– От самого участка за нами следят. Мужик в серой куртке и медицинской маске. Сейчас он стоит на другой стороне улицы, – Сизый расстегнул свою куртку. – Моя куртка светлая с обратной стороны. Вывернешь ее наизнанку и поедешь в Гнездо. Я собью его со следа в твоей куртке, так как они похожи, а потом вернусь. Не привлекай внимания и сразу же иди на остановку. Не оборачивайся, а просто молча сядь в нужный автобус, а уже потом проверишь, нет ли хвоста. Если есть, то не смей вести его в Гнездо, а просто выйди на любой другой остановке и иди хоть куда-нибудь. Там я разберусь. Запомнил? А теперь надевай и вали.
– Запомнил.
Щегол решил больше не задавать лишние вопросы и сделать все так, как говорит Сизый. Он вывернул куртку наизнанку и поспешил покинуть магазин, оставляя Сизого там. Краем глаза он заметил мужчину, о котором говорил Сизый. Он стоял через дорогу от магазина и курил, всматриваясь в двери. Щегол изо всех сил надеялся, что он так и останется там и не пойдет следом. Наверное, это неправильно, ведь тогда Сизому придется в одиночку справляться с этим. Но Щегол успокаивал себя тем, что Сизый, в отличие от него, знает, как вести себя в таких ситуациях. Что сделал бы Щегол, если бы хвост был за ним? Остался сидеть бы на одном месте и ждал бы, пока кто-то заберет его. В этот момент он в очередной раз осознал свою беспомощность перед реальной угрозой. Одно дело фантазировать о том, какой ты крутой боец, раз выиграл пару соревнований, и совсем другое – стоять лицом к лицу с человеком, который может в любой момент достать нож или пистолет. Он еще слишком сильно любит свою прошлую жизнь, чтобы распрощаться с настоящей жизнью. Щегол до самого последнего дня будет надеяться на то, что однажды найдет выход обратно.
Автобус подъехал к остановке почти сразу, и Щегол залетел в него одним из первых. Всю дорогу он не оборачивался и не позволял себе думать о том, что прямо сейчас за ним кто-то идет. Но сейчас он позволил себе взглянуть назад. Слишком много людей, слишком много мужчин и слишком много серых курток. Ухватившись за поручень, Щегол почувствовал, как воздух к легким словно перекрыли краном. Сначала его становилось все меньше, а потом он полностью перестал чувствовать свои легкие.
Сколько минут?
Через сколько минут он умрет?
Ладони вспотели, и поручень начал выскальзывать из них, как сон в последние секунды утра. Горло начало гореть, будто Щегол вдыхал не воздух, а пламя костра. Люди в автобусе толкали его от одного к другому, словно это вовсе не Щегол, а футбольный мяч. Они смешались в одно сплошное пятно, которое так и норовило засосать в себя Щегла, сделав его своей неотъемлемой частью. Пятно хотело, чтобы Щегол задохнулся, умер во всей этой куче одинаковых лиц. Пятно становилось темнее и заполняло все пространство вокруг. Оно забирало в себя весь воздух и заполняло собой легкие Щегла, которые итак уже были на пределе. На глазах выступили слезы, и Щегол распахнул рот, стараясь ухватить хоть немного воздуха, чтобы выжить. Почему никто не видит, что он умирает? Неужели нужно закричать, чтобы хоть кто-то обратил внимание на то, что еще минута, и он свалится замертво на мокрый и грязный пол автобуса. Перед лицом мельтешила чья-то спина, и от этого навязчивого движения к горлу поступила тошнота.
Как глупо.
Сизый сейчас пытается спасти их обоих, сбив со следа человека, что преследовал их весь день. Он рискует жизнью и находится один вдали от Гнезда, от дома, где ему хоть кто-то смог бы помочь. Возможно, сейчас он ровно также надеется на чью-то помощь, а его так никто и не видит. Возможно, его убьют. А Щегол не может дышать из-за того, что его с головой накрывает паническая атака. Задавленный со всех сторон людьми в автобусе его трясет от недостатка воздуха. Как глупо. Умереть в автобусе за спиной какой-то бабушки с гигантским пакетом. Как глупо. Постоянно прятаться за чью-то спину. Он должен был остаться, помочь и хоть раз в жизни принести пользу Птицам. Услышав свою остановку, Щегол вывалился из автобуса, словно мешок с опилками. Воздух. Только бы вдохнуть воздух. Он ворвался в легкие и обжег, как раскаленное железо. Щегол ухватился за него, как за последнюю ниточку, ведущую к жизни, и не смог справиться с ней, закашлявшись.
