Из чистого спортивного любопытства, я прошел по заболоченному берегу пруда и смотрел на обитателей подводного царства, которые были видны мне на небольшой пластине – типа плоских очков. В одном омуте я обнаружил большую, старую щуку, размерами, судя по моим очкам больше двух метров …Мясо у таких щук было невкусное, и я оставил старую щуку в покое. Гораздо мне было находка рака с большими клешнями – там было много вкусного мяса, и я надеялся, что рано или поздно, я отыщу такого монстра в нашем пруду, а если нет, то продеться попробовать на других водоемах.
Спрятанные самоцветы
Наш геологический отряд остановился в самом сердце самоцветных месторождений рала – в селе Мурзинка. Отсюда мы разъезжались по нашим маршрутам, и я хорошо помнил, как мне приходилось проезжать по старым, заброшенным деревням и селам, в которых каких-то пару столетий назад бурлила жизнь – многочисленные артели искали и находили месторождения самоцветов, которые потом оказывались в многочисленных музеях нашей страны и за рубежом.
Мне хотелось пройтись по этим заброшенным домам и попытаться найти в одном из них камни, добытыми в пегматитовых жилах забытых сейчас месторождений. Тогда, когда эти месторождения были только найдены, многие, особенно большие кристаллы валялись во дворах горных рабочих – ими подпирали двери, ставили в качестве груза на соленья – их не спешили покупать перекупщики, и они пылились в огородах и дворах.
Но день проходил за днем, работы было много, и я проезжал мимо заброшенных, утопающих в зарослях малины, чертополоха и крапивы бревенчатых домов, смотрел на них из окна машины. Мне было печально смотреть на эти умирающие дома, в которых когда-то жили старатели, искатели самоцветов, которые трудились всю свою жизнь в шахтах, и благодаря их тяжелому труду Урал стал так знаменит – это они нашли и разрабатывали ставшими известными на весь мир месторождения уральских самоцветов.
Хорошая погода, которая стояла несколько недель, позволившая нам пройти многокилометровые геологические маршруты в этом замечательном горнорудном районе, закончилась. На следующее утро начался проливной дождь, и все геологи с рабочими вынуждены были остаться дома – начались актированные дни, за которые мы так же получали зарплату, но сидели в палатках и занимались обработкой данных.
Хорошо было рабочим – они сразу завалились спать, а после обеда сели в кружок и стали играть в карты и в шахматы. Геологам надо было привести свои полевые книжки в порядок, посидеть за образцами и пробами, а уж потом можно было заняться личными делами. Я закончил приводить свои полевые книжки только к обеду. После обеда особых дел у меня не было, и я пошел к начальнику – выпросил у него один уазик, чтобы проехаться до одной из заброшенной деревеньки.
До нее было километров десять, и он кивнул своей головой в знак согласия. Водители тоже не любили сидеть без дела, поэтому один из них, самый молодой и любознательный парень с радостью отправился прогревать мотор своего уазика.
До деревни мы доехали быстро. Я надел на себя брезентовый плащ, взял геологический молоток с радиометром и отправился к крайнему дому. Он уже был без крыши и без пола – все сосновые доски сгнили, остались лишь лаги, под которыми виднелось неглубокое подполье. Но его фундамент, сложенный гранитами с редкими пегматитовыми прожилками выглядел как новый, и мог послужить не одному поколению.
Но поколения не было – старики от тяжелой работы в шурфах и шахтах уже умерли, а вся молодежь разъехалась по городам, и никто из них не стал добывать аметисты и бериллы, которыми прославился этот район. Это было тяжелым и ежедневным трудом, – искать новые пегматитовые жилы, а потом в темноте и тесноте штреков шахт выискивать в них занорыши, в которых спрятались от любопытных глаз драгоценные кристаллы.
Я обошел дом с включенным радиометром, затем прошел с ним внутри дома, и ничего не обнаружил. В огороде, заросшем молодыми березками, тоже не было аномалий, и мне надо было переходить к следующему дому. На единственной улице этой деревни стояло около двадцати уцелевших домом. Мне стало не по себе, когда я представил объём работы, если бы я с радиометром обошел каждый уцелевший дом с огородом. Поэтому я вышел на середину заросшей крапивой улицу и стал разглядывать дома.
Один из домов была пятистенка, с тесовой крепкой крышей, крепкими и высокими воротами. Обычно в таких домах жили преуспевающие горные мастера, или горные рабочие, которым везло при поисках и добыче самоцветов.
Надо было осмотреть в первую очередь этот дом, там более на срубе у него была жестяная табличка страхового общества «Якорь», которое страховало от пожаров деревенские дома. Ворота были закрыты, но я проник во двор через палисадник, соединяющийся с огородом. Калитка из двора в огород была полуоткрыта, и я зашел во двор. Он был в полном порядке – на земле, вместо сосновых плах лежали грубоотесанные гранитные плиты, а сараи во дворе, хотя были старыми, но выглядели хорошо.
Сразу можно было сказать, что в этом доме жил трудолюбивый, и скорей всего, небедный хозяин. Я прошел в сумрачные сени, где была дверь в кладовку, или чулан, и очутился в горнице. Грубо сколоченная мебель и скамьи остались на своих местах, даже железная широкая кровать оказалась на своем месте. Никаких достойного внимания домашних вещей здесь уже не было. Даже в переднем углу не было ни одной иконы, – наверное, их растащили задолго до моего появления, когда в 80-е годы был настоящий бум на иконы и любители старины обследовали каждый заброшенный дом.
Мне не нужны были иконы и старые вещи, имеющую музейную ценность. Меня интересовали самоцветы, которые как деньги на черный день прятал каждый горный рабочий, работая в шахте, или на карьерах. Я прошел по всему дому с радиометром, потом одел наушники и стал обследовать чулан, кладовку и сени. Никакого повышения гамма-активности мой радиометр не зафиксировал. Во дворе и старых сараях тоже был фон. Остался огород. Там тоже, как и в огороде предыдущего дома росли молодые березки и осины, и тоже были фоновые значения радиоактивности. Уже выходя из огорода через калитку во двор, я запнулся о какой-то камень, который лежал в густой траве.
Я перевернул его носком своего кирзового сапога, и лучи заходящего солнца отразились от камня. Это был кристалл, довольно большой, судя по его размеру и весу. Я нагнулся и протер одну из граней. Кристалл был на самом деле розоватого цвета, только очень грязный, и, судя по всему, это был розовый топаз – очень редкий и дорогой уральский самоцвет. Это была хорошая находка. Но настоящее сокровище меня ожидало впереди, когда я решил осмотреть с радиометром подполье, вход в которое было в горнице.
Люк долго не поддавался на мои уговоры открыться. Потом мне надоело его дергать, я сходил к машине, взял у водителя монтировку, вставил ее в щель между люком и полом и как следует надавил. Из распахнувшего люка пахнуло сыростью. Лесенки там не было, и я просто спрыгнул – высота подполья была чуть меньше полутора метров. При свете моего фонаря он уже не казался таким сырым и загадочным. Пригнувшись, я прошел с включенным прибором к фундаменту русской печки, и сразу услышал в наушниках громкий треск.
Источником треска был в одном углу фундамента русской печи. Под ударами геологического молотка несколько кирпичей выпало, и за ними открылась полость, в которой стояло несколько больших стеклянных сосудов, наполненными кристаллами. Я подтащил их к люку, а потом засунул внутрь гильзу радиометра. Треска в наушнике больше не раздавалось, и, посветив туда фонариком, я удостоверился, что там было пусто.
