Марина Тмин "Привет, дорогой дневник, я из России"

даже если ты – плюс один.

гадание на кофейной гуще

гадание на кофейной гуще.

мы были маленькими и слабыми.

нас обижали, но мы обижали пуще.

нас обзывали то сопляками, то бабами,

через ненависть проходило личности становление.

игнорируйте! не будьте жалкими

возьмите того, кому хуже. в землю втаптывайте самомнение.

перегибайте палки!

бей ногами мерзкую шваль.

заслуживает, не заслуживает – нам-то в радость!

ой, извините, теперь нам чертовски жаль,

но она, кажется, сама нарывалась.

она хотела. возмездия. секса. уйти с уроков.

мы проучили. мы показали замарашке место под солнцем.

мы просто шутим.

это игра такая.

разве это жестоко?

погодите, проревётся и рассмеётся.

нет?

бойкот, чтобы не жаловалась, не обижалась.

нечего распускать здесь нюни,

не дошло? не достучались? мало?

выходи на свет, подними кулаки. плюнем.

плюйте! ей так и надо. покажем, кто правит

миром!

спуску не дадим. мы за равенство и справедливость.

прожигают раскалённым прутом сквозные дыры

в душе.

да не обидно.

терпимо.

почти смирилась.

вопреки мы выросли в крепкую силищу,

[несмотря на] мы доказали всем, кто ломал нам спицы,

что мы заслуживаем любви, что мы важны.

и миру влетит ещё

за то, что мы стояли в тени,

за то, что жили в темнице.

кусок любви

безумие лоскутного одеяла. кусок любви,

кусок хлеба, крошки школьной унылой жизни,

солнечный луч, прознающий мыльные пузыри,

вдыхаешь, а под ними – жёлтого Кэмэла призрак.

целая пачка, привет, верблюд.

ты запомнил меня руки разрезающим вдоль тропин- (ок?)

мимо – марш – вереница пустых глазниц, несъедобных блюд,

я как был тогда, так и остался теперь один.

таскался в бары,

лелеял письма – тщетно.

писал тому, кто не разбирает почерк…

в розовом пальто на острие парапета —

маленький постовой. смотритель почты.

доставьте лентой обвитые руки, улыбку и жуткий ливень.

берега холодные, к которым причалил грозный

пароход/ледокол, по сводам линий

воссоздали, как в тот день восседали звезды

в мантиях, с подолами, с кривыми усмешками,

в руках зажимали коктейли без алкоголя.

на перроне – порыв, встреча взглядов. замешкались…

вот тебе воля, нужна тебе эта воля?

волосы к твоей щеке прилипали,

прорастали шелком, касались колени,

пальцы переплетались. ночь – цианистый калий,

а мы вдыхали [пьянство. разврат. дебоширство. лень]

так интимно! куда до этого поцелуям,

тем более – буйству плоти.

всё вихрилось, в воздухе – неизбежность.

вспоминай меня, вспоминай меня, котик.

мы были живы. смеялись во тьме кромешной.

поезд тащил, позвонками пересчитывал стыки

между рельсами только боль и гайки.

время выкипело, выбежало и ути’кало.

прощайте, камни, набережные в граните, прощайте, чайки.

выбиться из системы

но что мы могли бы сделать против, чтобы выбиться из системы,

чтобы свергнуть патриархальное, чтобы выжечь имена свои кровавым следом на спине истории?

замарали руки, замариновали, промаршировали роты,

план помещения – квадраты – стены,

шум в тесном актовом зале.

мы ошибались, но чаще мы были правы.

строили. нам мешали. но мы всё строили,

аве, Цезарь. аве, Мария, аве, кто там далее?

а далее – никого. выжжены пустыри,

после нас хоть пожары, хоть наводнения,

протесты – глупые отголоски прошлого,

в них не видно причин борьбы