Анна Мэй "Дети Азии. Часть 3 «Океан»"

– Кто здесь? – спросил он не своим голосом.

– Я… Вы не узнаете меня?! Вы нарисовали мои глаза на вашем «Демоне».

– Я не вижу тебя. Уходи.

Затем он стал говорить что-то несвязное, видимо, пребывал в бреду. Он ослеп… Он больше не мог творить. Он не мог жить… Я опоздал. Я хотел помочь ему, но он стал прогонять меня. Я вышел, будто задыхаясь. Я потерял единственного человека, который мог бы понять меня. Я брел по мартовской грязи, слушая, как солнечные лучи бьют по колоколам и всматриваясь в ветер на куполах.

Врубель умер 1 апреля 1910 года. Его шедевр, о котором он говорил, под названием «Шестикрылый серафим» уже давно был завершен. Я увидел его, но он, на удивление, совсем не понравился мне. Я глубоко вздохнул и побрел дальше. Очередная рана на душе затягивалась, а время продолжало свой бег.

Охота за мной началась очень быстро – боги спохватились и созвали масштабное собрание, где каждый, изнывая от волнения, стал предлагать варианты по устранению их врага номер один. Если бы они знали, как убить меня, то я бы сам пришел и, умоляя, рухнул перед Юй-ди на колени. Но они понятия не имели, как сделать это. Еще в древности они изощрялись всеми безумными способами, но в итоге лишь разожгли во мне адскую злобу, которая испепелила всех и каждого.

Я знал, что они строят планы о том, как и куда заточить меня. Вечная тюрьма было бы худшим исходом. Даже на свободе, когда мне была предоставлена вся Вселенная, я чувствовал себя птицей, запертой в клетке, и с каждой минутой все больше задыхался. В заточении я бы сошел с ума, мои мучения умножились бы на число звезд в ночном небе.

Я знал, что они не могли схватить меня и одолеть, но сгорал от любопытства и хотел узнать, что же они придумают на этот раз. Когда они узнали, что я собрался искать лекарство от вечности под названием «любовь», они решили подослать ко мне подставную девушку-демона. Дохлый номер, на что они надеялись? Я сразу же вычислил обман, подыграл, заманил, заставил показать свое истинное обличие, а потом утопил ее в ледяной февральской воде с криком «передавай привет своему императору!».

Наверное, хорошо, что я нажал на спусковой крючок и выпустил на себя небесную свору. Мне нравилось жить в окружении постоянных ловушек. В сражениях я мог излить злобу, а эту энергию затем направить на созидание и общение с людьми.

Спустя продолжительное время я заметил, что история циклична, а с каждым циклом время как будто ускорялось, словно на новом витке спирали ей давали божественный пинок. Лица людей мелькали передо мной в нескончаемом потоке. Я стал путать имена ученых, политиков и девушек, с которыми знакомился и даже на какое-то время сближался. Им нравилось разгадывать меня, а мне нравилось наблюдать за ними. Я не могу сказать, что делал это бездушно и отстраненно, ведь я вкладывался в наше общение, дарил эмоции и иногда покровительствовал. Я помогал, если их мотивы шли от чистого сердца. Они боялись меня, но уважали, а я смеялся над ними, но ценил.

Век моего «поиска любви и созидания» закончился, осталась лишь привычка искать в людях что-то интересное. Каждый раз мне казалось, что я находил клад, пока не утыкался в мелкое дно, под которым была лишь пустота. Все люди так походили друг на друга, их истории, которые они рассказывали и писали, нанизывались на одну и ту же нитку. Но я одинаково грустил по ним, когда лишался. Они покидали меня, оставляя одного. «Неужели это проклятье», – думал я. Я не понимал, почему все, кто был рядом со мной, уходили раньше времени.

Мне запомнилась одна девушка из Англии, то был 1879 год. У нее была семья: сын и муж. Как же ее звали? Я не помню, я совсем не запоминал имен. Мне тогда хотелось добиться чистейшего произношения на английском. Она работала учительницей и могла помочь мне. Сначала она сторонилась меня, но я смог по щелчку пальцев заслужить ее доверие. Она нравилась мне своей скромностью и живым умом.

