– Директор Чэн, посмотрите, – Мейли протянула планшет. – За половину часа нам поступило больше десяти заявок на покупку и это только от тех, кто сейчас в галереи.
С пьянящим чувством победы Венлинг открыла одно из предложений и тут же с трудом сдержала пробивающийся крик. В описании вместо художника Ли Кона и его великолепного “Откровения” финальным экспонатом значилась картина какого-то Ю.
Венлинг с такой силой сжала планшет, что экран едва не треснул, а ее пальцы побелели от напряжения.
– Что? Что это значит? – спросила она, надеясь на сбой или глупую шутку.
– Там другая картина, – голос Мейли задрожал.
Не теряя ни секунды, Венлинг ринулась к злосчастному экспонату. Ее невысокие каблуки отбивали шаг по гранитному полу, и каждый этот шаг казался Мейли спуском гильотины.
Планшет не врал. Главное место выставки было отдано изображению розовых пуант под старой кроватью. Пол и ножки кровати на картине были погрызены жуками и рассыпались от времени, все было в пыли и только одни пуанты блестели, словно волей своего создателя решили с холста поиздеваться над Венлинг. Был бы у них рот – злобно бы расхохотались. И что самое отвратительное, эти пуанты оказались до безобразия обычными, простыми и невзрачными. Среди такого количества эмоциональных, безумных, сумасшедших полотен выражающих все, что может чувствовать человек, они были блеклым пятном… Которое зачем-то понадобилось куче людей…
– Кто это сделал? – чеканя каждое слово, обратилась она к побелевшей как смерть Мейли. – Кто заменил картину? И когда?
Вопросов у Венлинг было намного больше, но она решила вываливать их маленькими порциями, чтобы получить хоть какие-то ответы. Впрочем, даже крохотного ответа ей дождаться не удалось. Вместо голоса Мейли всего в двух шагах раздался голос председателя.
– Госпожа Чэн, позвольте вас поздравить, – взволнованно сказал он, приблизившись. – Я и не думал, что смогу отыскать здесь подобную жемчужину.
Венлинг привычно улыбнулась. Чего ей хотелось меньше всего, так это упасть лицом в грязь прямо на открытии. И тем более не хотелось делать этого перед председателем. Пару минут она ему уделит, а потом отыщет преступника и лично передаст его в руки закона, еще и проследит, чтобы он получил по всей строгости. Да и охране, и Мейли, и всем, кто допустил подобное не поздоровится.
– Все хорошо? – скромно спросил председатель, заметив ее волнение.
– Конечно, – еще шире улыбнулась Венлинг. – Я просто не привыкла к подобному вниманию. Мне всегда были ближе библиотечные залы, чем публичные выступления. Вы же знаете, я женская копия своего отца.
Председатель засмеялся. Венлинг поддержала его порыв. Даже Мейли улыбнулась, мысленно представляя, как будет на коленях молить оставить ее на работе.
– И все-таки, я подошел к вам не просто так, – председатель наклонился чуть ближе. – Вейлинг, мы с твоим отцом знакомы уже столько лет, еще учились вместе. Не поверят, если сказать. А тебя помню совсем крошкой. Дочка, думаю, что могу просить тебя: продайте мне эту картину. Пятьдесят тысяч – честная цена за нее, но за возможность быть первым в списке я готов дать еще пять. Могу я надеяться на то, что ты не откажешь старому другу семьи?
Второй раз за этот вечер Венлинг ничего не понимала. Казалось, что ее мозг сейчас взорвется от хлынувшей в него информации. “Пятьдесят тысяч? Какие к черту пятьдесят тысяч?” – вертелось в ее мыслях.
– Минуту, – сказала она и снова открыла планшет.
“Не может быть! Да на эти пуанты действительно поставили пятьдесят тысяч! За кого? За какого-то Ю, о котором никто даже не слышал? Это безумие! – кричало все внутри. – Нет, это саботаж. Кто-то саботировал выставку. И принес прибыль в первый же день открытия? Это же бред”.
– Конечно, председатель Ван, моя помощница оформит все документы, – ответила Венлинг, продолжая держать улыбку.
