Старый Тифлис. Гравюра из книги рыцаря Жака Франсуа де Гамбы
Нахичевань является столицей ханства, площадь которого может составлять 3 300 квадратных верст или приблизительно 200 французских лье. Ее население в 1834 года выросло до 30 323 жителей том числе 16 004 мужского и 14 319 женского пола, распределившись в городе Нахичевани и 178 селах, имеющих 6 499 очагов или домов, что давало 151 жителя на французское квадратное лье или 464 жителя на немецкую квадратную милю.
Образующий отдельное маленькое ханство Урдабад насчитывает на 1 200 квадратных верст или 75 французских квадратных лье 11 341 жителя, в том числе: 5 851 мужского и 5 490 женского пола, населенных в городе Урдабаде и в 52 деревнях, насчитывающих всего 2 392 очага. Это давало 151 жителя на квадратное лье и 4 2/3 на очаг или дом[14 - Эти данные по населению являются результатами его последней официальной переписи.].
Два Арарата, малый из которых вырисовывается на фоне большого, являются барометром Нахичевани. Когда они покрыты туманом, то будет плохая погода; их вершины, освобожденные от облаков, предвещают погожую пору. Если утро свежее и дует холодный ветер, то в течение дня изнуряющая жара, а вечером возобновляется ледяной ветер. Это наблюдения местных жителей, которые я считаю точными; когда я там находился, сплошь заснеженные вершины окружали Нахичевань.
Встреченный самым радушным образом господином Беянбеговым, тогда имперским кассиром, я провел два дня, изучая город и окрестности, и 26 мы выдвинулись на пороги Аракса. Проезжая по городу, мне показали рядом с дорогой черный камень, отполированный поцелуями и коленями многочисленных богомольцев; он используется для усердных молитв жителей Нахичевани: возможно, это аэролит. В чем мне было бы легко удостовериться одним ударом молотка, но как прикасаться к столь почитаемому предмету, не оказавшись побитым камнями и не навлекши проклятия жителей на себя и на Русских, кого не слишком-то и любят. Это камень округлого вида как булыжник, имеющий полтора фута в длину на один фут ширины и толщину в 6 или 7 дюймов.
Джульфа, ее руины и ее история
Выехав из города, мы спустились внизу на полторы версты до реки Нахчеван-чай, которую мы перешли вброд рядом со старинным разрушенным мостом. Эта река питает городские каналы. За ней начинается ответвление равнины Армении, имеющее 20 верст в ширину до места, где достигает первых скал разноцветного песчаника, желтого и красного, иногда тонкого, иногда грубого. Здесь мы обнаружили речку Алинджа-чай[15 - Чай обозначает воду, реку.], текущую между двух утесов этого песчаника до ее слияния с Араксом, где мы достигли Джульфы[16 - Армяне в своем произношении не имеют звука «л» и заменяют обычно этот согласный на «г»; они пишут Джуга или Чуга. Тем самым Лазарь по-армянски есть Газар или Назар.]. Это было не легко; ведь имея в качестве дороги только русло, последнее обстоятельство вынуждало по нему идти, преодолевая его, чтобы обрести тропу, порой на одном, а то и на другом берегу: мы подвергались большому риску утонуть в стремнинах, раздуваемых таянием снегов. В течение остального года река не представляет никакой опасности.
Слои песчаника слегка наклоняются к северу. Господствующие цвета черепично-красный или кровавый, иногда желтый, послойно или штриховкой. Песчаник содержит кристаллизованные осколки всех видов скал и черного известняка, связанные более или менее плотным красным цементом. Тарудаг, заполняющий западный угол слияния Алинджа-чай и Аракса, знаменит своими карьерами шлифовального камня, продаваемого под названием нахичеванского камня.
Аракс здесь, как и Алинджа-чай, стеснен на протяжении нескольких верст скальными породами, стены которых, странно изъеденные в форме разрушенных шипов и иголок, увенчивают его берега, отражаясь в нем своими кровянистыми оттенками. Тут и располагается Джульфа. Древние армянские историки делают уже упоминание о ней в самые отдаленные столетия, приводя ее в числе городов и крепостей, назначенных Тиграном I (Дикраном) в наследие родителям Аждахага (Астиага): вот как они рассказывают об этом событии[17 - Я обязан любезности господина доктора Петерманна, который благодаря своей эрудиции в армянском вопросе смог проконсультироваться в произведениях Моисея Хоренского и других армянских авторов в оригинале. Смотрите Moyse de Chor., еdit. De Venise, 1827, c. 30, p. 123.].
