Сергей Анатольевич Миронов "Математическое ожидание случайной величины"

Древнейшей профессией на земле сегодня принято называть совсем не ту, что этого заслуживает. Какой бы вид человеческой деятельности себе во благо ни называли древнейшим, это полная ерунда по сравнению с геодезией. Γεωδαισία ( Землеразделение греч. ) возникла задолго до появления человечества. В борьбе за существование животному миру свойственно метить свою территорию, в назидание всяческим посягательствам на кормовую базу, не имея понятия о геодезии . Человеку со знанием геодезии, как волшебной дисциплины разделения пространства, присущи все проявления неожиданного и возможности встречи с самым прекрасным. Невероятное и несбыточное, а также срывы и разочарования – удел приверженных и любящих. Захотелось этим поделиться. О том, как мечтать, верить и участвовать в самых непредсказуемых событиях эта книга

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 13.06.2024

Рыжий протянул мне руку и пожал крепко, – Сработаемся.

Впереди показался вагон со скучающим Леней, сидевшим, свесив ноги в открытом проеме.

– Здаров, Лёня, комарвжопу, уважительно поприветствовал рыжий своего должника.

– Гамарджоба, Евгений, ответил тот, назвав непривычное имя человека, который был просто рыжий.

– Я пришел забрать выигрыш.

– Деньгами возьми. Зачем тебе столько вермута? Семен взял шесть бутылок, еще пробки не вернул. Мне атчот, шматчот за целый ящик делать надо. А вдруг горлышек не будет. Турма, Лёня тогда?

– Ладно, давай деньгами, только одну давай, мы тут с товарищем за знакомство, – согласился рыжий.

Лёня отслюнявил ему несколько бумажек и вынес теплую бутылку вермута того же формата.

И, в завершение этого чудесного вечера, удивительных открытий, рыжий мне показал еще один трюк, который, непривычного до чудес, может и в шок повергнуть. Лёня, же, смотрел на это усталым взором завсегдатая, уставшего от цирковых номеров.

Из кармана шароваров была извлечена гайка размером с те, которыми шпалы и рельсы соединяют. К гаечке, которой можно и убить, ненароком, средних размеров быка, вела леска длиной с полметра. Рыжий уверенно намотал один свободный конец лески на палец и стал раскручивать гайку вращательными движениями выше своей головы.

– Бутылку возьми за горло и подними на вытянутой руке от себя подальше. Дном вверх.

Я зажмурился и выполнил, что просил рыжий. Едва бутылка заняла позицию на безопасном от меня расстоянии, он сблизился с ней, вращая гайкой, и одним точным касанием угодил ею в самое ребро донышка. Раздался легкий звук, похожий на букву Ц. И у меня в руках, остался сосуд, наполненный содержимым без потери и капли. А, дно бутылки, лежало у ног, срезанным идеально ровно, без сколов.

– Можешь так пить. Если аккуратно, то не обрежешься, – предложил рыжий.

– Не обрежусь. Я православный, – переводя дух, пошутил, на всякий случай, взглянув себе ниже пояса, при высокой вероятности, оказаться и в этом неправым, в таких цирковых номерах.

Лёня принес три граненых стакана, и мы выпили дружно вместе, молча, глядя на оранжевый диск солнца, коснувшийся горизонта.

Ту-туф, Ту-туф, шел поезд, и, яркое воспоминание, первого рабочего дня на железной дороге тихо уходило в песок вместе с ним.

Цветы урюка

Дни, последовавшие за тем, первым, застолбившимся в памяти нулевым репером большого пути от диплома к пенсии, не сильно, отличались от других, на объектах заботы Мосгипротранса, ни по разнообразию времяпровождения трудового коллектива, ни по составу работ и её оценки руководством. Менялись только времена года и сопутствующие им природно-климатические оттенки поведения людей, адекватные им.

