– Почти так.
– И они пили?
– Пили, герр офицер.
– Странно, обычно эти мерзавцы не прикладываются к спиртному на задании.
– Ну, я не знаю, эти пили не меньше Клинько.
– Тот тоже жрал самогон?
– Он и со службы приходил пьяный, дома добавлял.
Унтерштурмфюрер поморщился и заявил:
– Ты арестована!
Варвара едва не упала в обморок.
– За что, герр офицер?
– Будешь сидеть в камере, пока мы не поймаем Клинько.
– А если не поймаете?
– Тогда ты будешь повешена за пособничество врагу.
– Господи, да за что мне такое? Я же сама пришла!
– Моли Бога, чтобы мы нашли твоего любовника. – Охрана! – крикнул Зигель.
В кабинет зашел полицай, оставшийся в управе.
– Да, герр унтерштурмфюрер?
– Эту бабу в подвал! Никакого насилия не применять, допросов не проводить. Все остальное как для всех. Ты понял меня?
– Так точно, герр унтерштурмфюрер!
– Уводи!
Варвара попыталась упасть в ноги эсэсовцу, но крепкий полицай схватил ее за шиворот и потащил в коридор.
Оставшись один, унтерштурмфюрер присел на стул возле телефона, достал пачку сигарет, закурил. Он обязан был доложить о произошедшем в Харьков, но решил дождаться хотя бы первых результатов поиска советской диверсионной группы, заброшенной в немецкий тыл. В том, что действовала именно она, Зигель нисколько не сомневался.
Боевое подразделение Рябинина отходило в направлении района, который был указан на карте, оставленной у Клинько. Командир решил обходить лесом грунтовую дорогу и заброшенное село Боровка, планировал выйти к базе с юга, по самой кромке болота. Крюк в итоге получится большой, около двадцати километров, но этот путь был самым безопасным.
Рябинин прекрасно понимал, что гитлеровцы привлекут все свои силы, имеющиеся в поселке, для прочесывания района диверсии и участков местности, прилегающих к нему. У коменданта и начальника полиции Копино хватит сил на то, чтобы блокировать не только место подрыва эшелона, но и северный лес до Лухова болота, где находилась база.
Оккупантам нужно было прочесать и южный лес. Но для этого комендант, скорее всего, вызовет подмогу из соседних районных центров, возможно, даже из Харькова. Сюрприз с подрывом эшелона окажется для гитлеровцев весьма неприятным и неожиданным. До сих пор эта территория считалась ими относительно безопасной, теперь же ситуация менялась в корне.
Это обстоятельство требовало немедленного реагирования на угрозу привлечения дополнительных сил для борьбы с диверсантами. К операции, проведенной группой «Удар-15», вот-вот добавятся другие. Весь отряд уже приступил к выполнению заданий. Такое развитие событий потребует усилий гитлеровского командования не только в Харькове, но и на всей территории рейхскомиссариата «Украина».
За первый час диверсанты прошли четыре километра на северо-восток. Потом они устроили привал в березовой роще.
Капитан Рябинин остался на опушке и смотрел в бинокль на лес, за которым в небо поднимались клубы дыма. Он проводил расчет.
«О диверсии на железной дороге в Копино станет известно где-то в одиннадцать часов. Сколько времени потребуется тамошнему начальству на то, чтобы поднять охранную роту и полицию? Учитывая разношерстность гарнизона, особенно тот факт, что в нем состоят подразделения, не имеющие единого прямого подчинения, полчаса по минимуму. Реально больше. Берем одиннадцать тридцать.
Постановка задач, которые сперва требуется определить, займет еще двадцать минут. Подготовка техники, построение колонн. Вот и полдень. Выдвижение к месту диверсии с охватыванием леса, причем с обеих сторон железной дороги – никак не менее часа. Значит, противник сможет выйти к горящим останкам состава где-то в четырнадцать часов.
Но комендант и начальник полиции вышлют людей не только к месту диверсии, но и к селу Боровка и к соседним населенным пунктам. Прочесывание местности там тоже начнется около четырнадцати часов. Маневрирование, переходы, переезды, полное перекрытие вероятных проходов. В общем, получается, что искать группу немцы будут дотемна, то есть ориентировочно до девяти часов вечера.
Затем подразделения охранной роты и полицаи вынуждены будут вернуться в поселок. Но они обязательно оставят посты наблюдения. Где? У железной дороги бессмысленно. У болот, считающихся непроходимыми, тоже. Значит, вдоль дороги, что проходит мимо заброшенного села и тянется в соседний район. Ну и, естественно, у самого поселка, со всех сторон. Не на окраинах, но и недалеко, на удалении не более километра, обеспечив связь между постами. Их можно будет определить по телефонным кабелям.
При необходимости оккупанты выставят пост и в Боровке, усилят охрану на мосту. Непосредственно к болоту они не пойдут, и это хорошо. Вопрос в том, наладят ли немцы наблюдение у поляны, которая рядом с болотом, у самой базы? Тоже вроде занятие бесполезное, но никто не знает, что в головах у коменданта и у офицера СД, который гораздо опаснее.
О том, что делать с постом, если таковой все же будет выставлен у поляны, мне придется еще подумать. Снять его и скрыть все следы можно легко. Трупы в болото, и все дела. Но исчезнувший пост не останется незамеченным. Поляну и лес немцы начнут трясти по-настоящему. Этого допустить нельзя.
А что можно? Это решим на месте, по обстановке».
Второй привал группа сделала в полдень, в небольшой балке, пройдя еще три с половиной километра. В час капитан Рябинин объявил отдых до половины третьего. На этот раз бойцы расположились в лесу, выставив охранение. Никаких признаков преследования они не обнаружили.
