Дверь не поддавалась, сколько не толкали её ребята, сколько не колотили изо всех сил руками и ногами. Витьке даже показалось, что дверь составляет с порогом единое целое, и если бы не тонкая, в волос, щель, которую удалось разглядеть при свете «фонарика», они бы, наверное, уже оставили это безнадёжное занятие. Но нет, отбив кулаки и пятки о камень, они сменили тактику – стали ощупывать бронзовые бляшки, завитки и пластинки, до того искусно вделанные в дверь, что граница между камнем и металлом не всегда ощущалась пальцами. Сёмка предложил по очереди наживать на эти вставки – а вдруг одна из них окажется кнопкой, отворяющей дверь? Так они и поступили, но результата не добились – ни одно из бронзовых украшений не подалось. Тогда Витька предположил, что возможно, надо нажать на две разные бляшки одновременно, и тогда-то хитрый механизм обязательно сработает – и друзья снова начали елозить пальцами по каменной поверхности.
Продолжалось это ещё с четверть часа и закончилось как-то само собой – в какой-то момент друзья обнаружили, что они просто сидят на полу, привалившись к стене, и разглядывают так и не поддавшуюся преграду. Сёмка выругался под нос (Витька подумал, что услышь его отец от сына такие слова – порки было бы не избежать), поднял фонарик и стал по одной освещать бронзовые украшения, внимательно рассматривая то ли вытравленные, то ли отчеканенные на их поверхности узоры. Те были выполнены тонкими линиями, и чтобы хорошенько разглядеть, Сёмка подносил светящийся конец «фонарика» почти вплотную – от этого бронза приобретала зеленоватый отлив. Витька лениво подумал, что вообще-то это странно: за столько лет, в сыром подземелье бронза должна была покрыться густым слоем патины, а эта ничего – чистая, тёмно-жёлтая, чуть ли не сияет, как после полировки. Может, это никакая не бронза, а какой-нибудь сплав золота?
И в этот момент произошло то, чего они уже перестали ждать: очередная завитушка вдруг вспыхнула золотисто-зелёным ярким светом! Сёмка отшатнулся, уронил «фонарик» и шлёпнулся на каменный пол – и так и остался сидеть, разинув в изумлении рот. А неведомый символ продолжал сиять, и от него свечение расползалось по соседним бронзовым бляшкам – и скоро вся дверь уже сияла, как украшенная свечами рождественская ель. Тот, первый значок светился ярче других, притягивая к себе взгляды «исследователей».
– Кх-х-х… – Витька прокашлялся. – Что это, а?
– Не знаю… – просипел Сёмка. – Я только поднёс «фонарик», а оно как загорится!
– Слушай… – Витька наклонился поближе. – А ведь мы такой знак уже встречали!
– Где?
– Да на ноже твоём, на рукоятке! Давай его сюда, сейчас сравним!
Сёмка торопливо нашарил инрийский клинок (прежде, чем взяться за дверь, он отложил его в сторону, рядом карабином приятеля) и перевернул навершием вверх.
– Так и есть! – торжествующе заявил Витька. – Один в один, словно одна рука вырезала! Ну-ка, дай сюда…
Он осторожно вынул из Сёмкиных пальцев нож и прикоснулся им к узору на двери. Поднёс – и чуть не заорал, таким сильным был на этот раз гальванический «укус» ТриЭс.
– Ну, что там? – с беспокойством спросил Сёмка.
– Сейчас… – он утёр со лба внезапно выступивший пот. – Знаешь, по-моему, рукоятка ножа – что-то вроде ключа к этой двери.
– Ага, а тот инри, с которого мы его сняли, шёл сюда, чтобы выбраться из города? – догадался Сёмка. – А его догнали и убили?
– А может, наоборот – проник в тоннель через эту дверь, запер её за собой и пошёл дальше.
– Может. – кивнул Сёмка. – Так ты пробовать-то будешь? Если боишься – давай я…
– Сам ты боишься! – огрызнулся Витька. – Посвети лучше, я сейчас…
Мальчику ужасно не хотелось снова тыкать рукояткой в дверь – но нельзя же, чтобы лучший друг счёл его трусом! Витька глубоко вдохнул и решительно прижал резной, чёрный, в багровых прожилках, камень к светящимся завиткам.