Надо будет отстирать куртку Сизого, а то вся в грязи.
Сизый. Щегол вскочил на ноги и бросился бежать в сторону Гнезда. Если поспешить, он успеет сообщить обо всем Соколу, и тот поможет. Сокол спасет его. Ботинки все еще скользили по грязному снегу, и Щегол спотыкался через каждый второй шаг, но не останавливался. Если его остановка стоит остановки чьей-то жизни, то он устанет, будет ползти от изнеможения, но не остановится. Сосны мелькали перед лицом, и тропинка струилась с пригорка. Осталось совсем немного до поляны, где Сокол оставлял «Буханку», а там рукой подать до Гнезда. Поломанная береза, два пня и уже видно маленький домик в лесу, где обещают безопасное место.
***
Дверь с грохотом захлопнулась, и Сокол вздрогнул от неожиданности. Он ждал Ласточку уже около часа возле городской больницы. В город она уехала раньше, и Сокол решил забрать ее, чтобы потом вместе заехать в одно место. Когда она закрыла дверь, то тут же посмотрела на Сокола. Ее лицо на первый взгляд было абсолютно спокойным, но Сокол легко мог считать по глазам эту тупую злость.
– Объяснишь, к чему были эти смотрины с утра? – Ее губы вытянулись в тонкую линию, а нос слегка поморщился.
– Что-то не так? – Сокол вдохнул сигаретный дым и завел машину.
– Зачем ты привел Щегла на наши тренировки? – Ласточка выделяла каждое слово интонацией.
– Ну, вообще его привел Глухарь. – Сокол улыбнулся, переводя взгляд на Ласточку. – Щегол теперь будет с тобой тренироваться.
– С какой радости?
Сокола нисколько не смущала бурная реакция Ласточки на Щегла, а казалось, наоборот, даже веселила. Он не торопился с ответом и снова выдохнул дым, прежде чем вернуться к диалогу.
– Ему нужно учиться. Тебе нужно выпустить пар. Идеальная совместимость.
– Меня вполне устраивали тренировки с тобой, – Ласточка свела брови на переносице, так и не прекращая всматриваться в лицо Сокола.
– Поверь, со Щеглом будет только лучше, – он засмеялся на этих словах, чем еще сильнее разозлил Ласточку. – Щегол – отличный вариант. Он молод и полон сил. Он не такой грязный и гнилой, в отличии от меня. Радуйся.
– Ты, блять, издеваешься надо мной?
– Я желаю тебе только всего хорошего, сестренка.
Ласточка закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она надеялась, что вместе с воздухом из легких из головы исчезнет вся злость. Дыхательная гимнастика не помогала, а нервы уже итак вытянулись в струну. Когда она взглянула за окно, то сразу же узнала пейзаж. Печальные домики, разобранные машины и распахнутые двери подъездов, потому что здесь некому платить за домофон. Появилось ощущение, что в живот воткнули огромный нож и прокрутили его, смешивая все внутренности в кашу. Как бы она не хотела, но боль исходила не от ножа, а от давящего ощущения безысходности в груди. Оно было куда сильнее и большее, чем какой-то там нож.
– Зачем? – Вместо слов получился какой-то жалостливый шепот.
– Нам нужны деньги.
– А я тебе здесь зачем…. – Голова закружилась, и боль начала стучать по вискам, как молот по наковальне. – Меня сейчас вырвет.
– Я привык к твоей компании, – Сокол скривил угол губ, от чего Ласточку затошнило еще больше. – Ты что, до сих пор боишься? Ну же, ты ведь сильная девочка.
– Я тебя ненавижу, – Ласточка прохрипела, сгибаясь пополам на сидении.
***
– За нами следили… – Щегол все еще не мог отдышаться. – Мужик… Он… Сизый…
– Попей воды, а то ты что-то какой-то зеленый, – Сорока поднялась с дивана и почерпнула из бочки стаканом воду.
