Страсти болотные
Валерий Ивашковец
Детективная история из серии “криминальных шуток”. А “пошутить” решил некий Платонов, из числа “неудовлетворённых” жизнью. Собрав группу таких же, “несостоявшихся”, предложил распустить в округе слух о наличии нефти в местном… болоте! И начал раскручиваться нешуточный маховик нефтяной лихорадки, затронувший высшую власть в городе, предпринимателей и даже столичный криминал! Все жаждут купить болото! А детектив закрутился с семейной драмы – странного сошествия с ума зама мэра города. Расследовать “бытовуху” поручено следователю Гордею Сизову. Очень скоро ”дело” принимает далеко не бытовой характер: появляется оружие, покушения, наркотики. В романе пересекаются несколько сюжетных линий со своими персонажами. Для автора детектив лишь способ “покопаться” в людях, их душах, судьбах и характерах. Написан роман с иронией, юмором и неизменной лирикой, с любовными мотивами. Неожиданные повороты сюжета – заинтригуют и не оставят равнодушным любого читателя.
Валерий Ивашковец
Страсти болотные
Часть первая. Коварное болото
Глава 1. Странное сумасшествие
Напористо пыхтя, милицейский “УАЗик” бодро катился по асфальту, достаточно ухоженному для данной местности. С одной стороны к дороге примыкала густая, пёстрая рощица, а с другой – бесконечный каменный забор, из-за которого выглядывали коричневые, красные, жёлтые и иных цветов еврокрыши фешенебельных особняков. Резкие тени деревьев, чередуясь с ослепительными солнечными просветами, подчёркивали яркий летний день и навевали умеренно оптимистическое настроение.
Пискнув тормозами и буркнув глохнувшим двигателем, автомобиль плавно остановился возле массивных железных ворот. Рядом, уткнувшись в стену кирпичного забора, белела потрёпанная “Скорая помощь”. Возле неестественно изумрудного газона, галдела кучка возбуждённых людей, в основном пожилого возраста.
Капитан Сизов, мужчина под пятьдесят лет, с широким, открытым лицом; по-спортивному подтянутый, в штатском сером костюме, привычно открыл дверцу и по-молодецки проворно выпрыгнул из кабины автомобиля. Из кузова, натужно отдуваясь, потянулся младший сержант Бытин и легко выпорхнула корреспондент областной газеты Аня Точилина. Вся троица являла собой представителей закона и общественного порядка, прибывших на место происшествия. Правда Аня, молодая, симпатичная девушка с короткой причёской и карими глазами, в которых светились яркие искорки любопытства, в штате милиции не состояла. Однако как представитель прессы, прикомандированная освещать доблестные деяния местных внутренних органов, настолько увлеклась, что давно уже стала негласным помощником старшего следователя УГРО, капитана Сизова Гордея Никодимовича.
Поправив ремешок фотоаппарата, переложив в правую руку блокнот, Аня оглянулась… Сходка непоседливых пенсионеров на миг умолкла и дружно уставилась в сторону приехавших. К ним уже спешил рослый мужчина в белом халате.
– Ждём Вашей помощи! – подавая руку, заторопился он, но успел представиться: – Врач Грубов…
– Следователь Сизов… – не торопясь отрекомендовался Гордей и мягко попросил: – Обрисуйте, пожалуйста, ситуацию коротко, если можно…
Возле них уже пристроилась Аня, приготовившись писать, а рядом застыл в полном внимании, краснея пухлыми щеками, толстяк-коротышка Бытин.
– Мы бы сами справились, – неестественно для своих размеров засмущался Грубов. – Помощники у меня крепкие, – указал он на баскетбольного роста санитаров, беспечно беседующих возле “Скорой”. – Но к неадекватному, агрессивному поведению больного добавилось оружие!…
Сизов слушал врача психиатрической больницы, привычно отделял важное от второстепенного и уже набрасывал план предстоящих действий. Картина то ли происшествия, то ли преступления вырисовывалась неординарная.
Ким Ваганович Задия, помощник мэра города Бургорода, областного центра, расположенного на юге средней полосы России в зоне деятельности РОВД, представленного на данный момент Сизовым, неожиданно для всех (прежде всего для его жены, украинки с турецким прошлым, Пульхерии Прокловны) – сошёл с ума!