Тигран I, царь Армении, соединился с Киром, поддерживавшим его против Астиага. Последний, видя боевые порядки Тиграна, прибег к хитрости, и чтобы заключить с ним мир, попросил в жены его сестру Дигрануши. Тигран согласился, предоставив ему свою сестру. Астиаг относился к ней с вящим почтением, даровав ей первое место среди своих жен; затем, заставляя войти ее в свои замыслы, он ей изобразил опасность, угрожавшую им обоим, упросив послать своему брату приглашение для встречи, дабы он смог завладеть последним. Дигрануши, любившая своего брата больше, чем мужа, поступила с точностью до наоборот: она известила своего брата о ловушке, и Тигран, как если бы он ни о чем не ведал, прибыв на встречу с Астиагом, вместо того, чтобы опрометчиво довериться своему зятю, набросился на него, поверг его и убил своей собственной рукой. Дигрануши, спасавшаяся у своего брата до поединка, получила в удел Дигранакерт (Тигранокерт), построенный для нее Тиграном. Что касается Ануиш, ее детей и других жен Астиага, то Тигран их водворил вместе с 10 000 узников на востоке горы Арарат[18 - Со времен глубокой древности Армяне давали ему наименование Масис, тогда как Персы называют его Агер-Дагх. Смотрите S.-Martin, I, p. 48.]. Джульфа (Чуга) являлась частью их наследства. Потомки Астиага и его родственников взяли тогда армянское наименование Вишабад-сунт (наследников дракона) от персидского имени Аждахаг, обозначающего дракона. Вот почему мифы сообщают, что Тигран боролся с драконами.
Джульфа, расположенная вблизи одного из наиболее удобных бродов через Аракс, значительно возвышается. Здесь сосредотачивалась армянская промышленность, и торговля ее обогащала больше, нежели какой-нибудь иной город Армении, пока внезапно в 1605 году она не оказалась стертой с лица земли, лишившись множества человеческих жилищ. Однако город, насчитывавший 40 000 жителей, должен был оставить следы своего существования. На самом деле, их достаточно, и наблюдая их, у тебя не может не сжаться сердце при виде сих странных потрясений, которые способен причинить каприз деспота.
Мы находимся на берегу Аракса, раздуваемого и волнуемого таянием снегов. Больше вы не сможете перейти по мосту, арочные своды которого рухнули в поток. Охрана вас не остановит у подножия этих квадратных башен, стерегущих подход к нему с обеих сторон.
Когда мы желаем въехать в город, то поднимаемся по долине Аракса; обрамляющие его по берегам кровянистые скалы начинаются здесь[19 - Смотрите Atlas, IIe sеrie, pl. 37. Вид Джульфы взят с холма Пресвятой Богородицы, находящегося напротив городских ворот.]: каждый выступ, каждая седловина скальной породы весьма малодоступны, поскольку ощетинились стенами замка, защищающего вход с долины. Одна стена, отходящая от крепости и простирающаяся до Аракса, еще более плотно ее запирают. Но нет больше гордых солдат, нет больше часовых на воротах; я увидел лишь голубой гиацинт, цветший под сенью скал и улитки Джульфы[20 - Helix Djulfensis (mihi) tessa depressa, imperforata striata, alba; spira subprominula, obtusissima; labro margine collumellari umbilicum latе tegente, externo subreflexo.], ползающие по пучкам майорана.
Перед самими воротами уединенная вершина скалы оказалась довольно широкой для основания на ней монастыря в честь Пресвятой Богородицы: церковь до сих пор там находится; покойники, чьи богатые могилы покрывают склоны скалы, пребывают здесь же; но живые, где же они?
Мы въезжаем в город: между остроконечной стеной скал и Араксом есть пространство в несколько сот шагов, где разбросаны там и тут огромные блоки, обрушившиеся с соседних склонов. Узнаете ли вы Джульфу? Смотрите, вот ее базар на берегу Аракса и несколько ее церквей у подножия скалы. Одна из них, расположенная на возвышенности, являлась, как говорят, католической: именно у порога ее врат упокоился в прекрасной могиле из белого мрамора богатый Хачабаба, наиболее могущественный из жителей Джульфы в царствование Шаха Ходабендеха, предавшего его смерти. Вот то, о чем говорит нам его могила благодаря двойной надписи великолепными армянскими письменами. На одной из ее сторон вы читаете:
«Эта могила в память души господина (Парунэ арм.) Хача-бабы, безвинно оказавшегося в руках неверных. Я прошу прочитавшего эту надпись помянуть мою душу в своих молитвах».
На другой стороне:
«Умоляю вас еще раз вспомнить обо мне в своих святых молитвах, чтобы и вас не забыли пред Агнцем Божиим. Почил в 1030 году армянской эры (1581 год от Рождества Христова). Наш отец и пр.» (это молитва, которую он просит прочесть за него).
