Но врачи же сказали, или ты сама не понимаешь…, что при твоем положении… Lise ты просто не родишь. Я не понимаю зачем ты себя тешишь не сбыточными надеждами.
Что невозможно человеку, то возможно Богу. О Господи Алеша какой ты маловерн6ый. Пойми, ребенок, это наш с тобой счастливый билет в будущее. С ребенка начинается Царство Небесное. Ты только подумай, что мы увидим его первую улыбку, а она символизирует улыбку Бога. Ребенок это наше с тобой продолжение. Он наше сокровище, о котором мы будем с тобой с благоговением заботится.
Lise, я верю, но всегда есть такие ограничения, за которые лучше не заходить, откуда ты знаешь что угодно Богу.
Ребенок точно угоден Богу! Он освятит наш брак преобразив его, даст толчок в развитии наших с тобой отношений. Сегодня святая ночь, ночь, когда многие чаянья людей сбываются. И я очень надеюсь на это! В это должен поверить, и ты! И помочь мне зачать нашего первенца. Бог сотворит для нас с тобой чудо нужно только верить.
Ты эгоистична Lise.
Как и все женщины, не более.
Мне нужно подумать.
О чем?
О брате. Он не призрачная надежда, он натурально попал в большие злоключения. Он запутался и без меня ему не найти выход из этой сложной ситуации. Я ему больше нужен чем тебе.
Будь мужчиной Алексей. Брату уже не поможешь, у него свой царь в голове, а мне, нам ты можешь помочь. Я тебя очень прошу смилуйся передо мной и сделай то, что должен сделать. Или ты меня разлюбил?
Не знаю, у меня от всего этого голова идет кругом. Одно могу тебе обещать, что я всегда буду любить тебя, что бы не случилось.
Так, я все поняла, не надо больше разговоров, вот тебе моя рука, веди меня. Ты кстати поел?
Да.
Довольно отправляемся к нам в спальню, – и Lise протянула руку Алексею Фёдоровичу, развернув свою коляску. Ему ничего не осталось делать как подчиниться, и они вместе направилась на выход из гостиной.
ВОСХОЖДЕНИЕ К ВЛАСТИ
Николай Первый, Император и Самодержец Всероссийский, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Польский, Царь Сибирский, Царь Херсониса-Таврического, Государь Псковский и Великий Князь Смоленский, Литовский, Волынский, Подольский и Финляндский, Князь Эстляндский, Лифляндский, Курляндский и Семигальский, Самогидский, Белостокский, Корельский, Тверский, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода Низовския земли, Черниговский, Рязанский, Плотский, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондийский, Витебский, Мстиславский и всея Северныя стороны Повелитель и Государь Иверския, Карталинския, Грузинския и Кабардинския земли, и Армянския Области; Черкаских и Горских Князей и иных Наследный Государь и Обладатель; Наследник Норвежский, Герцог Шлезвиг-Голтинский, Стормарский, Дитмарский и Ольденбургский и прочая, и прочая, и прочая.
18 февраля, в восточном крыле Зимнего дворца, на первом этаже, в своем кабинете умирая на пятьдесят девятом году жизни, он лежал на железной походной кровати с солдатским тюфяком, укрывшись военным плащом и облаченный в парадный мундир, в окружении Августейших особ. А в Финляндском заливе стояла на рейде англо-французская союзническая эскадра, осуществляющая блокаду русского флота в Кронштадте. Во всю шла Крымская война, известия с полей сражений были не утешительные. Все русское общество ждало сдачи Севастополя.
