Так, в работе Д.?М. М. Шихалиева «Рассказ кумыка о кумыках», публиковавшейся частями в газете «Кавказ» (1848), приводились интересные сведения по этнографии кумыков и соседних народов. Характеризуя семейный и общественный быт кумыков, автор отрицал факт закабаления женщины и бесправия.
Ценные сведения о быте горских народов содержатся в работах очевидцев Кавказской войны Мухаммед-Тахира аль-Карахи, Хайдарбека Геничутлинского, Гаджи-Али, Абдурахмана из Газикумуха[19 - Мухаммед Тагир аль-Карахи. Три имама. Махачкала, 1990; Хайдарбек Геничутлинский. Историко-биографические и исторические очерки. Махачкала, 1992; Гаджи-Али. Сказание очевидца о Шамиле / Сост., вступ. ст., коммент. и общ. ред. В. Г. Гаджиева. Махачкала, 1995; Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний. Махачкала, 1997.]. Будучи современниками тех военных и политических событий, летописцы и секретари Шамиля Мухаммед-Тахир аль-Карахи и Гаджи-Али фиксировали собственные наблюдения. Авторы приводили интересные сюжеты, затрагивающие политику трех имамов в отношении женщин. Однако в оценке реформатской деятельности имама Шамиля они стремились нивелировать характер шариата в отношении женщин.
В целом, несмотря на то что в дореволюционной историографии не было ни одной специальной работы, посвященной изучению влияния военного фактора на повседневную жизнь дагестанской женщины, фактический материал, содержащийся в их трудах, является важным источником для нашего исследования.
Советский этап в развитии историографии ознаменован выходом трудов о Кавказской войне, для которых характерен классовый подход и сильное влияние государственной цензуры[20 - Покровский М. Н. Дипломатия и войны царской России в ХIX столетии: Сб. статей. М., 1923; Гаджиев В. Г. Роль России в истории Дагестана. М., 1965; Блиев М. М. Кавказская война: социальные истоки, сущность // История СССР. М., 1983. № 2. С. 85–96.]. Одной из первых работ, посвященных Кавказской войне, был труд М. Н. Покровского, где нашли отражение некоторые вопросы, касающиеся повседневной жизни дагестанских женщин. В частности, в своей работе автор привел интересные сведения об аварской ханше Паху-бике, ее взаимоотношениях с мюридами и русскими властями. В истреблении Гамзат-беком ханского семейства во главе с Паху-бике автор усматривал справедливое возмездие, следствие «русофильской политики аварских ханов». Покровский полагал, что ханша Паху-бике стала жертвой этой политики.
Тема Кавказской войны нашла отражение в зарубежной западной и восточной историографии этого периода. Для этих работ характерен альтернативный подход в интерпретации термина «Кавказская война», ее характера и хронологии. Так, в работе Поля Хенца исследована специфика борьбы народов Северного Кавказа против агрессивной политики Российской империи[21 - Henze P. B. Fire and Sword in the Caucasus: The 19th Century Resistance of the North Caucasian Mountaineers // Central Asian Survey. 1983. Vol. 2. P. 5–44.]. Работа турецкого исследователя Яхъи Канболата (Yahya Kanbolat) посвящена хронологии войны, которую он называет «черкесско-русской»[22 - Kanbolat Y. Bin Sekiz Y?z Altmis D?rde Kadar Kuzey Kafkasya Kabilelerinde Din veToplumsal D?zen. Ankara, 1989. S. 51.].
Определенную ценность для нас представляют художественные произведения, которые в отсутствие дневников и писем женщин фиксируют исторические, повседневные заботы людей, их переживания. Среди таких произведений следует отметить исторический роман английской писательницы Лесли Бланч «Сабли рая»[23 - Бланч Л. Сабли рая. Махачкала, 1991.], вышедший в 1960 году. Эта книга видится нам важной как часть исторического восприятия эпохи в западной историографии. Автор осветила события, связанные с пленением княгинь Чавчавадзе и Орбелиани, жизнь Шамиля после пленения, атмосферу, царившую в семействе имама Шамиля.
Среди художественных произведений особое место занимает роман-трилогия М. И. Ибрагимовой «Имам Шамиль», работе над которой писательница посвятила тридцать лет жизни. На наш взгляд, учитывая, что автор долгие годы изучала первоисточники, мемуарную литературу и архивные документы по Кавказской войне и ввела в оборот большой исторический материал, ее роман можно оценить как весьма достоверную работу.
После 1991 года отсутствие идеологического давления способствовало возрождению интереса к теме Кавказской войны и новой ee интерпретации в работах Р. М. Магомедова, А. М. Халилова, М. М. Блиева, В. В. Дегоева, Г.?А. Д. Даниялова, А. Х. Рамазанова, Х. А. Омарова, М. Гаммера, А. Т. Урушадзе[24 - Магомедов Р. М. Борьба горцев за независимость под руководством Шамиля. Махачкала, 1991; Халилов А. М. Национально-освободительное движение горцев Северо-Восточного Кавказа под предводительством Шамиля. Махачкала, 1991; Блиев М. М., Дегоев В. В. Кавказская война. М., 1994; Даниялов Г.?А. Д. Имамы Дагестана. Т. II–III. Махачкала, 1996; Рамазанов А. Х. Реформаторская деятельность великого имама Шамиля. Махачкала, 1996; Омаров Х. А. 100 писем Шамиля. Махачкала, 1997; Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана. М., 1998; Дегоев В. В. Имам Шамиль: пророк, властитель, воин. М., 2001; Урушадзе А. Т. Генезис фронтирных идентичностей в эпоху Кавказской войны // Научная мысль Кавказа. 2014. № 4.].
Так, в работах А. А. Цыбульниковой, Ю. Ю. Клычникова и Е. И. Иноземцевой[25 - Цыбульникова А. А. Судьбы линейных казачек в плену у горцев // Из истории и культуры линейного казачества Северного Кавказа: Материалы VI международной Кубанско-Терской конференции. Краснодар; Армавир, 2008; Клычников Ю. Ю., Цыбульникова А. А. «Так буйную вольность законы теснят…»: борьба российской государственности с хищничеством на Северном Кавказе (исторические очерки) / Под ред. и с предисл. Б. В. Виноградова. Пятигорск, 2011; Иноземцева Е. И. Институт рабства в феодальном Дагестане: Очерки истории. Махачкала, 2014.] нашли отражение различные аспекты, связанные с пленением женщин в годы Кавказской войны. Однако согласиться с выводом, скажем, Цыбульниковой о том, что «большинство кавказских женщин лояльно относились к возможности быть проданными в рабство»[26 - Цыбульникова А. А. Казачки Кубани в конце XVIII – середине XIX века: Специфика повседневной жизни в условиях военного времени. Армавир. 2012. С. 122.], нельзя.
Иноземцева в своей фундаментальной работе отмечала несостоятельность доводов дореволюционных и современных исследователей, утверждающих, что торговля пленными являлась привычным укладом жизни исключительно горских народов Северного Кавказа.
В зарубежной историографии освещались различные вопросы, связанные с политикой Российской империи на Кавказе, военные события, сопротивление народов Кавказа, идеология мюридизма[27 - Gammer M. Russian Resistance to the Tsar. Shamil and the Conquest of Chechnia and Daghestan. London, 1994; Richmond W. The Circassian Genocide (Genocide, Political Violence, Human Rights). New Brunswick, 2013.].