Сошествие произошло в момент не предвещающий ничего плохого, скорее, наоборот. Ким Ваганович (о чём клятвенно заверяла потом Пульхерия Прокловна) с утра был весел и намеревался с пользой для души и здоровья провести выходной летний день в своём загородном особнячке. С раннего утра в обширном, пахнущем саду, у просторного бассейна суетилась возбуждённая прислуга, готовился мангал для шашлыков, накрывался обильными разносолами стол…
Лёгкая озабоченность у видного чиновника мелькнула, когда сторож-вахтёр Васька сообщил, что к хозяину прибыл и просит аудиенции Нил Сироткин, молодой, но уже известный в Бургороде бизнесмен, партнёр по охоте. “С чего бы это он явился? – порхнула мысль у Кима Вагановича. – Вчера всё обсудили, детали уточнили…”
– Проси наверх, в кабинет, – кивнул Ваське.
Скрывая подспудное раздражение, Задия нахмурил свой узкий, но высокий с залысинами лоб и шмыгнул горбатеньким носом. Затем поправил сползающие с округлого живота спортивные брюки, запахнул махровый халат и засеменил к лестнице, гулко хлопая шлёпанцами.
Вскоре появился и гость, сухощавый молодой мужчина с озабоченным лицом, в чёрном костюме и белой рубашке с красным галстуком. Обеими руками придерживая кожаный портфель, он косо оглядел помещение, ещё раз кивнул настороженному Ваське и проворно, через ступеньку, зашагал по лестнице.
На некоторое время в доме установилась тишина, прерываемая звуками, доносящимися со стороны сада. Вахтёр Васька вышел на крыльцо и с лёгким выделением слюны и мягким урчанием в районе живота стал созерцать за столовыми приготовлениями. Раздавшиеся крики заставили его вздрогнуть и сжаться, как от удара. В неистовом, срывающемся на фальцет крике, он не сразу узнал голос Кима Вагановича.
– Козёл! Баран! Да я вас всех.... Меня, сволочи, кинуть, как последнего… Да…
Дальше что-то стукнуло, послышался звон разбивающегося стекла. Васька затравленно оглянулся, соображая, что предпринимать: то ли оставаться на месте, то ли звать хозяйку, то ли войти в дом самому. Пока он думал, раздался… выстрел! После чего события приняли оборот с оттенком детективной и медицинской ненормальности. На выстрел Пульхерия Прокловна, руководившая застольными хлопотами, среагировала самостоятельно и вместе с дворником Степаном, поваром Антониной и разнорабочей ( в данный момент официанткой) Фаиной кинулись к дому. Видя, что Васька только шевелит губами, таращит глаза и беззвучно указывает на верхний этаж, они торопливо вошли в дом.
Кимушка? – обомлела Пульхерия.
Её муж энергично и решительно ходил босиком в расстёгнутом халате по просторной прихожей, лохматил на затылке остатки реденьких волос, свирепо вращал глазами, махал с отмашкой правой рукой и дышал, как загнанный мерин после скачек. При этом успевал мотать по горизонтали головой, словно отбиваясь от слепней, и извергать изо рта шипящие и свистящие звуки. Возле окна стояла дымящаяся двустволка, пахло порохом, а у лестницы валялись шлёпанцы…
– Что… что произошло, дорогой! – с опаской приблизилась Пульхерия к Киму Вагановичу.
Тот глянул на неё безумным, отсутствующим взглядом и задёргал губами – вместе с шипением на голую грудь закапали слюни. Таким своего мужа Пульхерия не видела за все годы совместной жизни. Она почувствовала, как к горлу подступает тошнота, в глазах темнеет и уже подсознательно сообразила, что надо вызывать помощь, медицинскую…
– На данный момент, – заканчивал короткий рассказ Грубов, – хозяин выгнал из дома всех, заперся изнутри и, судя по мельканию его силуэта в окнах, бегает с двуствольным ружьём по этажам, издаёт нечленораздельные звуки, иногда под гомерический хохот бьёт стёкла.