Людей в зале становилось все больше и они все активнее обсуждали картину. Не прошло и пятнадцати минут, как к ним уже присоединились журналисты, пытающиеся хоть что-то узнать о художнике. Кажется, тайна автора стала настолько заразительной, что теперь Ю занимал умы всех, и Венлинг в откровенном ужасе не понимала, что с этим делать. Все пошло не по плану. Все расписание, все таблицы, все пост-релизы, подготовленные для прессы, все фотографии выставки с “Откровением”, буклеты, брошюры… Все разбилось вдребезги на миллиарды осколков. И в центре этого хаоса она увидела довольное улыбающееся лицо Ким Джун Хи. Он стоял у входа в белый зал, прислонившись к стене, и с вызовом, совершенно неподобающе, смотрел ей прямо в глаза.
– Где моя картина? – возмущенно спросила Венлинг, подойдя к нему.
Но сразу заметила нацеленную в ее сторону камеру и улыбнулась.
– Что-то не так? – с издевкой уточнил Джун Хи. – Сегодня ваш вечер, на вас смотрят камеры и люди. Мне кажется, или они все в полном восторге от картины мастера Ю? Вам удалось найти драгоценный камень в куче золы.
– Да ты издеваешься, – сквозь зубы прошипела Венлинг, не переставая улыбаться.
Всего в нескольких шагах она заметила взволнованную помощницу и жестом указала оставаться на месте. Не хватало еще устраивать ажиотаж в главном зале и привлекать к себе сразу все внимание. Уж лучше пусть посетителей волнует картина этого Ю, кем бы он там ни был, чем они вдруг поймут, что все пошло не по плану.
– За мной, – скомандовала Венлинг и юркнула в крохотный проход за ширмой.
На мгновение темные коридоры здания показались ей подземными тоннелями, населенными призраками. Может, так оно и было, и кто-то бесславно погиб в здешних холодных проходах. Но даже если раньше эти стены не видели преступлений, то сегодня одно точно свершилось с их участием.
– Где моя картина? – повысила голос Венлинг, резко повернувшись к Джун Хи.
Тот вел себя словно хозяин мира. Даже на секунду не потерял самообладание и от этого почему-то становился еще привлекательнее и бесил еще сильнее. Правду говорят, красивым людям живется намного проще. Вот и сейчас, Венлинг бы стоило не разговаривать, а сразу позвать охрану и пусть троица накаченных парней с дубинками отрабатывают свои деньги.
– Она в надежном месте, – ответил Джун Хи.
– Ты украл мою картину.
– Украл? – засмеялся он. – Скажи еще, что я решил ее выгодно продать и обогатиться. Я спас вашу выставку, госпожа Чэн, и вы должны быть мне благодарны, а не обвинять в воровстве. Финал вечера – “Откровение” Ли Кона? Это не финал, это позор, который бы никто и никогда не забыл.
– Это лучшая из его работ, – с вызовом ответила Венлинг.
– С этим я как раз не спорю. Ли Кон так долго подражал художникам, что решил, будто сам имеет к ним какое-то отношение. По какой-то нелепой случайности и мышь может съесть кошачий корм, но котом она от этого не станет. Так и на Ли Кона снизошло озарение и вместо сумбурных лиц он явил миру руку с глазом, назвав ее “откровением”. Для него это откровение. Для меня… – он на секунду задумался. – Это посредственность, которых миллионы. Она ничего не стоит.
– Ее стартовая цена тридцать тысяч.
– Ее пришлось бы опустить до пяти. И то, за такую сумму ее купили бы ваши друзья, только чтобы поддержать старт галереи.
– Но ее бы купили.
– Назовите мне сумму, за которую забрали пуанты, – серьезно спросил Джун Хи.
– Пять, – быстро ответила Венлинг.
Она готова была назвать настоящую цену, но гордость не позволяла проиграть этот спор. Хотя бы не с таким позорным отрывом.
– И кто теперь из нас вор, госпожа Чэн?
Джун Хи смотрел на нее так, будто видел насквозь. Словно мысли ее читал и знал каждый ее постыдный секрет, а может и то, чего она сама не знает.
– Как тебе удалось заменить картину? – не унималась Венлинг.
– В поражении кроется победа, – ответил Джун Хи.
– Мой портной? – поняла Венлинг. – Это… Это он тебя провел, чтобы мне отомстить? Да он же не мог предложить ни одного нормального платья. – И в эту же секунду ее осенила еще одна ужасающая мысль, которая совершенно сбивала с толку. – Подожди, откуда мое платье? Это ты его выбрал?
– Выбрал и доставил, – кивнул Джун Хи. – Курьер для госпожи Чэн – самая неблагодарная работа. Одно принести, другое унести. Большие коробки директора никто не проверяет. А теперь возьмите.