До самых праздников Октябрьской революции, стояла жара, без единого дождя и даже облачка на небе. Мы разбрелись по партийным частям экспедиции, каждая в своем углу бесконечной среднеазиатской железной дороги. Нашей доблестной партии выпал кусок съемок от границы с Туркменией до самого Самарканда Узбекской ССР. Станцию Чарджоу снимали вместе. Дружным еще тогда составом экспедиции целиком, что позволило провести «боевое слаживание» бывалого персонала с новоприбывшим контингентом выпускников типа меня и еще нескольких подобных, продуктов высшего и среднего образования, начисто еще лишенных характерной заточенности ума и рук под железнодорожные особенности геодезии и картографии.

Соединение опыта и молодого энтузиазма происходили в непрерывном конвейере всей жизни, как внутри работы, так и вокруг нее. Непривычными, для новичков, были, описанные рыжим, особенности трудовых отношений, и коллективные ежедневные употребления спиртосодержащих жидкостей, в объемах, на грани передозировки, после работы. Необязательными вовсе были завтраки обеды и ужины, вместе и порознь. Потому, как пища, не являющаяся закуской, считалась сильно вредной для правильного восприятия действительности, и опасной для нецелевого финансирования побочных паразитных процессов. Утомленный столь удручающей регулярностью, как в день сурка, распорядка каждого дня, не только я искал способ, неоскорбительного для коллектива отлынивания от общепринятой нормы заполнения организма спиртным. Нас было несколько молодых ребят и девчонок, выпускников, которым уже на третий день обрыдло хлестать вермут, портвейн или им подобную субстанцию. Партийный этикет и непечатный устав, же напротив, требовали по завершении рабочего дня, совместного, восседания в самой крупной комнате общаги, с видом делового обсуждения процесса производства и его нюансов. Сей культмассовый ритуал был неотъемлемой частью экспедиционного быта. Накопленный за день, на путях стресс, разжигался крепкими напитками, до экстремального, с сопутствующим выплеском избытка чувственности: и общим пением народного хита «Уч кудук, Три колодца». В пристойном исходе. А, чаще свальным сном в тарелках с тем, что было на закусь, или тривиальным мордобоем. Порой, бывало, всего эти три варианта культурной программы происходили в одной комнате единовременно, нисколько не мешая друг-другу.

Вот, тогда и сделал я свое первое обоснованное математическое открытие в области эстетической психологии, по наблюдениям стандартного застолья.

Лемма. ______________________________________

Пьянка, считается состоявшейся, когда за столом происходят одновременно три независимых, непересекающихся диалога.

______________________________________

У этой леммы, есть еще одно замечательное свойство.

______________________________________

Пьянка, считается существенной (нормальной), если вторая производная отлична от нуля.

______________________________________

Определения.

1. Первой производной считается приобретение чего-либо спиртного, на сданную, от пьянки, посуду.

2. Классификатор степеней мощи пьянки: а) так себе, б) ничо так, в) славненько, г) в лоскуты, д) в дымину…..ъ) нормально

Если на посуду, и после первой производной, можно было купить, хотя бы бутылку пива, пьянка, закреплялась в памяти, как существенная (или нормальная).

Самым техничным методом избежать полного погружения в существенность, было аккуратно слинять, насовсем, в начале тройной перекрестной дискуссии, пока еще различимы все слова и буквы. До утра, никто и не заметит гарантированно, отсутствия двоих или троих из десятка принимающих участие.

Что мы и делали, убегая из общаги в город или куда-то на природу. Ходили по улицам и любовались, вступающей в свои права осенью. Выбирались на берег Амударьи и даже рыбачили, там, скорее, в удовольствие, чем с целью пропитания. На еду, удивительным образом, хватало.

Моими спутницами в этих побегах из напряженного отдыха партии были две прекрасные барышни. Мы были просто дружны, хотя и говорят, что дружба между мужчиной и женщиной возможна только в двух случаях: они бывшие любовники, или будущие. Я не заметил особо целеустремленного порыва моих спутниц к развитию отношений, шире и глубже тех, что были на стадии дружеских. Будучи еще в остаточном душевном неравновесии по срыву семейной жизни, что не давала себя быстро забыть, оковами прежних обязательств, и не до конца, пережитых чувств.

