Ульяненко Елена "Рыцарь Львиная Грива"

Две недели он изучал мечи, стал различать их по форме, размеру и способам заточки клинков, он прочел легенды и мифы, связанные с королевскими отпрысками, изучил генеалогию королевских семей – но ни одна линия даже близко не проходила рядом с Коломной. Он пытался найти в себе сходство с древними рыцарями: Александр Македонский, Фридрих Барбосса и даже Генрих 8 – носители огненных шевелюр вполне подходили на роль знаменитых предков. Родство с Македонским Витьку понравилось больше всего, как только разберусь с этой загадкой, обязательно поглубже изучу достойного прародителя – пообещал сам себе Витёк, открывая очередную книгу с мифами. Все больше о женщинах, – скривил губы Витёк, – Что не баба, то ведьма. О, Локки был рыжеволосым, но хитрым и не очень добрым – такого в пращуры брать не хочется, хотя божественная линия очень в генах не дурна, – Витёк засмеялся над собственными мыслями, – А почему бы и нет? Ну кто сказал, что в двадцать первом веке нет места чудесам и божествам? – и он снова засмеялся.

Две недели пролетели незаметно. Так, что он даже не услышал, как утром подъехало знакомое чёрное такси, из которого под руки вывели осунувшуюся Августину. Она еле поднимала ноги через порог, руки бессильно болтались, а голова старчески подрагивала – всего этого Витёк не увидел, когда он проснулся, бабуля обездвижено лежала на диване и тяжело, шумно дышала.

–Ба, ты когда вернулась? Чёт, забегался и проспал полдня.

Августина натяжно улыбнулась: «Плохой я подарок тебе сделала, сил никаких нет.»

– Да что это за санаторий такой, где людей гробят. Я сейчас скорую вызову.

– Не надо, – она задержала его рукой, – Погоди, – сделала глубокий вдох, – Совсем сил нет, думала отлежусь, но чувствую, что смерть за порогом. Давно за мной гоняется, вот и подкараулила, окаянная.

– Не, баб Гуня, мы всем смертям противостоим, али я не рыцарь Львиная Грива? – он попробовал развеселить не так ее, как себя, терять вот так рано единственного дорогого человека, особенно сейчас, ему совершенно не хотелось.

– Погодь милый. Комод мой открой, верхний ящик. В черном пакете вещи смертные и деньги на похороны – пригодятся, вижу, скоро. А в красном пакете – твои вещи, детские, может по ним найдешь родных.

Витёк метнулся в бабушкину спальню, открыл комод, вытащил красный, довольно большой пакет, а на черный даже и не взглянул.

Сел прям на пол перед Августиной, и очень быстрыми движениями, стараясь как можно аккуратнее, доставал вещи – единственное доказательство его рождения, его причастности к каким бы то не было родственникам.

Вот одеяло – тонкое, нежное, мягкое и, наверное, теплое – и цвет такой насыщенный оранжевый с черными подпалинам и красным языками – точно костер в ночи. Вот белоснежная детская рубашка, чепчик, пинетки и варежки – все обшито тонким кружевом, но самое странное, что ни единого шва не видно, словно соткано все единой вещью сразу, а не из материи. А дальше шла коробка, в таких обычно хранят дорогие сердцу безделушки. Руки не слушались, даже немного тряслись, когда Витёк доставал округлую металлическую пластину: лёгкая, прочная, совершенно гладкая треть сферы.

Он бережно погладил ее рукой – пластина потемнела, стала очень теплой, даже горячей. Это тепло концентрировалось в центре его ладони, и он чувствовал, как оно потоком вливается в его тело, расходясь по рукам и ногам приятным жаром.

– Ба, ты видишь это, это что-то необыкновенное. Смотри, ба! – Августина лежала неподвижно, глаза ее были закрыты, а шум дыхания уже не был слышен.

– Ну, ба, глянь, что эта штуковина делает, – и, чтобы обратить внимание старушки, он прикоснулся к ней свободной рукой.

