Потому что для красы
Я сняла с себя трусы.
Сван помотал головой и, шагнув внутрь, захлопнул за собой дверь.
– Ты видел?! Видел?! – раздался возбуждённый мужской голос откуда-то справа.
Молодой человек головы не повернул. У него было строгое правило, которое он ненароком только что нарушил: никоим образом не показывать, что он видит и слышит их, призраки умерших.
Сван тяжело вздохнул, уткнувшись в медицинскую карточку. Похоже, придётся расплачиваться за свою нерасторопность. Но бабка появилась так внезапно, да ещё и с криками…
– Чё видел? – переспросил другой голос.
Боковым зрением молодой человек уловил двоих мужчин. Одного из них он узнал – это был вчерашний пациент Геннадий Николаевич. Некуда ему идти, что ли? До сих пор здесь околачивается. Второй – новенький, незнакомый.
Сван делал свою работу, не отвлекаясь на призраков. Они были для него лишь тенями умерших людей. Болтали, крутились под ногами, но он умел их игнорировать. Вот и сейчас невозмутимо подогнал каталку к нужному шкафчику, чтобы вынуть тело из холодильника.
– Она от бабки шарахнулась! Она её видела! И головой помотала! Значит, слышала.
– Кто – она?
– Врачиха! Кто же ещё?!
– Ги-ги, ты думаешь, это девка? – посмеялся Геннадий Иванович.
– А кто же, по-твоему?
– Ты на глазищи и длинные ресницы не смотри, приятель. Это парень.
– Какой тебе парень?! Девушка. – Мужчина висел прямо у Свана перед носом, разглядывая. – Фу, кого-то достаёт из морозилки.
– Я вчера тоже клюнул. У него ещё хвост болтался сзади, волосы длинные. Думал, плоскогрудая, но симпатичная девушка. В душ за ней попёрся, настроился, а там… Чуть заново не помер, когда она штаны спустила. Отвечаю тебе, друг! Я видел, чего у него промеж ног.
– Да ладно! Впрочем, неважно, пусть парень. Главное то, что он её видел и слышал. А значит, и нас видит и слышит.
– Что-то не похоже. И вчера я за ней, то есть за ним всю смену увивался, а он и бровью не повёл.
– Прикидывается, как пить дать. Смотри. Кхе-кхе! – Мужчина выразительно покашлял и встал напротив Свана, загородив ему тело, которое тот уже переложил на секционный стол. – Уважаемый! Молодой человек, у меня к вам очень важное дело…
В зал на полной скорости ворвалась бабуля:
Ах вы, сиськи мои, сиськи,
Каждые по пуду.
Я наелась творогу
И гулять не буду!
Мой милёнок – как телёнок,
Только сиську не берёт,
Потому что мой милёнок
Больше любит бутерброд!
– Ой! Ой, горе мне! Что ж делается-то? Сынок, прикрой срамоту-то! – надрывно завизжала старушка. – Сынок, что ж ты творишь-то?! Бабку позоришь!
Призрачный мужчина обернулся. Не обращая внимания ни на него, ни на орущую старушку, Сван снял с тела умершей женщины простыню и теперь готовил инструменты к вскрытию. Зрелище было не из приятных.
С криком: «Не дамся!» бабуля нависла над бывшим своим телом, раскинув руки.
– Отойди, окаянный!
«Извините, Надежда Мироновна, – подумал, но не подал вида Сван и взял в руки секционный нож. – Это моя работа».
Ужасно сложно, но можно и сквозь призрак делать своё дело, лишь бы не раскрыть себя. Такое, чтобы призрак пытался препятствовать вскрытию, редко, но случалось. Обычно они скромно сидели в сторонке, чаще – летали себе в более интересных местах. Чего в морге околачиваться? Сегодня как сговорились.
Сван решительно сделал разрез. Бабка била его прозрачными руками. Геннадий Николаевич подлетел и попытался её оттащить. Только у него ничего не выходило, схватить старушку он не мог.
– Бабуль, отойди, не мешай, – стал он её уговаривать. – Меня тоже вчера полосовали, я ж не в претензии. Он причину смерти выясняет. Работает парнишка. Ему, думаешь, приятно?
Надежда Мироновна обречённо слетела со стола, не выдержав вида раздвинутой грудной клетки.
– Ироды! Осквернители! Чего там выяснять? – заливалась слезами она. – Карточка толстенная. От рака я умерла, от рака горла. Они же меня, доктора эти, и лечили. Год не могла говорить, а я ведь петь люблю, – рыдала она на плече Геннадия Николаевича.
– Бабуль, летела бы ты внуков проведать, что ли?
– Нет у меня никого! Нету! Ни детей! Ни внуков! – Обратив лицо к потолку, бабка заорала что было мочи: – Заберите меня отсюда! Сколько же можно-то!
Столб света ударил из потолка прямо в пол и взвился обратно, а Надежда Мироновна пропала.
– Во как! Ничего себе! – ошарашенно произнёс новенький. Всё это время он сидел на соседнем столе и наблюдал за представлением.
Сван отделил органокомплекс от скелета, аккуратно достал его и понёс как раз туда. Мужчина в ужасе отшатнулся.
– Да не мешайся ты, – зашипел на него Геннадий Николаевич. – Закончит, потом поговоришь.
– А если не успею?
– Успеешь. Я вон второй день здесь ошиваюсь. Да и не слышит он тебя. Бесполезное это дело. Садись, отсюда посмотрим. Вчера было интересней наблюдать, когда думал, что это баба.
«Наконец-то отцепились», – с облегчением подумал Сван, нарезая гистологию и складывая в баночки с формалином.
– Вот работёнка-то собачья.
– Денег, небось, много платят.
