Яна Мелевич "Поцелуи под омелой"

Какая красота. Здесь, поди, звучание двигателя с особым эмоциональным переливом вкупе с мощностью. Вот бы забрать себе. Я бы любила, лелеяла…

– Прекрати капать слюнями на мой коврик, – прозвучало со стороны водителя, следом послышался хлопок.

– Я на ней женюсь, – всхлипнула от восторга. – Поехали в загс, мы будем потрясающей парой.

– Ага, – хохотнул Рудольф и завел двигатель. Его мерное рычание приятной истомой отозвалось в груди.

Зачем нужны мужики, когда есть машины?

– Что насчет Мальдив? – поинтересовалась я и пристегнулась.

– Существует маленькая проблема, – автомобиль с тихим шелестом двинулся к арке.

Сильные пальцы Морозова удерживали руль, и я подумала о пианино. Уж больно у оленя «музыкальные» руки.

В голове нарисовалась картина, как Рудольф терзал пианино в какой-нибудь консерватории. День за днем. При нажатии клавиш внутри деревянного корпуса звенели туго натянутые струны, добиваясь непревзойденной мощности, и демонстрировали все богатство акустической палитры.

Музыка летела вслед хаотичным с виду движениям кистей; мягкий тембр и светлые звуки отдаются в сердце сладкими грезами об очаровательном молчаливом пианисте. Обязательно во фраке с бабочкой, чтобы оставался флер непревзойденной элегантности.

– …осталось внести последний взнос…

Сквозь сладкую вату фантазий пробилась суровая реальность. Упоминание ипотеки быстро вернуло меня на грешную землю в салон, где Рудик распинался о причинах отказа свозить мое истосковавшееся по солнечному свету тело.

– Морозов, – протянула я недовольно, прервав его размышления о материальных благах. – Я о прекрасном думаю, а ты все портишь.

– Обо мне? – сразу оживился Рудольф.

– Нет, – огрызнулась я. – О музыке, машине и белом песочке у бирюзовых вод океана!

– Какая ты меркантильная женщина.

– Глупости не говори, – выговорила я спокойно, когда окончательно сбросила хмель. – Завтра в двенадцать на Красной площади. Обещали старику праздник, устроим все по-человечески. Борьба на равных условиях.

– Конечно, – хмыкнул Рудольф, включая поворотник. – Как скажешь, Сахарочек.

– Тебе бы завязать с уменьшительно-ласкательными прозвищами, олень, – неожиданно для себя резко ответила я.

Заметив в зеркале заднего вида приподнятые брови, я разозлилась еще сильнее. Опять же непонятно почему. Окончательно рассеялась розовая дымка девчачьего восторга от внимания красивого мужчины. Вернулись трезвость ума, а с ним – обжигающая ярость. Слишком много, чтобы держать внутри.

– Невесте не понравится, – ядовито выплюнула я наконец.

И вздрогнула. Малахит в глазах Рудольфа внезапно покрылся плотным ледяным панцирем.

Не знаю, чего я ждала. Скандала?

Морозов ничем не выдал внутренние переживания. Лишь взгляд, холодный и пустой, отражал истинное настроение. Сжавшись, я тихо вздохнула, но вместо крика услышала равнодушное:

– На Ленинском образовалась пробка, придется в объезд.

Никакая пояснительная бригада не подъехала с трагичной историей, руганью или оправданиями. Рудольф даже бровью не повел, когда я напряженно засопела. Наполнила легкие воздухом, приготовилась ко второму заходу на скандал…

А он взял да обломал!

– Морозов, – угрожающе протянула я, – лучше сознайся во всем сейчас, пока еще осталась возможность.

Рудольф проигнорировал мои слова, глядя перед собой. Столь показное равнодушие, признаться, задело до глубины души. Уж не знаю, по какой причине случилась цепная реакция, но меня буквально распирало от раздражения. Стукнув ладонью по панели, я все же привлекла внимание Морозова и дождалась ответа.

– Сознаться в чем, Зефирка? – поинтересовался Рудольф.

Я открыла рот и жадно втянула носом ароматы вишни, разбавленного свежестью автопарфюма.

– Кто?!