Струя тепла с силой рванула к бабушке, теперь Витёк не только чувствовал, но уже видел, как теплое оранжевое пламя, обволакивало Августину, ласкало своими яркими языками, обвивало алыми кольцами. Всего несколько секунд и этот оранжевый жар снова втянулся в руку, разливаясь теплом.

–Прости, я кажись задремала – голос у Августину был бодрый, словно и не собиралась она на тот свет несколько мгновений назад.

–Ба? – ты как себя чувствуешь? – вопросительными были даже не слова, а взгляд, – впервые он увидел румянец на щеках бабули. И не только румянец. Серые глаза обрели стальной блеск, губы стали ярче, серая кожа словно отмирала, рассыпаясь пеплом, обнажая свежую, нормальную (другого слова он подобрать не мог), и даже седые волосы вдруг обрели цвет, пока ещё не очень яркий, но рыжий оттенок.

–Ба, ты как?

– Нормально, ВиктОр, даже слишком, чтобы в моем возрасте так себя чувствовать, – она подняла руку и внимательно смотрела, как с руки слетает серый пепел, а потом тает в воздухе.

Августина резко села, ожидая, что сейчас закружится голова – но все обошлось. Потом встала, несколько раз согнула колени в полуприсяди – ни боли, ни скрипа, ни хруста. Не веря в свои ощущения, она нагнулась и с лёгкостью коснулась пальцами рук пола. Поднялась. Тело было послушно, гибко и здорОво.

– Ба? – больше ничего не смог вымолвить Витёк, а только протянул ей зеркало.

Августина была моложе. Намного моложе, чем тогда, когда она последний раз чувствовала себя живой. Из зеркала на нее смотрела молодая девушка лет двадцати пяти, единственно, что напоминало в ней старость это блеклые седые пряди, пробивающиеся сквозь тусклые рыжие волосы

– Ничего не понимаю. Что произошло? Ничего не помню.

– Это все яйцо. Я тронул его и тронул тебя, хотел, чтобы ты увидела – а там как будто огонь, но не огонь, а тепло, только оно видное было, вот такого цвета, – он показал на детское одеяло, – один-в-один. Это пламя тебя накрыло, а потом ушло.

–Куда ушло?

–В меня, кажется. Ба, я чё, экстрасенс? Получается я тебя не просто вылечил, а даже омолодил?

–Получается, что да. Дай-ка мне твое яичко подержать?

Виктор спокойно передал Августине коробку – скорлупа была прохладной гладкой и по-прежнему отливала светлой бронзой.

– Ну-ка, внучек, теперь твоя очередь – потрогай это, чтобы это ни было.

Витёк положил правую ладонь – пластина начала темнеть, словно краски сгущались и концентрировалась в его ладони – он снова почувствовал тепло.

– Теплое, как тогда.

– Да, я вижу, что вещь непростая, ещё бы к ней инструкцию. Пошли чаю попьем и обмозгуем все это, – Августина тронула его за плечо, но ойкнула и одернула руку – на запястье проявлялись два перекрещенных меча.

– Ииии, – протянула Августина, – И что это значит?

– Ну если верить геральдике – то мы с тобой в союзе теперь, что ли, побратимы, или как ещё можно назвать?

– Пошли чай пить, союзничек. И спасибо тебе и скорлупе твоей – не знаю ради чего, но ты мне дал ещё одну полноценную жизнь. Я так устала скрипеть, и я так устала от этих санаториев, а теперь я – свободна. Пятое августа – у тебя день рождения, а подарок, получается сделал мне ты. Всё-таки ты мне дарован небесами, – Августина обняла внука и поцеловала его в рыжую гриву, – Я тебе должна теперь на целую жизнь вперёд. И мы пойдем, – она сделала паузу – в библиотеку.

– Ба, я там две недели жил буквально. Может на речку? Посмотри какая ты красотка, пошли тебе купальник выберем.