На обоих берегах Аракса поднимаются, напротив друг друга, два просторных караван-сарая, возведенные из тесаного камня и которые еще не достроены; дюжина семейств, составляющих все население нынешней Джульфы, водворились в одном из них на левом берегу. Повсюду на расстоянии до одной версты на ровном берегу реки, в оврагах, на живописных скалах и у их отвесных стен разбросаны жилища, наполовину разрушенные, наполовину погребенные, наполовину смытые дождями, наполовину унесенные потоками. Здесь нет ничего живого, кроме ужасного черного скорпиона Джульфы, более крупного и более ядовитого, чем обычные скорпионы; не проходит и года, чтобы он не погубил кого-нибудь из оного десятка бедных семейств Джульфы. Я предпринял бы мучительные поиски, чтобы обнаружить хотя бы одного; но время года еще не вполне подходящее, поскольку только в мае месяце он начинает роиться.
Однако к моему большому удивлению я не нашел ни одного из весьма примечательных строений Джульфы ни по богатству, ни по великолепию своей архитектуры; вызвавший их гибель пожар слишком жестоко обошелся с ними. Все дома состояли из камней разноцветного песчаника, соединенных красной глиной. Церкви были сооружены несколько лучше, не приближаясь к обычной роскоши армянских церквей. Стало быть, в своих могилах жители Джульфы похоронили свою славу и свои богатства.
Пройдя другую стену, замыкающую другую оконечность города, нет ничего лучшего тысяч погребальных камней, разбросанных и нагроможденных друг на друга как урожай початков, укрывающих большое пространство вдоль Аракса. Эти камни имеют от 8 до 9 футов в высоту, представляя лабиринт мертвых, где живые после трех столетий могут найти всякое усопшее поколение, как если бы оно только что накануне умерло; ведь памятники из песчаника Тарудага, покрытые скульптурами, арабесками, барельефами, предстают свежими, как если бы только вышли из рук скульпторов.
Эти памятники двух видов: одни сделаны из камня длиной от 7 до 9 футов, насаженные сверху на длинный и прямоугольный блок, который представляет собой могилу. На этом длинном камне вы увидите в узорчатом обрамлении великолепно сработанные арабески, кресты разных величин, снабженные орнаментами: верх камня иногда украшен барельефами, изображающими сцены из Библии или Святого Георгия, или персидского сфинкса с двумя телами и с человеческой головой посередине. Каждый камень обладает надписью по-армянски с датой. Многие из них изумительны совершенством своей работы, делающей их достойными пребывания в музее. Некоторые из них покрыты маленькими часовнями, обнесенными стенами.
Другой вид памятников, который более малочисленный, состоял из овнов, покрытых надписями и отдельными рельефами. Я зарисовал самый красивый и любопытный из всех. Кен-Портер говорит об этом в своем Путешествии. На нем мы видим всадника, вооруженного копьем и несущего на крупе ребенка-узника; вокруг его шеи обмотана веревка, к которой привязаны три других узника, коих всадник тянет после него. Дальше, несомненно, тот же самый персонаж представлен сидящим за столом; на одной стороне коленопреклоненный раб подает ему выпивку, тогда как на другой второй раб играет на гитаре; в сфинксе тоже нет недостатка. Надпись нам сообщает, что: «Здесь покоится прах Манука Назара, умершего в 1037 году армянской эры (1578 год от Рождества Христова)»[21 - Смотрите Atlas, IIe sеrie, pl. 28, fig. 1.].
Разве не сказали бы вы при виде оной гробницы, брошенной на границе с Персией, что вы увидели перед глазами место упокоения предка всего знаменитого семейства Лазаревых, порвавших некогда с Джульфой, чтобы поспешить прославиться в России. Здесь самое время поговорить о разрушении этого города, и меня поймут лучше, сидя у основания вышеуказанной гробницы[22 - Читайте историю событий у Чамчяна – Tchamtchеan, Hist. d’Armеnie en armеn.; и у Аракела из Тебриза – Arakhel de Tauris, Hist. des еvеnements arrivеs en Armеnie, etc., от 1605 по 1666 гг., по-армянски.].
