Марина Тмин "Привет, дорогой дневник, я из России"

ещё хоть разок

нас сносили как драйвера,

нас сносили как сапоги,

нас сносили носками, смотри: дыра

на безымянном пальце левой ноги.

нас выносили головой вперёд,

нас выносили, словно ворота (а дальше – ров),

нам было всё равно – черт его разберёт —

что говорили; там винегрет из слов.

нас листали, точно страницы книг,

нас листали как скидочный каталог;

вспыхнули в мгновенье, погасли вмиг,

всего-то осталось: крестик и пара строк.

нас терпели, как терпят непослушных собак,

нас терпели, и мы становились терпким

вином.

все перетерпели. никто не скажет: слабак.

нас проредили, теперь мы редки. приём? приём?

набили чучела

(мы экспонаты). будем ёжиться за стеклом,

нас выставляли в музеях, выставили за дверь.

нас выжимали – тёплое и липкое отовсюду текло;

а дальше, спрашивается – что? вот что – теперь?

ничего. вот так всё и кончится, помотало:

швыряли, тыкали мордой, орали матом.

а нам /мазохистам/ даже этого было мало!

ребят, а давайте ещё?!

хоть разок!

…

ребята?

молодость конечна

разбежаться и в жизнь нырнуть оголтело,

время дайверов и водолазов,

в дрожь бросает сухое тело,

вспыхнет, как костёр, этого мы хотели?

так бы и сказали сразу…

взметали транспаранты, махали плакатами,

надписями кровавыми: жить вечно!

собирались крышами пробираться покатыми,

быть молодыми, смешными, поддатыми,

наслаждаться мигами и моментами. нечисть

тянула руки с пальцами переломанными, костлявыми,

в страхе разбегались голубями испуганными —

кто куда. пролетали над выжженными полянами,

над лесами, реками, городами, странами,

приближались к югу,

а там – среди туристов, сахарной ваты и кукурузы,

под шум прибоя, с шампанским и жареными каштанами,

жизнь ложилась на плечи не радостью, а обузой,

спор не стихал с измученной пьяной музой,

нас ловили. нам выворачивали карманы,

в которых огрызки карандашей, чек и салфетка

с номером телефона располневшей милфы,

что шутила и скалилась, невпопад, не метко.

вам обязательно скажут: «молодость задержим, вот золотая клетка»

это сказки. не верьте.

молодость конечна,

а остальное – мифы.

плюс один

вот и посчитай, говорю я, это же чистая арифметика.

четыре из пяти —

метко,

один —

метенько.

сколько раз ты бил в цель или где-то около?

сколько раз над тобой

Луна разбуженная заохала?

сколько раз орудовали веником и совком

над обломками разбитого сердца, не болевшего ни о ком,

кроме осточертевших нас, сколько раз – сколько

собирала заново все осколки

и сидела, в кровь растирая руки? подставляла спину

под плеть. шелковую кожу режь. с грузом вины – в вина,

я была живой примерно на половину (потом – на треть)

подошёл, сердце выхватил и унёс – в пыльный угол под образину.

пули свистели, взрывы, и слово гранатой падало:

я никогда не сделаю больно. никогда не уйду. правда.

вот тебе крест, обещание, Родина и погост.

приходи навестить меня на Васильевский остров.

там, среди смерти, в окружении могил лютеранского кладбища

мы могли бы потолковать о беспричинно вечных вещах,

как ты думаешь? а никак не думаешь. ты ведёшь подсчёт,

вспоминай, выковыривай и вытаскивай – есть ещё!

сколько раз огромное, любящее, своей колкостью занозил,

сколько раз хватался, пыжился и не вывозил?

это же элементарно, Ватсон, справится третьеклассник:

один плюс один – любовь.

неверно.

возьмите ластик.

перепишите условия: один всегда любит горче,

в довесок к искренности – огненными стрелами – ночи,

в которых раскалённым прутом выводят в груди:

ты всегда один.