Щегол вцепился в стакан и одним залпом вылил содержимое в себя. Он оперся рукой на дверной косяк и пытался сохранить равновесие и удержаться на ногах. Это удавалось с трудом из-за непрекращающейся дрожи в конечностях. Со второго этажа послышались шаги, и Щегол взмолился, чтобы это был Сокол.
– Что ты разорался? Я работаю вообще-то, – Чиж зашипел на Щегла.
– За нами следили! Сизый остался в городе, чтобы сбить его с пути, а еще, – Щегол сделал глубокий вдох, чтобы воздуха хватило еще хотя бы на предложение. – Закрасили глаз. Наш, Птичий. Надо помочь Сизому, а если…
– Не надо, – Чиж не дал ему закончить и посмотрел на Сороку. – Он знает, что делать в таких ситуациях. И правильно сделал, что отправил тебя обратно. Ты бы все испортил.
– Я… – решив не тратить время на спор, Щегол сменил тему. – А где Сокол? Или Ласточка?
– Родители куда-то свалили, – Сорока села на спинку дивана, прокручивая в руке нож-бабочку.
– Кто?
– Сокол – батька, Глухарь – мамка, – Сорока засмеялась на своих же словах. – А Ласточка будет злой бессердечной мачехой.
– Не обращай внимания, – Чиж махнул на нее рукой. – Отдышись пока, спасатель. И куртку Сизого постирай, а то будто в грязи повалялся, – он окинул Щегла скучающим взглядом и пошел обратно на второй этаж.
Щегол скинул куртку на пол и медленными шагами подошел к креслу, чтобы обессиленно рухнуть в него. Он вытянул ноги вперед и прикрыл глаза. В висках все еще пульсировала кровь, а в голове стоял назойливый гул. Оказавшись в Гнезде, Щегол почувствовал себя спокойнее, так, словно здесь он был защищен от всего, что происходит в городе. Впервые за все время он почувствовал себя дома. Щегол приоткрыл глаза и посмотрел на Сороку, что все еще одной рукой крутила нож, а второй поджигала сигарету у себя в зубах.
– И ты тоже куришь…
– Зато не строю из себя невинного мальчика, – она перевела свой взгляд с зажигалки на нож.
– Сколько тебе лет вообще? Ты же младше меня?
– Может, двадцать, а может и пятнадцать, – она скривила уголки губ. – Бери этот диапазон.
Щегол закатил глаза и снова прикрыл их, запрокидывая голову на спинку кресла. Голова начала понемногу проясняться, но от сигаретного дыма затылок неприятно тянуло.
– Тебя это веселит? Прикалываться надо мной?
– Лучше найди то, что меня не веселит, – Сорока поджала колени к груди и наклонила голову набок.
– Что тебя не веселит? – Щегол повторил за ней движение головой и прищурился. – Мое появление, например.
– Мимо, – она скривила губы в печальной гримасе и провела пальцем под глазом, имитируя слезу. – Пока что ты кажешься мне интересным.
Щегол наклонился вперед и улыбнулся.
– Мне не послышалось? Ты назвала меня интересным? – он рассмеялся.
– Не обольщайся. – Сорока снова посмотрела на свой нож. – Этот нож тоже казался мне интересным две минуты назад, а теперь мне с ним скучно, – она отложила его на столик у окна и ушла в свою комнату.
***
Через час в Гнездо вернулся Сизый. Щегол к тому времени уже задремал в кресле, рассматривая сны о том, как человек в медицинской маске догоняет его и душит своими грубыми пальцами. В этом сне Щегол не пытался вырваться от него или сбежать. Всего, чего он хотел – рассмотреть лицо, чтобы гордо сообщить Птицам, что знает, кто это. Но, к сожалению, попытка не увенчалась успехом, и в итоге, когда Щегол умер во сне, то проснулся в кресле. Как раз в это время Сизый садился на диван рядом с ним. Щегол вздрогнул от неожиданности.
– Все в порядке? Как тебе удалось оторваться? Почему ты отправил меня в Гнездо? Может, я бы смог помочь, – поток вопросов снова полился из Щегла, словно вода из ковша.