Несколько секунд ничего не происходило – не последовало даже колючего «укуса», которого он ожидал с замиранием сердца. Потом под монолитным бруском порога что-то звонко щёлкнуло, и дверь бесшумно – поразительно бесшумно для такой здоровенной каменной плиты! – приотворилась.
III
Теллус, Загорье.
Лагерь экспедиции близ
Заброшенного Города.
– Что это было, мессир?
Фламберг сидел на складном стульчике перед штабным шатром экспедиции – сюда его приволокли на импровизированных носилках, сооружённых из шинели с продетыми в рукава винтовками. Следы кровавых дорожек с лица стёрли мокрым полотенцем, и теперь магистр только мотал головой да время от времени стонал. На вопрос Алекса он поднял голову и посмотрел на лейтенанта мутным взглядом.
– Я… я не знаю, герр Веденски. Прошу меня простить, но с полной ответственностью сказать не могу, только осторожно предположить. Единственное, в чём я уверен целиком: причина этого странного происшествия не на Старой Земле, а здесь, у нас, причём где-то недалеко. Я уже испытывал подобные ощущения и в тот раз…
Он бессильно уронил голову, не договорив, и стал медленно заваливаться набок. Стоящий рядом профессор Смольский торопливо подхватил коллегу, не давая тому упасть.
– Может, отнесём в палатку? – предположил фон Зеггерс. – Полежал бы чуток, оклемался – тогда и будете расспрашивать. Не видите что ли – совсем худо человеку! Дайте-ка я ему…
Фляжка, маленькая, оловянная, появилась из кармана воздухоплавателя как бы сама собой. Горлышко застучало о зубы Фламберга. Он судорожно сглотнул, дёрнулся, закашлялся и сел, выпрямившись. По подбородку магистра стекала струйка прозрачной жидкости.
– Шнапс! – похвастался фон Зеггерс. – Запасец ещё с Новой Онеги. Его там, правда, называют «первач» – но гонят, как в наших краях, из картофеля!
– Так когда вы испытывали подобные ощущения? – нетерпеливо спросил Смольски. Реплику фон Зеггерса он пропустил мимо ушей.
– Помните, герр Веденски, наше знакомство? – Фламберг, повернулся к Алексу. – Мы с вами и фройляйн Еленой были тогда на «Династии» и мне тоже стало дурно…
– Это после налёта инрийских инсектов? – уточнил лейтенант. – Когда мы сначала помогали ремонтировать газовые мешки, а потом дали гонг к обеду, и мы вернулись в каюту,? Верно, вам тогда стало плохо, и это ваше приспособление…
Он ткнул пальцем в орбиталь.
– Да, именно. – кивнул магистр. – В тот раз это была реакция на появление Тусклого Шара. И сейчас, господа я испытал точно такие же ощущения, только гораздо сильнее. А значит – источник возмущения ТриЭс находится где-то совсем близко.
– Тусклый Шар… – фон Зеггерс озадаченно крякнул и поскрёб затылок. – Это что же, та чертовщина, которая забросила нас сюда с Земли?
– Она самая. – подтвердил Фламберг. – Только использовали её как-то иначе… не пойму, как, но в орбитали наверняка сохранился отпечаток ауры. Вот приду в себя и буду разбираться. Уже сейчас могу сказать, что понадобятся дополнительные исследования, а здесь я их провести не в состоянии. Вот прибудет эскадра – может, тогда…
Алекс помрачнел. Он не слишком хорошо разбирался в тонкостях Третьей Силы, но знал, что Тусклый Шар, одно из самых могущественных её проявлений, неподвластное даже лучшим человеческим учёным, способно натворить немало бед. В прошлый раз оно вывело из строя почти все флапперы, поднятых для защиты баз Имперского Воздушного флота, надолго отрубило всю ТриЭс связь и средства наблюдения, сделав возможной внезапную атаку инрийских Роёв. И – да, тут герр Зеггерс прав, – заодно, в качестве побочного эффекта, перенесло со старой земли погибающий цеппелин L-32 вместе с остатками экипажа[3 - Эти события подробно описаны в первой книге цикла, «Чужая сила».].
– Герр профессор! Смотрите, кого я привёл! А ну, шагайте, стервецы, и не упирайтесь, уши пообрываю!..
