Марина Тмин "Привет, дорогой дневник, я из России"

день проходит примерно так: утром – кофе,

пролистывание журналов, переведённых в формат электронный.

мне, конечно, нравилось больше, когда было пофиг,

потому что по телевизору показывали Джимми Нейтрона.

когда можно было тупить над тарелкой овсяной каши,

не беспокоясь о приближающемся дне расплаты

(сейчас представилось красочно: дерёмся, руками машем),

но это просто деньги за проживание в съёмной хате.

а раньше ведь не было подобных необходимостей.

жил себе, помешивая чай в стакане, верил:

тетечка, которая на экране, ведущая новостей,

прячет за спину крылья ангельские, перья.

раньше выходил во двор и не думал: сука, ну экология же!

зачем вы бросаете бутылки и фантики?

а девочка, живущая на третьем этаже,

казалась богиней, нимфой, в нарядном платье.

сейчас – узнавание новостей в приоритете,

красивых картинок лихорадочное перелистывание.

на дверной ручке – пакет, а в пакете ещё пакеты,

голова забита подсчетами – сколько заплатят чистыми.

гуси превратились в зарплатные отчисления —

один серый, другой белый, со всех – налоги.

за неумение жить моментом начисляют пени,

повышают процент за неспособность довольствоваться немногим.

женщины сильные

что подразумевается под моей физической слабостью?

что вы вкладываете в понятие силы?

утро отдаётся в теле приятной сладостью,

разливается и выписывается курсивом.

пишется что-то, упрощенное неприлично,

общеизвестное, как жи-ши, или же – дважды два.

щеки делаются цвета кирпичного,

трава по пояс, трава, как водится, мурава.

лодка по морю, лодкою правит женщина,

слабой женщине, да ещё и с пустыми ведрами,

нечего делать на корабле, кыш, деревенщина,

нечего раскачивать лодку своими бёдрами.

но в чем она, эта слабость? в привязанностях,

в умении откликаться на чужие раны?

может, за борт сигануть будет приказано,

может, обслужить на уровне капитана.

и с этим грузом, с этим багажом неподъёмным,

с мужем-алкашом и с дитем-инвалидом

в двадцатиквадратной квартире съёмной,

вы бы себя, спрашивается, вывернуть так смогли бы?

чтобы сплошные губы, чтобы краска будня,

ноктюрны на водосточных трубах и улыбаться.

объясняйте про слабость, я этот бред принимать не буду.

женщины сильные, а все прочее – профанация.

здесь – это где?

не робей, здесь не любят робких,

не молись, здесь не терпят набожных,

требования вылетают как шампанского пробки

на людьми запруженных набережных.

ты не вздумай врать, у нас здесь не врут,

не крестись, у нас так не принято.

с головой ныряй, точно рыба в пруд,

сорняком тебя вырвут, да пылью выметут.

не грусти, здесь для грустных – ад,

нос не вешай, нет у нас здесь крючков,

не смотри туда, нет пути назад.

не прикидывайся дурачком.

здесь раскусят враз, с потрохами суть,

здесь линейкой по пальцам – бам.

приходи скорей, тебя все здесь ждут,

оставайся с нами, покоряйся нам.

о равенстве

напиши, говорят, какой-нибудь стих о равенстве,

слышу это и чувствую – внутренний голос стих.

мы не верим в идеи схожести, баранами упираемся,

упорно и педантично предпочитаем не видеть их.

ну, родился ты в прошлом столетии, ты от этого лучше?

выше, сильнее, быстрее тех, кто из нулевых?

исключительность и гениальность – это особый случай,

это не про женщин или мужчин, не про старых и молодых.

это про смелость вместо вопросов о цвете кожи,

это умение не заглядывать в спальню и не учить.

мы в двадцать первом веке все ещё глупость множим,

если тебе не нравится, посмотри, пожалуйста, и смолчи.

да не делай ты выводов преждевременно,

если это тебя не касается, палкой не шевели.

нетронутое говно не воняет, в отличие от мнения

«самого умного» жителя Земли.

это день такой

это просто день такой, это такой период.

хлебом меня не кормите (я не люблю хлеб),

дайте сделать ошибочный вывод!

и отстаивать своё мнение, вгрызаясь, точно лев.

это же не мы такие, это жизнь

несуразная,

как сложный уровень в тетрисе – не складывается, как нужно.

субмаринами проплываем, выныриваем водолазами,