– Стой, ты куда? – Голос жены звенит в ушах.
– Нажми на «пробел». Нажимай! Я буду здесь ровно через час, время на мониторе.
Она подошла к компьютеру, взглянула на меня, и все исчезло.
– Лен, ты меня видишь? – В моем голосе явно присутствовал страх.
– Вижу, вижу, – раздался крик жены.
– Для проверки нажми «Z». – Я старался выглядеть уверенным, хотя сердце выстукивало барабанную дробь.
Через мгновение показалась моя комната и белая от страха жена.
– Вот видишь, все работает. Ну, пока, пока, я скоро.
Поцеловать жену на прощанье не решился – уцепится и не отпустит.
Я помахал рукой, она исчезла. Ноги стали ватными. Одно дело – смотреть в монитор и умиляться от сознания того, что это твое безоблачное детство, другое – быть здесь самому через тридцать пять лет. Ладно, вперед, к озеру. Я мог бы с закрытыми глазами дойти до места нашей рыбалки, но сейчас смотрел во все глаза и словно впитывал в себя эти деревья, траву, изгороди огородов. Здесь все было знакомо, здесь все дышало детством.
До боли знакомая тропинка вывела через кустарник к озеру. По сути, это были раньше торфяные разработки: одна большая длинная и широкая канава, а перпендикулярно к ней сходились траншеи поменьше. Торф выбрали, и все это родниками и ключами заполнилось водой, где в изобилии водились окуни и щуки. Сюда съезжались рыбаки из окрестных деревень, поселков, даже из Москвы добирались половить окуньков. Ну и конечно, сюда каждый день через день наведывались мы, местные пацаны из ближайшей деревни Грибаново.
Издали было видно, как трое рыбачков поворачивали к нашему излюбленному месту, сердце наращивало скорость, и я пошел на встречу к себе. Стараясь хоть как-то напустить на себя маску спокойствия, подошел к пацанам, которые уже забросили свои удочки и ожидали поклевок.
– Здравствуйте, рыбаки. Ну как, клюет?
– Да нет пока, мы только пришли. – Это Вовка Горохов. – А вы что без удочек?
– Да у меня другая рыбалка. Я детский корреспондент из «Пионерской правды», приехал к своим родственникам в Першино, хожу-брожу, может, какой-никакой материал насобираю про местных мальчишек, про их летний отдых. Расскажите про себя, как вас зовут, как лето проводите, а я запишу ваш рассказ, сфотографирую вас.
– Вот здорово! Я Вовка, того, – он показал на меня, – тоже Вовка, а там дальше Васька Гусев.
Я пристально всмотрелся в себя молодого: худой, невыразительный, глазки узкие, за это в школе девчонки звали японцем – ну, им прощалось. На голове фуражка, куртеша неопределенного покроя. Впрочем, и остальные были одеты не лучше, все-таки рыбалка, не поход в музей.
– Пацаны, айда ближе, сейчас нас фотографировать будут.
Мой Вовка подошел ближе.
– Здравствуйте.
– Здравствуй. – Я задержал на нем взгляд дольше обычного.
– Щас, – откликнулся Васька, – у меня клюет.
Он дергает удочку и с радостным воплем, как всегда:
– Я поймал, я первый поймал!
И тут же я чувствую его запах, его единственный, неповторимый, специфический запах. Только у них дома такой запах, отчего вся семья пропахла насквозь. Он подлетел, оттолкнув моего Вовку:
– Вот, сфотографируйте меня с окунем!
– Сейчас. – Я достал свой цифровой фотоаппарат.
Васька встал в горделивую позу: в одной руке кривая удочка, в другой на леске окунек. Щелчок, вспышка. Черт, забыл отключить. Но ожидаемый вопрос прозвучал от моего двойника:
– Интересный фотик, обычно вспышка сверху, а тут и не видно где.
– Это новый, японский. Недавно такие появились. А у тебя тоже фотоаппарат есть? – зная ответ, задаю вопрос.
– Нет, у моего брата «Зенит».
– Давайте теперь втроем, – прячусь я за цифровик, скрывая непрошеные слезы.
Они становятся рядом, и я делаю несколько снимков, там для меня они станут драгоценностью.
– А теперь давайте я сниму вас на кинокамеру. Вы рыбачьте, а я буду снимать каждого в отдельности.
– А нас потом по телику покажут? – Васька аж светился от любопытства.
– Запросто, в какой-нибудь детской передаче. – Мне не хотелось тушить их азарт.