– Ты сегодня особенно разговорчив, – Сизый посмеялся и устало потер глаза. – Прошло все хорошо. Проехал пару кругов на автобусе, потом на трамвае, и в толпе людей удалось затеряться. А отослал я тебя потому, что я не смог бы следить за нами обоими. За себя я могу ответить, а с тобой было бы сложнее, – Сизый вскинул ладони перед собой. – Без обид, но так от тебя было больше пользы.
– В смысле?
– Я где-то засветился, и поэтому следили за мной, а на тебя им было плевать, – он взъерошил свои волосы пальцами. – Спасибо, что доверился мне.
– Я мог бы помочь и делом, – Щегол скрестил руки на груди. – Можно было зайти к той бабушке, а потом сбежать с другой стороны огорода или в милиции выйти через запасной выход. Видишь? Я тоже могу придумать план отступления.
– Плохой у тебя план отступления, – Сизый засмеялся. – К бабе Зине нельзя, ведь тогда мы бы поставили ее под удар. Она уже стара как мир. Незачем рисковать ей, тем более она часто нам помогала. В милицию тоже нельзя. Никто не должен знать, что мы с ними сотрудничаем. Это создаст нам дополнительные проблемы. Основная моя задача была в том, чтобы оторваться от человека, водя его по ложным местам, и не показывать реальные места нашего обитания.
Щегол ничего не ответил, а лишь поежился, усаживаясь глубже в кресло. Сизый прав, он бы только все испортил, и поэтому с ним поступили, как с ребенком, отправили домой, когда появились проблемы.
– Ты еще успеешь проявить себя. А сейчас радуйся, что у тебя есть возможность наблюдать и запоминать. Лучше научиться на чужих ошибках, чем набивать свои, подвергая жизни опасности.
Глава 8. Дети Филина.
«…Убаюкана музыкой страшной,
что ты хочешь увидеть во сне?
Ты уснула, а в комнате нашей
пустота отразилась в окне. Смерть на цыпочках ходит за мною,
окровавленный бант теребя.
И рыдает за страшной стеною
тот, кому я оставлю тебя…»
За стеной. Борис Рыжий.
Вот бы это время длилось вечность. Вот бы эта минута растянулась на годы. Тишина заволокла собой коридоры и так и манила прислушаться к себе. Вслушаться бы в эту тишину и позволить ей слиться с тобой в одно единое целое. Тишина успокаивала и убаюкивала буйную натуру. Она притупляла гнев и возвеличивала мирную благодать. Казалось, в этой тишине без шуток может появиться совершенно новая, иная мысль, ранее не знакомая Скворцу. Но, увы, он был слишком погружен в наслаждение этими молчаливыми звуками и желание слиться в такое же безмятежное спокойствие.
– О чем задумался? – Соловушка подошла сзади и приобняла Скворца за плечи.
– Как быстро прошло время, – он положил свою ладонь на нее руку и поднял голову к звездному небу.
В один из этих теплых весенних вечеров Скворцу исполнилось восемнадцать лет. Приют, что подарил ему Филин шесть лет назад, усмирил его нрав, лишь его детскую, инфантильную часть. Скворец стал мужественнее и сильнее не только физически, но и морально. Далекий разговор с Филином три года назад сыграл с ним злую шутку, и с того времени он устремлял всю свою энергию и злость на тренировки. В своем мастерстве он теперь спокойно мог посоперничать с Филином. Грубость в борьбе и бесстрастие в доме передались ему от наставника. Скворец все больше становился похожим на мужчину и в какой-то момент начал по-настоящему считать его своим отцом, что подарил ему не только кров, но и жизнь. В какой-то степени Филин и правда подарил ему жизнь. Кто знает, что случилось бы с мальчишкой, который в двенадцать лет сбежал из детского дома. Даже если бы ему удалось выжить, то судьба воришки или скитальца была ему обеспечена. Теперь же у Скворца появилась цель. Она была столь же прозрачна и далека, как и мысль о ее достижении. Единственное, что он знал, это то, что хочет стать сильнее, чем сейчас.
– Твое сердце так бьется, – Соловушка прижала руки к его груди. – Что тебя тревожит?
– Кошмар приснился, – он мягко улыбнулся. – Спой мне колыбельную.