– Речка подождёт. Я давно хотела, но все откладывала. Мы пойдем искать начало. Нам нужны газеты, журналы, а лучше всего жёлтая пресса, коммерческие газетенки четырнадцатилетней давности. Будем искать, что-то обязательно должно быть, теперь я просто уверенна, что тебя прятали. Ты – что-то особенное, мой рыцарь Львиная Грива, – Августина засмеялась, взъерошила рыжие волосы внука, и пошла искать в своем гардеробе что-нибудь подобающее ее новому образу.

Синее платье в белый горох Августина не надевала очень давно, когда-то оно было выходным и надевалось по особым случаям. Таких случаев было всего два, с тех пор висело напоминая о несбывшейся жизни. Платье оказалось впору. С обувью было несколько сложнее, но основательно покопавшись в глубинах гардероба, Августина вытащила абсолютно новые белые босоножки на небольшом каблуке – свадебные, так и не пригодились когда-то в другой жизни. Теперь и ей, и им дали ещё один шанс.

– Нам бы подборки газет за две тысячи десятый, июль-август.

Пожилая библиотекарша с удивлением смотрела на спутницу Витька, если к Виктору привыкли, то эту юную леди видели впервые хоть и угадывалось в ней что-то знакомое.

– Вить, а какие газеты надо?

– Все – ответила спутница – Местные, областные, центральные, региональные – все, что есть.

–Но это целый стеллаж будет, вам до конца рабочего дня не осилить

– Мы очень постараемся, нам очень нужно.

– Только учтите, у нас тут никак в импортных фильмах, не автоматы со слайдами, а живые газеты, так что аккуратнее, некоторые в единственном экземпляре. Это я не тебе, Виктор, а твоей спутнице, уж больно вид у нее легкомысленный, – на легкомыслие навела татуировка на запястье – ишь ты, царевна на горошине, мечи себе наколола. Ох уж это молодежь. Одна радость – книги да газеты читают – не все потеряно значит.

–Ба, а что мы ищем? – Витёк задал вопрос и смутился – ну какая она теперь "ба»? – Можно я тебя как-то иначе называть буду, а то на бабулю ты не тянешь?

– Да и Августина мне тоже теперь не очень. И Гуней не надо, – она звонко засмеялась, так что в зале на нее зашикали, – Ой пардон, не удержалась, уж больно статья смешная, – повернулась к Витьку и шепотом произнесла, – Может Тиной? Вроде как подходит.

– Так что мы ищем, Тина-Августина?

– Все, что необычно. Начинай с пятого августа и в обратную сторону.

Ничего незначащие объявления, новости, которые давно уже не новости, когда-то популярные политики, рецепты блюд и старые анекдоты – ничего, что могло показаться интересным.

–Тина, зырь сюда. "Вестник Подмосковья" объявления начиная с десятого июля и до пятого включительно: утеряно страусиное яйцо, крупнее обычного, живое, целое, с металлическим блеском. Очень редкая порода. Нашедшему хорошее вознаграждение – каждый день, в одном и том же месте. И тут есть номер телефона, и заметь, телефон стационарный. То есть мы можем найти тех, кто искал или через кого искали яйцо. А я думаю, что второго такого яйца нет ни у какого страуса.

–Молодец, Витёк, уже что-то. У меня тоже кое-что имеется. Посмотри погоду. Я точно помню это утро – было тепло, ясно и не было ветра, вообще не было. А теперь смотрим по округе: Воскресенск – град, Рязань – ливень такой силы, что вода в домах была, от Балашихи до Владимира ураган прошел такой, что крыши посносило – и так везде вокруг нас. Надо потом по карте посмотреть – мы как будто в эпицентре торнадо были – у нас тишина, а вокруг все кувырком. При чем если мы посмотрим на предполагаемую погоду, которую пророчит Гидрометцентр, то ничего подобного не ожидалось. Твое рождение было со знамениями. Кто ты какой, черт побери? – Августа тихонько засмеялась, нежно улыбнулась и подмигнула внуку.