Алекс обернулся – на поляне возник Ганс Фельтке. И не один: между указательным и большим пальцами обеих рук у него были зажаты уши двух самых юных членов экипажа «Баргузина». Один – Семён, припомнил лейтенант, сын водителя боевого шагохода, драгунского ротмистра Куроедова; приятель его – кажется, Витька, Виктор, отпрыск артиллерийского есаула Ново-Онежского казачьего войска. Оба пробрались на борт «Баргузина» перед отлётом, и были обнаружены несколькими днями спустя, когда девать «зайцев» было уже некуда. Пришлось включить обоих в состав команды – и, надо сказать, мальчишки не опозорили своих отцов, неплохо себя проявив. Насколько было известно Алексу, оба в данный момент приписаны к команде, производившей под руководством Елены, дочери профессора Смольского, раскопки в подземельях города-холма. Уж не оттуда ли доставил их рассерженный старший механик?
– Отпустите ребят, Ганс. – скомандовал фон Зеггерс. – Фельтке ослабил хватку, Сёмка с Витькой ужиками выкрутились из железных тисков и принялись растирать ладошками пострадавшие органы.
– Чего они натворили-то? – продолжал допытываться воздухоплаватель.
– Да мы ничего такого!.. Он, как увидел – и сразу давай ухи крутить!.. Карабин, вон, отобрал, а ведь нам его выдали под расписку!.. наперебой кинулись объяснять «задержанные».
– А ну, тихо! – гаркнул фон Зеггерс, и мальчишки послушно умолкли. Только Сёмка что-то недовольно бурчал под нос, злобно косясь на обидчика. – Я жду, Фельтке, докладывайте!
– А чего докладывать, герр гауптман? – старший механик пожал плечами. – Выбрались из какого-то лаза, все в пыли, перепуганные, нож у них инрийский – а ведь настрого приказано все находки сдавать под опись! Ну, я им говорю – давайте, выворачивайте карманы, а они: «нам срочно к начальству надо, к самому профессору, потому как такое видели…» Ну, я вдаваться не стал, не моё это дело, и отвёл к вам. А что за уши – так это чтоб не сбежали, потому как больно шустрые!
– Ясно. – под тяжёлым взглядом воздухоплавателя мальчишки утихли окончательно и даже предприняли попытку встать по стойке смирно. – Ну что ж, хотели говорить с начальством? Вот вам начальство, в полном составе. Излагайте, только поскорее. И учтите, окажется какая-нибудь ерунда – Фельтке вам покажется доброй няней после того, что я с вами сотворю!
Сёмка с Витькой испуганно втянули головы в плечи – обещание прозвучало зловеще. Но – не молчать же, когда на тебя с ожиданием смотрит всё руководство экспедиции?
– Мы… это… там тоннель был, а в конце дверь, каменная! – решился Сёмка. – Мы её открыли ручкой ножа, там узор такой появился, когда на него инрийским фонариком посветили, а за дверью ещё тоннель, в зал. А в том зале…
И умолк – не хватило воздуха. Эстафету тут же подхватил осмелевший Витька.
– Да, большой такой зал, и потолки сводчатые, высоченные, не допрыгнешь! В зале колонны, много, угловатые такие, и кверху расширяются… – он жестом изобразил предмет своего рассказа.
– А дальше, в середине зала – свет! – Сёмка, воспользовавшись паузой, перехватил инициативу. – Я говорю Витьке: прикрывай меня с карабином, а сам пополз от колонны к колонне, чтоб незаметно было…
– И всё ты брешешь! – возмутился Витька. – Это я пополз, а ты хотел патрон в карабин загнать, но испугался, что звук будет слышен, и не стал! Так и сидел с незаряженным!
– Это я-то брешу? – Сёмка повернулся к оппоненту и замахнулся, целя тому в ухо. – А ну, повтори!..
– Ма-алчать! – гаркнул фон Зеггерс и спорщики послушно утихли. – Ты… – его палец упёрся Сёмке в грудь.
– Маат-доброволец Семён Куроедов! – отрапортовал мальчик, снова вытягиваясь по стойке смирно. – Хорошо, матрос. – фон Зеггерс слегка сбавил тон. Докладывайте, только внятно и чётко.