Он протянул небольшой листок с длинным набором цифр на нем.
– Что это? – опешила Венлинг.
Ее голова продолжала кружится от только что полученного откровения, поэтому она не сразу узнала в надписи номер счета.
– Я знаю ценность пуантов и понимаю, сколько они стоят на самом деле. Мой процент от сделки переведите на этот счет и на следующий день я верну вам вашу картину. Все в выигрыше, хотя Ли Кон и будет в бешенстве. Но, думаю, моя сделка покроет все ваши труды, чтобы его успокоить.
Венлинг еще раз посмотрела на учителя Ким. Она точно видела его в первый раз в жизни. Имей он хоть какой-то вес в мире искусства, она бы непременно запомнила такое лицо. Тогда откуда он может настолько хорошо знать Ли Кона? Или разбираться в оценке?
– Госпожа Чэн, госпожа Чэн, – раздался за спиной крик Мейли.
Помощница бежала по проходу, приложив руку к груди. По всему было видно, что испытанный сегодня стресс заставит ее не вставать с постели ближайшие несколько дней. Но сейчас она, точно ведомая какой-то внешней силой, бежала прямо к Венлинг, с протянутым в руке телефоном.
– Ваша мама, госпожа Чэн, она сказала, что если вы не ответите, она навеки вычеркнет вас из своих дочерей и больше никогда в жизни не скажет вам даже одного слова. Возьмите, госпожа Чэн. Она звонит уже весь вечер. Может, что-то случилось.
– Ты не видишь, что я разговариваю?
Венлинг обернулась, чтобы показать на учителя Ким, но впереди был только пустой темный коридор. А в руке осталась смятая бумага с номером счета. Если бы не она, Венлинг бы решила, что ей все почудилось.
– Венлинг! Это ты? Дочка! – доносилось из трубки.
– Это я, мама, – вздохнула Венлинг. – Что-то случилось?
– Случилось! Наша дочь совершенно забыла о своих обязанностях и семье. Дети моих друзей всегда находят время поговорить со своими матерями. Они уважают своих матерей, а у тебя просто нет совести. Кого я воспитала? Как из такого чудного крохотного ребенка…
– У меня открытие выставки, – Венлинг старалась держать себя в руках. – Я собиралась позвонить, как только все закончится. Ты же знала об этом, зачем было звонить и писать весь день?
– Так ты видела? – Возмущение в голосе женщины, казалось, достигло своего пика. – Ты видела и не нашла даже минутки, чтобы перезвонить родной матери?
– Мама, прошу!
– У тебя завтра знакомство с сыном господина Хуана, заместителя твоего отца.
– Свидание?
– Знакомство, – женщина повысила голос. – Тебе через пять лет уже тридцать! Кому нужна женщина в таком возрасте?
– Мне всего двадцать три.
– Не огрызайся. Завтра в полдень ты должна быть в Фейго, надень то синее платье, что я тебе подарила и только попробуй не приехать. Я клянусь памятью твоей дорогой второй бабушки, если ты не явишься как прошлые два раза, тебе придется навсегда забыть дорогу в наш дом. Все, у меня больше нет времени с тобой говорить.
– Мама, мама, – попыталась Венлинг, но с той стороны уже повесили трубку.
Оставалось только смотреть на зеркальный экран. С крохотной надеждой она обратилась к помощнице:
– У меня есть что-нибудь важное на завтра?
Достаточно было одной только встречи, простого звонка или необходимости поставить подпись на каком-нибудь документе. Да что угодно, что позволило бы ей с чистой совестью позвонить утром в родительский дом и сообщить, что она не сможет приехать.
– Нет, завтра я займусь счетами для бухгалтерии, а вечером передам вам отчет о результатах выставки. И надо будет еще переделать все фото для прессы.
– Тогда возьми это, – Венлинг протянула лист. – Этот номер дал мне владелец картины.
– Я должна перевести на него деньги?
– Нет, тебе надо узнать, кому принадлежит этот счет. И кто такой этот учитель Ким. А еще лучше, где он живет.
Мейли с недоверием посмотрела на Вен. По ее мнению, все складывалось как нельзя удачно. Ажиотаж в первый же день выставки, случайность с этой странной картиной. Крупная покупка. А странное появление экспоната всегда можно списать на анонимную благотворительность.