Большую ценность для нашего исследования представляет работа израильского кавказоведа М. Гаммера, написанная на основе богатого фактического материала, извлеченного из архивов Англии, Франции, Германии, Австрии, Турции[28 - Гаммер М. Шамиль. Мусульманское сопротивление царизму. Завоевание Чечни и Дагестана. М., 1998. С. 319.]. Автор много внимания уделил повседневной жизни населения имамата: семейно-брачные отношения, контакты с русскими пленными, межэтнические браки, моральные устои общества.
В дореволюционной историографии истории буржуазных реформ мы старались обнаружить упоминания по интересующей нас проблеме. В массе работ, посвященных истории Дагестана второй половины XIX века, описаны особенности социально-экономического развития отдельных регионов Кавказа, в том числе развитие традиционных женских ремесел и промыслов[29 - См.: Белл Д. Белевы путешествия через Россию в разные асиатские земли, а именно: Испаган, Пекин, Дербент и Константинополь. СПб., 1776. Ч. 3; Гмелин С. Г. Путешествие по России для исследования всех трех царств в природе естества. СПб., 1785. Ч. 3; Березин И. Н. Путешествие по Дагестану и Закавказью. Казань, 1850. Ч. 1; Костенецкий Я. И. Записки об Аварской экспедиции на Кавказе в 1837 году. СПб., 1851; Бахтамов И. М. Чирка или аул Чиркей // Кавказ. 1863. № 29–30; Дорн Б. А. Отчет об ученом путешествии по Кавказу // Труды Восточного отделения археологического общества. СПб., 1864; Воронов Н. И. Путешествие по Дагестану // Сборники сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1868. Вып. 1; Лиль-Адам В. В. Две недели в Даргинском округе // Сборники сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1875. Вып. 8; Костемеровский И. С. Салаватия // Кавказ. 1878. № 1; Маргграф О. В. Очерки кустарных промыслов Северного Кавказа с описанием техники производства. М., 1882; Ган К. Ф. Путешествие в Кахетию и Дагестан (летом 1898 года) // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. Тифлис, 1902. Вып. 31; Ган К. Ф. Экскурсия в Нагорную Чечню и Западный Дагестан летом 1901 года // Известия Кавказского отделения Императорского Русского географического общества. Тифлис, 1902. Т. 15; Сержпутовский А. К. Поездка в Нагорный Дагестан. Пг., 1917.]. Учитывая тот факт, что многие авторы-путешественники побывали в Дагестане как в годы Кавказской войны, так и после ее окончания, их сведения отражают трансформацию женских домашних ремесел. В этих работах уделяется внимание аспектам, связанным с развитием женских ремесел и промыслов в условиях капиталистической модернизации Дагестана в 60–90?е годы XIX века. О. В. Маргграф справедливо отметил, например, центры обработки шерсти[30 - Маргграф О. В. Очерки кустарных промыслов. С. 283.], a это было дело исключительно женское.
Многие дореволюционные авторы рубежа XIX–XX веков интересовались историей становления женского светского образования периода буржуазных реформ второй половины XIX века, динамикой ее развития и влиянием на социально-экономическое и правовое положение дагестанской женщины[31 - Захаров А. Домашний и социальный быт женщины у закавказских татар; Козубский Е. И. Темир-Хан-Шуринская женская гимназия // Кавказ. 1901. № 271; Он же. Отчет о втором десятилетии Темир-Хан-Шуринского реального училища. 1890–1899. Темир-Хан-Шура, 1901; Он же. К истории народного образования в Дагестанской области в первое десятилетие // Дагестанский сборник. Вып. 1. Темир-Хан-Шура, 1902; Он же. История города Дербента. Темир-Хан-Шура, 1905.]. Е. И. Козубским внесен вклад в изучение женского светского образования[32 - Козубский Е. И. Темир-Хан-Шуринская женская гимназия // Кавказ. 1901. № 271; Отчет о втором десятилетии Темир-Хан-Шуринского реального училища. 1890–1899. Темир-Хан-Шура, 1901; История города Дербента; Свидерский П. Ф. В горах Дагестана. СПб., 1903.], составившего конкуренцию религиозному[33 - Краснов М. В. Просветители Кавказа. Ставрополь, 1913; Фарфоровский С. В. Дагестанская мусульманская школа // Журнал Министерства народного просвещения. 1915. № 11; Рудольф Н. Ф. К вопросу об организации начальных училищ, специальных педагогических курсов, коммерческих и других профессиональных отделений при женских гимназиях. Тифлис, 1915.].
В советской историографии влияние буржуазных реформ второй половины XIX века на дагестанское общество рассматривалось в основном как прогрессивное явление.
Одной из первых работ, отражающих положительные преобразования в повседневной жизни дагестанского общества в пореформенный период, была монография И. Р. Нахшунова[34 - Нахшунов И. Р. Экономические последствия присоединения Дагестана к России (Дооктябрьский период). Махачкала, 1955.]. В этом же ключе были написаны работы Х.?М. Хашаева, Г. И. Милованова, С. Ш. Гаджиевой, Х. Х. Рамазанова, Р. М. Магомедова[35 - Хашаев Х.?М. Занятия населения Дагестана в XIX веке. Махачкала, 1959; Милованов Г. И. Очерк формирования и развития рабочего класса в Дагестане. Махачкала, 1963; Гаджиева С. Ш. Некоторые виды домашних промыслов даргинцев в XIX–XX веках // Ученые записки Института истории, языка и литературы. Махачкала, 1966. Вып. 16; Рамазанов Х. Х. Сельское хозяйство и промышленность Дагестана в пореформенный период. Махачкала, 1972; Развитие промышленности в Дагестане во второй половине XIX века // Проникновение и развитие капиталистических отношений в Дагестане. Махачкала, 1984; Магомедов P. M. Россия и Дагестан. Махачкала, 1987; Каймаразов Г. Ш. Просвещение в дореволюционном Дагестане. Махачкала, 1989.] и др., где в контексте социокультурных преобразований, реформ управления и судопроизводства освещались вопросы, связанные со спецификой женского труда, образования, правового положения женщины. Авторами фрагментарно были представлены сведения о женщинах, занятых на промышленных предприятиях, отмечены тяжелые условия их труда[36 - Милованов Г. И. Рабочий класс Дагестана. Махачкала, 1991.].