– Так я ж и говорю! – зачастил Сёмка. – Там, за колоннами, были двое. Одна синерожая, страшная такая, глаза, как уголья – она посреди зала, на каменной такой платформе всякие штуки раскладывала, вроде этой, только другие.
Палец мальчишки уткнулся в орбиталь. Фламберг от такой непочтительности к уникальному прибору скривился, но смолчал.
– А второго мы узнали! – не выдержал Витька. – Это наш, пилот, тот, что пропал, когда разведку делал!
– Я кому приказал докладывать? – осведомился воздухоплаватель, и Витька, осознав чудовищность своего промаха, умолк. – Продолжайте, маат!
– Витька верно говорит. – пришёл на помощь другу Сёмка. Это он его узнал – англичанин, пилот, который лейтенант. Только он лежал на камне и стонал – видать совсем ему было плохо, и нога замотанная от колена, повязка все в крови. А этой, синерожей, нипочём, что человек страдает – склонилась к нему, резанула по запястью и кровь сцедила в плошку.
– Всю кровь? – деловито осведомился Фламберг. – Он что, умер?
– Не, живой. – Сёмка мотнул головой. – Она ему потом платок швырнула, так он к ране его прижал и зубами принялся узел затягивать. А синерожая к своим штучкам подошла и стала на них кровь лить тонкой струйкой. И запела что-то на своём, инрийском – да так жутко, что у меня всё внутрях заледенело! Штучки засветились, вокруг них появились вихри какого-то серого дыма, только дым тот ещё и светился – и потянулись вверх, к потолку. А потом как грохнет!..
– Что именно грохнуло? – спросил Фламберг. – Где?
– Не знаю. – Мальчик развёл руками. – Я, как загрохотало, назад кинулся, упал и головой о колонну приложился, меня он вытаскивал…
– Точно! – подтвердил Витька, дождавшись на этот раз кивка фон Зеггерса. – Подхватил под микитки и поволок в коридор, где дверь. Всё боялся, что та, с красными глазами, за нами кинется, но обошлось. Но дверь я всё же запер, только он – мальчик показал на Фельтке, нож отобрал!
Фламберг посмотрел на механика. Тот вытащил из-за пояса инрийский кинжал и передал его магистру.
– Что ж, господа… Фламберг повертел оружие в руках. – Так, говоришь, их там двое было?
– Вроде… Мальчик замялся… – Да, кажись, только двое, герр магистр!
Заминка, однако, не укрылась от Фламберга.
– А если хорошенько вспомнить?
– Даже и не знаю. – признался Витька. Я, когда Сёмку волок, вроде видел вдали, за колоннами, ещё одного… тоже синерожий, только старик, лицо всё в морщинах!
– И глаза тоже красные?
– Не разглядел я! Он боком сидел, и мелькнул только раз, я потом подумал – обознался, или статуй какой. Он же не шевелился, герр Фламберг, вот нисколечко!
– Не шевелился, значит… – Фламберг в сомнении покачал головой. – Что ж, может и так. Когда, говоришь, это всё случилось?
– Ну… – мальчик задумался. – Пока Сёмка в себя приходил, пока я дверь обратно запирал, пока по коридору бежали – ну, может, с четверть часа прошло, прежде чем нас дяденька Фельтке… виноват, герр старший механик сгрябчил. Часов-то у меня нет, точно не скажу!
– Теперь будут. – улыбнулся Фламберг. – Лично подарю, самые лучшие, с музыкой – как только домой вернёмся. Благодаря этим храбрым юношам, господа, – объяснил он удивлённым слушателям, – мы можем теперь обойтись без дополнительных исследований. Сомнений нет, это был именно Тусклый Шар, и никак иначе!
Он снова взял в руки инрийский клинок. Чёрный камень в рукоятке отсвечивал багровыми прожилками.
– Говорите, вы заперли за собой дверь в тоннеле?
Сёмка и Витька наперебой закивали. Фламберг довольно улыбнулся.