– Я хочу знать кто и зачем вмешался в мои планы, – поняла ее взгляд Венлинг.
Глава 2
Ресторан Фейго. Ресторан, который уже несколько лет уверенно держится в десятке лучших ресторанов Пекина. Он смотрит на людей своими огромными стеклами-глазами, привлекая и отпугивая одновременно. Средний чек на человека – сто пятнадцать долларов и двадцать пять центов. Посещение возможно только по предварительному бронированию, которое расписано на несколько месяцев вперед. А зная, как происходят такие “случайные” знакомства, Венлинг была уверена, что место здесь заказали намного раньше.
Она смотрела на вход с нахлынувшим чувством тоски. Может, заместитель Хуан вообще несколько лет ждал этого момента, чтобы показать боссу (и по совместительству ее отцу) как сильно он его любит. Теперь весь стол будет ломиться от всевозможных закусок и выпивки. Но она здесь при чем? Или мама совсем отчаялась, а отец сдался под напором со всех сторон. В то, что подобное мероприятие – прихоть отца, Венлинг до последнего отказывалась верить. Но, как ни крути, она вовсе не горела желанием знакомиться с каким-то молодым человеком, от которого потом будет вдвойне сложнее избавиться из-за “выгодного” для родителей союза.
– Вы вообще выходить собираетесь? – выдернула ее из мыслей недовольная Ли Сонг. – Или так и будем сидеть в машине до самого вечера, пока ваша матушка сама вас отсюда не вытащит?
Венлинг с интересом посмотрела на нее. Обычно учтивая, спокойная и усердная Ли Сонг ворчала на всех вокруг, а в ней души не чаяла. Теперь же едва не подпрыгивала на месте от нетерпения и скорчила такую гримасу, словно самолично собирается выкинуть Венлинг из машины.
– Ты так сильно хочешь от меня избавиться? – возмутилась Венлинг. – Ты ведь понимаешь, что если наше знакомство пройдет хорошо, то я найду вместо тебя кого-нибудь поживее?
– Скорее бы, – негодовала Ли Сонг. – Я же тогда как все на пенсии поеду зимой на Хайнань, а летом буду танцевать в парке. Идите уже, познакомьтесь с сыном заместителя Хуана, выйдите за него замуж, наймите себе молодую домработницу и оставьте меня в покое. Вы и без того опоздали на полчаса и продолжаете сидеть в машине. Все хорошие дочери должны уважать свою мать.
Краем глаза Венлинг заметила одобрительный взгляд водителя. Неужели они все сговорились против меня, подумала она, а вслух сказала:
– Тебе кажется это справедливым? Мы живем в двадцать первом веке, я получила идеальное образование, я открыла собственную галерею, но я все равно должна пойти на свидание с мужчиной, которого даже ни разу не видела? Я могу сама познакомиться с тем, кто мне понравится. И я могу сама завести отношения с тем, кого посчитаю достойным. Я посчитаю, а не кто-то другой.
– Ой, и много вы назоводили? – махнула рукой Ли Сонг.
Венлинг широко раскрыла глаза от удивления и в первую секунду даже не нашла, что сказать. А Ли Сонг только это и надо было:
– Вот когда вы в последний раз на свидание ходили?
– Я пока не встретила того, с кем готова пойти…
– Да когда вы последний раз с друзьями встречались? – бесцеремонно перебила ее Ли Сонг.
Венлинг только хмыкнула в ответ, всем видом показывая абсурдность этих слов.
– Я работаю, – заявила она.
– Ой, вы посмотрите на мою госпожу! Она работает. Она всегда только и делает, что работает! У вас вообще друзья-то есть?
От такой наглости Венлинг откровенно опешила. Друзья? Конечно, у нее есть друзья. У нее много друзей. Настолько много, что даже не сразу получится всех вспомнить. Взять хотя бы тех девушек, которые с ней учились. Такие… темноволосые, с карими глазами. Одна высокая и две низкие. Они еще постоянно хотели общаться. Как же их звали? А еще таксист, который каждый раз отвозит ее домой. Всегда только он приезжает и они обсуждают погоду по дороге. Или та семья, у которых магазин рядом с ее домом. Она с ними общается каждый вторник и четверг. Они помогают выбирать ей зелень, и, кажется, у них есть ребенок Джим. Или это собака?
– Мейли! – воскликнула Венлинг, мысленно себя обругав, что не сразу вспомнила это имя.
– Что Мейли? – не поняла Ли Сонг.