В историографии последних лет[37 - Гаджиев А. С. Прогресс культуры и духовной жизни народов Дагестана в конце XIX – начале XX века. Махачкала, 1996; Булатов Б. Б. Дагестан на рубеже XIX–XX вв. Махачкала, 1996; Мансурова А. Г. Промышленность Дагестана во второй половине XIX – начале XX в. Махачкала, 2006; Егорова В. П. Культурная жизнь города Темир-Хан-Шуры во второй половине XIX – начале ХХ в. // Провинциальный город в XVIII–XXI вв. (история, экономика, культура): Материалы междунар. науч.-практич. конф. (25–28 сентября 2008 г., г. Кизляр). Махачкала: ИПЦ ДГУ, 2008.] были рассмотрены вопросы, связанные с влиянием реформ на сельское хозяйство, промышленность, социокультурную жизнь Темир-Хан-Шуры, Дербента, Порт-Петровска. Большинство работ носило описательный характер, тема модернизации жизни женщин в них едва затрагивалась. В указанных работах А. Г. Мансуровой и Э. М. Далгат имеются данные о доле женщин в производстве, об условиях их труда и социального обеспечения. Выходили специальные публикации, посвященные женскому труду в условиях капиталистической модернизации края. В указанной работе В. П. Егоровой показана модернизация культурной жизни дагестанских городов Темир-Хан-Шуры, Дербента, Порт-Петровска в пореформенный период. Автор осветила роль женщин-горожанок, отметив благотворительную направленность многих мероприятий, которые ими проводились.
В специальных публикациях, посвященных женскому труду в условиях капиталистической модернизации края (см., например, статьи Н. Н. Гаруновой), говорилось о какой-то отдельной стороне экономического положения дагестанок, иногда рассматривался вопрос появления в крае женщин-предпринимательниц[38 - Гарунова Н. Н. Очерки истории виноделия и коньячного производства на Кизлярщине в XVII–XXI вв. Махачкала, 2009; Она же. «Женский след» в виноделии Кизляра // Женщины в истории: недостающие фрагменты исторического полотна: Материалы Всерос. науч.-практич. конф. / Отв. ред. С. Л. Дударев, Н. Л. Пушкарева; сост. А. А. Цыбульникова. Армавир, 2010. С. 171–173; Далгат Э. М. Население городов Дагестанской области в конце XIX – начале XX в. // Вестник Института ИАЭ. 2012. № 1.]. В частности, автором был исследован женский труд в винодельческой отрасли Кизляра и окрестных казачьих станицах. Меньше всего говорилось в них о женском быте.
Тема трансформации социального и правового положения женщин Северного Кавказа, и дагестанок в частности, получила освещение в квалификационных работах А. К. Халифаевой, А. М. Адуховой, О. И. Шафрановой[39 - Халифаева А. К. Государственные и правовые институты в Дагестане в XIX веке: Основные тенденции и изменения: Дис. … д-ра юрид. наук. Махачкала, 2004; Адухова А. М. Русско-дагестанские педагогические связи: втор. пол. XIX – начало XX в.: Дис. … канд. пед. наук. Махачкала, 2007; Шафранова О. И. Женщины Северного Кавказа во второй половине XIX – начале XX в.: Дис. … канд. ист. наук. Ставрополь, 2004.].
В исследованиях С. Ш. Гаджиевой, М. А. Агларова, С. Х. Асиятилова, В. К. Гарданова, А. Х. Магометова, А. Г. Булатовой, К. Э. Курбанова, Я. С. Смирновой, С. А. Лугуева, Б. М. Алимовой[40 - Гаджиева С. Ш. Кумыки. М., 1961; Агларов М. А. Формы заключения брака и некоторые особенности свадебной обрядности у андийцев // Советская этнография. 1964. № 6; Асиятилов С. Х. Историко-этнографические очерки хозяйства аварцев (XIX – пер. пол. XX в.). Махачкала, 1967; Гарданов В. К. Общественный быт адыгских народов. (XVIII – пер. пол. XIX в.). М., 1967; Магометов А. Х. Культура и быт осетинского народа: Историко-этнографическое исследование. Орджоникидзе, 1968; Булатова А. Г. Лакцы. Махачкала, 1971; Курбанов К. Э. Брак и свадебные обряды цахуров в XIX – нач. XX в. // Вопросы истории и этнографии Дагестана. Махачкала, 1974; Смирнова Я. С. Семья и семейный быт народов Северного Кавказа (вторая половина ХIX – ХХ в.). М.: Наука. 1983; Лугуев С. А. Дидойцы (цезы). Махачкала, 1987; Алимова Б. М. Брак и свадебные обычаи в прошлом и настоящем: Равнинный Дагестан. Махачкала, 1989.] женская повседневность представлена в контексте общих этнокультурных традиций, но совсем не изучены ee трансформации в условиях войн и реформ. Отдельные стороны социально-экономического, правового положения женщины в дагестанском обществе изучались в контексте этнокультурных традиций, семейного быта, обрядности и досуга.
В современной историографии среди региональных исследователей по-прежнему превалировал материал по этнографии дагестанских народов[41 - Алимова Б. М. Табасаранцы. XIX – начало XX в.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 1992; Лугуев С. А., Магомедов Д. М. Бежтинцы. XIX – нач. XX в.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала: ДНЦ РАН, 1994; Мусаева М. К. Хваршины. XIX – начало XX в.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 1995; Булатова А. Г. Лакцы: Историко-этнографическое исследование. ХIX – начало ХХ в. Махачкала, 2000; Гаджиева М. И., Омаршаев А. О. Семья народов Дагестана в историческом развитии: Часть 1. Махачкала, 2000; Ризаханова М. Ш. Гунзибцы: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 2001; Она же. Лезгины. XIX – начало XX в.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 2005; Курбанов М.?З. Ю. Сюргинцы. XIX – начало XX в.: Историко-этнографическое исследование. Махачкала, 2006.]. Тема женской повседневной жизни в этих работах практически не рассматривалась.
В то же время тема женской повседневности – одно из самых востребованных направлений современной историографии[42 - Пушкарева Н. Л. Женщины Древней Руси. М., 1989; Она же. Женщины России и Европы на пороге Нового времени. М., 1996; Она же. «Живя и труждаясь в подивление окольным людям» (Женский труд и женские занятия в российской повседневности X–XVII вв.) // Женщина в российском обществе. 1996. № 2. С. 18–27; Она же. Частная жизнь русской женщины: невеста, жена, любовница (X – начало XIX в.). М., 1997; Белова А. В. Повседневная жизнь русской провинциальной дворянки конца XVIII – первой половины XIX века как проблема исследования // Женщина в российском обществе: Российский научный журнал. 2004. № 1; Текуева М. А. Женская повседневность на южных окраинах Российской империи в XIX – начале ХХ в. // Российская повседневность в зеркале гендерных отношений. Сб. статей. М.: Новое литературное обозрение, 2013. С. 446–483; Маршенкулова Ф. А. Проблемы изучения женской повседневности на Северном Кавказе // Современные проблемы науки и образования. 2015. № 2 (3). С. 165–166.]. Новейшие разработки в области направления сместили акценты на эмоциональные переживания женщин. Появились исследования, затрагивающие вопросы повседневности женщин в военную пору. Е. С. Сенявская одна из первых начала изучать человека на войне, в том числе сквозь призму женского восприятия, особое внимание уделяя эмоциональному состоянию[43 - Сенявская Е. С. Женщина на войне глазами мужчин // Русская история: проблемы менталитета. Тезисы докладов научной конференции. М., 1994. С. 149–151; Она же. Человек на войне. Историко-психологические очерки. М., 1997; Она же. Женщины на войне глазами мужчин: психологический экскурс в историю России // Российская ментальность: методы и проблемы изучения. М., 1999. Вып. 3.].