Она не питала любви к мужу, но оставалась верна ему, даже заботилась о нем больше, чем о себе. В какой-то момент я отчетливо видел огонь в глубине ее глаз, но она не разожгла его и не вынула на поверхность, чтобы отдать мне. За это я уважал ее и помогал во всем, хоть и жалел. Она находила мне учебники и при встрече все пыталась узнать, откуда я родом. Но каждый раз я уходил от ответа и ласково улыбался ей, делая вид, что не понимаю. Она видела мою ложь, но не смела продолжать и настаивать.

Ее сын всегда обнимал меня, а я давал ему ворованные конфеты и рассказывал про то, почему день сменяет ночь и сколько костей набито в человеческом теле. «Есть хоть что-то, о чем ты не знаешь?» – спрашивал он меня. «Малыш, я не знаю и капли из океана мировых знаний». Она улыбалась и спрашивала:

– Вы учились в Оксфорде?

– Я мог бы там всех научить, – смеялся я.

В какой-то момент мне даже показалось, что я почувствовал себя счастливым. Я ощутил, как злоба откатилась от горла, а дышалось легко и свободно. Но вдруг я узнал, что ее сбил поезд. Неужели это произошло случайно?? Или она бросилась под него сама? Как же я недоглядел? Что, если ее муж не вынес меня и довел ее? Я ненавидел его холодность и равнодушие. Он был настолько безразличен к жизни, что Будда бы принес ему чаю и назвал самым важным гостем в нирване. Я бы убил его, если бы не моя любовь к маленькому мальчику из Лондона.

Я возненавидел Джорджа Стефенсона[2 - Английский изобретатель, инженер-механик. Всемирную известность приобрёл благодаря изобретённому им паровозу. Считается одним из «отцов» железных дорог.] и его творение. Я долго не мог принять стальных чудовищ, чьи железные сухожилия тянули и тянули сотни тонн на тысячи ли без устали вперед и вперед. Их паровое дыхание ломало расстояние, они вдыхали огонь и выдыхали грязь, наводя ужас на всех, кто сталкивался с ними впервые. При виде их колес в моем сознании возникала женщина из Лондона, которая тушила мою злость, но разжигала внутри нечто иное. Образ «поезда-убийцы» накрепко засел в моей голове. Люди возжелали прыгнуть выше головы и стереть границы между странами и городами, подчинить пустыни, иссушить океаны, подмять бескрайние леса, как газон под окном. Они обезумели и кинулись на рожон.

Спустя одиннадцать лет я прознал, что люди решили затянуть огромным железным поясом Запад и Восток, расширив горизонты своих возможностей и потешив собственное величие. Я видел ад, в пучину которого потекли реки человеческих жизней. Могущественная природа щелкала строителей, как семечки. Их сил и здоровья хватало на секунду общемирового времени. Железный пояс, к ногам которого они клали себя, прозвали Великой Транссибирской магистралью. Они полезли в самое сердце Азии, которая оказалась жестока и беспощадна. Я сидел на самом верху скалистого хребта, чей крутой склон из желтых камней спускался прямо к древнему озеру Байкал. Люди старались пробить тоннели в мощных камнях, срезать скалы, словно податливый кусок подтаявшего сливочного масла. Но скала не была маслом, а камни мягким зефиром. С каждым ударом тесака, с каждым криком, с каждым выдохом из рабочих раскаленными струями выходила остывающая жизнь. Один за другим они ложились под стройными соснами, костями выстилая Кругобайкальскую железную дорогу.

Я смотрел и улыбался. Этому демону нужно было все больше жертв, его колеса следовало смазывать не маслом, а кровью. Я бы полюбил его, если бы он не отобрал важного для меня человека.

Я вернулся в это холодное сердце Сибири через несколько лет и увидел истинное торжество смерти: железное чудовище с криком ехало по ржавым костям, издавая обжигающий воздух рев. Я спрятался за цепкой сосной на отвесной стене и с ненавистью наблюдал за этим исчадием человеческого гения и человеческого страдания. Злость во мне росла так же быстро, как и скорость, с которой приближался поезд. Я перестал контролировать себя, моя рука сжала посох и вонзила его в раскаленный от обеденного солнца камень. Вмиг камнепад устремился вниз и снес чудовище, в очередной раз доказав, насколько жалки попытки людей обуздать природу и перехитрить ее законы. Я смеялся, а пассажиры тонули под обломками и ледяной гладью исполинского Байкала. Я смеялся, а они гибли.

Боги, наверное, жутко взбесились при виде этой катастрофы. Они считали меня сумасшедшим и не понимали, зачем я совершаю те или иные действия. Но правда заключалась в том, что они были еще более безумны. Если внимательнее присмотреться к этой Вселенной, то можно обнаружить, что все в ней лишено логики и смысла, любые поступки уничижают Абсолют, особенно если посудить, что он логичен, праведен и идеален.

Эта девушка из Лондона была не единственным примером моего проклятья, подобное случалось со многими, кто встречался на моем пути. «Наверное, я тайный агент Янь-вана», – шутил я сквозь слезы. Почему я не мог перестать привязываться? Почему одних я убивал чуть ли не для забавы, а над другими плакал, заливаясь горькими слезами? Наверное, я сам для себя являлся загадкой. Я не мог объяснить многое, что делал. Может, боги были правы, и я действительно обезумел?

Веками я кидался из огня в полымя, бросался то к одному, то к другому, молниеносно вспыхивал и также быстро угасал. Я старался найти пристанище хоть у чего-то или кого-то. Неизменным оставались лишь три вещи: моя страсть познавать, гнев как источник энергии и бескрайняя ненависть богов ко мне.

Страсть познавать в первую очередь касалась наук о жизни. Я скептически относился к механике и двигающимся кускам железа (различным машинам, аппаратам и хитроумным приспособлениям). Я интересовался ими постольку-поскольку, всегда замечал лишь недостатки и презрительно фыркал, узнавая о новых открытиях.

Тем временем жизнь стала для меня неиссякаемым источником восхищения. В одном лишь человеческом глазу я мог рассмотреть целую Вселенную. Я не пропускал ни одного труда по медицине, которые нескончаемым потоком выходили в разных уголках Земли. Был период, когда я специально вернулся в Китай, чтобы вплотную заняться исследованием мозга и нервной системы. Меня так затянуло, что я и остался там, запутавшись в нервах, как в паутине.

Я хотел узнать, как работает каждая клетка организма, как жизнь переходит в смерть и наоборот, чем я отличаюсь от людей и от богов и, наконец, найти ответ на главный вопрос – как мне прекратить свое существование. Тело должно было предоставить все разгадки на фарфоровом блюдечке.

Люди довольно быстро стали открываться мне, их сердца, мышцы и нервы так и осыпали меня информацией, в которой я тонул. Я стал работать врачом в провинции Юньнань, веками проводил исследования, мог найти причину любой болезни. Я стал путешествовать по Китаю и искать самые странные и запущенные случаи, через какое-то время в мое поле зрения попали Индия, Корея и Япония. Мои пациенты стали одновременно моими подопытными.

Из всех людей на планете я, не побоюсь сказать этого, был самым выдающимся медиком, который знал организм от А до Я. Чтобы добиться таких высот и делать открытия еще до того, как за них давали Нобелевские премии, я тайно пробирался в библиотеку Хуа То и ночами штудировал многотомные издания, аккуратно написанные от руки самим даосским целителем. Один раз я все же попался на глаза небожителю и еле унес ноги, но зато прихватил с собой книгу с привлекательным названием «Змеиные яды от душевной хвори». К сожалению, мне они не помогли, зато вылечили одну девочку из корейской деревни, страдавшую эпилепсией.

Я отчетливо видел, чем я отличаюсь от людей. Наверное, самым верным ответом на этот вопрос было слово «всем». Первое, на что я не мог не обратить внимание, была моя кровь. Ее состав кардинально отличался от человеческой. Обычная кровь включала в себя тромбоциты, лейкоциты, эритроциты, плазму и еще кучу всяких микроэлементов. В моей же не было ничего, кроме стволовых клеток. Стволовые клетки – это внутренние часы нашего организма, предки всех клеток нашего тела. Они могут стать любой клеткой, излечить раны, убрать повреждения. Каждый орган может обратиться к костному мозгу с просьбой послать отважных бойцов. Но, увы, их у людей ограниченное количество. Истощая запас стволовых клеток, мы приближаемся к могиле. В моей крови стволовые клетки вели себя очень агрессивно и не давали даже шанса на смерть. Но на этом отличия не заканчивались.