–Странно, что Нина твоя не сдала меня тем, если она читала про яйцо и вознаграждение.

–Ну, во-первых, ни я, ни Нина про яйцо ничего не читали, во-вторых, пластину с яйцом я уже потом сравнила, а так пластинка и пластинка, положили, значит важно. Ну и главное, Нина, царство ей небесное, была очень порядочным человеком.

И они снова зашуршали газетами.

–Вить, сюда смотри, – Тина ткнула пальцем в фотографию – Житель деревни Берхино убежден, что видел НЛО, после чего у него заболела дочь. Редакция газеты связалась с Гидрометцентром, где пояснили, что на фотографии обычное северное сияние, хоть и необычное для наших широт.

– Ну так что необычного в этом сиянии?

– В нем все необычно. Цвет, распространение, сами волны не такие, ну главное, я это уже видела, именно его. Ты не встречал в своих газетах? Смотри – это третье Августа, газета «Здоровье Подмосковья», пересматриваем все заново, август третье, радиус километров сто от Коломны.

– Есть! Правда, без фото: в Красной Пойме жители обвиняют излучение в небе в гибели трёх коров, а также в тяжёлом состоянии беременной женщины.

– Ещё одно: мужчина, житель Кочемы, умер во время прогулки с ребенком, во всем винят вредное излучение, которое около часа дня появилось в небе третьего августа. Учёные опровергли слухи, назвав фото отражением северного сияния

– Смотри, ещё одно. Нецепино: дети вышли посмотреть на небывалое представление в небе – огненная радуга волнами сияла на небе. Двое детей увезли с симптомами неизвестной болезни, один скончался в скорой, не приходя в сознание.

– Ищем дальше? Это становится очень интересно.

– Больше не будет, – сказал Витёк и достал бумажку, где нарисовал свое родимое пятно, – Здесь шесть мечей – шесть побратимов. Я и ты – нас двое. И их четверо – всего шесть.

– Я поняла ход твоих мыслей, теперь бы найти причину этих всполохов, но это можно позже.

Августина достала мобильник.

– Борис Андрианович, мне нужно такси, срочно к городской библиотеке. Очень срочно и очень надолго. Как-то не очень я себя чувствую, поэтому надо успеть все сделать, со всеми попрощаться. Дня на два, если бог сил даст, – Тина говорила намерено слабым голосом, делая паузы, иногда подкашливая, чтобы на том конце не заподозрили подвоха.

– А кто этот Борис Андрианович?

– Коллега. Сейчас сам познакомишься. Хороший человек. Все, пошли милый, все остальное мы у Бориса выведаем.

Черная Волга стояла у входа. Августина запрыгнула на переднее сиденье и поцеловала водителя в щеку

– Привет. ВиктОр, не стой истуканом, быстро в машину.

Борис смотрел на Августину, прищурился, потом очень удивлённо и растеряно произнес: Тина?

– Я-на, – засмеялась он, – Все вопросы по дороге, а пока включай мигалку и к нам домой, надо забрать кое-что и потом по адресам поедем – у Витька названия деревень, а там по обстоятельствам действовать будем.

Борис Андрианович не задавал больше вопросов, выжал газ и машина тронулась в сторону дома…

–Вить, ты сейчас быстро домой, вещи из красного пакета все забери, и из черного – деньги. Наличка пригодится, а картой светить негоже. Телефоны бы отключить, да боюсь может связь в любой момент понадобиться.

– Да что происходит? – взревел Борис, – Можно хоть какое-то объяснение.

– Чудо, Боренька, чудо. И мы можем это чудо разгадать. И ты мне… нам – поправила она себя, – В этом очень поможешь.

Только после того, как Витёк сел в машину, Августина расслабилась, она до последнего момента ждала подвоха, ждала, что их выследят, что скорлупу украдут, а то и того хуже – с Витенькой что-нибудь случится. Теперь можно расслабиться, рядом с Борисом ничего не страшно, да и Витька со своим яйцом уже вряд ли себя в обиду даст.