Завязывать новые серьезные отношения, это, как уходить в новый маршрут. Лучше в стираном, начищенном или новом. Хотя, говорят, что всех сапог не перемерить, старые лучше на ноге сидят, и мозолей не натрут. Это придумали, те, кому в радость чужое донашивать.

Девушки были милы, очаровательны и нежны. Светка и Виолетта, обоим чуток за двадцать, Виолетте уже четвертак.

Светка техник, выпускница техникума трансстроя, обладала редким сочетанием позитивного пофигизма, с деловой скрупулезностью и аккуратностью, доставшейся ей с немецкими родовыми корнями. Фигурой, она была чуточку больше, общепринятой нормы. Аппетитные розовые щечки и достоинство форм, в той самой спелости, когда хоть и полненькая, но худым, на зависть, раздавали окружающему миру победное торжество обоснованного оптимизма. Её голос можно было принять за детский, если бы не милая трещинка. Это была не та, знаменитая, по вокалу известных певиц, легкая хрипотца, которая магически чарует большинство мужчин, сводя их разум до гипнотического безволия. Голос Светки звучал с легкой трещинкой, обаянием взрослеющей девы-подростка. Она всегда светилась беззаботной улыбкой, и в любой момент готова поддержать разговор или работу, какой-нибудь мягкой, как её руки, шуткой или фразой, после которых, реальность, из черно-белой, в один миг становилась яркой сочной и цветной. С ней рядом было легко, и даже дышалось как-то иначе. Она великолепно слушала, иногда заглядывая ненавязчиво, в глаза, слегка повернув голову, как добрая домашняя собака. А, чаще, просто, смотрела вдаль молча, и это было так проникновенно, что невидимая теплая волна, пульсирующая меж двумя сидящими человеками, доставляла непередаваемое ощущение взаимной тихой радости. Во время работы, мы таскали с ней вместе, то стальную ленту для промеров, то рейки и штативы, проходя за день до двадцати километров. На перекурах садились рядышком и, обменявшись парой-тройкой легких подтрунивающих шуток, наслаждались молчаливым созерцанием природы с редкими комментариями наблюдений. Или отрешенно медитировали, в трансе от сует всего подвижного на станции. Наблюдения эти, потом, уже после работы, я, наедине с собой, рифмовал во всякие нескучные и непафосные формы. Накопив, достаточный для внешнего слышания запас, по подпитии, декламировал своим попутчицам стихи, и даже песни, а capello, в часы нашего уединения от колобродного досуга остального партийного персонала.

Иногда к нашей команде присоединялся рыжий, но нерегулярно и нечасто. Как правило, скорее по необходимости самосохранения, от люлей за очередное неисполнение, или, порученной работы косяк. Но, всякие там, природно-культурные ценности, были ему куда менее, по душе, в сравнении с возможностью ужраться в хлам. По обретении этого состояния, он так восхищенно описывал свои приключения и ощущения, что выделило в моей памяти особый раздел: цитатник рыжего. Тематика, не особо разнообразна, но чувственность…

«– Этот день я не забуду никогда! Вчера нажрался, так, что ничего не помню!»

«– Интересно, сегодня уже завтра, или еще вчера?» – гениальный вопрос человека проснувшегося среди ночи зимой, когда дни коротки.

«– Вчера на холодном ветру даже, синус ниже единицы опустился, когда углы мерили. Согнулся, скукожился, думал всё. Вечером портвейном еле отогрели.»

Его опыт производственной деятельности был достоин, занесения отдельными главами в историю отечественной геодезии, с сопутствующими ей особенностями. Список особенностей, как правило, сводился к одной вышеизложенной причине всех бед и радостей. Но, какие, же особые формы, получали жизненные события, перерастая из простых, в самые затейливые! Рассказы рыжего, при всем однообразии причины, настолько разнообразны в последствиях, что я, непременно уделю им отдельное место в повествовании. Погодя, чуток.