Помимо стволовых клеток, которые каждую секунду латали меня, я обнаружил, что все остальные клетки могли делиться бесконечное количество раз. Какой-то дьявольский механизм защищал теломеры от изнашивания. Они не укорачивались, что означало одно: я смог достичь биологического бессмертия. Кроме того, во мне было то, что делало меня больше похожим на акулу, чем на обезьяну. Мой генетический материал каждый раз делился с поразительной точностью, как будто какой-то строгий начальник сверял каждую пару генов и не позволял сбиться ни одной строке. Таким образом в моем организме за все тысячи лет не образовалось ни одной злокачественной клетки. Я не смог бы заживо сгнить, пронзенный этими щупальцами.

Я понимал, что мои клетки восстанавливались с такой скоростью, что я не мог бы причинить себе ни малейшего вреда. Вирусы не приживались во мне, никакие разрушительные факторы не брали, генетика жестоко контролировалась какими-то неведомыми машинами. Я не понимал, как сделать свои ткани обычными и избавиться от бессмертия, как прекратить свои мучения. Но да, боги. Чем я отличался от богов? Почему я был другим? Получить биоматериал людей было для меня слишком легкой задачей, а вот достать что-то у богов представляло определенную сложность. Мне требовался хитроумный план.

Я давно не заявлял о себе, но вдруг решил разрушить даосский храм на острове Хайнань. Как я и думал, петушки побежали на зерна. Вмиг Юй-ди прислал своих воинов – Нэчжу и Ли-Тяньвана. Мне уже становилось смешно от этой древней игры в догонялки, в которой победителем всегда выходил только я, а они в моих глазах выглядели раскрасневшимся от злости карапузами, которые смешно семенили ногами в попытках угнаться за своей целью.

Я поразмыслил и решил взять в заложники Нэчжу. Когда-то мы даже были друзьями, но спустя столько лет в это верилось с трудом.

Я заметался из стороны в сторону, разделил их, привлек внимание Нэчжи и заманил его в узкое ущелье, которое вмиг завалил огромными валунами. Зная, что драконоборец может с легкостью раскидать эти валуны, я, не мешкая, схватил его, заломив руки.

– Ай! Ай! АЙ! – смешно закричал он.

– Не бойся, я скоро отпущу тебя, – засмеялся я.

– Что ты задумал, скверная обезьяна!

Я не стал выслушивать его нескончаемые страдальчески-героические вопли и притащил в свою лабораторию в Юньнани. Я усадил его на стул и крепко-накрепко связал цепями из чешуи дракона.

– А ты приготовился! – закричал он. – Знай, что скоро все твои злодеяния закончатся, а ты получишь по заслугам иии..!

– Да, я помню, каждый раз одна и та же пластинка, – холодно ответил я и, осторожно сжав его руку, запустил в вену иглу.

– ААААААААА!

– Да не дергайся ты! Я тебе даже больно не сделал.

Я посмотрел на него с укором и придвинулся к увеличительному прибору, который украл у Хуа То.

– Ах ты вор! Я знаю, откуда ты взял это!

– Да-да, я верну, одну минуту…

Я придвинулся и вырвал у Нэчжи волос.

– ААААААА!

– Нэчжа, еще одно «аааа!», и я вырву тебе уже ноготь. Смотри, какой я гостеприимный, что выбрал именно волос.

Маленький бог на минуту замолк и с интересом уставился на меня, пристально вглядывающегося в увеличительный аппарат. Поразительно! У богов клетки вообще не делились. По факту их тела мало чем отличались от тела умершего человека, лишь какая-то неведомая сила заставляла их двигаться и излучать тепло.

– Нэчжа, а я могу попросить тебя попить водички и вон там за углом в эту баночку…

– Ты ненормальный! – заорал мой подопытный.

– Я? Ну возможно. Зато теперь я точно знаю, чем я отличаюсь от тебя. Ты хочешь посмотреть, как выглядит твоя кровь? Это поразительно, я никогда не видел такого, это…

– Дай посмотреть! Дай-дай-дай!