Соловушка прислонила голову к груди Скворца и тихо запела незнакомую песню. Ее голос звучал не так звонко, как под гитару Филина, но от этого он не был менее мелодичным. Параллельно ее пению возбужденное состояние Скворца постепенно приходило в норму. Она гладила его небольшой ладонью по плечам, будто намеревалась убаюкать, словно непослушного ребенка.
– Скрип половиц за упокой, лишь время сквозь щели сочиться луной, – она подняла голову и встретилась взглядом со Скворцом. – Лиц не видно, виден лишь дым за искрами папирос.
– Давай завтра прогуляемся по лесополосе? Сбежим, чтобы никто не узнал, – чуть слышно зашептал Скворец, прерывая пение любимого голоса.
– Зачем? – она едва заметно улыбнулась глазами. – Если отец увидит, что мы ушли без спроса, будет ругаться.
– Я скажу, что украл тебя и утащил за собой, – Скворец пригнулся и взглянул на девушку снизу вверх.
– А Дрозд?
– А у Дрозда завтра физика, – он взял ее за руку и понес ее к своим губам. – На деревьях появляются первые листья, и природа оживает. Ну же, давай убежим! Только представь, мы сможем вдвоем послушать пение птиц и побыть наедине.
– Хорошо, завтра убежим, – Соловушка расплылась в улыбке. – А сейчас давай вернемся в комнату, а то прохладно уже.
В доме Филина уж давно погас свет, и все спали крепким сном. Скворец не мог уснуть из-за не покидающего тревожного чувства. Закрывая глаза, он видел жуткие картины, от чего сердце начинало биться сильнее, а дыхание прерывалось. Последний год кошмары стали неразлучными друзьями со Скворцом и сопровождали каждый его поход ко сну. Ему снилась кровь, незнакомые живые люди и знакомые мертвые люди. Каждый раз, просыпаясь в холодном поту, Скворец цеплялся взглядом за сопящего Дрозда на соседней кровати. Это стало для него символом постоянства и равновесия. Символом того, что все как прежде. Он ворочался несколько часов, после чего решил подышать свежим воздухом, чтобы привести беспокойную голову в порядок. Как оказалось, Соловушке тоже не спалось, и она последовала на крыльцо за Скворцом. Она видела, что ему неспокойно, как сильно вздымается его грудь, а пальцы дрожат в воздухе, поэтому смиренно дождалась, пока он придет в норму. Соловушка не задавала лишних вопросов, спасая тем самым себя от жуткой правды и оберегая Скворца ото лжи. Не трудно было заметить, что Скворец проводил с Филином гораздо больше времени. При этом они никак не обсуждали то, зачем уезжают в лес стабильно раз в два дня. Возможно, она давно все поняла, а возможно, изо всех сил не хотела понимать, что Филин лепит из Скворца нового воина. Закрывать глаза на откровенную ложь было проще, чем замечать отголоски своих самых страшных догадок. Если она узнает о том, чем Филин занимается со Скворцом, то удостоверится в том, чего так сильно опасалась.
***
Минуты переливались друг в друга, словно по каплям текла вода из-под крана. Скворец сидел напротив часов и выжидал, когда же придет учительница, что готовила Дрозда к поступлению. Но женщина, видимо, решила опоздать впервые в своей жизни. Дрозд еще год назад сообщил Филину, что хочет стать инженером, и тот не без споров одобрил эту идею и оплатил дополнительные занятия ему. Скворец решил, что не хочет продолжать учиться и, может, когда-нибудь устроится к какому-нибудь мужчине в подмастерья. А у Соловушки было еще целых два года впереди. Минутная стрелка уже перевалила за десять минут, и Скворец раздраженно выдохнул. Дрозд сидел прямо напротив него и перечитывал свои конспекты, чтобы подготовиться к занятию.
– Ты слишком нервный, – не поднимая взгляда, он перелистнул страницу.
– Тебе показалось, – Скворец опустил голову на скрещенные на столе руки.
– Где Соловушка?
– Расчищает старые листья с участка, – Скворец перевел взгляд за окно. Соловушка должна ждать его за забором. – Я сейчас пойду дрова колоть для бани на неделю.
– И почему не идешь? – Дрозд посмотрел на Скворца и приподнял одну бровь.
– Да так, – Скворец снова опустил голову на руки. Он должен был проследить, чтобы Дрозд действительно остался заниматься, а не вышел помогать им, как это обычно и происходило.