Государь простудился, часто гуляя в одиночестве по Дворцовой набережной тяжело переживая неудачи своей армии. Болезнь началась двадцать седьмого января. Первого февраля произошло усиление гриппа, он проспал почти целый день в своем кабинете. Болезнь казалось утихла, заявляли о том, что опасности жизни нет и он распорядился чтобы «не обеспокоили публики бюллетенями о его болезни». Девятого февраля несмотря на предостережения врачей, он в двадцати трёхградусный мороз без шинели поехал на развод полков. На следующий день все повторилось только при еще более усилившемся морозе. Четырнадцатого февраля прибыл курьер с известием о поражении русской армии под Евпаторией. Пятнадцатого февраля Император Николай I превозмогая слабость организма и несмотря на двадцатиградусный мороз укутавшись в легкий плащ поехал в Михайловский Манеж простится с маршевыми гвардейскими батальонами, отбывавшими на фронт. Придворные доктора Мандат и Карель начали его уговаривать не ездить, а посвятить этот день аккуратному лечению: «Вы в смертельной опасности и поездка в манеж, хуже самоубийства!» – заявили они в один голос. На что он заявил: «Эти люди идут на смерть за меня, а я не пойду хоть увидеть их, сказать им хоть словцо одобрения! Мой долг поехать туда, и я поеду, что бы со мной ни случилось!» По возвращении Николай I почувствовал лихорадочный припадок, всю ночь он кашлял. Врачи ему объявили о скорой его смерти. Семнадцатого февраля государь был в постели борясь с недугом.
На следующий день, утром произошла мучительная агония, продолжавшаяся несколько часов, по окончании ее, Николай I исповедовался духовнику царской семьи отцу Василию Баженову и принял от него Святые Тайны, сказав: «Теперь я прошу Бога, чтобы Он принял меня с миром». После чего приказал собрать все гвардейские полки в двух залах дворца с тем чтобы по его кончине они приняли присягу перед наследником престола. Затем он обратился к собравшимся вокруг него семье: «Мне хотелось, приняв на себя все трудное, все тяжёлое, оставить тебе царство мирное, устроенное и счастливое. Привидение судило иначе. Теперь иду молиться за Россию и за вас. После России, я вас любил больше всего на свете. Служите России.» Затем подозвав цесаревича Александра II, он приподнялся с кровати, сжав в кулак ладонь он прошептал: «Держи их всех в руках!» После чего судьба его свершилась, часы показывали двадцать минут первого по полудни.
Через год после смерти императора Николай I в феврале состоялся Парижский мирный конгресс, который завершился подписанием мирного трактата, в котором говорилось что Россия лишалась права иметь на Черном море военный флот и необходимые арсеналы. После него стало ясно что Российское государство оказалось не только в военном и дипломатическом кризисе, но и в общенациональном. Сердцевина которого являлся кризис социальный, отмена крепостного права была главнейшей задачей для престолонаследника. Почти все губернии были охвачены крестьянскими волнениями, направленными против барщины и оброков помещиков.
Действия Александра II после заключения мира были направлены на разоружение. Расформированы резервные части, армия была переведена на мирный режим. Распуская ополчение, Император сказал: «Вы покинули дома и семейства свои, чтобы делить с испытаниями в боях войсками труды и лишения, являя вместе с нами пример терпения, мужества, готовности жертвовать всем за Нас, за любезную Нами вам Россию. Многие из среды вашей запечатлели сей обед своей кровью, вкусив славную смерть в рядах защитников Севастополя. Вы показали свету, какое могущество духа живет в народе русском. Ныне положен конец войне, и Мы можем, благодаря вас, именем отечества, за вашу верную службу, сказать вам: Идите с миром, ратники земли русской, возвращайтесь к домам, к семействам вашим, к прежним занятиям и обязанностям, продолжая быть для сословий, из которых вы были призваны, примером того порядка и повиновения, которыми вы отличались постоянно в рядах государственного подвижного ополчения». В завершении этого было всем пожалован крест с надписью: «За веру, Царя и отечество».
Так же государь не забыл и про сестер милосердия, впервые совершившие свой высокий человеколюбивый подвиг на театре войны. Александр II послал свой рескрипт на имя русской Великой Княгине Елены Павловны, супруге Великого Князя Михаила Павловича, обширной благотворительнице. «По Вашей мысли учреждена моим Незабвенным Родителем Крестовоздвиженская община сестер милосердия, оказавшая, под Вашим руководством, столь редкое самоотвержение и столь много существенных заслуг к облегчению страданий больных и раненых воинов». И далее последовала личная благодарность: «Высоки и прекрасны Ваши дела: Вами не одна отерта слеза, не одна исцелена рана храброго воина, не одно утешено и успокоено осиротевшее семейство. В Вашем собственном сердце и в благословениях, которые вознесутся за Вас к престолу. Всевышнего, Вы найдете себе лучшую награду; но на Мне лежит душевный долг, который ныне исполняю, изъявляя Вам Мою искреннейшую благодарность за Ваши достохвальные и незабвенные труды. Зная Мой добрый и преданный Мне народ, Я уверен, что все и каждый разделяют со Мной Мои чувствования и повторяют в своих сердцах эти слова благодарности за дело пользы, добра и любви христианской».