Я потеплел и освободил его. Иногда я не понимал Нэчжу. Ни в одном из справочников по психиатрии не нашлось бы диагноза, способного объяснить его поведение. Мне казалось, что иногда он забывал что-то. Или его голова не могла одновременно вместить взрослую и детскую психику. Я сто раз обманывал его, сто раз кидал, еще две сотни раз использовал, а он постоянно хвостиком волочился за мной. Он ненавидел меня, а уже через секунду смеялся над моими шутками. Я заметил эту странность еще в самую первую нашу встречу. Тогда мы завертелись в сражении, успели знатно помутузить друг друга, а потом я просто сказал ему: «Хочешь покажу собачку?». И он радостно понесся за мной! Я злился и ненавидел всех на Небе, но ему бы никогда не сделал ничего плохого. Он был чист душой и не похож на остальных богов.

Я с радостью показал его кровь, волосы, затем продемонстрировал свою кровь. Час рассказывал про то, что обнаружил в наших организмах. Он слушал так внимательно, будто понимал все до единого слова. О Будда, как округлились его глаза! Через тридцать минут он действительно бежал мочиться в мою баночку… Наверное, я успел бы раскрыть все загадки мира, даже секрет своего бессмертия, но понять мотивы его поведения – это поистине недосягаемая планка.

Нэчжа втайне от Нефритового императора стал таскаться ко мне и узнавать результаты анализов, наблюдал за тем, как я лечил людей, и не скрывал своего любопытства. «У тебя поразительный организм, Нэчжа, – говорил я. – Я не имею ни малейшего понятия, как твои почки, будучи мертвыми, выполняют все функции живых органов. Все боги, ставшие такими в определенном возрасте, навсегда как бы застывают в этом состоянии. Эх, как бы вскрыть еще вашу душу и понять, как вы не устаете жить вечно». «Не надо вспарывать мою душу! Иначе я оторву тебе хвост!» – злился Ночжа, даже не понимая, что это был просто шутка. Я начинал смеяться, отчего он злился все пуще, превращаясь в большого ребенка, которого обижали.

Конечно, его похождения не могли не остаться незамеченными. Его обнаружили и отлупили. «Бедный Нэчжа, – думал я, – как бы я хотел помочь ему. Вот кто-кто, но он этого не заслужил. Надеюсь, с ним все хорошо…».

Шло время, я начинал видеть мир шире. Когда-то Лао-цзы достал из черного ящика нефритовую пилюлю. Он сказал, что это единственное в мире лекарство от всех болезней. Я недоверчиво посмотрел на него тогда, ведь это лекарство никогда не использовалось. И лишь спустя годы я понял, почему этой пилюле суждено было навеки лежать в нефритовом ящике. Ни люди, ни боги еще не были готовы к нему. За это лекарство человечество развязало бы страшную войну, куда вмешались бы еще и боги. Бесплатный сыр лежит только в мышеловке, чудодейственное лекарство в конечном счете станет тем, что погубит этот мир. Все, к чему люди всегда стремились – это обрести бессмертие, избавиться от боли и спасти собственные тела. Веками они копались в себе и изучали сложные, страшные и неизведанные системы и древние природные механизмы. Люди с восхищением смотрели на себя, а затем в ужасе замечали, какие страшные враги поджидают их, какие чудовищные поломки могут произойти внутри организма. Поломка одной маленькой и, казалось, незначительной клеточки в итоге приводит к гибели.

Я пачками штудировал медицинские книги и на небе, и на земле, без устали что-то записывал и конспектировал. Моими услугами постоянно пользовались короли и императоры, я вытаскивал самых безнадежных больных и самых тяжелых раненых. Я мог лишь по ладони определить, в каком органе искать неполадку, а с помощью красной шелковой нити измерить пульс. Я проводил операции, ломал и вправлял кости, лечил от вирусов и инфекций, принимал роды, запускал сердце, промывал кровь, возвращал зрение, корректировал шрамы, лечил кожу, помогал с болями в голове и животе. Весь список моих достижений был огромен. Я не пользовался современными лекарствами, потому как считал их ядом. По этой причине я часто готовил их сам.

Я не могу сказать, что испытывал удовольствие, помогая людям, скорее мне нравилось разгадывать загадки. Чем сложнее случай встречался на моем пути, тем больше я загорался, желая решить эту головоломку. Мне хотелось изучить феномен человеческого тела со всей его красотой и безобразием. В нем было так много уродства, особенно в его поломках. Но я рассматривал каждую поломку как вызов, который должен был принять.

Я бился и бился, как умирающий карась на камнях. Но все попытки узнать тайну собственного организма с крахом проваливались. Помню, был у меня такой период, когда я просто лежал на кровати полгода: ничего не ел и не пил, даже не понимал, сплю ли или бодрствую. «Хоть бы какого-нибудь придурка мне Юй-ди прислал», – думал я, чуть не плача. Я не понимал, откуда взять сил. Я выдул целую канистру «змеиного яда от душевной хвори», но не получил взамен ничего, кроме тошноты.

И тогда я решил, что пора спасать свою душу старинным способом – злостью. «Даже медицина уже выжила меня, как лимон, и оставила у разбитого корыта. Неужели я всегда упираюсь в одну точку…». И я решился.

Долгие годы я искал достойную замену углям в виде злости и в итоге, после безнадежных скитаний, вернулся на исходную позицию. Мне стало очевидно, что быть злым и приносить несчастья – это мое призвание. Меня не принимали нигде, я всегда оставался за бортом жизни. Я, как никто другой, имел право быть источником зла в этой Вселенной. Если бы Будда принял меня, то мир получил бы достойного защитника и славного героя. Но жизнь и смерть, не сговариваясь, объявили, что я не нужен никому из них. Я вынужден был скитаться на обочине, без любви и надежды, не отбрасывая тени, но имея горячее тело, не имея возможности понять, кто я: Бог? Демон? Человек? Животное? Жизнь? Смерть? Никто? Так и буду ходить по краю между Адом и Раем, путать лица и видеть умерших во снах… Я больше не мог вынести это!!

С того самого момента я окончательно превратился в чудовище, потерявшее какие-либо ценности. Мое жалкое существование строилось на обмане. Я лгал всем, обводил вокруг пальца каждого. Я воровал, занимался разбоем, криминалом, похищал людей. Все это получалось у меня непринужденно. Я не жил, а играл, как будто мир был для меня большим театром кабуки, а я на этой сцене – главным актером.

Деньги летели мне в руки. Все, за что бы я ни взялся, приносило отличную прибыль. Мне так нравилось управлять людьми с помощью бумажек. XIX век стал эпохой капитализма, а дальше весь мир начал скатываться на дно с бешеной скоростью. «Мельница создала феодализм, а паровая машина – капитализм», – сказал Маркс.

Я видел его, он был умным дядькой, который мог встать на мое место – стать наблюдателем. Из центра все видно не так хорошо, как со стороны. Я раскрутил свой бизнес в Европе, затем тут же продал его. Вернувшись в Китай, я с любопытством наблюдал за тем, как два континента с диким скрипом врезаются друг в друга, стараясь подмять и уничтожить.

«Интересно, куда же делись боги», – ухмылялся я, рассматривая, как старательно Лин Цзэсюй выводил информацию, составляя свои «Сведения о четырех материках». Я поделился с ним некоторой информацией. «Пусть китайцы узнают о Европе», – думал я. Интересно, что из этого получится? А боги, которые громче всех кричали о своем величии, все меньше стали вмешиваться в дела людей. Они сидели смирно в своем мирке и развлекались, пожалуй, только слежкой за мной. Подлые трусы, спрятавшиеся по норам.

Раньше они чувствовали себя фривольно, пугали людей и заставляли их подчиняться, а теперь вдруг оказалось, что мир сжимается со скоростью флагмана британской флотилии. Скоро и на Небе станет тесновато, не так ли, Юй-ди?

Мне становилось все интереснее. XIX век и начало XX позабавили меня. По крайней мере, я не чувствовал себя таким злодеем на фоне детей той эпохи. Интересно, какого было в этот период Янь-вану? Что он чувствовал? Старался ли он как-то исправить этот перекос в сторону Ада? Или он совсем не задумывался о том, почему в его жалкую конторку такая очередь? Или он вообще ни о чем не думал?

Как же мне было хорошо от того, что тяжесть столпа времени навалилась неподъемным грузом на всех, кроме меня. Я торжествовал от того, сколько же убийственных штук мне удалось познать за тот период. Я все гадал, когда же люди смогут создать оружие, которому по силам уничтожить даже Ад. Или, по крайней мере, превратить в Ад землю. И такое оружие нашлось. Я проснулся в то утро с трепетом и хотел отправиться прямо в эпицентр событий. Я уже собрался туда, но вдруг не смог пошевелиться. Что заиграло во мне в тот момент? Совесть? Это невозможно, нет! Совесть во мне уже давно была мертва, я не смог бы так просто пробудить ее. Но что-то защемило так неистово.

Я не смог пересилить себя. В глубине груди, под ложечкой, как по наковальне, начало бить раскаленным молоточком. Проснулось древнее чудище, пожирающее изнутри. Совесть и злоба били по сердцу тем самым молоточком. На мгновение мне захотелось броситься туда, спасти тысячи людей и заорать на весь мир, чтобы люди остановились и не накаляли ситуацию на маленьком шарике. Но я просто забился в пещеры Чжанцзяцзе и проспал там пять лет, забрав все свои деньги из банков и выкинув их в туманные ущелья.

Спустя пять лет беспамятства я вышел на самый верх пика из песчаника и кварца. Десятки подобных исполинских столбов, окутанных туманом и покрытых плотной листвой, тянулись к небу, будто росли прямо из-под земли, как каменные деревья. Эти причудливые геологические образования вымывались упорной водой и выветривались упрямыми потоками воздуха. Здесь застывало время и замедлялось дыхание. Я слышал, как кровь шумела в моих ушах. Я затвердевал, словно умирая и превращаясь в камень. От того мне так нравилось это место с его мостами, водопадами, гротами, скалами и нескончаемыми пещерами.

Я отдыхал здесь душой и расслаблял измученное тело. Так я сидел, застыв без движения и наслаждаясь мертвым холодным камнем под пульсирующей ладонью. Я сидел долго, пока краем уха не ощутил странное дуновение легкого ветерка. Я резко обернулся, готовый защищаться. Передо мной возникла сама Си Ванму в окружении Великих Восьми Бессмертных. Си Ванму на своем белом тигре спустилась с горы Куньлунь, покинула Яшмовое озеро, на берегу которого росли ее известные персиковые деревья, дарующие бессмертие.

Великая Владычица Запада гордо подошла ближе, не показывая враждебность и желание расправиться со мной. Восемь Бессмертных, как один, уважительно поклонились, спрятав руки в большие круглые рукава халатов из тончайшего шелка. Я и не думал приветствовать их, я уже считал минуты, когда смогу избавиться от их ненавистного общества.

– Сунь Укун! – начала Си Ванму, – я принесла тебе уникальное предложение от самого Нефритового императора Юй-ди. Ты сможешь сделать настоящий подвиг.

– Вы пришли ко мне? Боюсь, вы попали не туда. Уходите, пока не поздно и пока я еще в настроении.

– У тебя все такой же скверный характер. Послушай, Юй-ди поставил все ставки именно на тебя. Он заявил, что нет равных тебе по силе, ловкости и изворотливости, поэтому именно ты можешь взрастить нечто удивительное. Госпожа Чан Э, напротив, утверждает, что ты не можешь созидать, а твоя стихия разрушение. Не поможешь ли ты разрешить этот спор и показать, на что способен?

Что нашло на меня в ту секунду? Я не знаю. Наверное, очередной прилив удушающей скуки заставил меня поволочить ноги туда, куда не следовало. Только сейчас, сквозь слой времени, я осознал, как ловко меня обвели вокруг пальца. Они сыграли на моей главной слабости – гордыне. Попросту говоря, взяли на слабо, как разгоряченного подростка. А затем моими же руками создали то, что должно было погубить меня. Иногда наши решения, принятые сгоряча, тянут за собой огромную вереницу разного рода последствий.