Расчет времени и расстояния говорил о том, что группа удалилась от немцев не менее чем на десять километров. Такой отрыв уже обеспечивал диверсантам безопасность.
Клинько очнулся, поднялся в телеге, осмотрелся. Кругом брошенные дома, заросшие дворы, огороды, фруктовые деревья, начавшие дичать. Вдали лес.
– Твою мать, и где это я? – проговорил полицай.
В голове у него мелькнула мысль об оружии. Но винтовка была здесь же, при нем. Он повел глазами влево, вправо.
«Ничего не понимаю, – подумал полицай. – Сидел с мужиками в пивной, пришел домой, а там два каких-то типа с пистолетами. Кто это? Что они говорили? Черт побери, партизаны. Но откуда?.. Пьяная Варька на кровати за ширмой, бутыль самогона и черная пропасть».
Клинько слез с телеги, отряхнул форму от налепившегося сена, подтянул штаны, голенища сапог. Вдали, над железной дорогой, поднимался дым. Голова раскалывалась, ноги, руки онемели. Он расстегнул мундир, размялся.
«Как я оказался тут, похоже, в Боровке? За каким лешим прикатил сюда? Лошадь и телега Варькины».
Клинько тряхнул головой, чуть не потерял сознание, но услышал шорох слева и схватился за винтовку.
– Не балуй, брось винтовку! – донеслось до него.
Он узнал голос Молчанова, старшего полицейского.
– Егор, ты?
– Брось, сказал, винтовку.
– Да ты что, не узнал? Петр я, Клинько.
– Не выполнишь приказ, стреляю!
– С ума сошел? – Клинько бросил винтовку в телегу и услышал:
– А теперь пройди вперед.
Полицай сделал это, и тут же прозвучала команда Молчанова:
– Ребята, бери его!
– Да вы что?
Со всех сторон к нему бросились сослуживцы, сбили на землю, связали руки и ноги веревкой.
– Да охренели вы, что ли? Я же свой.
Молчанов наклонился к нему.
– Свой, говоришь? А чего в селе делаешь?
– Нажрался вчера, Егор, не помню, как сюда попал.
– А с кем у Варвары базарил?
– Да были там какие-то мужики. А ведь это они меня сюда вывезли! Черт, как я не догадался? Не от вина развезло меня, усыпили чем-то.
– Вот гонит! – воскликнул молодой полицай Митяй и влепил Клинько увесистую оплеуху.
– Ах ты, сопляк! Разберемся, прибью, – выкрикнул тот.
– Ага, уже прибил. Это я тебя, сволочь продажную, прибью.
Клинько понял, что его подставили. И кто? Варвара, с которой он жил, которую кормил, поил. Ей и работать не надо было, на всем готовом жила. Еще шмоток два чемодана приволок, когда евреев сгоняли из домов.
– А ну-ка, посмотрим, что у тебя в карманах, Клинько, – проговорил Молчанов.
– Да чего там? Кисет, спички, платок, ножик перочинный.
Старший полицай расстегнул его мундир, заметил под брючным ремнем свернутую бумагу.
– А это чего? – Он вытащил сверток, развернул. – Опаньки! Да это карта. Так-так-так. На ней крестом указано место, где какие-то мерзавцы нынче эшелон под откос пустили. Ах ты, сука продажная!
Молчанов с размаха ударил, разбил нос и рот Клинько.
– Ты чего, Егор? Мы же друзья. А карта, клянусь, не моя. Мне ее подсунули.
– И с ней в лес отправили?
– Да если бы я был с партизанами, то разве стоял бы здесь, в Боровке?
– Своих, наверное, ждал, сука. Но пришли мы. А вообще хорош базарить. Мужики, в телегу его!
Недавние приятели забросили Клинько в повозку, сели сами. Лошадь потащила телегу к Копино. Связанный полицай проехал по всему поселку. Люди из-за заборов смотрели на это.
Повозка зашла в административную зону.
К ней подошел лейтенант Георг Ленц и сказал:
– Господин Молчанов, я вижу, вы поймали предателя.
– Поймали, герр лейтенант. В Боровке лично отыскал. Опередил, он хотел уже стрелять.
– Ты чего брешешь, Федор? Кто хотел стрелять? – заявил арестант.
Молчанов усмехнулся и спросил:
– Это я брешу? А кто за винтовку схватился?
Начальник полиции прервал перепалку:
– А ну, всем молчать! Клинько в подвал. Да не рядом с бабой его. И не бить пока. Он свое еще получит. Старший охраны – Молчанов.
– Слушаюсь, герр лейтенант!
– Я к коменданту, а ты смотри мне тут! Если с предателем что-то случится, расстреляю всю твою команду, понял?
– Так точно, герр лейтенант! – Молчанов вытянулся в струнку.
Начальник полиции направился к управе. Она находилась на первом этаже, там, где раньше был райком КП(б)У. На втором вместо райисполкома теперь располагалась комендатура.
Молчанов же приказал спустить Клинько в камеру, посадить отдельно от Варвары, лошадь с телегой загнать за угол.
Во двор въехал легкий бронетранспортер «Ханомаг-250». Командир охранной роты обер-лейтенант Карл Грубер выбрался из него, направился ко входу, охраняемому полицейскими, поднялся на второй этаж. В кабинете коменданта никого не было, как и в соседнем, предназначенном для его заместителя. Только унтерштурмфюрер Зигель находился на месте.
– Что у вас, обер-лейтенант? – спросил он.
– Прочесали все, что можно, выставили посты наблюдения.
– Из этого следует, что диверсантов вы не обнаружили?
– Не обнаружили, герр унтерштурмфюрер.
– Плохо, обер-лейтенант. Что, и следов никаких?