В царствование слабого Шаха Мохаммеда Ходабендеха Туркам под командованием Лала-Паши удалось овладеть Ереваном, Таврисом (Тебризом), одним словом, почти всей Арменией. Шах-Аббас, называемый Великим, предпринял многие усилия, чтобы вырвать у них их завоевания. В своем походе на Эривань в 1604 году он прошел через Джульфу. Жители этого города оказали ему самый торжественный прием, выйдя ему навстречу, и когда он переправлялся по Араксу, они разостлали перед ним золотые ковры вплоть до дворца князя Хачика. Когда он в него прибыл, Хачик принес большую чашу, наполненную кусками золота, передав ее Шах-Аббасу через своего сына; другие знатные люди города предоставили ему столько же. Шапрады, Надзар (Лазарь) и священнослужитель Иоанн также пожертвовали ему богатые подношения. Шах-Аббас оставался три дня в Джульфе, радуясь в своем сердце богатством этого города и притворяясь, что любит христиан, вкушал с ними свинину, пил вино и молился перед иконами: одним словом, он ласкал их, чтобы лучше завладеть их богатствами.
Собственно, в следующем (1605) году, не сумев удержаться против Турок, его преследовавших, он находился со своим войском в Джульфе, пока враги занимали Нахичевань. Пребывая в угрожающем положении, Шах-Аббас думал сделать Аракс преградой между собой и Турками. Уже мост был разрушен; ему понадобилось на кораблях переправлять все свое войско, как и узников, взятых в Армении, которых он тянул за собой. Тот, кто из этих бедных людей не желал переправляться по реке, подвергся отрезанию носа и ушей. Иоанн, брат патриарха Аракела, и знатный персонаж из Гарни претерпели казнь в усечении головы. Эта переправа длилась несколько дней. В конце концов, Шах-Аббас, раздраженный ожиданием завершения, повелел бросить в Аракс всех тех, кто из этих несчастных оставался на левом берегу – женщин, стариков, детей и др. «Те, кто умеет плавать, быстро достигнут другого берега. – сказал он. – А другие пусть утонут».
До тех пор Джульфа оставалась нетронутой. Завершив это предприятие, Шах-Аббас послал тогда в город Тамаса-Кули-бега с повелением приступить к эвакуации. Глашатаи произнесли в трех кварталах следующее постановление:
«Слушайте, все жители Джульфы, великий царь Шах-Аббас вам повелевает сопровождать его в Персию. Вам дается три дня, чтобы к сему приготовиться. По завершении трех дней всякий, кто будет здесь обнаружен, подвергнется смерти, а его имущество станет принадлежащим великому царю. Если же кто-то спасется или укроется, то разоблачивший его получит его имущество, а великий царь его голову».
Большинство жителей Джульфы, не имея возможности унести свои богатства и надеясь вскоре вернуться на родину, закапывали их подле своих домов. К концу третьего дня, когда больше уже не было отсрочки и надежды, когда требовалось уходить, бросая мирное и любимое жилище для страшного будущего без крыши над головой, каждый из них, унося ключи от своего дома, последовал за священниками, уносившими ключи от церквей, и когда весь народ прибыл к церкви Пресвятой Богородицы, находящейся на скале вне города, каждый принялся стенать и плакать, скользя последним взглядом по пустынному городу. Затем, обратившись к Царице Небесной, несчастные горожане доверили этой матери свои церкви и дома, ключи от которых бросили в реку.
Шах-Аббас прибыл к этому замешательству, торопя, ободряя и угрожая. Видя смятение большинства, он приказал своим солдатам им помочь. Каждый спешил, чтобы расплавить имевшееся на юных девушках и парнях, завладев в то же время наиболее ценными вещами. Настолько большую добычу храбрецы Шах-Аббаса отправили к себе домой.
Остальной народ из Джульфы шел как мог; многие утонули в Араксе. После чего Шах-Аббас направил Тамас-Кули-бега, чтобы разрушить стены, предав огню город тростником, пропитанным дегтем, дабы лишить всякой надежды на возвращение его жителей, наблюдавших пожар с другого берега. Затем он удалился в Тебриз, заставив следовать за собой своих пленников. В следующем (1608) году он распределил наиболее богатых по городам, а крестьян по селам. Численность Армян, пришедших в Исфахан, достигала 12 000 семейств (50 000 душ), не учитывая тех многих, что погибли в пути. Они основали там новое предместье, значительно выросшее и обогатившееся.
Сугубо Шах-Аббас приказал Хамдану разыскивать беглецов, прятавшихся в пещерах и в крепостях в глубине гор; таких нашлось много. Великий царь буквально пожелал оставить Туркам одну пустыню.