Я прибыл в Нефритовый дворец по расписанию. Меня встретили на удивление тепло, я бы даже сказал, гостеприимно. Я удивился, когда императоры трех небес, четыре цензора, пять старейшин, шесть начальников департаментов, восемь Духов всех сторон света, Духи десяти светил и десять начальников отделов, прибывших в определенный день отчитываться перед верховным даосским Владыкой, остались в Зале ожидания. Я долго и упорно пытался разобраться в Небесной канцелярии, но в какой-то момент решил оставить это бессмысленное занятие. Толпы сановников и армия свиты сменяли друг друга, как лица людей в хороводе. Их звания, должности и награды не вписывались ни в какие толстенные книги, а список обязанностей расплывался, словно свет от тусклой свечи. Они беспрестанно делали вид, что занимаются чем-то важным, организовывали встречи, заседания, писали отчеты и льстили друг другу так нагло и наигранно, что у меня на корешке языка вот-вот готов был зародиться рвотный рефлекс. «Жизнь дождевого червя наполнена большим смыслом, чем жалкое существование и неустанная погоня за званиями этой армии бездельников», – думал я, с ног до головы осматривая стоявших поодаль бога вшей и бога желудочной болезни.

Госпожа Си Ванму проводила меня до тронного зала и знаком показала поприветствовать Нефритового императора.

– Здравствуйте, господин Юй-ди, – начал я, готовясь к очередной ловушке.

– Обезьяна! А я думала, что ты не придешь!

Я повернул голову и увидел гордо выплывающую красавицу Чан Э. Из всех богинь именно она вызывала у меня наибольшее отвращение. Наша ненависть была так сильна и настолько взаимна, что, будь она любовью, мы бы непременно стали героями красивых китайских легенд. Зато ее муж, лучник Хоу-и, обожал ее больше жизни. По легенде он и Чан Э долгое время жили на Небе, но потом они спустились на землю, чтобы меткий лучник спас все живое, сбив стрелами девять солнц, которые выжигали все своими беспощадными лучами. Но вот незадача… Девять солнц оказались сыновьями самого Нефритового императора. Тот разгневался и запретил чете возвращаться домой. Чан Э страдала от земной жизни, поэтому Хоу-и специально направился к госпоже Си Ванму за ее хваленым снадобьем бессмертия, чтобы вернуться. Он раздобыл его, вот только дозы хватило бы лишь на одного. Он не хотел расставаться со своей женой, поэтому не придумал ничего лучше, чем просто спрятать зелье в укромном уголке. Но все тайное становится явным. В один прекрасный момент красавица обнаружила его и выпила исподтишка, втайне от мужа вновь став бессмертной и…улетев на Луну… Да, собственно, после этого она и стала той самой знаменитой Лунной богиней, которая прозябала на Луне со своим любимым зайцем Юй-ту.

В пятнадцатый день восьмого лунного месяца в Китае по сей день отмечается праздник Середины Осени, а Чан Э – его хозяйка. По преданию именно в этот день Хоу-и и Чан Э смогли встретиться. А он ведь простил ее… И сейчас они до сих пор муж и жена. Какой же он идиот, я бы на его месте точно не простил. Неужели ее красота настолько сильно сбила его с толку? Я не знал, так ли все было, как говорят легенды, ведь я не жил в то время, но одно я понимал наверняка – с легендами стоило быть поосторожнее. Они часто приукрашиваются и забываются, герои стираются, а сюжеты искажаются. Возможно, не была Чан Э ни на какой Луне. Я терпеть не мог ее хитрые контуры лица, лисью походку и надменно-насмешливый взгляд, который сейчас был устремлен прямо на меня.

– Я всегда делаю исключительно то, что неугодно именно вам! – съязвил я. – Если вы так не хотели вновь увидеть меня, то как я мог упустить такую прекрасную возможность лишить вас радости?

Она фыркнула и поджала пухлые губки, наконец-то закрыв свой рот.

– Сунь Укун, – уверенно начал Юй-ди, любезно вставая со своего места, – рассуди нас с красавицей, мы за чашкой молочного улуна сгоряча поспорили, что тебе по силам сделать то, что не под силу никому.

– Интересно, что? Убить кого-то? Одолеть? Перехитрить? Вылечить? Что такого ваши больные головы могли надумать?

– Нет-нет! Кое-что более интересное и невозможное. Сам ты, бесспорно, можешь все, но сможешь ли ты сделать кого-то таким же, если он безнадежен?

– Что вы имеете в виду?

– У нас есть ребенок, которого нужно обучить мастерству.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70753654&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

notes