Виолетта, которая была завсегдатаем нашей бригады несоответствия партийному стандарту досуга – моя сокурсница. Мы учились в одной группе. За пять лет учебы вместе проходили и полевые практики по геодезии, после первого, и второго курса. В одном экипаже летали на самолете в аэрофотосъемочную практику после третьего курса. Вместе ходили в походы горам и рекам. Нас давно уже считали все больше, чем просто друзьями, и, наверное, были тому народные основания. Но, по правде, тонкая грань перехода в состояние более тесных контактов, между нами, так навсегда и осталась непреодолимой. Я очень дорожил, тем, что мог делиться с ней своими сокровенными секретами, а она достаточно рассудительно и корректно, выносила суждение о виновности, той или иной стороны конфликтной ситуации, сглаживая острые углы. Это помогало мне умерить избыточный порыв реакции на происходящее, дабы избежать худшего в стремлении наломать дров, во имя мнимой справедливости.

Когда учились вместе, нам доставляло огромное удовольствие разыгрывать сокурсников. Особенно Виолетте, как видной и, что греха таить весьма привлекательной, и неглупой девушке, досаждали особо настойчивые кавалеры, не в её вкусе. Она, же, напротив, своей внешностью блондинки с оттенком рыжего, кошачьим разрезом выразительных глаз и точеной фигуркой, которая украшала всё, что ни надето, а если не надето, тем более, была желаемой добычей половозрелых самцов, самого разнообразного выбора достоинств ума и тела. Странное намерение Виолетты, быть одновременно вожделенной, но недоступной до полного контакта, было распознано мной еще на первом курсе.

Я, как и остальные, тогда, тоже запал, если честно. Однако, быстро раскусив, её удивительную склонность нравиться всем, но оставаться ничьей, я вовремя соскочил с массового марафонского забега, желающих достичь с нею взаимности. Неотразимым арсеналом вовлечения, в её манящий мир, кошачьей притягательности были: очаровательно женственный голос, выразительные с раскосинкой глаза, легкие прикосновения к собеседнику, звонкоголосый смех, нетривиальный лексикон, и снисходительность к нелепым ситуациям, в которые несложно попасть, любому, клюнувшему на эту снасть.

Мы оставались друзьями, в самом хорошем смысле этого слова, так ни разу, и не возвысив отношения, даже до поцелуя. И это состояние устраивало обоих. Даже, будучи женатым, после второго курса, я выполнял функцию охраны внешней Виолыной недоступности от посягательств мужска пола. Прикрытием служила народная молва: «ну с женой у него, – обязательная программа, а с Виолеттой произвольная». На меня выходили самые разные её воздыхатели, с переговорами, и угрозами, и разными предложениями, в намерении понять расклад, и разрулить ситуацию, по справедливости или поровну. Согласно уговору, меж мной и Виолеттой, всем доставалась, одинаковая легенда, как у того полярника на льдине, которому, однажды, по очередности списка, досталась общественная коза, во временное пользование, а тот её задержал у себя в палатке дольше положенного. На демонстративное и справедливое возмущение коллег ответ был, тем же, твёрдым и безапелляционным: Не отдам. У нас всё серьёзно.

Эта многолетняя игра доставляла забавно странное чувство самоутверждения, на фоне, рассыпающейся, безрадостной семейной жизни. Но так и оставалась для меня театром двух заигравшихся актеров. Ближе к завершению учебы на последних курсах, я заметил у Виолетты, творческую доработку этой игры, которая заключалась в следующем. Она стала часто появляться в качестве подруги семьи, у разных знакомых по курсу пар. Бывало, и втроем они проводили досуг, гуляя по театрам и выставкам, и даже путешествовали. Выглядело это достаточно мило и непохабно. Однако, по прошествии некоторого времени такой активной дружбы, Виола неожиданно переставала восхищенно рассказывать о «совершенно замечательном» времяпровождении с одной семьёй, и переключалась на другую с таким же интенсивом. Выглядело это так, будто она коллекционировала такие временные тройственные союзы.

