ISBN :
Возрастное ограничение : 16
Дата обновления : 10.06.2024
– Сколько внимания сразу! Оказывается раненым быть выгодно! Сразу женщины любить начинают!
Вечером ноги сами понесли его к лавочке. Рука все ныла и ныла. Именно сейчас хотелось Анатолию , чтобы кто-то искренне и тепло пожалел его, как когда-то в детстве жалела его мать. Но рядом никого не было. И его снова захлестнула злость на себя, на Сашку, на Дашку и на этот огромный город, в котором миллионы незнакомых людей, и никому из них нет до него никакого дела. Светика на лавочке не было. Захлестнувшая злость била в виски. Весь день, когда он напряженно улыбался и старался казаться беззаботным и веселым, теперь хлестал его яростью, как бичом, и он не знал, как унять ее. Она толкала его в спину, шипела в уши и гнала к порогу того дома, куда ему не следовало больше приходить.
Анатолий не помнил, как оказался у двери Светика, как нажал кнопку звонка и держал ее до тех пор, пока Татьяна не открыла дверь.
– Что случилось? – Испуганно спросила она и попятилась под напором нежданого гостя.
= Вот, – сказал он и выставил вперед раненую руку. – Болит, очень!
Танька осторожно разбинтовала окровавленные бинты и внимательно посмотрела на рану.
– Да ничего страшного, – успокоила она Анатолия, – просто порез глубокий. Чем это Вы?
– Да так… – нехотя ответил Анатолий.
Светик, все время вертевшийся рядом, переводил свой взгляд с матери на Анатолия, который, казалось бы, не замечал его.
– Надо зеленкой или йодом, – деловто заметил он. – Помнишь, мам, как ты мне коленки содранные мазала?
– Сейчас! – Танька тяжело поднялась и пошла в кухню.
Несколько минут оттуда слышалось звякание посуды. Танька вплыла в комнату с горкой пузырьков и коробочек. Она обработала рану перекисью водорода , осторожно намазала йодом и вновь перевязала чистым бинтом.
– Ничего страшного, – вновь повторила она, не поднимая на Анатолия глаз. Сердце ее колотилось , как бешеное, и на щеках начал проступать предательский румянец. Анатолий молчал, а она не знала, что еще можно сказать.
– Быстро заживет, – вмешался Светик. – Мамка хорошо лечит.
– Спасибо, – наконец выдавил из себя Анатолий. Он тоже чувствовал неловкость и стеснение, но не знал, как теперь можно выпутаться из мучительного молчания, которое повисло в воздухе.
– Извините, – голос его прозвучал глухо . В горле что-то засвербило и защекотало, и он закашлялся. – Поздно… я не должен был… извините… – скороговоркой пробормотал он и двинулся было к выходу.
– И ничего не поздно! – Светик прижался к нему и обхватил его обеими руками. – И ничего не поздно… – повторял он и сжимал Анатолия все крепче и крепче. – Кешка спит, а мы давайте чай пить. – У нас вафли есть и печенье, а еще мамка вчера мармелад купила… – Он с мольбой посмотрел на Анатоля и на мать.
Танька, красная, как рак, топталась на месте, не решаясь пригласить гостя.
– Ну мам! – Подстегнул ее Светик.
– Да, – едва промямлила Танька. – пожалуйста, чаю… У нас еще и варенье есть малиновое, и мед, – кашляете Вы…
– Это я так, не от простуды, – оправдывался Анатолий. – да и пустой я… ничего не принес. Неловко как-то…
– Ну это Вы зря, – понимая замешательство гостя, сказала Танька. – С чем чаю попить у нас всегда найдется.
Светик тихонько теребил его за раненую руку.
– Лады, уговорили, – кивнул Анатолий. – Валяйте!.. Чай так чай…
Танька проворно исчезла на кухне и загремела посудой.
Сидя на диване рядом со Светиком, Анатолий слышал, как засвистел чайник, как из кухни стали долетать вкусные запахи сладости и ванили и еще чего-то незнакомого, но очень приятного.
– У меня все готово, – крикнула Танька, и Светик потянул Анатолия на кухню.
Маленькая пятиметровая кухня была наполнна ароматами и влажным теплом, которое стелилось от пузатого фарфорового чайника, накрытого цветастым полотенцем. Шкафы, полки, втиснутый в угол холодильник и плита с раковиной делали ее совсем крошечной, и пухлая фигура Таньки то и дело задевала за что-нибудь. На малюсеньком столике, раздвинутом к самому окну, тесно прижавшись друг к другу, стояли три чашки с блюдцами и хлебница, наполненная печеньем и вафлями. А рядом с ней розовая конфетница и две баночки с вареньем и медом.