Как только все милости были розданы Император посетил Финляндию и Москву для присутствования при военном торжестве: столетнем юбилее лейб-гренадерского полка даровав ему новое знамя. После этого он вернулся в Петербург, где в свой день рождения Александр II выпустил Высочайший манифест: «Вступив на прародительский всероссийский престол и нераздельные с ним престолы Царства Польского и Великого Княжества Финляндского, посреди тяжких для Нас и отечества Нашего испытаний, Мы положили в сердце своем дотоле не приступать к совершению коронования Нашего, пока не смолкнет гром брани, потрясающей пределы государства, пока не перестанет литься кровь доблестных христолюбивых Наших воинов, ознаменовавших себя подвигами необыкновенного мужества и самоотвержения. Ныне, когда благодатный мир возвращает России благодатное спокойствие, вознамерились Мы, по примеру благочестивых Государей, предков наших, возложить на Себя корону и принять установленное миропомазание, приобщив сему священному действию и любезнейшую супругу Нашу, Государыню Императрицу Марию Александровну. Возвещая о таком намерении Нашем, долженствующем, при помощи Божией, совершиться в августе месяце в первопрестольном граде Москве, призываем всех ваших верных подданных соединить усердные мольбы их с Нашими теплыми молитвами: да изливается на Нас и на царство Наше благодать Господня; да поможет Нам Всемогущий, с возложением венца царского, возложить на Себя торжественный перед целым светом обед – жить единственно для счастья подвластных Нам народов; и да направит Он к тому, наитием Всесвятого Животворящего Духа Своего, все помышления, все деяния Наши. Аминь».
Сразу же в первые дни своего царствования он подверг серьезным изменениям в составе высшего управлении Российской Империи. А именно: вступили в действительное заведование своими частями Великие Князья: генерал-инспектор по инженерной части Николай Николаевич и генерал-фельдцейхмейстер Михаил Николаевич. Пост министра внутренних дел занял С.С. Ланской, а главноначальствующий путями сообщения и публичными зданиями К.В. Чевкин. Уволены по прошению: председатель Государственного Совета и Комитета Министров князь Чернышев, военный министр князь Долгоруков, глава дипломатического ведомства граф Несельроде. На освободившиеся должности были пожалованы: военным министром стал генерал-адъютант Н.О. Сухозанет, пост министра иностранных дел занял бывший посланник при австрийском Дворе и представитель России на военных совещаниях 1855 года князь А.М. Горчаков. Первое в Российской Империи место – председателя Государственного Совета и Комитета Министров – получил, возвратившейся с конгресса, граф Орлов, а его заменил в должности шефа жандармов и главного начальника III Отделения Собственной Его Императорского Величества Канцелярии бывший военный министр князь Долгоруков. Посольский пост в Париже занял граф П.Д. Киселев, министром государственных имуществ был назначен В.А. Шереметьев, наместником Царства Польского и главнокомандующим Западной армией стал князь М.Д. Горчаков, должность наместника кавказского и командующего отдельным кавказским корпусом была пожалована генералу-лейтенанту князю А.И. Борятинскому. Еще в течении всего года обновлялось правительство в лице его членов.
14 августа вся царская семья с Николаевского вокзала выехала по железной дороге в Москву и остановилась в Петровском дворце. 17 августа состоялся торжественный въезд в первопрестольную столицу. В церемонии въезда впервые участвовали представители подвластных России народов – башкиры, черкесы, калмыки, татары, курды, и многие другие. Все были одеты в яркие национальные одежды. Сам Александр II под звон колоколов и громе орудий, ехал верхом на белом коне, окруженный всеми Великими Князьями, среди которых находились два его старших сына – Цесаревич Николай и Великий Князь Александр Александрович и иностранных принцев, десятки человек его свиты и конной охраны. У самого въезда в Москву встречал Государя Московский военный генерал-губернатор; в Земляном городе – городская дума и магистрат; в Белом городе московское дворянство с губернским представителем во главе; у Воскресенских ворот – Московский гражданский губернатор и чины присутствующих мест; у Спасских ворот – Московский комендант с его штабом; у Успенского собора – Правительствующий Сенат.