Шах-Аббас привязался к Лазарю (Надсару), сыну Манука, назначив его главой монетного двора и великим казначеем империи. При Шах-Надире (Тамас-Кули-Хане) Коджия Надзар, внук Манука, исполнял важные обязанности келонтера, то есть главы и судьи Нор-Джульфы; он приказал построить два караван-сарая, вышеупомянутых мной, в пользу негоциантов своего народа: его смерть помешала ему их завершить. На них была потрачена сумма более 100 000 экю. После смерти Шах-Надира другой Лазарь, избегая, как и большое количество его единоверцев, ужасы анархии, добычей которых оказалась Персия, спасался в России, унеся с собой богатство в деньгах и драгоценных каменьях, а среди других и знаменитый алмаз, украшающий императорский скипетр, который Екатерина II приобрела у сына Лазаря Лазарева за 500 000 рублей ассигнациями (550 000 франков)[23 - Magazin f?r die Literatur des Auslandes. Berlin, 1836.].
Но вернемся к нашему полю мертвых и скажем еще, что оно имеет длину более чем полторы версты и отделено лишь узким пространством от второй крепости, защищавшей Джульфу. На противоположном берегу Аракса вы заметите руины второго караван-сарая, настолько же большого, сколь и первый, и в Араксе следы нескольких старинных каменных мостов, от которых остаются только опоры… Вот она и вся Джульфа!!!
Я поселился в доме старосты нынешней деревни Мелиха Артуна, сына Мелиха Степанова. Имя Мелиха дается по всей стране старостам армянских сел, во многом напоминая Мелихов, малых царей Библии, которых насчитывались сотни в стране Ханаана.
28 марта (9 апреля) прежде чем переправиться через Алинджа-чай для продолжения моего пути на Урдабад, я сильно удивился, обнаружив на углу слияния с ним, на скалах красного песчаника, массив желтого грубого песчаника, принадлежавший очевидно к нуммулитовому известняку, формирующему самые древние из третичных образований бассейна Парижа, Галиции и Крыма. Скала полностью перемешана с нуммулитами, являющимися не плоскими, как в третичных образованиях, но выпуклыми к центру, плотными и напоминающими образования мела Франции и Германии. Они сопровождаемы большой устрицей, Cerithium, которая короче, чем гигантская Гриньона, Natica cono?dea, Pyrula fico?des, Turitella imbricataria, Trochus, соседствующая с patulus и conulus Eichw.; Terebellum, соседствующая с convolutum, Conus, приближающаяся к deperditus, Buccinum и двумя морскими ежами, которых я изобразил Ve sеrie, pl. 1, ископаемые окаменелости, f. 14 и 15; Schizaster Dulfensis, mihi, и Spatangus depressus, mihi.
Слои этого третичного песчаника выпрямленные, что указывает две вещи: либо отложение происходит во время катаклизма, либо оно было перевернуто с тех пор. И все же очень интересно обнаружить эти третичные куски на обеих оконечностях вулканического бассейна Армении.
До Урдабада, поворачиваясь вокруг черного базальтового пика Иланли (горы Змей), мы пересекли страну, разрезаемую холмами желтого мергеля и песчаника, погруженного под красным песчаником. Повсюду почва покрыта булыжниками и неустойчивыми блоками диорита и других кристаллизованных скал.
Чем ближе к Урдабаду, тем лучше заметно, как продвигаешься вглубь широкого полукруга из высоких гор, куда равно устремляется и Аракс без какого-либо видимого выхода. Уже в 5 или 6 верстах от Урдабада начинаются выбросы пироксенической порфиры или мелафира; в самом Урдабаде это обнаруживается на обширном образовании черного сланца; позади больше долины, больше свободного пространства, но огромная неприступная стена, называемая Белке, и узел цепи Алагеза на север от Аракса, и цепь Карадага на юг.
Урдабад, прислонившийся к этой стене, дома которого рассеяны от берегов двойного ручья до вершины холмов из черного сланца, показался мне очаровательным местом; я здесь увидел цветущие грушевые деревья и миндаль, ивы и тополя, обрамлявшие ручьи. Оный вид Урдабада оказался настолько поразительным для меня, в отличие от Нижней Армении, которую я только что пересек, не являющей в общем своей природой возможности понравиться Европейцам, привычным к прекрасной глазури степей и богатой зелени лесов. Из наших стран я обнаружил здесь лишь наших жаворонков и чибисов. Вы мне позавидовали из-за гиацинтов, тюльпанов, ирисов, растущих тут и там; вы ошибаетесь; все это столь скудно, а почва столь бесплодна и суха, что вы должны почувствовать себя счастливым, располагая своими печеночниками и фиалками. Ни одного дерева: все наго и изможденно; горы абсолютно лишены травяного покрова и всякого вида убранства. Ночная буря напоила землю водой; я машинально выставил голову на воздух, мне казалось, что я должен чувствовать аромат берез или орешников; но тщетно – воздух не источал никакого запаха, и первоцветы наших степей обладают большим ароматом, чем этот дикий край, где воды недостает повсюду, ибо нет ни воды, ни полива, которые смогли бы здесь что-то вырастить. Значит, у меня появились веские причины найти очаровательный Урдабад посреди своих садов и бесчисленных шелковиц, поскольку район Урдабада в Армении единственный, производивший шелк. Знаменит и собираемый здесь мед.