Сизов машинально достал из кармана пиджака мятный леденец местной фабрики “Божья коровка”, не торопясь положил его под язык, и задумчиво протянул:
– С волком понятно… А зайцы как, в смысле жена, дети…
– Жене дали успокоительное, – сориентировался врач на аллегорию следователя, – дети при инциденте не присутствовали, а прислуга пребывает в обычном для таких случаев неопасном трансе.
– Ясно. Где хозяйка? – перешёл к делу Сизов.
– Они в саду, – неожиданно раздался голос сбоку от следователя.
Гордей оглянулся и увидел аккуратненького, в тёмно-синем фартуке вахтёра-сторожа Ваську. Тот переминался с ноги на ногу и явно жаждал пообщаться с милиционером. Сизов мысленно отметив Васькину аккуратность, призывно кивнул своей свите – Бытину и Ане – и скомандовал сторожу:
– Давай хозяйку!
Васька засиял сморщенными глазками от оказанного доверия и с готовностью препроводил прибывших вместе с персоналом “Скорой” к Пульхерии Прокловне.
Дальнейшее для опытного работника уголовного розыска было делом несложной техники. Выяснив у расслабленной от успокаивающих уколов хозяйки дополнительные детали, подробно расспросив о планировке особняка, приступил, говоря сухим милицейским языком “к проникновению в закрытое помещение”. В группу захвата включил Бытина и, на всякий случай, Ваську как человека, компетентного во внутреннем обустройстве дома. Аня фиксировала ход событий в блокноте и на фотоплёнку, а рослые санитары помогали влезть “захватчикам” в окно, которое находилось с тыльной стороны и вело в “вахтёрку” Васьки.
По приезде, уже после первых слов врача Грубова, Гордей почувствовал привычное волнение и нарастающий азарт следопыта, что всегда испытывал в начале любого следственного дела. В этом случае он начинал раздваиваться на две половины: одна слушала свидетелей, врачей, экспертов и других специалистов, а другая уже анализировала услышанное, задавала вопросы, готовила вариантные ответы.
Поначалу случившееся воспринималось обыденным, бытовым происшествием. Так думал и начальник Сизова – Мирон Миронович Пужаный, полковник отдела УГРО (отдел недавно сформировали, поэтому с названием не определились). Пужаного отличала безупречно подогнанная форма, тоненькая полоска усов и темпераментный взгляд. Он давно пользовался покладистостью Гордея, готового выполнять любую, самую неблагодарную розыскную работу. Поэтому поручил именно ему эту “невзрачную бытовуху”. Что это так, Пужаный, немало поработавший а розыске, не сомневался. Хотя смущало участие в происшествии зама мэра города, но начальник давно считал, что “верхи со сливками” частенько “от избытка грошей бесятся”.
Влезая в раскрытые створки окна (Васька, к счастью, летом не закрывал свою “конуру”), Сизов анализировал первые полученные сведения. Во-первых, по словам Пульхерии, за Кимом Вагановичем до сих пор не замечалось нервных срывов, даже мелких. По дороге Васька успел поделиться, что таким не помнит хозяина за все годы службы. “Даже во время прошлогодних выборов, когда, казалось, команда будущего мэра не доберёт голосов, Ким Ваганович обращался со мной обычным манером.... – тут вахтёр замялся, – даже заморским шнапсом угощал”. И остальная прислуга подтвердила уравновешенность и спокойную строгость хозяина. Горничная-разнорабочая Фаина хотела, было, привести какой-то дополнительный аргумент в пользу нервного и физического благополучия Вагановича, но неожиданно стушевалась… Этот эпизод Сизов для себя отметил автоматически.
Второе, что тревожило, возможность наличия трупа бизнесмена Нила Сироткина. О его подозрительном посещении, предшествовавшем помешательству чиновника, опять же поведал Васька. После начала событий, ознаменованных выстрелом, бизнесмена никто больше не видел. “Очевидно, Сироткин, вернее его тело, находится в рабочем кабинете на втором этаже”, – рассуждал Гордей, отряхиваясь и помогая влезть пыхтящему Бытину.