Изо рта вырвался настоящий драконий рев. Правда, на Рудольфа он впечатления не произвел. Пришлось брать себя в руки и сосредоточить взгляд на болтающейся бутылочке, чтобы не показаться конченой истеричкой. Иначе я бы закатила никому не нужный скандал на пустом месте. Для пущего эффекта зачитала про себя мантру, заодно уняла мысли по жестокой расправе над одним ценным сохатым.

Спокойно, Ален, он просто издевается.

– Не нравится? – промурлыкал тем временем Морозов. – Вернемся к Чемоданчику.

– Лучше сахар, – процедила я. – Кстати, меня зовут Алена.

– Знаю, – ослепительно улыбнулся Рудольф, а взгляд остался колючим. – Но раз ты играешь в капризного ребенка, прозвища будут соответствующие.

Гнев выветрился, на его место пришел стыд. «Рука-лицо» – и прочие современные определения состояния неловкости. Действительно, я повела себя глупо. Оснований для обид или недовольства не было. Решил парень погулять, какое мне дело? Убеждала же не накручивать.

Только просить прощения сложнее, чем ссориться по пустякам.

– Просто нехорошо получается, – я на мгновение осеклась, когда Рудольф поморщился. – По отношению к другой девушке. Женская солидарность.

– Сахарочек, – Морозов остановил машину на светофоре и резко обернулся, – мы с тобой встречаемся?

– Э-э-э, нет, – удивилась я.

– Может, ты в меня влюблена без памяти? – прищурился Рудольф.

В салоне резко упала температура. Я поежилась и вжалась спиной в дверцу, поскольку Морозов сократил расстояние между нами.

– Н-нет, – ладони уперлись в крепкую грудь под шерстяной тканью пальто. – И хватит напирать. Это нарушение личных границ!

Похоже, что своими воплями я все-таки нажала невидимую кнопку активации бешенства у оленя. Он навис надо мной, весь властный и разъяренный. Глаза сверкали, копыта отстукивали по панели агрессивный ритм…

– Тогда перестань ездить по моим нервам, Алена! – не сдержался Рудольф. – Ночь переспали, меньше суток знакомы! А мозги выносишь, как будто уже десять лет в законном браке!

Послышались звуки клаксонов, раздраженный Морозов вернулся на место, и мы тронулись. Пока я хлопала ресницами, он продолжил бурчать под нос:

– Вечно с вами одни проблемы.

Я прислушалась к стуку сердца и невольно ощутила восхищение. Нет, ну какая выдержка! Терпел мое отвратительное поведение, лишь разок повысил голос. Октавы на две, не больше.

Удивительно, обычно у мужчин с дисциплиной всегда плохо.

– Ты ей изменил? – решилась я на вопрос через несколько минут после вспышки.

– Слушай, Сахарок… – скрипнул зубами Рудольф.

– Она тебе изменила?

Понимая, как плохо поступаю, я все равно решила добить воздвигнутую между нами стену. Иначе олень бы влез в привычную броню из ехидства и сарказма, тогда ответов точно не дождаться.

– Нет.

– Ты ее бросил?

– Нет.

– Она?

Наступила долгая пауза, после чего мне расхотелось раскапывать залежи чужих обид. Прикусив щеку, я придумывала, как исправить собственную ошибку. Стереть неприятный осадок от перепалки.

Открыла рот, чтобы извиниться, однако Морозов вдруг изменился в лице. Сжал руль до скрипа, а следом тихо сказал:

– Уходи от людей, которым ты не нужна, Сахарок. Научись отпускать, в будущем пригодится.

Сквозь тишину в салоне и временные петли до нас донесся звон хрустальной ромашки. Как разбивается хрупкое стекло, так разлетелось на осколки твое сердце, Рудольф. И вряд ли в мире существует мастер, способный собрать его заново.

Глава 8

– А он что сделал? Пояснил как-то насчет невесты?

Я зарядила кисточкой себе в глаз, когда услышала вопрос Ирки. Громко выругавшись, аккуратно вытащила салфетку для снятия макияжа и принялась за исправления последствий собственной криворукости.

Утренняя беседа с женских тем плавно перетекла ко вчерашней встрече с Рудольфом и последующим событиям.