Они встали все рядом и стали закидывать удочки, поглядывая на меня. Они закидывали, тут же доставали, проверяли червяка, закидывали вновь, подсекали. Они трудились, перегоняя друг друга. Я подошел ближе, снимал крупным планом их дорогие для моей памяти лица. И дольше всего самого себя, молодого. Я снимал их, когда они наперебой рассказывали про себя, про школу, про то, как они стреляют из луков, которые научил делать их я, тогда. Про грибы, про чернику, которой здесь полно всегда, про хоккей здесь же, на озере, зимой. Они говорили, говорили, а я смотрел на себя через монитор видеокамеры и вспоминал вместе с ними свою золотую пору детства. И только раздавшийся сигнал будильника сотового телефона вернул меня к действительности.
Они подозрительно глянули на меня.
– Это часы у меня с сигналом, пора домой, я обещал вернуться вовремя. Да, чуть не забыл, у меня есть маленький подарок для вас.
Достал из сумки пакетики с крючками и, взглянув своему Вовке прямо в глаза, взял его руку и вложил в нее пакетики.
– Это вам по три пакетика крючков разных размеров, раздай.
– Спасибо. – Он, как и я, немногословен.
– Ура! – заорали Васька с Гороховым.
– Рыбачьте на здоровье.
Мне ли не знать цену такому подарку, когда мы тогда выпрашивали у заезжих рыбаков по крючочку.
– Еще конфеты за интересное интервью. Ну, пока, до свидания.
– Спасибо, до свидания.
Я шел, часто оглядывался, спотыкался, потому что слезы застилали глаза. Я воочию увидел себя-пацана и своих друзей, лица которых я помнил более тридцати лет спустя.
Возле моего дома был маленький переулочек, по которому можно подойти, идя с озера. Медленно двигаясь возле забора, я до боли в глазах вглядывался в окна, в цветы в палисаднике, в крыльцо дома. Мать была на работе в это время и не могла меня видеть. Прошел к колодцу, знакомым движением зачерпнул воды ведром, поднял шест журавля. Вода была холодная, я пил и пил, не отрываясь, до ломоты в зубах.
На поляне я встал чуть в стороне от того места, где десантировался, и не успел сказать и слова, как появилась моя комната и жена за монитором.
– Давай бегом! – прокричала она.
Я сломал ветку черемухи с кистями зеленых ягод и вошел в комнату.
– Вот тебе подарок из моего детства, – протянул ей ветку.
Но она клацнула клавишей и бросилась ко мне со слезами.
– Я чуть с ума не сошла, ни на секунду не вставала, испереживалась вся.
– Ну, все, все хорошо. Повидал свое детство, себя повидал. Успокойся. Давай лучше видео мое посмотрим.
Я подключил видеокамеру к компьютеру для копирования отснятого материала. Руки дрожали, как при сильнейшем ознобе, разум отказывался принять происходящее. Жена шуршала в своей аптечке, перебирая таблетки, в комнате стоял запах валерьянки.
– Ты что, с ума сошел? – немного успокоившись, произнесла она. – Как тебя вообще угораздило попасть туда?
– Не знаю, ничего не знаю.
В данной ситуации это был самый исчерпывающий мой ответ.
Наконец копирование закончилось, и я с трепетом включил просмотр. Теперь я видел своих друзей и себя самого.
Просматривая домашнее видео, отснятое на даче, на работе, и глядя на себя со стороны, я испытываю странное чувство неловкости за себя того, в прошлом, хоть и недалеком. Сейчас меня охватил просто ступор, когда я смотрел на себя двенадцатилетнего. Немного замкнутый, стеснительный с чужими, немногословный, очень серьезный, неулыбчивый.
– Серьезный какой, – жена тронула меня за плечо, – даже не улыбнется, как ты сейчас, в зрелом возрасте.
Она взяла ветку черемухи, потрогала ягоды, поставила ветку в вазу, затем на обеденный стол.
– Чай утром пить будешь, глядя на свою черемуху, и вспоминать детство.
– Почему вспоминать? Я теперь смотреть его могу и даже записать на компьютер интересные моменты. – Я вздрогнул от простоты такого момента. – Черт подери! Теперь все можно посмотреть и записать, и даже побывать там, в прошлом, недалеком и далеком.
Меня пробила нетерпеливая дрожь.
– Ага, и застрять где-нибудь там, если компьютер сломается или интернет накроется, – резко отреагировала жена. – Хватит этих экспериментов. Я с тобой поседею преждевременно.
– А я на тебя двадцатилетнюю смотреть буду, – нежно обнял ее.