– Мальчики, я тут поняла, что мы и не завтракали ещё, а время уже вечер. Боренька, а можно в кафе у дороги посидеть, чебуреков с котятами опробовать?

– Теперь точно вижу, что это вы, то есть ты, теперь даже не знаю, как к вам обращаться, товарищ полковник.

– Кто полковник? Бабуля полковник? Вы, дядя Боря ничего не путаете?

– Нет, малой, ничего не путаю, пусть тебе бабуля все расскажет, а я поправлю если что напутает.

В кафе было пусто, сумрачно и пахло пережаренным маслом. Они сели за стол возле окна, и Тина заговорческим шепотом начала рассказывать.

– Я – учёный, физик-ядерщик. Вот в этом платье премию получала от государства. А Борис – мой студент, влюблен был в меня, хоть я его несколько старше. Мы даже были готовы в ЗАГС идти. Вот эти, кстати, босоножки по случаю и купила. Да не надела.

Мне было 45, когда в Припяти станция бахнула. Я тогда военными разработками занималась, а тут такой случай все своими глазами увидеть, расчеты, риски, возможности – я в первых рядах и вызвалась. Гражданских физиков упрашивали, а наша команда в самое пекло сами вызвались. Знаешь, вот даже если ты ко всему готов, то ты все равно не готов. Никто не ожидал увидеть такое. Это зарево, дым и запах страха, он такой липкий, такой сладковатый – только вдох делаешь и этот страх пожирает тебя изнутри. Но ты зубы стискиваешь и прешь вперёд, потому что за твоей спиной дети, чужие дети, а в их глазах ужас. Мы пошли к реактору. Костюмы надели, и каждый знает, что никакого толку от этого костюма нет уже здесь, а там тем более. Но мы должны были, мы должны были узнать каков масштаб, ну и опять, документы забрать и по мелочи ещё.

А пепел сыпется, и небо чёрное, и вдруг на черном небе рыжие всполохи, словно хвост лисы. Мы сначала думали, что это новое зарево, а потом смотрим – нет, словно мечется в небе кто-то. Сказки про жар-птицу все слышали, так вот жар-птица по черному небу летит, словно подраненная: вверх-вниз, вверх-вниз…

Мы спустились – там ад, температура страшная, счётчики в ушах и трещоткой звенят, каждый вдох – это порция яда. Костюм к телу прилипает и не поймешь то ли пот, то ли кровь сквозь поры сочится. И шагается так тяжело, через силу, мышцы ноют хочется упасть и не шевелиться, но надо вернуться, надо рассказать, надо предупредить. Первым Мишка Каменев упал, парни его подхватили, а тот хрипит, что-то в нем хлюпает, ноги волочатся. Толик Забиров спотыкается и падает в какую-то кашу из пепла и воды. Это серая грязь шипит и буквально разъедает костюм. Он встать пытается, орет, руки из этой жижи вытаскивает, а перчатка вместе с кожей сползает, я к нему рванула, но меня кто-то из парней оттолкнул, потом бумаги в руки дал и как закричит – беги, дура, не оборачивайся. И ещё толкнули в спину для ускорения. Четверо их там осталось. Никого и не нашли. Даже потом.

А куда идти? Пепел кругом, линзы в очковом узле с внутренней стороны запотели, а снаружи покрылись липкой сажей, я их рукой протираю, да только еще больше размазываю по стеклу черную сажу. Под ногами обломки дымят – я об них спотыкаюсь, – а в небе огненная лисица хвостом машет, и я за этот хвост уцепиться пытаюсь, иду за этим сиянием, сама не знаю почему. Манит оно меня. И я вышла. Через лес на трассу за пять километров от реактора. Треск счётчика утих, дышать легко стало. Лисица моя растворилась где-то высоко в небе, а я у дороги стою в обнимку с бумагами. Там же сняла с себя ОЗК, папки обняла и пошла в одном белье в сторону штаба. Ветер дует, я его вижу – деревья раскачиваются, а кожей не чувствую. Ничего не чувствую вообще.