Васька проник в дом последним и, следуя за Сизовым, шёпотом инструктировал о расположении комнат и коридоров. Поразила необычная тишина, прерываемая равномерными, монотонными звуками, напоминающими послеобеденный храп борова в каком-нибудь сельском сарайчике. Сизов был родом из деревни и эта ассоциация невольно пришла в голову. Стараясь как можно меньше шуметь, “группа захвата’ двинулась по коридору, ведущему к прихожей. Битые стёкла, разбросанные вещи и ружьё у окна – то, что увидел Сизов и его помощники. Хозяин отсутствовал. Храп усилился и явно доносился со второго этажа.
– Он что – заснул?! – прошептал Бытин, выразив общее мнение.
– Вполне возможно… – поглядывая на лестницу, согласился Сизов. – После такого буйства иногда нападает спячка, тем более для нервных…
Это он! – подтвердил Васька. – Я его храп узнаю из тысячи, не впервой будить.
– Учитывая отсутствие ружья у буйного и его возможный сон, можно смелее, братья Христовы, подниматься на верх, – констатировал Гордей. – Возьми-ка, сержант, ружьецо и… прости нас вцеле грешных, Господи, двинемся перекрестясь!
Последние слова следователя, как и осенение себя широким крестом, вызвали заметное удивление Васьки и никак не подействовали на Бытина, уже знавшего некоторые привычки и склонности непосредственного начальника.
На второй этаж поднимались всё же не спеша, прислушиваясь к нарастающим “хро-хрю”. Для поиска кабинета Кима Вагановича, Васькина помощь не понадобилась: Сизов уверенно пошёл на звуки, несущиеся из прикрытой двери. Вскоре перед изумлёнными взорами вошедших предстала забавная, с драматическими мотивами, картина: удобно умостившись на мягком кожаном кресле, откинув голову и раскрыв рот – натужно храпел полураздетый мужчина, пожилого возраста. Перед ним на столе стояла откупоренная бутылка французского коньяка марки “Наполеон’ и недопитый хрустальный бокал. На полу в беспорядке валялись какие-то бумаги, вещи, осколки стекла от другого бокала. Окно было раскрыто настежь. Других тел, живых или мёртвых, сходу не наблюдалось.
Васька хотел кинуться к хозяину, но его остановил Сизов:
– Не суетись всуе, гражданин, пойди-ка лучше позови работников нервенного учреждения: пусть возьмут больного на обследование и последующее лечение.
А, может, он того… оклемается? – засомневался Бытин.
– Вот пусть в этом и разберутся. Потом и мы подключимся. Сейчас из него ничего путного не выудишь – стресс как минимум! – резюмировал Гордей, внимательно рассматривая комнату.
– А куда же девался гость, Сироткин? – успел задаться вопросом Васька, выходя из помещения.
На его многозначительный взгляд Сизов ответил ростом морщинок на широком лбу, означавших такое же недоумение.
– Сходи-ка, сержант, осмотри внимательно усадьбу, в особенности место под этим окном, – задумчиво попросил Сизов Бытина, продолжая осмотр, при этом он выглянул и в раскрытое окно.
Бытин по-военному чётко откозырял “есть”и вразвалку, но резво для его полноты, отправился выполнять задание. Сон Кима Вагановича не прерывался, как и художественный храп. Казалось, его сновидениям совершенно не мешали вошедшие люди.
Глава 2. Философ
К понятию “бизнес” Сергей Платонов, преподаватель марксистско-ленинской философии Бургородского госуниверситета, относился настороженно (сказывалось длительное советское воспитание, да и профессия обязывала), но с уважением. И чем более “развивался” социализм, тем уважение росло. Научные нестыковки коммунистической философии, которые уже давно мучили светлую голову Платонова, неумолимо вырывались наружу. Однажды на заковыристый вопрос хитроглазого студента: “Почему марксисты говорят только об антагонизме буржуев и пролетариев и ничего о том, что их объединяет, как следует из диалектического закона о единстве и борьбе противоположностей?” – Сергей Иванович помялся слегка и вдруг горячо заговорил. Суть дальнейшего хода лекции бала настолько неожиданна, что в огромной аудитории установилась предперестроечная, с похоронным запахом тишина.