– Отлично! Те двое, скорее всего, ещё в зале. Дело в том, господа, что ритуал вызова Тусклого Шара отнимает очень много сил даже у лучших инрийских мастеров, даже если для него берётся не собственная, а чужая кровь – как, судя по всему, и было сделано. Так что, – Фламберг посмотрел на Алекса, – если вы поторопитесь, герр лейтенант, то, возможно, сумеете их захватить. Этот нож поможет вам открыть дверь, силой её не выломать. И пилота спасёте, если он, конечно, ещё жив, и дадите мне возможность побеседовать с этой инри. Очень мне любопытно, отчего это у неё красные глаза…
Теллус, Загорье.
Грот близ Заброшенного Города.
– Кто это? – Уилбур показал на остывающее тело старого инри. – И зачем ты его убила? Он же вашей расы!
– А вы, человеки, разве не убиваете представителей своей расы? – усмехнулась Л'Тисс, и в отсветах масляных светильников острые зубы наездницы показались лейтенанту такими же багровыми, как и её глаза.
– Убиваем. Но он же тебе помогал, разве нет?
– Помогал. – Л'Тисс кивнула. – Но выбора у меня не было – я могу забрать с собой только одного, на двоих пассажиров в «стрекозе» места не хватит. Ты бы предпочёл уступить ему своё место?
Перед тем, как готовить ритуал (Л'Тисс не посвятила пленника в его суть) она упомянула, что недалеко от грота, где они расположились, запрятана «стрекоза», боевой инсект, на котором она приняла бой с воздушными разведчиками «Баргузина». И даже добилась некоторого успеха – струя «живой ртути» достала истребитель одного из ведомых лейтенанта, и тот разбился вместе с пилотом, так и не сделавшим попытки покинуть обречённую машину. После этого Уилбур потерял «стрекозу» из виду, втянувшись в «собачью свалку» с тремя «медузами» – и так больше не вспомнил о ней, пока не увидел над собой лицо Л'Тисс. Оказывается, та сумела выйти из воздушной схватки невредимой, и к тому же, спасла своего пассажира. Правда, ненадолго – сейчас его тело остывало на полу грота.
Уилбур так и не понял, зачем наезднице вообще понадобился этот «пассажир» – как и то, почему она в итоге решила его прикончить. Увидел только взмах ножа, которым Л'Тисс рассекла несчастному гортань так, что из-под клинка на ближайшую колонну брызнул веер тёмных капель.
– Вы, человеки, вечно забываете, что у нас анатомия иная, не совсем такая, как у вас. – усмехнулась Л'Тисс. Она достала из сумочки на поясе крошечный пузырёк тёмного стекла и умело, двумя движениями, избавила лейтенанта от повязки на ноге. Рана выглядела скверно – нога вокруг неё распухла, посинела, а кое-где даже почернела, распространяя скверный запах. – Потерпи, сейчас будет больно…
Несмотря на предупреждение, тонкая струйка ярко-зелёной жидкости, которую наездница вылила на рану из пузырька, едва не заставила его завопить во весь голос – жжение была такое, словно Л'Тисс ткнула в рану раскалённой кочергой. Не обращая внимания на реакцию пленника, она снова затянула повязку.
– Вот так будет лучше, человек Уилбур. Что до этого инри, то ему уже пытались перерезать горло, но сделали это, мало того, что топорно, грубо и не изысканно – так ещё и крайне неумело. Удар оставил уродливый шрам, но оказался не смертельным. Раненого вовремя обнаружили и оказали помощь, жизнь его не прервалась. Хотя, помедли спасители ещё несколько минут – К'Нарр мог бы истечь кровью.
Уилбур покосился на синюю лужу, расплывшуюся вокруг головы трупа. Такая кровь течёт в жилах расы инри – синяя, с лёгким багряным отливом. Запекалась она так же, как и человеческая – поверхность кровавой лужи кое-где покрылась неровной корочкой, пошла рябью.
– И ты, значит, решила исправить это упущение, а заодно – продемонстрировать самый изысканный способ резать горло? – усмехнулся лейтенант. Он вдруг осознал, что ничего не боится. Ну, прирежет она его, ну станет терзать своим страшным клинком искалеченную ногу, или ещё какие пытки придумает, инри на них мастера – так и что с того? Всё это он уже проходил… в той или иной форме.
Англичанин ждал взрыва ярости, который в исполнении наездницы мог скверно для него закончиться. Но, к его удивлению, Л'Тисс сохранила невозмутимость и даже снизошла до объяснений.