Шик-али-Хан, правитель Урдабада и брат Эксан-Хана, пожелал обязательно меня принять у себя; я согласился на это тем более охотно, что начальник полиции, с которым я познакомился в Эривани, предложивший мне жилье в своем доме, оказался в отъезде на несколько дней. Шик-али-Хан и его брат, признавшие суверенитет России только в ходе последней войны с Персией, говорили уже по-русски.
Гянджа. Ворота Старой Гянджи в монастыре Гелати у Катаиси
Гянджа. Джума-мечеть Шах-Аббаса. Построена в 1606 году
Утром 30 марта я спешил посмотреть на чудо Урдабада – на знаменитый платан, затеняющий небольшую площадь верхней части города. Мы добираемся туда по сильно извилистым и узким улочкам, как во всех этих азиатских городах; действительно есть нечто внушительное в этом старом сыне земли, и рядом с ним мы кажемся весьма маленькими. Я измерил его: при шести футах от земли его окружность составляет 32 фута, а в корневом воротнике – не менее 40 футов; причем его диаметр примерно 11 футов. Будучи полым внутри, он представляет там целиком пустое пространство в 7 ? фута. Часто, а особенно когда кто-то приезжает в это место, рассматриваемое как ссылка, русские чиновники приказывают здесь поставить стол и устраивают чаепитие, играя партию в вист. Впрочем, этот платан был полностью и до основания разрушен бурей или молнией, и его вершины больше не существует; одни нижние ветви увеличились в размерах и по-прежнему представляют довольно красивую макушку. Видел я и много других деревьев, считавшихся гигантскими, особенно в Гяндже, знаменитой своими водами и действительно великолепными платанами; но самое крупное, измеренное мной между Гянджей и Геленендорфом, имело не больше 26 футов в высоту, находясь уже в двух футах над землей; тем не менее, оно не утратило своей верхушки, а его ствол оставался здоровым и целым. Знаменитая липа Виллара вблизи Мора в Швейцарии растет на высоте 3 футов над землей, возвышаясь на 20 футов.
Итак, в Урдабаде я достиг края бассейна Армении, чтобы следовать Араксу в его течении и продолжить свое путешествие; я спешил войти в эту горловину, открытую плутоновой революцией в сердце высокой гряды гор. Немногие люди задумываются об этом. Представим, что Аракс без особых усилий выходит из Армении; однако в Урдабаде его уровень от поверхности Каспийского моря приблизительно еще 2 500 футов, и ему осталось пройти лишь 30 французских лье, чтобы упасть с этой возвышенности на равнины, прежде своего слияния с Курой.
От группы вулканических гор, возвышающихся к югу от озера Севанга, отрывается в южном направлении гряда ощетинившихся пиков, из которой перед достижением Аракса наиболее южный и примечательный Алагез. Эти горы иногда называются грядой Карабаха, иногда Алагеза.
В мае и в июне большинство их вершин покрыты снегом, никогда даже не исчезающем с вершины Кетидага, отделяющей долину Зота на берегу Севанга от Карабаха (Черного сада).
На той стороне Аракса, напротив Алагеза, возвышается в Персии Киамг-ху – вторая опора шлюза Аракса. Ее высота не меньше той, что и у предыдущей гряды, и я наблюдал 29 марта/ 10 апреля с 38? 30? широты всю ее вершину в форме усеченного конуса, укрытую сверкающим снегом; этот снег исчезает очень поздно. Это одна из продвинутых точек гряды Адербайджана (Азербайджана), называемая Карадагом (Черными горами) и тянущаяся вдоль правого берега Аракса до равнин Мугана.
Именно в этой цепи, вероятно, заграждавшей бассейн Армении и превращавшей его в обширное озеро, Аракс в результате вулканической катастрофы оказался в расщелине, позволившей ему выбраться из данного бассейна.
