Павел Васильевич Кузнецов "Я родился на Поварне"

Искажённая гримаса, —
А то выпорют плетьми.

– Ах, ты, мерзкое творенье,
Угрожать Солохе – мне? —
Видно градусы броженья
Разлетелись в голове.

А Хозяйка бьёт с размаху
Своим кожаным кнутом,
Будто злая росомаха,
Крепко сжалась пред броском.

Но Солоха увернулась,
Плеть схватила за конец,
Лишь немножко покачнулась,
Но остался всё ж рубец.

От такого поворота
С брички в землю, лицом вниз,
Совершив пол-оборота,
Упала барыня «на бис».

Плеть из рук самой хозяйки
Оказалась у Солохи.
Тут досталось вновь зазнайке
В этой жуткой суматохе.

– Ах, ты, барыня соплива, —
Приговаривала громко
И хлестала так игриво,
Пока ветвь не стала ломка.

Отрезвела вмиг Солоха,
И решила: «С девки хватит.
Эх, домой пойти б неплохо,
А то скандал ещё закатит».

И пошла вдоль по оврагу.
А Глафира молодая,
Погнала свою конягу,
К себе в именье уезжая.

Так закончилась их встреча
После стольких лет разлуки,
А ведь в детстве, не переча,
Разделяли радость, муки.

Лишь к утру к себе добралась,
Подружившись с головою,
С мужем тут же пошепталась,
Как с семейным главою:

– Милый Ёсик, всё пропало!
Барыню обидела.
В тёмном месте повстречала,
Поздно, вишь, увидела.

В общем, высекла малую
Наглую девчонку.
А теперь сижу, тоскую,
Гладя собачонку.

– Ты свихнулась, дорогая?
Надо к барыне спешить.
Лошадь в бричку запрягаю,
Чтоб смогла тебя простить.

А не то подаст бумагу
В управленье на тебя,
И тебя, как забияку,
Публично высекут, губя.

И помчались вмиг к Глафире,
Чтоб прощения просить,
Извиниться и о мире
С барыней поговорить.

У ворот лакей их встретил:
– Как прикажете доложить? —
И Иосиф им ответил:
– Нам бы к барыне сходить.

Доложите, что Солоха,
Нянька бывшая её,
Ожидает без подвоха,
Что отправят в забытьё,

Просит личного приёма,
Чтоб прощения просить.
– Ожидайте у проёма,
Пойду барыню будить.

Час проходит – не пускают.
Вот уже второй идёт.
Из-за шторок наблюдают,
Но никто и не зовёт.

А за шторками волненье,
Начался переполох.
У Глафиры изумленье,
Вылетает тяжкий вздох.

Покачнулась и осела,
Ладно слуги подхватили.
У окошечка присела:
– Нате, гости прикатили.

Не пускать! – сперва сказала.
А сквозь шторку смотрит зорко.
Память с ночкой увязала,
И обида колет колко.

Но узнав в Солохе няню,
Ту, кого любила в детстве:
– Бывало, ей нагрубияню —
Не казнила в малолетстве.

А прижмёт к себе покрепче
И погладит по головке.
Почему-то станет легче
Нашей юной мизантропке.

– Пригласи, – сказала Глаша,
Успокоившись совсем. —
Это просто няня наша
И создатель детских сцен.

Ожиданье хуже муки,
Ждёт Солоха у ворот.
От волненья зябнут руки —
Видит, что лакей идёт.

– Госпожу Солоху примут-с,
Госпожу Солоху ждут-с.
Слуги двери вмиг раздвинут-с
Да в гостиную сведут-с.

Посреди гостиной гордо
Глаша-барыня стоит.
Свою спинку держит твёрдо,
С высока на них глядит.

От волнения Солоха
В ноги к барыне упала,
И поняв, что дело плохо,
Тут же вслух запричитала:

– Матушка! Надёжа наша,
Не дай душеньке пропасть.
Подвела настойки чаша,
Отдаюсь под вашу власть.

Что-то в барыне сломилось.
Вспомнив детские года,
Над Солохою склонилась,
Прошептала, как тогда:

– Что ты, милая Солоха,
Душа детских моих дней,
Повела себя я плохо,
Разгоняя в ночь коней.

Не держу на вас обиды,
И забудем страшный сон.
Обстоятельства пусть скрыты
Остаются для сторон.

Здесь огласка неуместна.
Попрошу понять меня
И скажу вам прямо, честно,
Виновата сама я.

Воспитание гордыни
Портят все дела мои.
Погибая, как в трясине,
Остаюсь я без любви.

В одиночестве, в печали,
Я осталась без родных.
А ещё наследство дали
Из людишек, мне чужих.

Как всем этим управляться
Я ума не приложу?
– Я вот здесь Вам, может статься,
Человечка предложу.

Управляющий, что надо,
Знает дело назубок.
Для него надёжность свято,
Да и сделает всё впрок.

– Это кто таков приказчик?
– Муженёк мой дорогой.
Среди прочих он образчик,
И надёжен. В доску свой.

Был Иосиф взят на службу,
Стал именьем управлять.