По прошествии нескольких лет, после моего ухода из Мосгипротранса, я узнал, что она-таки, реализовала свою вожделенную стратегию устройства личной жизни. Некоторое время, побыв подругой одной из семейных пар, она сменила статус и печать в паспорте, став, новой женой, своему другу, вместо прежней.

Но всё это, еще произойдет, через долгие годы, после. А пока, была теплая осень 1982 года. Легкая дымка среди опадающих пирамидальных тополей на берегу Амударьи, и желто-зеленые шары маклюры, разбросанные повсюду, словно бильярдные шары, какой-то недоигранной партии жизни, что оборвалась вничью.

Мы идем втроем по вечернему городу, делимся впечатлениями рабочего дня, а я читаю стихи своим спутницам.

Железнодорожный романс

Ты сверкнула вчера маневровыми
Синефарыми брызгами глаз
И, как током, контактного провода
Нервным шоком по темечку, хрясь!

На путях сортировочно-парковых
Я застыл тормозным башмаком,
А ты чистила стрелки соляркою,
Грациозно махая ведром

Накатил товарняк. С криком ворона
Проползая гремучей змеёй
Мы застыли по разные стороны,
Каждый, делая дело свое

Мир растаял вокруг, как без звука сон,
Взгляды, встретившись, заплелись,
А цистерны с бензином и уксусом
Мимо нашего счастья неслись.

Век недолог гремящей громадины
Разлучавший, уполз товарняк.
Мы стоим и глядим, чего ради, бы?
Оторваться не можем никак.

И, влекомый, неведомой стрелкою
Что навек, наши судьбы скрестит
Мчусь под горку, вагонною сцепкою
Прямо в сердце твоё, устремив.

…Эх, блай риверсай, страданул, однако!

Перспектива товарища Сухова

Тянувшиеся однообразием работы и досуга долгие недели в Чарджоу, неожиданно быстро прекратились волевым решением начальника экспедиции. А, может, у него какая чуйка развилась? Но, согласно распоряжению, его громоподобного, рта с вылетающими оттуда непечатными наставлениями и метафорами, наша часть партии, (отряд), была спешно брошена в пустынную часть Узбекской ССР, на съемку малых полустанков и перегонов.

Незадолго до расставания партий, из Москвы прибыл, грозный, проверяющий в лице зама начальника отдела. Его миссией, видимо было поднятие боевого духа среди полевиков, которые уже не видели дома родного более полугода. Ребятам пообещали, что после Якутии, они сразу же в отпуск летний в Москву. Залечивать раны сибирских особых условий труда и отдыха. Однако, по завершении съемок на БАМе, остро возникла необходимость проектирования новых станций и путей в восточном Казахстане. А там, уже лето и тепло, решило начальство. Вот, вместо отпуска, и отогреется коллектив во степях казахских. Там по весне всякой нечисти, агрессивной правда много: змеи злые брачующиеся. Сколопендры, фаланги скорпионы и пр. Зато нет комаров и клеща. И медведи не досаждают. А это – размен с плюсом. Едва доработали всё заданное по Казахстану, глядишь, и осень подоспела. А за ней, как учит нас коммунистическая партия, и до зимы рукой подать. А где зимой лучше работать в поле? Правильно, – там, где урюк цветет и три колодца. Зачем домой спешить? И в качестве награды за ударный труд, перевезли и нахлобучили нашей доблестной экспедиции еще и всю среднеазиатскую железную дорогу. Оптом. От Ташкента до Красноводска, что на берегу моря теплого, Каспийского.

– Дойдут до моря, как товарищ Сухов, наши геодезисты, вот и отдохнут, кто живьем доберется, – решила дальновидная и заботливая, плановая экономика в лице начальства института.

Не всем, однако, повезло пройти весь означенный комплект работ до конца. По разной причине выбывали из боевой связки то инженеры, то техники. Да и водители, которым кроме этой работы, никакая иная с бывшими судимостями не светила, и те не выдерживали такой плотности полевого графика.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/chitat-onlayn/?art=70772398&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом