– Вовсе нет! Много чести – думать о тебе.
Словесный поединок не иссякал и был похож на состязание в злословии. Вера, желая побольнее уколоть этого жениха в кавычках, сложила вертевшиеся на языке слова в едкую фразу:
– Терпеть тебя – все равно, что получать удовольствие от скрежета железа по стеклу. – Ее лицо исказила презрительная гримаса. Девушка не желала оставаться наедине с противным ей человеком дольше, чем необходимо.
– В самом деле? – голосом, совершенно лишенным каких-либо эмоций, спросил Саша, оценив при этом брошенную в свой адрес колкость.
– Если бы не любимая подруга, я бы давно натравила на тебя собак или…
– Не продолжай. Звучит слишком кровожадно. – Почесав затылок и поднявшись со стула, парень отступил на шаг. – Знаешь, меня давно научили не верить тому, что говорят разгневанные девицы, так что особо не старайся.
– Меня не обманешь! Ты что себе задумал? Я же вижу, что твои чувства совсем не те, за которые ты их выдаешь, – теряя самоконтроль, продолжала нападать Вера. – Так что смирись и не забивай ни свою, ни ее голову несбыточными надеждами! Я за этим прослежу! – угрожающе бросила Вера в окаменевшее лицо Саши.
Наступила неловкая пауза, сопровождаемая убийственной дуэлью взглядов двух разгневанных молодых людей.
Саша призвал на помощь годами выработанное умение, надменно взирая на собеседника, пропускать обидные слова мимо ушей, но это был особый случай. Отчасти, Ведьма была права, и возражать он не собирался.
Сделав несколько шагов по комнате, он остановился у окна и на фоне искрящегося снега целую минуту наблюдал за семейной парой: мужчина в сбитой набекрень шапке тащил большую елку, а женщина, замотанная в шаль, усердно жестикулируя, семенила рядом. Она пару раз обернулась, окликая нырнувших в сугроб и громко хохочущих сыновей. Уличная сценка подняла настроение и заставила сосредоточиться на цели визита.
– Что молчим?
– Хочу как следует взвесить то, что собираюсь сказать.
– Ладно, попробуй!
Саша медлил с ответом. Он никак не мог разобраться в характере этой бойкой и далеко неглупой девицы. Она делает все по-своему, никогда не раскаивается в своих поступках, слишком однозначна в высказываниях. Он не раз сталкивался с такой манерой разговора отца, но сейчас почти мужская прямота Веры обескураживала.
На мгновение взгляд Саши задержался на темной пряди, которая выбилась у девушки из прически, делая ее очень женственной. Он протянул руку, словно хотел поправить кокетливый локон, но, устыдившись своего порыва, отдернул ее и вдруг заявил:
– Вы мне нравитесь, Вера…– Саша усмехнулся, ожидая, как отреагирует на такое признание эта строптивица. Он не мог отказать себе в такой маленькой мести.
«Господи, боже мой, он что, спятил? Тоже мне подарок судьбы! Только этого мне не хватало! Нет, такое просто невозможно», – растерялась Вера от нереальности происходящего и не нашлась, что ответить, как будто порезалась своим острым языком. Чувствуя, что ей не хватает воздуха, она присела на подоконник и уставилась на парня с таким видом, словно у бедняги выросли рога.
Между тем Саша, откровенно наслаждался неуправляемой паникой, отразившейся на лице красавицы-гордячки. «Живописный вид!», – беззлобно усмехнулся он, и решил завершить разыгрывать комедию:
– По правде сказать, удивляет, что ты до сих пор, – красноречиво помолчал, – не замужем.
– Я тоже не собираюсь с тобой это обсуждать! – опомнилась Вера и, вскочив на ноги, вызывающе скрестила руки на груди. – Думаю, по душе еще не нашла, лучше одной, чем с тебе подобным, – фыркнула она и картинно уперла руки в бока. Намеренно агрессивная поза девушки должна была убедить парня, что ее личная жизнь его совершенно не касается.
Вера гордилась тем, что всегда была благоразумной и не нервничала по пустякам, держала ситуацию под контролем. Но сейчас, пристально вглядываясь в Сашку, все еще не могла понять причину его хитрости – для чего-то пытается усыпить ее бдительность. Он был невыносимо настойчив, но она не собирается иметь с ним никаких дел. Вере хотелось послать его ко всем чертям!
– Ты же знаешь, как я к тебе отношусь, так что, не пора ли откланяться, – устав бороться с собой, категорично напомнила она, но все же, хоть и с величайшим трудом, смягчилась, ожидая разумного объяснения его вторжению: – Не тяни время. Ты хотел нормально поговорить.
– Между прочим, – не сдержался Саша, – откровенность на откровенность: я тоже не со всех ног летел сюда. С тобой говорить, что дрова рубить – щепки летят. – И без колебаний, в надежде на компромиссное решение, добавил: – Клара мечтает встретить Новый год вместе. Я – не против. Но есть одно но! Это мы с тобой. Я хочу…извини, предлагаю заключить временное перемирие. На одну ночь, новогоднюю ночь, мы забудем наши разногласия и отбросим взаимные претензии, будем вежливы, будем веселиться. Что скажешь?
Саша, сцепив пальцы в замок, стоял в некотором напряжении, гадая, какой услышит ответ. Она была невыносимо упряма, могла указать на дверь.
– Пожалуй, я соглашусь, – неожиданно примирительно, убрав с лица выражение откровенной враждебности, сказала Вера. – Никакого вреда этот новогодний договор принести не может.
Нельзя сказать, что она доверяла ему, но честно признала, что парень заметно изменился. Даже вырос в ее глазах! Он не из тех, кто демонстрирует свои чувства, но Вера не раз замечала, как теплеют его глаза при взгляде на Клару. Да что говорить, с ней он даже широко улыбается, что вряд ли делал раньше. Но девушка не удержалась от очередной шпильки в его адрес:
– Оказывается, Клара пробуждает в тебе лучшие качества, вполне даже человеческие.
Увидев, что она откровенно веселится, Саша не смог не восхититься ее умением владеть собой.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70713745&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