– Ничего, – буркнула я. – Остаток пути мы говорили только о работе. Решили действовать честно. Вот, собираюсь на каток. Сегодня утром еле с кровати поднялась, дались мне эти коньки. Все равно на льду как корова.

Розовые пылинки исчезли, глаз перестал слезиться. Про себя я поблагодарила создателя водостойкой туши и механических каялов для прорисовки слизистой. В противном случае пошла бы на каток модной пандой.

Покосившись на экран смартфона, я приметила ухмылку на лице подруги.

– Захарова, где твоя женская чуткость? – протянула Сорокина.

Она с садистским наслаждением взмахнула ножом над разделочной доской.

Возникло ощущение, словно я со стороны наблюдаю за ведьмой из сказки про упавший домик и девочку. Обычно аккуратная прическа подруги сейчас представляла собой торчащие во все стороны русые пряди. На кончике курносого носа красовался тонкий слой муки, а правый уголок рта пугал кроваво-красным следом от сока.

Сама Ира истерично хихикала, тыкала кончиком ножа во что-то очень полезное и причитала:

– Нормальная баба как делает? Видит шикарного мужика, гладит по хоботу, проверяет на болезни. Ибо зачем тебе больной? Травками все не вылечишь, а медицина нынче дорогая.

Бам! Бам! Бам!

Я вздрогнула от серии ударов и осторожно поправила смартфон на полочке для лучшего обзора.

– Завлекаешь прелестями и… На! – снова грохот. – Все, клиент готов.

Ира стерла пот со лба, и в кадре мелькнул разделочный нож.

– Кстати, ты почему не на работе? – поинтересовалась я, пока Сорокина не вернулась к теме Рудольфа.

– Так Сережа простыл, – подруга пожала плечами. – Ночью температура поднялась, утром полкомнаты разнес от скуки. Теперь убирается. А в больнице пусть кто-то другой кобелям ЗППП лечит.

Казалось, Сергей чувствовал, когда о нем говорят. Минуты не прошло, послышался детский голосок:

– Мам, я иглушки ублал.

Цветочный орнамент обоев позади подруги сменился крышкой стола, потом двумя стульями и наконец – Сереженькой Сорокиным.

Ира повернула экран смартфона к сыну, как его зрачки расширились и почти скрыли карамельную радужку глаз. Пальчики одернули майку, которая на фоне оливковой кожи показалась мне кипенно-белой.

– Мама! – от возмущения Сережа поперхнулся воздухом и обратился ко мне: – Тетя Леля, счас плиду. Никуда не ходите.

Не успела я ответить, как юный джентльмен вылетел из кухни скоростью ветра.

– Ишь какой, – удивилась я. – В школе будет девочкам руку подавать.

– Вчера про деньги заплел, – хохотнула негромко Ира, чтобы сын не услышал. – Сказал: «Мама, будешь моей соделжанкой. Буду тебя соделжать».

Я поморщилась и сдвинула брови. Пока подруга болтала, взяла отброшенную палетку теней и вернулась к макияжу.

– Откуда он понабрался подобных слов?

– Угадай, – неожиданно в голосе Ирки проскользнула материнская ярость. – Безмозглые кретины свой чан с дерьмом носят на плечах без крышки. Вышли недавно на прогулку, один возьми и заори на весь двор про чернильницу-содержанку и налоги.

– Ты плюнула ему ядом в рожу?

– Естественно, – Ира выпятила внушительный бюст. – Но мы говорили о Рудике и вашем совместном времяпрепровождении. Кайся в грехах. Твоя мама, кстати, телефон оборвала вчера.

Недовольно цыкнув, я докрасила второй глаз.

– Мне они с тетей Таей тоже звонили. Все выспрашивали про Морозова, пришлось откреститься интрижкой, – буркнула я.

– Бедный Назарчик, поди, стартанул от горя и приземлился в кровать другой бабы.

Сквозь неплотно запертую дверь душевой долетел глухой стук. Взгляд упал на время: начало девятого. Мелькнула мысль о горничной, которая принесла завтрак в номер. Бросив в кучу косметику, я быстро схватила смартфон.