В штабе нашу группу уже и не ждали. Сутки прошли, только я не видела ни заката, ни восхода, только хвост рыжего лиса.

Знаешь, Вить, я не всегда серой молью была, да вон Борис подтвердит. А тут за день, как серым пеплом посыпали. Кожа высохла, стянулась в тугую паутину. И цвет пропал, будто выжгли его, оставил только тень. Так в сорок пять я стала бабкой, бесцветной, серой мышью. Но самое странное, что никакого следа радиационного заражения во мне не обнаружили, да чувствовала я себя очень неплохо. Сколько тестов, сколько анализов сделали, так объяснить и не смог никто. Про лисий хвост, я только Борису и рассказывала, так и решили, что это сияние меня спасло. Мы даже с Борей пробовали теорию разработать, что-то вроде антиизлучения, но научно обосновать так и не смогли.

– Ба, а тебе сколько лет? Что-то я не совсем догоняю.

– По паспорту 83 в марте исполнилось. И не делай такие большие глаза. Я как тогда в старушку усохла, так больше и не менялась. Да и пережила давно всех, кто со мной был и меня исследовал, так по привычке продолжают измываться над бабкой. И ведь что, ироды, думали – они меня облучают. Да только не проходят лучи сквозь серый пепел. Да ты и и сам видел, вон, сколько раз меня пытались сфотографировать – муть какая-то получается, размытый серый силуэт- ни УЗИ, ни МРТ – ничего не получается. После МРТ хуже всего чувствую, внутри все сжимается, словно меня цепями спеленали и пошевелиться не дают. И цепи холодные, а внутри все огнем пылает – вот такая тебе бабка загадочная попалась.

– С прошлым разобрались, -сказал Борис, – Теперь бы с настоящим не помешает.

–А настоящее не менее чудесно. Ты когда меня привез, я и попрощалась с миром. Ну а куда больше – девятый десяток разменять – не шуточное дело. Да только внучек мой скорлупу свою потер, как лампу Аладдина, а оттуда мой – рыжий лис, он, значит, меня всю обнял, языками пламени облизал, да перхоть серую снял, а под ней я ещё моложе, чем была до. После мы с тобой, Боренька это все зафиксируем, протестируем, но это потом, пока есть более важное.

Борис вопросительно посмотрел на Августину, и та продолжила: мы тут в шпиёнов поиграли, да в прошлом немного покопались. Так вот, рыжий лис появлялся 14 лет назад в нашей области четыре раза, как раз за пару дней до появления Витеньки, и все четыре раза там случилась странная болезнь у ребятишек, сейчас мы поедем по этим деревенька да детей тех найдем.

–Вы с ума сошли? 14 лет прошло, да эти дети могли выздороветь, или умереть или переехать – да все что угодно, – возмутился Борис

– Пока не поедем – не узнаем не так ли, Боренька? – голос у нее стал елейным нежным тягучим

– Ба, какая ты кокетка оказывается, – засмеялся Витёк

– Ты даже не представляешь, как приятно чувствовать себя живой, да просто чувствовать. Солнце на лице, ветер в волосах, запах, вкусы, я почему не готовила, потому что всякая еда на вкус – вата ватой, а этот чебурек на прошлогоднем масле – да я не помню, когда мне было так вкусно, – и одинокая слеза покатилась по щеке Августины

– Теперь, Борис, дело к тебе. По своим пробей, что испытывали вот в этой округе, – она отвела пальцем вокруг зала,– Потому что, согласно моей теории, этот лисий хвост появляется, как ответ на какую-то техногенную энергетику. И ещё, мы там в газете телефончик нашли, кто за это яйцо хорошее вознаграждение давал, аккуратно узнай, кто проживал, жив ли теперь, ну ты знаешь, как работать, не мне, полковнику, генералу советы давать.