Пороги Аракса
Вскоре мы обнаружили Аракс внизу от Урдабада; до сих пор его течение спокойное, но как только он достигает первых скал, то стискивается ими, а его желтая вода вскипает на блоках, наполняющих его русло. На протяжении первых пятнадцати верст Аракс зажат между двумя стенами черного кремнистого известняка жженого цвета, разорванные верхушки которых становятся зубчатыми, принимая наиболее причудливые формы. Почти все склоны крайне обрывисты; мы узнаем по их бокам сложенные слои, искаженные воздействием и поднятием диоритовой порфиры[24 - Этот диоритовый порфир образует серовато-зеленую светлую массу, в которой находятся кристаллы альбита снежной белизны и другие зеленоватые малоразвитые кристаллы, кажется принадлежащие амфиболу. Кварц здесь усеян редкими зернами (описание господина профессора Гюстава Розена).], вздымающейся стеной за Урдабадом, не достигая еще здесь Аракса. Этот кремнистый черный известняк[25 - Кремнистый известняк темно-серого цвета, непрозрачный, при гладком изломе его трудно поцарапать ножом; его края плавятся при нагревании паяльной лампой, образуя зеленоватое стекло; он сильно шипит при контакте с кислотами и растворяется в соляной кислоте со значительным осадком кремниевой кислоты (Гюстав Розен).] расколот на параллелограммы; все поверхности трещин как бы поражены красной или рыжей ржавчиной. Коричневые, черные или серые оттенки широко укрывают эти скалы, на которых нет ни деревца – и даже кустарник не облачает их наготы.
Вдоль этих скал, кажущихся неприступными, прорисовывается тропа, висящая над протяженностью Аракса, кипящего у ее подножия или проносящегося как стрела, грызущего чернеющие и стискивающие его бока. Это прекрасное зрелище для путешественника, полагающегося на своего коня и не боящегося проникнуть своим внимательным взглядом в разверзающуюся перед ним бездну. «Ах, – сказал мне, все еще дрожа и бледнея, Али, который только что преодолел один из сложных переходов, – если мне не удастся забыть этот ужасный путь, я больше не буду спать по ночам». В самом деле, от осыпающейся тропы оставалось ширины около двух размеров копыта лошади. Что делать? Мы оказываемся здесь в тот момент, когда меньше всего этого ожидаем. Невозможно отпрянуть, повернуть, опереться на землю; остается смириться перед сим, предавшись Провидению и положившись на коня, на котором едем; когда мы узнаём, насколько лошади в этих горах приобрели по привычке легкость преодоления самых сложных переходов с одной ноги на другую, то ощущаем, что нет даже заслуги в том, чтобы пуститься в оное предприятие.
Почти на 13 версте вершина гор слева от Аракса начинает увенчивать несколько огромных массивов черного известняка, больше не имеющего ни одного следа слоев; образования, до сих пор считавшиеся нептунианскими.
Но зрелище порогов достигает всей своей ужасающей возвышенности лишь когда поток доходит до сердца гряды на 15-й версте. Группа игл, обелисков, пирамид всех форм и абсолютно нагих, которых Алагез укрывает своим снежным куполом, есть средоточие на север от Аракса, выходящее из темных недр земли, чтобы подняться на значительную высоту через всю систему кремнистого черного известняка.
Главная скала состоит из диоритовой порфиры, разрезанной венами, лентами, пятнами зеленой породы смеси эпидота, амфибола и известняка.
Пока Аракс встречает эту породу, он удваивает свою силу; она отнюдь не расколотая масса сланца и легко увлекаемого черного кремнистого известняка. Его сжатое русло загромождено крупными как дома блоками, на которых он пенится и подскакивает. Это один из блоков, который показал Шах-Аббас своим придворным, говоря им: «Вот как должно сопротивляться врагу». «Легко, – отвечал один из них, – когда тебя так хорошо поддерживают». И он указал пальцем на внушительные громады, окружавшие водопад. Моисей Хоренский упоминает в своей истории водопады Аракса, которые он называет Арасбар[26 - Saint-Martin, I, 209.].
Гянджа. После разрушительного землетрясения XII в. ворота старой Гянджи были вывезены в Гелатский монастырь (Грузия), где и хранятся по сей день
Гянджа. Развалины мавзолея выдающегося ираноязычного поэта Низами Гянджеви на территории Старой Гянджи. Вид 1925 года
Нет ничего более сурового и дикого, нежели пейзаж, обрамленный этой водной преисподней. На освещенном фоне левого берега резкие и прямые тени очерчивают угловатые формы и длинные трещины скал, окрашенных в серый и ржавый цвета, на которых едва заметна растительность, покрывающая наготу. Расколотые и нагроможденные блоки поднимаются на берегу страшной стеной; в середину этого хаоса проникают несколько кустов, непрестанно увлажняемых вихрями водной пыли, высоко вздымаемой течением реки и наполняющей атмосферу. Другой, еще более печальный и крутой берег затеняется огромными черными отрогами, которые, как представляется, желают поддержать свои массы, готовые рухнуть[27 - Смотрите Atlas, IIe sеrie, pl. 39.].