Танька выдвинула из-под столика две табуретки и придвинула их к столу.
– Сюда садись, – Светик втиснул Анатолия между столиком и холодильником. – Мамка все равно сюда не влезет. Она всегда с краю сидит…
– А ты? Тебе-то и места нет…
– А я так могу, – Светик ловко ухватил вафлю и сунул ее в рот.
Танька легонько шлепнула его по затылку.
– На балуй! – Она взгромоздилась на соседнюю табуретку и посадила Светика на колени. Затем ловко и легко подняла пузатый фарфоровый чайник и начала разливать чай.
Вся кухня наполнилась приятным терпким запахом трав и ягод.
– Отличный аромат, – одобрил Анатолий. – Что за чай?
– «Брызги шампанского», – не дожидаясь ответа матери, выпалил Светик. – Его мамка только гостям заваривает, которых любт, – он гордо посмотрел на Анатолия.
– Балабол! – От слов Светика и ей, и Анатолию стало неловко. – Вы пейте, смущенно пробормотала Танька. – Буробит, не знамо что… А чай…
– Замечательный чай, – не отрывая глаз от чашки и боясь посмотреть на Таньку, кивнул Анатолий. – Дорогой, наверное… – Он отхлебнул глоток и причмокнул. – Здорово!
– Не дороже денег! – улыбнулась Танька. – Да вы берите, что на столе… Не стесняйтесь, не объедите. Не нищие, на паперти не сидим… И больные нет-нет, да подкинут что-нибудь вкусненькое… в благодарность…
Анатолий улыбнулся.
– И я подкину что-нибудь, – он посмотрел на Таньку в упор, и она несмело подняла на него свои серые глаза, – в благодарность…
Как-то сама собой после этих слов спала и неловкость положения, и стеснительность, что он пришел пустой и незваный, и скованность общения, когда все слова кажутя неуместными и першат в горле сухим удушливым кашлем. Всем стало тепло и уютно. Светик взобрался Анатолию на колени и прислонил свою голову к его груди. Он не помнил, чтобы когда-нибудь так сидел с отцом. И теперь этот почти не знакомый ему мужчина представлялся его детскому уму отцом, которого он любит и который любит его. Отцом, между которым и им есть незримая прочная связь. И эта связь будет между ними неразрывна даже потом, когда одного из них не станет.
Никогда Светику не было так хорошо, как сейчас. Даже мать, сидящая рядом, не вызывала в нем таких ответных чувств, как Анатолий.
Таньку передернуло. Впервые за много лет почувствовала она, как далеко от нее первенец, и не она занимает в его сердце главное место, по праву принадлежащее ей. Ей было горько, обидно и стыдно. И теперь, когда ее, словно слепую, случай ткнул носом в собственные ошибки, когда она занималась больше собой, чем старшим сыном, она не знала, как повернуть его на себя и стать ему незаменимой, самой любимой и самой необходимой в жизни.
– Анатолий, – тихо, но чтобы его слова слышала мать, вдруг спросил Светик, – ты не хочешь быть моим папой? – Он вскинул глаза на Анатолия и застыл в ожидании его ответа.
Анатолия обдало горячим жаром, как будто вся кровь забурлила в нем кипятком и бросилась к голове. Он сдавленно кашлянул и украдкой глянул на Таньку. Танька сидела окаменевшая и держала в руке чашку с чаем. Из ее серых глаз крупным горохом текли молчаливые слезы, и вся она сейчас была похожа на большую побитую собаку, которой некуда спрятаться от хлещущих ее побоев.
– Ну, ты, братан, даешь! – Прохрипел Анатолий и почувтвовал, как спазм давит его горло. – Чего это тебе взбрело в голову? Вон, смотри, и мамка обиделась! – Анатолий мельком взглянул на плачущую Таньку. – И какой я тебе папка?…
– Не хочешь, – надулся Светик. – Я так и знал, что ты не захочешь… И на мамке жениться не захочешь… – Он соскользнул с колен Анатолия.
– Ну ты даешь! – Уже растерянно произнес Анатолий, испытывая пронзительное чувство неловкости перед Татьяной.
Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом