Татьяна Ретивова "Похвалы из-за грани (цы)"

Во сне мечтавших о Кроносе.

Мне давно приписывают
Гиперборейское происхождение.
Мои предсказания испокон

Веков возводили в строфы
Пять писцов, прямых потомков
Девкалиона. Искупавшись

В кастальских водах, с лавровым
Листом во рту, я предсказываю
Будущее прошлому, прошлое

Будущему над дымящими
Останками Пифона, возникшего
Из твоей слизи потопной.

Пока наконец сама не скончаюсь
Я в собственном прогнозе
Извержения Везувия в 1737 году.

Илье муромцу

Моя мечта прильнуть
К твоим мощам
И диву даться
Чудом через патину
Пещерную в дали, близи.

Я же Феврония без
Петра, он не успел
Родиться, ибо
Родня его расстреляна
Была указом Ленина.

И нету, нету женихов
Таким, как я, прокаженным.
Узри мя из кельи гробовой!
Я тоже муромской была
Однажды суженой.

В наречии нынешнем нет слов
Крылатых обращения
К таким богатырям как ты,
О вещий Муромец Илья,
Встань предо мной…

Нет, нет прости мя
Рбу Бжiю. Не та редакция
Жития, иль память
Изменяет. И всё же забреду
Сквозь тьму веков к тебе я.

Каким путём? Чрез сушу
или море, не важно как идти.
Покров полей присмотрит.
Подскажет окрыленный
Экспедитор снов.

Прискакать ли мне на аргамаке?
Нет, отпустите мя в ладье
По текущей воде со своим
Раскольничьим инвентарём:
Книги без корешков, иконы.

Пока не уткнусь носом в правый
Берег Днепра, где купола бес-
Конечно сражаются с родиной
Мать, переливавшись скифским
Золотом и перезвоном древним.

И вот вдоль каменной стены бреду,
Я, грешница, (имярек),
Помазанница Бжiя,
Овечка безнадёжная.
До трёх колодцев доползти бы…

Никто себе не представляет,
Как трудно призракам брести.
Никто не понимает, что плоть
Ограждает. Свеча одна пылает,
По всем углам гуляют.

Спускаюсь я к тебе, одна
С иноком. Вот летописец
Нестор. Тут рядом молодая
Игуменья Ефросиния, тёзка
В святости. Ах Муромец, где ты?

Вблизи дали меня шатает
И сквозит, слезою я догораю
Восковой, нетленность
Мощей листая призрачностью.
Двенадцать братьев греков,

Сильвестр, Макарий, Онуфрий
Молчаливый, святомученик
Иоанн, сын варяга Феодора,
Преподобный Илья из города
Мурома. Блажен муж!

Мой шаг невесомо бесстрашен,
Мне нет кому оглянуться.
У двери Крестовоздвиженской
Пьют воду из медного креста
Марка гробокопателя.

Да закупорьте меня
Фарисеи муромские, нарекшие
Мя Сивиллой Кумайской.
И пускай отправят эту бутыль
К тебе, Илье, за пазуху.
На веки веков…

Kotam

Я верчусь по квартире своей,
Как Фрея в колеснице, запряженная
Двумя котами полукровками.
Они мой полёт уравновешивают,
И с талисманами составляют
Отменную команду охранников
Моей персоны. В извечном конфликте
С домовым, они устраивают
Партизанские засады, хлеб и
Зрелище, каждую ночь
Превращают в вальпургиеву,
По коридору бегают антилопы,
Оборотни гоняют тени до утра.

Все пращуры всех чёрных котов гладко-
Шерстных – потомки пиратских
Проводников в море. Ими
Благословляли новые корабли
В день первого плавания.
В сражениях устричных войн
Коты успевали своими хвостами
Махнуть в камыши, питаться скумбрией,
Встречаться с полукровками, размножаться…

Патрикеевич, я так старалась
Назвать тебя Васькой, но твой
Заступник ирландский опознал
В тебе родного кельта, заброшенного
Произволом судьбы на те же берега
Пиратские материка Колумба.
Ты пахнешь тиной, водорослями,
Тряпками прошлого века из ларца
Со дна пролива мыса Чарльза.
Ты чураешься всех водных
Перекрёстков. Земных и
Воздушных тоже. Тебя леший
Водил по новым землям
Во всех предыдущих инкарнациях.
И вот ты оказался в Евразии.

Где, тихо, фу, нельзя, хороший —
Наш изысканный лексикон, на что
Ты мне мерф, мура, мррр, макао, но
Никаких мяу. А я тебе, где Киска?
От умиления, ты садишься на задние
Лапки и молишься во все стороны.
Никто глазам не верит. Твои восемь
Кельтских кг лоснятся чёрной шубой.
По утрам ты меня то выгоняешь,
То провожаешь. Уставшего после
Моих выходных, тебя раздражает
Непредсказуемость моего сна.
То бесконечные сборы с гонкой,
То не вылезаю из постели.
То гостей сама провожаю.

Всю неделю ты меня опережаешь
В сложной шахматной волоките
Ходов по жилплощадной доске.
От постели до ванной до кухни
До холодильника, вокруг стола,
Под столом, в углу, к балкону,
К аквариумам номер один и два.
Нахально, патриархально ты считаешь,
Что я всегда должна быть везде
Одновременно. Безумный макао!
Исходит из алого рта, обрамленного
Усатой чернотой меха твоего.
И вот собравшись наконец
Под твоим напутствующим взором
Я с тобой каждый будний день прощаюсь
На одну твою неделю. В выходные
Твои попытки продлить рутину
Заканчиваются тапкою по башке.
Убедившись, что провожать нет