Я полагаю, что от Урдабада до большого водопада Арасбара склон увеличивается на 50 футов на версту, что на расстоянии 16 верст дает 800 футов.
Вот результат моей оценки падения Аракса от Урдабада до Мигри, прежде чем ознакомиться с итогами уровня бассейна Армении, сделанного господином Парротом; остается еще 1 200 футов склона для его дальнейшего течения, что более чем достаточно.
Эти водопады неизмеримо красивее, хотя и менее значительны порогов Днепра, берега которого не обрамлены стенами гигантских скал.
Нам с трудом удалось найти стезю между блоков; она оказалась под углом скальной породы. Аракс вас здесь накрывает пеной.
На расстоянии одной или двух верст от большого водопада слева открывается в диоритовой серой порфире долина Гарчевана, знаменитая своим игристым вином и довольно бедной серебряной шахтой, которая все же используется.
Немногим дальше долина Аракса снова сжимается, и эта река продолжает образовывать водопады. До Мигри путь еще более чудовищный, чем тот, что предшествует. Необходимо преодолеть переходы, где блоки нависают по краям Аракса.
На другом берегу деревни Дусала и Курдаше представляют очаровательную перспективу. В этой последней Абас-Мирза имел охотничий дворец, построенный, как и все здания подобного рода, с дворами, садами, загонами, окруженными кирпичными и земляными стенами. Я увидел в цвету миндаль и прекрасные гранатовые деревья, вошедшие в пословицу у Персов. Грудь красавицы всегда сравнивается с гранатами из Курдаше.
Наконец, начинаем здесь замечать слабую растительность: несколько ив и барбарис разбросаны между блоками. Euphorbia rigida (твердый молочай) также обрела достаточно земли, чтобы расти, и червяк ползал по песку и булыжникам.
Мигри
После ужасного пути мы выходим в узкую боковую долину Мигри (Мегры). Мы чувствуем себя перенесенными в рай; ивы с их сережками, тернии в цвету, сады, виноградники, высаженные на террасах, дома с земляными крышами, скалы с острыми вершинами, увенчанными башенками старинного замка, предлагают живописный вид. Долина орошаема Мигри-чаем, значительным ручьем.
Население Мигри армянское; это место некогда являлось кафедрой епископа, зависевшего от Датхева. Его церковь весьма хорошей постройки. Селение Мигри, хотя и сложное для приступа, часто опустошалось в течение войн восемнадцатого столетия; сюда удобнее добираться со стороны Персии, преодолев Аракс, который летом переходится вброд.
Я не нашел здесь растительности более развитой, нежели в Урдабаде; солнце восходит поздно и рано заходит посреди этих высокогорий: впрочем, Алагез с ледяной вершиной слишком близок от Мигри, насылая сюда холодный ветер в самую ясную погоду. Для Русского это край мироздания и ужасное место ссылки: летом климат нездоровый из-за изнуряющей жары, которая быстро сменяется прохладой.
Мы провели здесь ночь; жители деревни нам оказали гостеприимство; в этот момент все пребывало в спокойствии и умиротворении; невозможно было заподозрить, что мы находились за несколько сот шагов от границы с Персией, страной волнений и смут.
Утром 31 марта/12 апреля пересекши диоритовую гору, мы снова встретились с Араксом, сопровождавшим нас до Алдары, где мы собирались поменять лошадей. Повсюду имели место те же самые диоритовые скалы, разорванные, крутые и без растительности. Водопад Аракса меньший по величине, чем между Урдабадом и Мигри; от расстояния к расстоянию река клубится, пенится и ревет, несясь по камням, наполняющим ее русло.
Алдара предстает крупным и красивым татарским или персидским поселением, окруженным виноградниками и шелковицами; растительность здесь лучше, чем в Мигри. Начальники поселка нас принимали под деревьями, занимающими место народной площади, подав нам закуску из кислого молока и сыра, пока нам меняли лошадей.
За Алдарой тропа не проходит больше вдоль Аракса, который кажется неприступным: мы мучительно и небезопасно поднимались и спускались, шествуя по четырем горам или отрогам, разделенным долинами или, скорее, глубокими оврагами. В первом находится Ацазур, маленькая армянская деревня, где я с удивлением увидел прекрасный акведук с одной аркой и большой высоты, ведший воду с одной стороны долины до другой для ирригации садов. Эти каналы и акведуки стоили многих усилий и жертв, но они необходимы для получения урожая; надзор за их исправностью, а особенно распределением воды на каждого собственника, на его поле или на его виноградник в установленный час делегируется в каждой деревне лицу, которое строго и точно соблюдает правила пользования.