– Вряд ли.
Такие речи звучали здесь каждый день. Молодой человек их не слушал. Сливал кровь, складывал обратно органокомплекс, тампонировал, зашивал и омывал тело. Потом долго заполнял на компьютере бланки. Призраки скучали.
– Я бы полетел к дочери, да надо с парнем переговорить.
– Смотри, сейчас тебя кромсать будет. Ты тут один остался целенький.
– И хочу и не хочу я на это смотреть.
– После бабки не так страшно.
– Был бы живой, стошнило бы. А ты от чего умер?
– Тромб.
– А я крабом подавился. Самая нелепая и обидная смерть.
Вот бы она и подсказочка, да скользкая это дорожка. Сван никогда не слушал трёп призраков. Хотя предварительный диагноз, поставленный бригадой скорой помощи, так и звучал: «Механическая асфиксия вследствие попадания пищи в дыхательные пути». Однако его задачу это никак не упрощало. Яворскому Вадиму Вадимовичу было всего пятьдесят семь лет, а значит, надо проводить вскрытие со всеми подробностями. На всякий случай.
– Мне, думаешь, не обидно? – возразил Геннадий Николаевич. – Не пил, не курил, бегал, правильно питался. Вот откуда тромб взялся? Этот, – он махнул на Свана, – вчера написал, что вследствие резкого отказа от разжижающего кровь препарата.
– А ты такой принимал?
– Да, – обречённо ответил Геннадий Николаевич. – Поди пойми! Один говорит полезно, другой – вредно. Горстями витамины глотал. Что толку?
– Не буду я смотреть, как он резать меня будет. – Яворский отвернулся.
Сван отработал это тело в тишине, в голове навязчиво крутилась бабкина частушка про сиськи.
Загрузив тело Яворского в холодильник и заполнив очередную кипу бланков, он посмотрел на часы. Они показывали пятый час. Молодой человек решил, что пусть даже привезут новенького, на сегодня с него вскрытий достаточно. Примет, бумаги заполнит и в камеру.
Он направился в душ.
Сбросив использованную одежду и сложив её в специальный пакет, Сван встал под тёплые бьющие струи воды.
– Бу! – В душевую кабину с перекошенным лицом влетел Яворский. Хотел, видимо, проверить, как патологоанатом отреагирует, но на лице молодого человека не дрогнула ни одна мышца. Он был готов к провокации.
«Предсказуемо, Вадим Вадимович», – подумал он и густо намылил голову.
Мылся он долго. Даже через спецодежду в волосы въедался запах формалина, а утром ему на свидание с Алёной. Промыть такую шевелюру было непросто.
– Пидорас, что ли? – Яворский презрительно косился, наблюдая, как Сван расчёсывает и сушит волосы феном. А тот назло не торопился.
– Ладно, парень, мне до твоей ориентации дела нету, а вот денег заработать ты можешь. Мне нужна твоя помощь.
Молодой человек надел чистую хирургическую пижаму и халат и направился в ординаторскую. Налил в электрический чайник воды, включил и устало потянулся.
– Ты же понимаешь, что у меня нет другого выхода, кроме как приставать к тебе. Если есть хоть один шанс из ста, что мне не показалось, будто ты видишь и слышишь меня… А мне не показалось! Но почему-то ты это скрываешь. Я не отстану.
Сван налил себе чаю. Есть не хотелось, однако он понимал, что надо хоть чем-то перекусить, и распаковал пачку печенья.
– Пойми, – Яворский сел напротив, – мне, как мёртвому, все эти земные дела теперь побоку, но речь о моей дочери. Прошу, скажи, что ты мне поможешь!
Призраки умерших исчезали максимум на третий день, впереди у Свана было два выходных. Да, он видит их и слышит, но стоит дать слабину, как они сядут ему на шею. Эх, с бабкой вышла промашка. Сиди теперь, давись печеньем, обжигайся чаем, терпи занудство Вадима Вадимовича.
Дело не в том, что ему было трудно помочь дочери умершего. Сван был твёрдо убеждён, что нельзя нарушать не им установленный порядок. Есть некая высшая сила, которая решает, когда человеку подавиться крабом, и вмешиваться по просьбе призрака в последующие события нельзя, обязательно нарушишь баланс. Разговор с отошедшей от тела душой – вещь противоестественная, а потому не должен влиять на жизнь людей.
Покончив с чаем, Сван упал на диван и прикрыл глаза, пытаясь уснуть.
– Я не отстану от тебя, даже не надейся, – не унимался Яворский. – Сам подумай, как я могу? Ты мой единственный шанс. – И запел ужасно противным голосом:
Девки по лесу гуляли
И поймали зайца.
Целый день они искали,
Где у зайца яйца.
– Это бабка пела, – смущённо пояснил он и принялся орать следующую частушку.
На зайце c яйцами Сван чуть не заржал, еле сдержался. И зараза же эта Надежда Мироновна!
Поспать так и не удалось. Совершенно разбитым молодой человек поутру покинул место службы и окунулся в ласковую свежесть больничного сада, чуть слышный аромат цветов и птичьи трели.
Неужели Яворский отстал? Стены морга не были ему преградой. Видимо, смирился с неудачей. Сван облегчённо выдохнул и ускорил шаг, лавируя между лужами, оставшимися после поливальной машины.
До дома своей подруги он доехал на автобусе, забежал в кофейню за стаканчиком американо и в цветочный магазин.
– Свежие розы, молодой человек? Только что поступили.
– Пять голубых голландских гортензий, пожалуйста.
– О, ваша девушка с претензией!
– Ещё с какой… – Он широко улыбнулся, но продавщица не увидела его белоснежной улыбки, спрятавшейся за чёрной маской.