Глава 7
Получив просто уникальную возможность побывать в прошлом, я растерялся. Что теперь с этим делать? И как долго этой возможностью можно будет пользоваться и в каких пределах? Теперь можно не только перемещаться в прошлое, но и здесь путешествовать по всему миру, бесплатно и куда угодно. Эту перспективу, всплывшую в сознании, тут же захотелось проверить. Выбрал ссылку прошлого, Россию, свой же, 2013 год, лето и задумался. Куда? На дачу. У меня прошлым летом кто-то ягоды обобрал. Теперь надо попробовать поточнее вспомнить время, когда это произошло. Я аж заерзал от такой возможности.
– Лен, ты помнишь, когда у нас ягоды на даче собрали ворюги?! – крикнул я жене в соседнюю комнату.
– А чего ты вдруг вспомнил об этом? – спросила она, подходя ко мне.
– Ну как? Сейчас я могу узнать точно, кто это сделал, да еще записать их поганые рожи, а потом и разобраться с ними по полной.
– Ага, опоздал дружок, полгода уже прошло, ничего не докажешь.
– Ну, хоть узнаю кто. Так когда это было?
– Так день рождения сына справляли в субботу на даче, значит, перед этим днем и собрали весь наш урожай посреди недели.
– Тогда надо смотреть буквально четверг-пятницу. Да мы быстро же это узнаем. Найдем момент отсутствия ягод – и назад по времени отмотаем. – Я хохотнул от такого неожиданного момента.
Ввел дату начала июля, и мы уже на даче, жена охнула от неожиданности. Ее любимые грядки опять перед ней, хоть и на мониторе. Присмотревшись, убеждаемся, что ягоды на месте. Перескочили на пятницу после обеда – ягод уже нет, подчистую собрано, одни зеленцы висят. Меня опять обуяла волна злости, которую я испытал тогда, когда мы летом увидели этот дачный грабеж. Отматываю время назад, к утру, и наконец вижу толстые женские задницы и шустрые руки, которые ловко и быстро обшаривали кусты, сдирая большие сочные ягоды клубники. И облегчение. Я тогда до конца был уверен, что это соседки обихаживают мои грядки в наше отсутствие. Они живут там все время, поэтому и отношение мое к ним было довольно прохладным. А тут совершенно чужие тетки, я их никогда раньше нигде не видел, наверняка из ближайшей деревни.
– Вот заразы! – Это самое страшное ругательство моей жены. – Вот выйти и напинать по этим задницам.
– Ага, а потом приедешь – одни головешки от твоей дачи. Ладно, хоть не соседи, и то легче. Я все на них грешил, а теперь ясно кто. Хотя вообще не ясно, да и черт с ними. Ты посмотри, какой инструмент мы с тобой поимели. Чудо-машина времени, пусть только в прошлое, но все равно обалденно. – Мной опять овладел зуд нетерпения. – А теперь давай к Петру после Полтавской битвы – посмотрим, что они там делают.
– Ты что, я боюсь.
– Мы тока тихонько посмотрим, не будем выдавать своего присутствия, микрофон отключим на всякий случай в настройках.
Я мысленно пнул по самой толстой заднице, отключил микрофон и выскочил в настройки времени. Середина июля 1709 года. Наверное, уже отпраздновали победу, страсти улеглись, можно и на Петра глянуть.
Петр Первый стоял у окна. Комната была большая, светлая. Скорее всего, это был дом какого-нибудь богатого человека. На стенах висели картины в массивных рамах. Стоял огромный буфет с посудой за стеклянными дверцами. Посреди комнаты стол, с одного краю стояли столовые приборы с едой. Похоже, Петр только что отобедал и переваривал какую-нибудь очередную затею. Он стоял, молча постукивая чем-то по подоконнику. Крепкого телосложения государь внушает к себе уважение и поклонение, от которого человек не испытывает унижения. А, наоборот, почтение и безоговорочное подчинение. Поэтому государь всегда должен являть собой монументальность и мощь.
– Кто здесь? – внезапно резкий голос прервал мои рассуждения. – Это ты, вестник?
– Да, – ответил я.
Но он, не услышав ответа, опять уставился в окно и замер. И тут я вспомнил про выключенный микрофон, он меня не слышит, он почувствовал мое присутствие, он помнит меня. Я включил микрофон и, собравшись с духом, позвал.
– Петр Алексеевич, я здесь.
Он резко обернулся.
– Покажись! Я хочу разговаривать с тобой, видя тебя.
– Хорошо, только со мной тут еще жена.
– Жена? – Голос выдал его изумление. – У тебя еще есть жена?
– Конечно, я же человек, а не дух, как вы меня представляете.
– Ну, покажись. – В голосе уже звучали нотки нетерпения.
– Я боюсь, – прошептала мне жена.
– Я тоже, – так же тихо ответил я.
Немного поколебавшись, давлю на «Z». Петр непроизвольно отшатнулся назад, к окну.