К числу работ, объектом внимания которых стало изучение женской повседневности, отягощенной войной, следует отнести труды П. П. Щербинина[44 - Щербинин П. П. Влияние войн начала XX в. на повседневную жизнь российской солдатки // Повседневность российской провинции: история, язык, пространство. Казань, 2003. С. 184–202; Он же. Повседневная жизнь российской провинциалки в период Первой мировой войны 1914–1918 гг. // Женская повседневность в России XVIII–XX вв.: Мат-лы междунар. научн. конф. 25 сентября 2003 / Отв. ред. П. П. Щербинин. Тамбов, 2003. С. 121–133.]. Автор в своей фундаментальной работе[45 - Щербинин П. П. Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII – начале XX в.: Монография. Тамбов, 2004.] комплексно рассмотрел воздействие военного фактора на повседневность россиянок на протяжении XVIII – начала XX века. Он воспроизвел фронтовой быт сквозь призму женского восприятия войны, рассмотрел женский опыт (сестер милосердия, женщин-солдаток), модели социальной адаптации женщин к условиям военного времени.
Женская повседневность в проблемном поле Великой Отечественной войны стала предметом исследования М. А. Нанаевой[46 - Нанаева М. А. Трудовая повседневность работников промышленности Ставропольского края на завершающем этапе Великой Отечественной войны // Историческая социология. № 3. 2007. С. 103–105.] и И. В. Ребровой[47 - Реброва И. В. «Женская» повседневность в проблемном поле истории Великой Отечественной войны // Женщина в российском обществе. 2008. № 2. С. 25–33.]. Авторы, рассматривая повседневный труд населения в годы войны, переместили акцент на сложности, с которыми сталкивалась женщина, уделили внимание специфике и условиям труда, социальной политике государства в отношении женского населения.
На примере народов Северного Кавказа это направление женской повседневности исследовали М. А. Текуева[48 - Текуева М. А. Война и женская повседневность (на материалах Кабардино-Балкарии) // Исторический вестник. 2010. № 9. С. 118–127; Она же. Женская военная повседневность (кавказский материал) // Женщины и мужчины в контексте исторических перемен: Материалы Пятой междунар. науч. конф. РАИЖИ и ИЭА РАН, 4–7 октября 2012 г. Тверь, 2012. Т. 1. С. 298–301; Она же. Женская повседневность на южных окраинах Российской империи в XIX – начале ХХ в. // Российская повседневность в зеркале гендерных отношений: Сб. статей. М., 2013. С. 446–483.] и М. Х. Гугова[49 - Гугова М. Х., Нальчикова Е. А., Текуева М. А. Женские суеверия и страхи в условиях военной повседневности // Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН. 2012. № 6. С. 93–97; Гугова М. Х., Текуева М. А., Нальчикова Е. А. Женское лицо в зеркале войны (история изучения и новые исследовательские задачи) // Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН. 2012. Т. II. № 2. С. 42–44; Гугова М. Х., Текуева М. А. Женщины и война: проблемы повседневного существования и ментальных изменений // Вестник Дагестанского научного центра. Махачкала. 2012. № 46. С. 77–82; Гугова М. Х. Женская военная повседневность: история изучения, источники и методы // Вестник КБИГИ. 2017. № 1 (32). С. 23–29.], сделав акцент на психологические переживания женщин, на стратегию поведения в экстремальных условиях.
Несмотря на то что объектом исследования этих авторов являлась повседневная жизнь женщин в годы Великой Отечественной войны, для нашего исследования их подход имеет большую ценность как в теоретическом, так и в методологическом плане.
Женское пространство в традиционной культуре народов Северного Кавказа стало предметом специального исследования в работах Ю. Ю. Карпова, Б. Р. Рагимовой и М. Б. Гимбатовой[50 - Карпов Ю. Ю. Женское пространство в культуре народов Кавказа. СПб., 2001; Рагимова Б. Р. Женщина в традиционном дагестанском обществе XIX – начала XX в. Махачкала, 2001; Она же. Имущественное положение женщины в Дагестане (XIX – начало XX в.) // Этнографическое обозрение. 2001. № 5. С. 38–49; Гимбатова М. Б. «Женское пространство» в традиционной культуре ногайцев // Материалы региональной науч. конф. «Гендерные отношения в культуре народов Северного Кавказа». Махачкала, 2008. С. 49–53; Она же. Брак и семейные отношения у тюркоязычных народов Дагестана в XIX – начале ХХ в. // Вестник института ИАЭ. 2011. № 2. С. 97–109; Она же. Трансформация хозяйственной специализации у народов Дагестана: гендерный аспект // Вестник института ИАЭ. 2017. № 4. С. 89–96.]. Авторами освещены роль и место дагестанской женщины в семье и обществе, специфика женского труда, специфика семейных отношений, участие женщин в миротворчестве, показана трансформация имущественного и правового положения женщины в ходе эволюции традиционного общества.
В частности, в монографии «Женское пространство в культуре народов Кавказа» Ю. Ю. Карпов не обошел вниманием вопросы, связанные с участием женщин в обычае кровной мести, обратив внимание на истоки женской воинственности. Автор усматривал в этом отголоски эпохи матриархата, через которую в далеком прошлом прошли народы Дагестана. Примечательно, что Ю. Ю. Карпов обратил внимание на то, что женская субкультура кавказских народов, в отличие от мужской субкультуры, всегда находилась в тени и не была объектом исследования. Автор полагал, что именно кавказские женщины являлись носителями культурных традиций. Повседневная жизнь женщин в контексте трансформационных процессов советского общества нашла отражение и в работах Ю. Д. Анчабадзе и А. П. Скорика[51 - Анчабадзе Ю. Д. Женщина и политические изменения в адыгском ауле (1920?е годы) // Культурная жизнь Юга России. 2009. № 4. С. 54–57; Он же. Социально-политические трансформации в адыгском ауле 1920?х гг.: гендерный аспект // Женщина в российском обществе. 2011. № 3. С. 61–67; Скорик А. П., Гадицкая М. А. Новые гендерные роли и повседневность женщин в колхозной деревне 1930?х гг. (на материалах Дона, Кубани, Ставрополья) // Российская повседневность в зеркале гендерных отношений. М., 2013. С. 538–582.].
Проблемы гендерного равноправия, домашнего и сексуального насилия, женского обрезания стали предметом специального исследования в работах М. А. Бутаевой[52 - Бутаева М. А. Гендерные стереотипы и насилие против женщин // Научные проблемы гуманитарных исследований. 2010. № 9. С. 179–186.] и С. В. Сиражудиновой[53 - Сиражудинова С. В. Гендерное равноправие как условие развития гражданского общества на Северном Кавказе // Социология власти. 2010. № 4. С. 170–177; Она же. Женское обрезание в Республике Дагестан: социокультурные детерминанты и концептуальный анализ // Женщина в российском обществе. 2016. № 2 (79). С. 48–56; Она же. «Я не могу сказать!»: К проблеме домашнего и сексуального насилия в республиках Северного Кавказа (по материалам социологического исследования в Республике Дагестан) // Женщина в российском обществе. 2017. № 4 (85). С. 26–35.].
Общие сведения об источниковой базе исследования
Источниковая база исследования представляет собой архивные и опубликованные материалы.
Архивные материалы хранятся в Российском государственном историческом архиве (РГИА), Российском государственном военно-историческом архиве (РГВИА), Государственном архиве Краснодарского края (ГАКК), Центральном государственном архиве Республики Дагестан (ЦГА РД), Научном архиве Института истории, археологии и этнографии Дагестанского НЦ РАН. Фонды содержат богатейший архивный материал, включающий в себя следующие источники: документы официального характера (приказы, донесения, переписка военных и гражданских властей, ходатайства) и личного характера (мемуары, дневники, письма).
В деле за № 126 «О предоставлении вдове Надворнаго Советника Смирновой в пожизненное пользование участка казенной земли в Кайтаго-Табасаранском округе в количестве 130 десятин 94 саженей. Н.7 июля 1873 г. – К.20 июля 1873 г.» этого же фонда были обнаружены ходатайство вдовы и кавказских властей к военным властям Российской империи.
Ценнейшие документы, отражающие события Кавказской войны, военно-политическую обстановку, политику царизма в отношении народов Кавказа, были обнаружены в фондах Российского государственного военно-исторического архива (РГВИА). При исследовании архивных дел главное внимание уделялось материалам, связанным с темой исследования. Сложность заключалась в том, что в материалах дел почти не отразилась повседневная жизнь женщин.
Большую ценность для исследования представляют материалы, хранящиеся в рукописном фонде Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра Российской академии наук (Рук. фонд ИИАЭ ДНЦ РАН).
Сочетание в источниковой базе документов из архивов федерального значения с документами, выявленными автором в архиве Республики Дагестан, помогло оценить специфику воздействия военного фактора на женскую повседневность. Несмотря на то что эта тема отражена фрагментарно, находки представляют большую ценность.
Что касается опубликованных источников, то основную их массу составили сборники официальных документов, письма и воспоминания очевидцев и участников событий Кавказской войны, периодическая печать; законодательные источники, справочные издания, публицистика.
Проанализированы также приказы, донесения, переписка военных и гражданских властей, которые отражают политику русских властей в отношении кавказских народов, специфику повседневной жизни[54 - Русско-дагестанские отношения в XVIII – начале XIX в.: Сб. документов. М., 1888; Щербачев А. П. Описание Мехтулинского ханства, Койсубулинских владений и ханства Аварского, около 1830 г. // История, география и этнография Дагестана XVIII–XIX вв. Архивные материалы / Под ред. М. О. Косвена и Х.?М. Хашаева. М., 1958; Движение горцев Северо-Восточного Кавказа в 20–50?х гг. XIX в.: Сб. документов. Махачкала, 1959.].
ГЛАВА 1
Война и ее влияние на повседневную жизнь женщин Дагестана (1817 – конец XIX века)
Женская повседневность в реалиях военного времени: практики выживания
Кавказская война оказала колоссальное влияние на повседневный быт дагестанских народов. Общество искало способы и стратегии выживания, приспосабливаясь к реалиям военного времени. Непреодолимому воздействию военного фактора подверглась женская повседневность: домашний и общественный труд. В поисках путей адаптации к экстремальным условиям у женщин сформировалась новая жизненная стратегия, а вместе с ней и опыт выживания.
Требует уточнения ряд социально-экономических и культурных факторов, которые определяли своеобразие развития Дагестана в исследуемый период.
1. Дагестан представлял собой регион, где сложились историко-географические области: горный, предгорный и низинный, каждый из которых характеризуется своим типом хозяйственно-экономической деятельности, гендерной спецификой труда.
2. Территориальные признаки края, этническое и культурное своеобразие сказывались на облике семейного и общественного быта дагестанских народов.
3. На специфику повседневной жизни людей существенно воздействовал фактор, под чьей властью находилось население – русской военной администрации или имамата (военно-теократическое государство). На территории, подвластной русским войскам, важным определяющим критерием являлась лояльность населения к Российской империи, а имамата – поддержка идеологии мюридизма и соблюдение законов шариата.
Проявляя лояльность и сотрудничая с властями, а нередко и умело лавируя между ними, люди находили оптимальные пути адаптации к новым реалиям. Приспособленность отражает «базовые ценности и механизмы повседневности»[1 - Цит. по: Капкан М. В. Культура повседневности: [Учеб. пособие]. Екатеринбург, 2016. С. 19.]. Ценности, в свою очередь, определяют стратегию поведения людей в повседневной жизни, в том числе в экстремальных условиях войны.
Обстоятельства военного времени существенным образом сказывались и на повседневности женщин Дагестана. Общей тенденцией для дагестанских семей было ухудшение качества быта, часто попросту выживание. По имеющимся сведениям, все ресурсы были направлены на нужды многолетней кровавой войны, а тяготы повседневного быта тяжелым бременем ложились на плечи женщин[2 - См.: Баддели Дж. Завоевание Кавказа русскими. С. 8; Даниялов Г.?А. Д. Имам Шамиль. Т. 3. С. 55; Ибрагимова М. Имам Шамиль. Махачкала, 1997. С. 199; Блиев М. М., Дегоев В. В. Кавказская война. М., 1994. С. 387; Хайбулаев М. Р. Женщина на Кавказской войне // Кавказская война: уроки истории и современности: Материалы Всерос. науч.-практич. конф. Майкоп, 2006. С. 617.]. По справедливому замечанию С. Н. Шульгина, особенно тяжело приходилось женскому населению в период активных военных действий, в условиях многодневной осады аулов[3 - См.: Шульгин С. Н. Из дагестанских преданий о Шамиле и его сподвижниках. Тифлис, 1910. С. 14.]. Чтобы выжить в этих неимоверно тяжелых условиях, они были вынуждены умерить и без того неприхотливые потребности своей семьи в еде, в одежде, в предметах домашнего обихода.
В условиях социально-экономического кризиса, вызванного Кавказской войной, существенным образом трансформировалось содержание ежедневного женского труда. С одной стороны, для женщин сохранялся привычный объем хозяйственных работ, где существовало четкое разделение труда по признаку пола. Этот порядок, по мнению многих исследователей, был следствием адаптации к климатическим условиям и не вносил особых противоречий в процесс труда[4 - Агаширинова С. С. Материальная культура лезгин XIX – начала XX в. М., 1978; Гаджиева М. И., Омаршаев А. О. Семья народов Дагестана в историческом развитии. С. 129; Рагимова Б. Р. Женщина в традиционном дагестанском обществе. С. 62; Неверовский А. А. Краткий взгляд на Северный и Средний Дагестан в топографическом и статистическом отношениях // Военный журнал. 1847. № 5. С. 29; Каранаилов О. Аул Чох // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа. 1884. Вып. 4. С. 11.]. С другой стороны, в силу объективных причин некогда четкие гендерные границы труда стали нарушаться. Из-за ограниченности средств пропитания и недостатка мужской поддержки женщины были вынуждены взваливать на свои плечи все заботы по хозяйству. Чтобы обеспечить минимальные потребности семьи в хлебе насущном и сохранить самый скромный достаток, женщины проявляли удивительную изворотливость и смекалку.
В исследуемый период гендерное распределение хозяйственных обязанностей разнилось на территории расселения дагестанских народов, получив этическое и психологическое закрепление в традициях и обычаях. Так, существовали женские работы, которые ни при каких обстоятельствах дагестанские мужчины не выполняли, а также существовали сугубо мужские работы.