– Да, буржуй, конечно, нехороший человек, – вполголоса начал Платонов, настороженно осматривая студентов и невольно переходя на народную лексику, – но без пролетария-трудяги существовать никак не может. Поэтому имеет меркантильный интерес, чтобы трудящиеся массы жили прилично, размножались качественно, дабы приумножали затем богатство капиталистической гидры, а вместе с ней и родного, пролетарского класса. Что мы и наблюдаем во многих современных странах Запада!
В дальнейшем, используя законы марксистской диалектики, Платонов незаметно даже для самого себя попытался логично доказать ошибочность главного постулата Маркса “о пролетариате, как могильщике буржуазии”.
– Если уничтожить буржуазию, то не станет и пролетариата! – уже во весь голос под гром аплодисментов вещал Сергей Иванович. – Потому как по законам диалектики эти антагонисты существуют только вместе. Поскольку, после уничтожения одного, вместо другого появится нечто иное, то ли трудящееся, то ли мыкающееся, что мы и имеем в нашей стране на данный момент. Но тогда и теория научного коммунизма…
Тут краем глаза, но довольно отчётливо, Платонов увидел, как в аудиторию через верхние двери тихо вошёл проректор по учебной работе Михаил Самуилович Иванов. Сергей Иванович демонстративно поперхнулся на последнем слове, вспомнив, что за предмет он преподаёт и при какой системе трудится, и резко умолк… Но – было поздно! После пространной и жёсткой беседы в парткоме, Платонова уволили с формулировкой “за антикоммунистическое перерождение и несоответствие занимаемой должности”. Характеристику дали подобающую. Больше всех в деле разоблачения “скрытого антикоммуниста и открытого диссидента” постарался Михаил Самуилович. Он так негодовал, так защищал Маркса, что председатель парткома чуть не представил Иванова к правительственной награде “За отвагу”. Но так как войны ещё не было, то перебрав награды, университетские коммунисты остановились на значке “Почётный лектор”. Этот пятикопеечный значок позволял читать лекции всюду, даже в неприспособленных местах, как-то: на остановках, в туалетах, в подворотнях, мусоросборниках и т.д. – при любой погоде, аудитории и разнообразном душевном состоянии. Михаил Самуилович был так тронут вниманием товарищей, отметивших его скромный вклад в теорию и практику построения коммунизма, что вскоре от высоких чувств уехал… в Канаду проповедовать и там: как построить то, что нельзя соорудить в принципе!
Несмотря на ускорительные перестроечные процессы (заканчивались восьмидесятые годы) и наплывающий девятый вал демократического шторма, устроиться по специальности Платонову больше не удалось. Тогда он решил создать свою философскую теорию о построении индивидуального, то есть собственного, светлого и богатого будущего. Так как куда ни ткнись всюду уже расцветал “бизнес”, то Сергей Иванович начал с философского осмысления этого многовариантного явления.
Напряжённые размышления привели к первому постулату: успех в бизнесе – это реализованная возможность при соответствующем благоприятном стечении случайных и системных факторов. Поскольку человек как часть высокоразвитой материи является её активным проявлением, то “благоприятное стечение” нужно не ждать, а создавать сознательно и самостоятельно! О чём ещё проповедовал великий садовод Мичурин.
Первый догмат новой теории настолько воодушевил Сергея Ивановича, что он решил, не дожидаясь окончательной её разработки, приступить к проверке постулата на практике в условиях создавшейся реальности. В качестве главного системного фактора определил государство, а случайного – людей его населяющих. С них, как помощников и компаньонов, решил и начать.
Платонов был человеком активного сорокалетнего возраста со средними физическими данными типичного преподавателя советского ВУЗа: округлое выпуклое лицо; лёгкие залысины, сосредоточенный, прямой взгляд светлых глаз; коренастая, в меру упитанная фигура. Несколько раз женился (вернее, его женили), но – неудачно, так как оказался привередлив и неуживчив с женским полом. Возможно, такое отношение к серьёзному семейному вопросу объяснялось неудачной первой любовью к своей… студентке. Да, черноглазая смазливая брюнетка Роза, первокурсница филфака, своим весёлым, по-детски непосредственным нравом покорила начинающего преподавателя-лектора Сергея Ивановича Платонова.
