Марина Тмин "Привет, дорогой дневник, я из России"

и битвы следов не узришь.

против системы хилые руки были бессильны.

даже когда казалось – чуть-чуть, и свергнем,

нас подводили к плахе слепые поводыри,

нас оглушали. сбивали спесь, температуру и самомнение.

нужно было быть сговорчивей и осторожнее.

когда бы мы, разъярённые болью рабы,

промелькнувшие на желтых страницах книжек

не высовывались, не мешали и не бесили…

но нас накрывало пенным волнистым гребнем.

и мы тонули, а что нам, в общем-то оставалось?

план никуда не годился, свыкались

с переменчивостью погоды и обстоятельств,

рвали волосы, смирительные рубашки,

воздевали руки и говорили: смотри – мы жалки,

скажи, что сделать, скажи, как и куда нам выйти,

объясни своим глупым детям, как прибиться

мусором к берегу опустевшему, чтобы было видно,

что мы старались? мы были слеплены как попало,

нас отдирали и отлепляли – гадко! цеплялись жадно.

нас отвергали. пилигримами убредали, ватность

ног. абсолютная темнота. почти не страшно.

просто тени, эскизы, брак, тупые кальки,

сделанные на отвали. бросай попытки

понравиться, исправиться. окунись в самобытность.

гумус просто тактичное обозначение кала,

вот какими мы представали.

мы ничего не сделали.

ну и ладно.

желто-серая песня крика

жуткий голос.

слепцы

унылые

с лиц не сводят пустых зрачков,

разрываются между стонами

все небесно-земные силы,

злость на нас набегает волнами,

мы стоим под печалью голыми,

мы не помним свою любовь.

мы сутулые и горбатые.

мы кричим.

но наш крик

далек.

мы горим, только пламя синее.

не согреет и не растопит

в сердце тлеющий уголёк.

здесь не жизнь, это не утопия.

выходи! это кто там топает?

жжёт во рту спелость вишни-имени.

желто-страшное,

желто-серое.

мы калеки, уроды, воины.

горький сахар и шоколад.

обращаемся полумерами.

это способ криком нас наказать.

подойди ко мне.

подними на меня глаза.

притворимся, что нам не больно.

мы ненужные.

мы кричащие.

полон серого жёлтый день.

вместо нас скоро будет смерть.

в темной роще забилось чаще

сердце там, где нельзя смотреть,

раскололось всё. не забыть, не отнять, не спеть.

крик.

крик.

крик

проскользнёт,

разобьётся,

скроется

в тощих жилах

бездомных стен.

и кислород мешал

я делал вдох сквозь дым, и кислород мешал!

я маску выбирал —

скрывать

лицо,

сок проливался. ближе к ней на шаг.

на стол шагал,

в тетрадь, в конце концов.

ты похудела! восклицательный вопрос,

как заклинание в который раз

талдычишь,

иди в места, где был,

лети в места, где рос.

теперь ты слишком легкая добыча,

ты по привычке бесконечные бычки о кожу

неуемно гасишь;

о

кожу наших книжек,