Потом обошел подпол и нашел в самом его углу чугунок, – очень тяжелый, спрятанный очень хитроумным способом: он стоял под самым полом, в выпиленном для этого углублении в толстом бревне, поставленного для укрепления лаги. Весил этот небольшой чугунок килограммов десять, и, судя по всему, он был с золотом – россыпным, или монетами. В темноте я не стал этого уточнять, а поставил его рядом со стеклянными бутылями.
В горнице никого не было, я все свои находки вытащил, поставил в горнице, рядом с люком. Затем вылез сам, закрыл входную дверь на кованый крюк, и стал рассматривать свои находки.
Чугунок и вправду был с россыпным золотом, но среди песка были золотые монеты номиналом десять рублей. А в стеклянных бутылях были кристаллы аметиста, зеленый и желтый берилл, розовый турмалин и голубой аквамарин. Я достал из одной бутыли горсть самоцветов и присвистнул, – все они были отменного качества, хорошо ограненные и практически без трещин – идеальное сырье для гранильщиков. Размеры кристаллов были не очень большие: до пяти – семи сантиметров в поперечнике. Было ясно, что их специально отбирали, перед тем, как спрятать в тайнике. Вес каждой бутыли был килограммов около десяти, а их было три. Тяжелая была находка. Плюс к этому еще чугунок с золотом.
Теперь мне надо придумать, что мне с этим кладом делать. Он стоил, наверное, прежнему хозяину жизни, и повторять его судьбу я не собирался.
Я сходил к машине, разбудил водителя и спросил, есть у него в машине лопата. Когда он утвердительно кивнул, я сказал, что через полчаса вернусь, потом снял с себя радиометр, плащ, взял лопату, ящик от радиометра и пошел обратно. Чугунок с золотом я закопал в старом сарае поглубже, потом уничтожил все следы от своего шурфа, а кристаллы самоцветов высыпал в ящик от радиометра. Часть их не вошла, но я очень дорожил этими кристаллами и рассовал оставшуюся часть по карманам и в полевую сумку. Затем отнес в огород пустые стеклянные бутыли и поставил их у старой железной бочки.
Затем забрал кристалл розового топаза и все унес к машине. Пришлось два раза сходить, потому что унести все я не мог, а впутывать в это дело молодого парня было для меня неосмотрительным – он мог сболтнуть лишнее, не подумав и это было опасным для меня и для него.
Мы подъехали к нашему лагерю, когда уже стемнело. Ящик от радиометра я оставил в машине, с собой взял радиометр и кристалл розового топаза. С кристаллом в обнимку я заявился к нашему командиру. Он тоже любил уральские самоцветы, а когда увидел этот топаз, потерял дар речи. Это был большой, очень редкий и красивый самоцвет, и он меня от души поздравил с находкой. На звуки нашего разговора подошли остальные геологи и когда узнали, отчего так был рад наш начальник, то все начали разглядывать мою находку.
По приезду в город мы отдали розовый топаз в горный музей, где он, наверное, до сих пор лежит, радуя своей красотой посетителей. А кристаллами из стеклянных бутылей я поделился с моими друзьями, оставил только самые красивые и редкие, и любуюсь ими в одиночестве, дома.
Чугунок с золотом, наверное, лежит на своем новом месте, и я не тороплюсь стать его обладателем – это слишком рискованное и опасное приобретение.
Синоптик
В этом году стоит какая-то непонятная погода. Зима в начале огорчила меня тем, что наслала на город и окрестности такие морозы, что мое жилище замерзло, и, несмотря на то, что я увеличил подачу газа в газовый котел, температура в доме снижалась и застыла на отметке семнадцать градусов. Чтобы в доме стало теплее, мне надо было открыть кран на полную, но я этого не стал делать – это было опасно, так как языки пламени в горелке и так были большие. Поэтому я оставил газовый котел в покое и стал пользоваться электрообогревателем, который купил много лет назад мой брат для мамы.
Мама не пользовалась этим прибором, – у нее в комнате и так было тепло, в любые морозы, потому что в ее комнату горячая вода от газового котла попадала в первую очередь. Холодно было только в гостиной, в батареи которой горячая вода поступала в последнюю очередь, а перед этим обогревала кухню, мамину комнату и нашу с Левой спальню. В гостиной стоял в прохладе старый телевизор, и чтобы иногда посмотреть какое-нибудь шоу, или интересную передачу, мама накидывала на плечи шаль, и все было нормально.
Я тоже иногда смотрел телевизор, накинув на себя меховую безрукавку, но работать в своей комнате предпочитал при включенном обогревателе. Он был китайский, с небольшим дисплеем, и я поначалу никак не мог с ним подружиться. Он то грел так, как будто стоял на северном полюсе, то занимался саботажем – никак не хотел греть. Инструкция к нему была на китайском языке, и я в ней ничего не понимал. Путем проб и ошибок через неделю я понял, какие кнопки необходимо нажать в первую очередь, а которые в последнюю, а потом обратил свое внимание на некоторые странные его привычки. После этого я привык к этим его привычкам, характеру, а он в свою очередь, стал уважать меня, и оставшуюся часть зимы мы с ним провели в тепле и согласии.
После невиданных сорокоградусных декабрьских морозов в январе пришла оттепель, и я стал ходить в магазин в летних кроссовках. Дело было дрянь, и я проклинал то морозы, то оттепель. Но вот зима сдалась, по крайней мере, она притворилась, что согласна уступить свое место весне. Но весна оказалась очень холодной – такой не помнили даже старожилы, и я тоже. В апреле было еще туда-сюда, я даже выключал на день газовый котел, но в мае вдруг пошел снег, и я снова достал лопату и валенки. Он падал больше суток и завалил весь огород, в котором уже начали распускаться на деревьях и кустах почки. Таять он не спешил, и пролежал больше недели, прежде чем начал таять.
Мне пришлось снова поставить кормушку, и кормить озябших воробьев и синиц. Вода в баках и ваннах замерзла и не спешила оттаивать. В последних числах апреля я привил на пенек дикой яблони несколько черенков, а потом обнаружил, что ствол маленького дерева, про которое я так и не узнал, груша это или яблоня, погрызли мыши, и мне пришлось привить на него черенок от яблони. Эти черенки тоже мерзли, и я так еще до сих пор не узнал, привились ли черенки, или нет.
Почки на яблонях и груше только начали распускаться, но из-за холода они перестали расти и огород в середине мая представлял собой жалкое зрелище – даже сорняки перестали расти. Потом начались дожди, а от такой напасти я просто спал на ходу, даже пришлось на две недели бросить курить. Рассказы вообще не писались – из-за моего постоянного сонного состояния.
И сейчас, в самой середине мая, когда я уже обычно сажал картошку в прошлых годах и готовил посадить всякую зелень, начались ночные холода, и я устал ждать весеннее тепло, чтобы засадить уже купленными семенами весь огород. Потепление синоптики обещали только в последней декаде мая, и неизвестно было, врут они, или просто надеются на улучшение к лучшему – к теплу. Лето не спешило наступать, и я в этом каждое утро убеждался. Скорее всего, его и не будет, и это понимание меня убивало каждый день. Мне очень хотелось июльской жары, полежать на горячих камнях около пруда, но я уже на это уже не надеялся.
Проанализировав сложившую ситуацию, я пришел к выводу, что во всем были виноваты синоптики: это они наслали в самом начале зимы суровые морозы, а потом, в середине, оттепель и очень холодную весну. Еще они готовились отменить все короткое уральское лето, а сразу после холодной весны перейти к осенним заморозкам. Ну, не все ведь синоптики были такими мерзким людьми, – скорее всего, в их рядах был человек, который и был виноват в такой чехарде с погодой. Мне надо было выяснить, кто это и покарать мерзавца.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70734331&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