Когда наступила озорница весна с любвеобильным майским месяцем, Розалия и Сергей устремились друг к другу и нашли полное взаимопонимание и согласие в вечном альтернативном вопросе – да или нет! Но родители Платонова, потомственные интеллигенты с корнями, уходящими в древность веков, высказали несогласие с таким выбором. Роза оказалась дочерью многодетной крестьянской семьи из далёкого Татарстана! Смешивать аристократическую кровь с азиатской, да ещё и с солидной дозой монголо-татарской – для Платоновых было неприемлемо и теоретически, и практически. У них давно имелась на примете своя подходящая невестка – дочь секретаря горкома партии Майя Клопова. И, хотя намечаемый кандидат в жёны Сергея отличалась невзрачной внешностью – полная коротышка с круглым бородавчатым лицом, на пять лет старше жениха и с сомнительными умственными способностями – но породой, а главное политическим и государственным весом будущего свата, удовлетворяла полностью.
Методичная война родителей против любви Сергея, в конце концов, дала результат: тайные переговоры с Розой привели к тому, что девушка перевелась в Казанский университет и от отчаяния вышла замуж за китайца, принявшего ислам и торговавшего на рынке зонтиками. Сергей, не понявший поступка возлюбленной, проработанный соответственно, в отместку женился на Майе. Брак длился недолго: до начала перестройки. Родители вновь постарались и сосватали следующую невесту: дочь начинающего кооператора-бизнесмена Дробилина. Здесь семейное гнездо просуществовало чуть дольше – до конца перестройки!
Бурные политические события в стране, смена приоритетов (то молились коммунизму, теперь – демократизму, а завтра… не совсем ясно – кому?) привели к тому, что Платоновы-старшие запутались в действительности и в выборе невесты для сына. Возникшие противоречия в поведении и умах завершились тяжёлой болезнью и преждевременной смертью потомственных интеллигентов.
Просторная, с высоким потолком четырёхкомнатная квартира в “профессорском” доме, обставленная добротной старинной мебелью с многочисленными книжными шкафами домашней библиотеки, способствовала философским изысканиям Сергея. Уволенный из университета, он полностью отдался возникшей идее. Благо времени теперь было предостаточно. Не мешала и подработка дворником в ЖЭКе. Определившись с основными принципами и начальными аксиомами своей теории, решил организовать фирму под невинным, но заманчивым названием “Добрый совет”.
Суть деятельности фирмы установил как предоставление консультаций, советов, прогнозов, пожеланий и т.д. в самых различных областях жизни и деятельности граждан новой страны. Намечалось что-то среднее между современной консалтинговой фирмой и частнопрактикующей ясновидящей бабушкой Василисой-предсказательницей. Была, правда, одна маленькая, но существенная изюминка: “советы” предполагалось давать не особенно интересуясь мнением клиента! Такой подход и направление в достаточной мере отвечало образовательному уровню и новым устремлениям Сергея Ивановича и вселяло надежды на успех. Подбор компаньонов проводил в полном соответствии со своими философскими постулатами – случайным образом! Откладывать поиск не стал и начал немедленно.
По утрам, после утренних процедур и скромного завтрака, перед тем как надеть фартук и взять метлу дворника, он любил пару минут подышать свежим воздухом у открытой форточки и заодно обдумать свои планы. Окно выходило во внутренний двор дома, который и был рабочим местом Платонова. Невольно его взгляд задерживался на квартете бомжей, которые до появления дворников досконально просматривали мусорные ящики на предмет поиска бесплатного завтрака или обеда, а может и ужина. Лидером среди квартета выделялся долговязый, грузный мужик в потёртой, палевой робе. Он первым залазил в мусор, проворно заполнял найденными “продуктами” три огромные сумки, услужливо придерживаемыми коллегами по труду, как правило что-то резко им объяснял и со степенным видом удалялся.
“Этот подойдёт! – подсказала интуиция Сергею. – У человека явно присутствуют умственные способности в непростом отборе объедков”.
Уже на следующее утро, выйдя пораньше, направился к изгоям общества. Те, закончив осмотр и пересортировку ящика, вяло потянулись за “лидером”.