Наиболее точно причину разделения труда между мужчинами и женщинами выразил известный русский этнограф и кавказовед Г. Ф. Чурсин. Автор полагал, что военизированный уклад жизни дагестанских народов способствовал тому, что у них в хозяйстве больше были загружены женщины, нежели мужчины[5 - См.: Чурсин Г. Ф. Авары. С. 17.].
Вместе с тем в семейном быту обязанности распределялись таким образом, что мужчина не вмешивался в домашние дела женщин. Многие дагестанские этнографы отмечали, что женщина доминировала дома как полноправная хозяйка[6 - Гаджиева С. Ш. Кумыки; Она же. Очерки истории семьи и брака у ногайцев (XIX – начало XX в.). М.: Наука, 1979; Она же. Семья и брак у народов Дагестана в XIX – начале XX в. М., 1985; Она же. Дагестанские терекеменцы ХIX – начало ХХ в.: Историко-этнографическое исследование. М., 1980; Гаджиева М. И., Омаршаев А. О. Семья народов Дагестана; Рагимова Б. Р. Женщина в традиционном дагестанском обществе; Гимбатова М. Б. Культура поведения и этикет ногайцев в семейном и общественном быту (XIX – начало XX века). Махачкала, 2007.].
Круг повседневных обязанностей женщины, в силу сложившихся традиций, был очень обширным: приготовление еды, обеспечение семьи водой, стирка, поддержание порядка в доме, уход за скотом и птицей и пр. Кроме того, женщины занимались заготовкой топлива, сена, продуктов впрок. За воспитание детей и уход за родителями мужа тоже были ответственны женщины.
Каждодневной обязанностью женщины являлось стряпанье на всю большую семью. Особое значение придавали выпечке хлеба, одновременно являвшейся давней культурной традицией. Хлеб пекли в глиняных печах (къара, корюк), которые имелись практически в каждом дворе. Если таковой печи не было, то хозяйка, как правило, отправлялась к родственницам или к ближайшей соседке. Кроме того, существовали и общественные печи, где раз в неделю собирались женщины со всего села. Выпечка хлеба предполагала подготовительный процесс: муку нужно было предварительно намолоть на мельнице, принести домой. Как правило, технология приготовления теста (на сыворотке или простокваше) давала возможность не выпекать его каждый день. Длительное время хлеб не черствел и не прокисал. Общественная печь в селе являлась также местом общения женщин разных возрастов и обсуждения последних новостей.
Безусловно, война изменила привычный уклад жизни людей. Неизменными оставались повседневные обязанности женщин, которые они привычно выполняли в самых экстремальных условиях. Так, например, все женщины в осажденных аулах должны были готовить хлеб для мюридов. По сведениям М. И. Ибрагимовой, во время осады Ахульго даже старые женщины помогали в меру своей возможности: они «мололи зерно вручную»[7 - Ибрагимова М. И. Имам Шамиль. С. 200.], чтобы обеспечить скудной едой мюридов и их семьи.
С. Н. Шульгин, ссылаясь на Сейида Абдурахима, также отмечал, что женщины осажденного Гуниба как ни в чем не бывало готовили еду для мюридов, чтобы те могли восстановить силы после кровавого боя[8 - См.: Шульгин С. Н. Из дагестанских преданий о Шамиле. С. 14.]. Этим атрибутом мирной жизни женщины, безусловно, вселяли надежду всем, кому предстояло пережить долгие месяцы осады.
Обычная повседневная обязанность женщины – снабжение семьи водой из родника – в условиях военного конфликта превращалась в экстремальность. У дагестанских народов такое занятие традиционно являлось исключительно женской работой. Джон Баддели подчеркивал, что для горцев набрать воды из родника было крайне недостойным занятием[9 - См.: Баддели Дж. Завоевание Кавказа. С. 8.].
Н. Львов, характеризуя хозяйственные обязанности женщин горных аварских сел, отмечал, что обязанность доставлять воду из родника возлагалась преимущественно на женщин, «занимающихся стряпаньем»[10 - Львов Н. Домашняя и семейная жизнь дагестанских горцев. С. 5.].
Для самих женщин это было не «недостойным», а, скорее, желанным действием, так как оно давало возможность вдоволь пообщаться в кругу аульских женщин у родника. Если местом для общения у мужчин был аульский годекан, то для женщин таким местом был родник[11 - Рагимова Б. Р. Женщина в традиционном дагестанском обществе. С. 138.]. В каждом ауле можно было по утрам и вечерам увидеть, как женщины с медными кувшинами на спине направляются к роднику за водой, который находился в центре аула. Здесь обсуждались новости, проблемы семейной жизни, девушки рассказывали свои сердечные тайны.
Н. Львов, находившийся долгое время в горных аварских аулах, запечатлел в своих этнографических заметках неповторимую атмосферу женского общения у родника. По наблюдениям автора, здесь имело место и обсуждение аульских новостей (хабаров), проклятие недругов и сплетни, злословие и хвастовство[12 - Львов Н. Домашняя и семейная жизнь дагестанских горцев. С. 11.]. Общение у родника хоть на какое-то время давало женщинам и девушкам возможность отвлечься от повседневных домашних хлопот.
С бытовой точки зрения в военных условиях снабжение семьи водой из родника усложнялось. Учитывая, что источник, как правило, находился достаточно далеко от дома, то женщинам приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы обеспечить хозяйство водой. Как отмечал Дж. Баддели, важным обстоятельством для осажденного аула был источник на территории, защищенной от неприятеля[13 - См.: Баддели Дж. Завоевание Кавказа русскими. С. 8.]. При осаде аулов в местах, где проходили военные сражения, женщины рисковали быть убитыми во время похода за водой, так как это место обстреливалось со всех сторон. Усугублялась ситуация во время многодневного непрекращающегося обстрела аула, когда все подступы к роднику были перекрыты. Единственной возможностью избежать огня были пещеры. Набрать воды в этих условиях было героическим поступком даже для мужчин. По имеющимся сведениям, женщины, чтобы обеспечить водой всех, кто находился в осажденном селе, под обстрелом спускались к бурной реке, а затем по труднопроходимой тропинке карабкалась вверх[14 - Даниялов Г.?А. Д. Имам Шамиль. Т. 3. С. 55; См.: Хайбулаев М. Р. Женщина на Кавказской войне. С. 617.]. На помощь матерям спешили дети. Так, в осажденном ауле Ахульго, не страшась опасности, «малые дети с кувшинами воды подползали к передовым позициям», чтобы утолить жажду защитников селения[15 - Ибрагимова М. И. Имам Шамиль. С. 200.].
Противник, понимая, что вода необходима для выживания, пытался усложнить эту задачу. Так, по сведениям М. Р. Хайбулаева, защитники Ахульго, чтобы снабдить осажденный аул водой, выставляли кувшины в плетеные корзины, а вокруг засыпали землей[16 - См.: Хайбулаев М. Р. Женщина на Кавказской войне. С. 618.]. Только такими мерами, по мнению автора, женщины могли донести сосуды, которые царские солдаты обстреливали и дырявили[17 - Там же.]. По сведениям автора, женщинам приходилось по лестнице из колышков, вбитых в скалы, спускаться за водой, а затем проделывать опасный путь обратно с полными кувшинами воды на спине, рискуя в любой момент сорваться с отвесных скал и погибнуть[18 - Там же.].
Любая минута у источника могла оказаться для женщины последней. По сведениям М. Р. Хайбулаева, у реки трагически погибла девушка Патимат – ее закололи штыками[19 - Там же.]. Так как она была в мужской одежде, солдаты не поняли, что перед ними женщина и сильно удивились, когда шапка скатилась с ее головы[20 - Там же.].
Одну из таких трагических историй описала в своем историческом романе и М. И. Ибрагимова. Она пишет, что в одну из ночей не дошли до источника и были сражены пулями неприятеля жена ашильтинского Юнуса Маазат и его мать Залму[21 - Ибрагимова М. И. Имам Шамиль. С. 200.].
Несмотря на риск быть убитыми или попасть в плен, женщины ежедневно преодолевали опасный путь к роднику, который был источником жизни для защитников осажденных аулов.
Кроме того, вода выполняла сакральную функцию: была необходима для ритуального омовения во время молитвы, а также для омовения убитых мюридов. Несмотря на тяготы осады, постоянные обстрелы, как только наступала ночь, всех убитых жителей спешили похоронить. Пока мюриды рыли могилы на аульском кладбище, «женщины носили воду для омовения усопших»[22 - Там же. С. 199.]. В случае, если не было никакой возможности добыть воду, совершали омовение землей (таяммум), которое было допустимо по исламу.
Другой, не менее важной обязанностью женщин являлась заготовка топлива, характер которого зависел от особенностей местности и традиций. Так, по имеющимся сведениям, обязанностью женщин в горных аулах была заготовка таких видов топлива, как кизяк, бурьян, хворост, даже дрова[23 - Львов Н. Домашняя и семейная жизнь дагестанских горцев. С. 5; Воронов Н. И. Из путешествия по Дагестану; Омаров А. Этнографические очерки. Как живут лаки // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1870. Вып. 4. С. 24.]. Основной вид топлива в горах был кизяк, который заготавливался исключительно женщинами. Популярность данного вида топлива объясняется тем, что кизяк изготавливался из навоза и был доступен для большинства населения аула. О хорошей хозяйке в горах судили по количеству заготовленного кизяка, который она, как правило, выставляла на общее обозрение на крыше своего дома.
В отличие от кизяка заготовка бурьяна, хвороста и дров была более трудоемким процессом, которым в горах занимались также, как правило, женщины. В военных условиях из?за больших потерь мужского населения переноской разного рода тяжестей, в том числе дров, разумеется, тоже приходилось заниматься женщинам.
Так как лес находился далеко от аула, то женщине приходилось приложить немало усилий, чтобы обеспечить семью дровами. Кроме того, примечательно и то, что ишака как помощника в хозяйстве могла позволить себе не каждая семья горца. Многие современники, описывая нравы и обычаи горских народов, запечатлели в своих работах тяготы дагестанских женщин по заготовке дров. На примере жителей аварского аула Орода Н. И. Воронов отмечал, что иногда весь день уходил у женщины, чтобы доставить дрова домой. По наблюдениям автора, выйдя утром из дому, только к вечеру женщины успевали вернуться назад с вьюком дров[24 - Воронов Н. И. Путешествие по Дагестану. С. 36.].
Привычные к каждодневному рутинному труду, женщины порой и не замечали этих сложностей. Добавим к этому и домашние обязанности женщин, от которых они не были освобождены.
Аналогичные наблюдения можно встретить у военного историка Н. Ф. Дубровина, который отмечал тяжелую участь женщины-горянки, на которую возлагалось снабжение хозяйства дровами[25 - Дубровин Н. Ф. История войны. Т. 1. Ч. 1. Кн. 1. С. 551.]. При этом он особо подчеркивал, что в домашнем быту горца женщина и ишак одинаково нагружаются[26 - Там же.]. По глубокому убеждению автора, дагестанская женщина есть не что иное, как рабочий скот, не имеющий ни минуты отдыха[27 - Там же.].
Описывая нравы и обычаи горских народов, П. Г. Пржецлавский также обратил внимание на многочисленные хозяйственные обязанности женщин, подчеркнув, что на протяжении всего трудового года, от весны до глубокой осени, женщины и рабочий скот одинаково эксплуатируются[28 - Пржецлавский П. Г. Дагестан: его нравы и обычаи // Вестник Европы. 1867. № 3.]. Наблюдая за повседневной жизнью горного аула, автор отмечал, что всю тяжелую работу по хозяйству выполняли женщины и ишаки[29 - Там же.].
Конечно, такие повседневные обязанности женщины-горянки для человека, воспитанного в иной культуре, могли показаться слишком суровыми, даже экстремальными. Однако для традиционного мировоззрения ничего необычного в этом не было.
Как уже отмечалось выше, гендерные сферы труда отличались в силу территориальных и культурных традиций народов. Имелась своя специфика женского труда у равнинных и горных народов. Например, в отличие от горного Дагестана, на равнине женщины никогда не занимались переноской тяжестей. Устоявшийся экономический уклад жизни населения низинных районов Дагестана способствовал тому, что заготовкой дров там повсеместно занимались мужчины. Кроме того, для перевозки использовали обычно арбу, что существенно облегчало процесс труда.
В силу объективных причин мужчинам горных аулов нередко приходилось самим заниматься заготовкой и перевозкой дров. Например, в аулах Анди и Ботлих, которые граничили с территорией Чечни, запасало дрова исключительно мужское население. Лесные массивы были расположены далеко от поселений, что исключало привлечение женщин к заготовке дров.
На территории, подконтрольной имамату, заготовка дров проходила под надзором[30 - Памятники обычного права Дагестана XVII–XIX вв.: Архивные материалы / Сост., предисл. и примеч. Х.?М. Хашаева. М., 1965. С. 109; Адаты Даргинских обществ // Сборник сведений о кавказских горцах. Тифлис, 1873. Вып. VII. С. 42, 69.], разрешением и строгой регламентацией количества[31 - Баддели Дж. Завоевание Кавказа русскими. С. 9.]. В имамате сурово наказывали за бездумное уничтожение деревьев[32 - Там же.]. Для жителей даргинских и лакских аулов, проживавших в безлесных местах и в горных долинах, для сбора дров и хвороста женщинам назначались специальные дни[33 - Адаты Даргинских обществ. С. 42, 69.].
Такие запретительные меры объясняются нехваткой дров – следствие массовой вырубки лесных массивов со стороны русской армии. Среди военного командования утвердилось мнение, что без уничтожения лесов, которые во время военных действий являлись надежным убежищем для местного населения, завоевание края было бы невозможно. Видя эффективность таких мер, русские систематически прибегали к этой практике, чтобы принудить дагестанцев к покорности.
Последствия массовой вырубки лесных массивов население горной части Дагестана испытывало на себе еще долгое время после окончания военных действий. Н. И. Воронов, оказавшись в Дагестане после Кавказской войны, писал, что жители аула Тилетль Гунибского округа жаловались, что для их нужд не хватало лесных угодий. При этом автор подчеркивал, что лесных массивов и до войны не было много, но в период военных событий и те скудные леса «солдаты вырубили»[34 - Воронов Н. И. Из путешествия по Дагестану. С. 5.]. Описывая в своих этнографических очерках Гуниб и его окрестности, Воронов обратил внимание, что жители отапливали свои сакли саманом или кизяком и очень редко – дровами[35 - Там же.]. По мнению автора, в силу того что вязанка дров стоила 20–25 копеек, население было вынуждено довольствоваться подручными средствами[36 - Там же.].
Жители аула Хоточ Гунибского округа сетовали на то, что русские истребляли леса, и им в скором времени «топить будет нечем»[37 - Там же. С. 11.]. Эти обстоятельства приводили к тому, что единственной возможностью обеспечить семью топливом оставался кизяк. Но массовый убой скота на нужды войны сказывался и на нехватке навоза для изготовления кизяка, что, очевидно, и вызывало беспокойство жителей Хоточ.
При таких обстоятельствах проблема заготовки топлива для женщин многократно усиливалась. При хроническом дефиците древесины жители приграничных селений были вынуждены переходить на подручные средства. Помимо дров и кизяка, в качестве топлива широко использовали хворост и бурьян. В процесс заготовки вовлекалось все женское население аулов, а также дети. Так, например, по свидетельству А. Омарова, сбором бурьяна у лакцев в течение нескольких недель занимались все женщины, независимо от возраста[38 - Омаров А. Этнографические очерки. Вып. IV. С. 24.].
Учитывая, что заготовка топлива происходила далеко от аула, женщины рисковали своей безопасностью. По данным горской криминалистики второй половины XIX века, были случаи, когда женщины становились жертвами насилия со стороны военных, живших в близлежащих гарнизонах. В частности, одной из пострадавших стала жительница аула Бахлух Аварского округа Парида[39 - Горская летопись. Из горской криминалистики. С. 14.]. Из материалов дела следовало, что когда она вместе с односельчанками пришла в лес за дровами, один из солдат, пасших казенных лошадей, толкнув Париду локтем, показал ей неприличное место[40 - Там же.].
Очевидно, что, пользуясь беззащитностью женщин, находившихся далеко от села, военные гарнизона допускали фривольные шутки, оскорбления, унижения. В данном случае, по имеющимся сведениям, Париду изнасиловали военные[41 - Там же.].
Другой, не менее важной обязанностью женщин была заготовка и доставка сена для домашней скотины. От заготовленного впрок корма зависели зимовка скота и благосостояние самой семьи. При нехватке сена не было возможности держать крупный и мелкий рогатый скот, от которого получали мясо, шкуру, шерсть и т. д. Безусловно, заготовка зависела от местности. Так, например, в горных аварских аулах сено заготавливалось женщинами с помощью небольших серпов, которые давали возможность скосить сено на труднодоступных участках горных склонов. В некоторых горных аулах женщины также использовали косу[42 - Османов М.?З. О. Формы традиционного скотоводства народов Дагестана в XIX – начале XX в. Махачкала, 1990. С. 111.]. Обычно косьба занимала несколько месяцев, а затем засушенное сено доставлялось женщиной домой на своей спине или на осле, если он имелся в хозяйстве. В условиях военного времени, когда шли боевые действия, женщинам приходилось прикладывать немало усилий, чтобы обеспечить необходимым запасом сена домашнюю скотину.
Надо сказать, что и в наше время в некоторых горных районах Дагестана можно наблюдать аналогичную картину: женщины на собственной спине или на осле возят сено домой. Косьба являлась преимущественно мужским занятием у равнинных народов, кумыков, ногайцев. Так, по сведениям С. Ш. Гаджиевой, у кумыков заготовкой сена, как и большинством полевых работ, занимались мужчины[43 - Гаджиева С. Ш. Кумыки. С. 62.].
Характер женских полевых работ варьировался на территории расселения народов Дагестана. Отчасти это было связано с географическим фактором, а также с многообразием культурных и семейных традиций дагестанских народов. В частности, у тюркских народов на равнинной части Дагестана женщины практически не привлекались к полевым работам, как правило, их труд ограничивался домашними работами и воспитанием детей[44 - Там же. С. 255; Она же. Дагестанские терекеменцы XIX – начало ХХ в.: Историко-этнографическое исследование. М., 1980. С. 160.]. Женщины-кумычки, будучи освобожденными от полевых работ, большую часть времени отводили уходу за домом, готовке пищи, отчего слыли искусными хозяйками.
У населения южного Дагестана сфера женского труда также ограничивалась обязанностями по дому и домашними промыслами[45 - Глиноецкий Н. П. Поездка в Дагестан. Из путевых заметок, веденных на Кавказе в 1860 г. // Военный сборник. 1862. № 24. С. 148.], в то время как женщины горных районов Дагестана повсеместно выполняли все полевые работы. Это настолько плотно вошло в сознание народа, что даже бытовало мнение, что, по обычаям, мужчине не подобало заниматься полевыми работами. А если такое встречалось, то становилось предметом пересудов.
Так, Н. Львов, наблюдая за повседневной жизнью аварских аулов, обратил внимание, что традиционное общество с пренебрежением относилось к мужчинам, которые брались выполнять женские работы[46 - Львов Н. Домашняя и семейная жизнь дагестанских горцев. С. 14.]. По мнению автора, даже если мужчина был вынужден заниматься полевыми работами в силу объективных причин, в народе о нем шла слава как о «бедном дураке»[47 - Там же.].
Вклад женщины в экономику горных районов был существенным, это поднимало авторитет женщины-горянки в глазах общества. По оценке К. Ф. Гана, в горных поселениях женщины обладали большей самостоятельностью и свободой, чем «на равнинной части у других магометанских народов»[48 - Ган К. Ф. Путешествие в Кахетию и Дагестан. С. 78.]. Осознание того, что от ее каждодневного труда зависело благосостояние всей семьи, давало женщине чувство морального удовлетворения.
В реалиях войны, когда мужское население было призвано на военную службу, на женщин и детей возлагались и мужские работы.
Учитывая, что во время военных событий многие пахотные земли пришли в непригодность, женщинам приходилось изыскивать любую возможность для обработки земельного участка, чтобы иметь минимальные средства для пропитания семьи. Причины такого бедственного положения горцев участник военных событий Р. А. Фадеев видел в непрерывных наступательных операциях русских, что в итоге вынудило людей покориться им.
Постоянно оттесняемые нашим наступлением, – писал автор, – не имея времени работать в поле, теряя, каждый месяц часть своих пашен и пастбищ, выгоняемые зимой на мороз с семействами <…> у людей не оставалось другого выбора, как покориться[49 - Фадеев Р. А. Кавказская война. М., 2003. С. 132–133.].
При неимоверных усилиях, затрачиваемых женщинами на обработку земли, продуктивность была очень низкая. Указывая на скудность урожая в годы войны, офицер Генерального штаба Мочульский отмечал, что продуктов, получаемых жителями, хватало на несколько месяцев[50 - Копия с рукописи сочинения Мочульского, бывшего офицера Ген. штаба «Война на Кавказе и Дагестане» часть I. Политическая 1844 г. // РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф. 1. Оп. 1. Д. 115. Л. 30.]. В остальное время, по сведениям автора, население выменивало провизию у своих соседей[51 - Там же.].