Их Величества и Их Высочества, сойдя с коней и выйдя из экипажей у часовни Иверской Божией Матери, приложились к чудотворной иконе. На паперти Успенского собора вышли к Ним на встречу Святой Синод и высшее духовенство, с крестом и святой водой. Государь и Императрицы, войдя в собор, прикладывались к мощам московских чудотворцев, а оттуда в предшествии высокопреосвященного митрополита московского Филарета, прошли в соборы Архангельский и Благовещенский и наконец через Красное Крыльцо вступили в Кремлевский дворец, на пороге которого верховный маршал князь С.М. Голицын поднес, по древнему русскому обычаю, хлеб-соль.
Разукрашенные московские улицы имели вид крайне оживленный, радостный и праздничный. В город с разных уголков России стекались представители всех сословий: дворянство, губернские и уездные головы; депутаты подвластных короне Российской Империи азиатских народов; волостные старшины государственных крестьян. Вся гвардия была из Западной армии была направлена к Москве и расположена частью в городе, частью в походном лагере в окрестности первопрестольной. Весь Двор, генералитет, высшие государственные учреждения – Сенат, Синод и Государственный Совет – в полном составе прибыл для участия в торжестве всероссийского масштаба. Родственные Дворы прислали своими представителями принцев крови: прусский – племянника короля, сына принца прусского Фридриха-Вильгельма, гессенский – принца Людвига, баденский – принца Вильгельма. Великие державы представили чрезвычайные посольства: императора Наполеона III представлял граф Морни, императора австрийского – князь Эстергази, королеву великобританскую – лорд Гренвиль.
В продолжение трех дней герольды, сопровождаемые трубачами и литаврщиками, разъезжали по улицам и проспектам Москвы, громогласно возвещая о предстоящем торжестве коронования, назначенном на двадцать шестое августа. Оно свершилось в этот достопамятный день в Большом Успенском соборе, по чину венчания на царство русских царей, установленному со времен Ивана Грозного.
Сам Государь после своего въезда в Москву, удалился в село Останкино, в хоромы, построенные в 1797 году, графом Шереметьевым. Здесь в уединении в дали от шума первопрестольной, Александр II готовился к будущей коронации постом и молитвой.
И вот наступило 26 августа. В семь часов утра, из поставленных на Красной площади и Кремлевских стен пушек прозвучал залп из двадцати одного выстрела. С Успенского Собора и по всей Москве начался благовест. По всему следованию Высочайшего шествия в Успенский Собор, были расставлены шпалеры. Перед начатием шествия Его Императорского Величества, один из Протопресвитеров, с крестом, имея при себе двух дьяконов, несущих на золотом блюде Святую воду, окроплял ею дорогу. Священнодействовал митрополит московский Филарет, со служением митрополитов: Санкт-Петербургского – Никанора и Литовского – Иосифа, восьми архиепископов и епископов, двадцати восьми архимандритов, двух протопресвитеров и протоиреев. При входе в Собор иерарх приветствовал Императора Александра II краткой речью: «Благочестивый Великий Государь! Преимущественно велико Твое настоящее пришествие. Да будет достойно его сретение. Тебя сопровождает Россия; Тебя сретает церковь. Молитвой любви и надежды напутствуют Тебя Россия. С молитвой любви и надежды приемлет Тебя церковь. Столько молитв не проникнут ли в небо? Но кто достоин здесь благословить вход Твой? Первопрестольник сей церкви, за пять веков доныне предрекший славу Царей на месте сем, Святитель Петр, да станет пред нами и через Его небесное благословление, благословление пренебесное да снидет на Тебя и с Тобою на всю Россию».
Александр II в мантии, застегнутой на золотую булавку с двумя гранеными изумрудами и серебряным крючком, занял место на приготовленном для него посреди Собора престоле из слоновой кости великого князя Иоанна III, царствующую Императрицу урожденную принцессу Максимильяна Вильгельмина Августа София Мария Гессенская и Прирейнская, после принятия православия в 1840 году Мария Александровна посадили на золотой трон первого правителя дама Романова Михаила Феодоровича. Мать Александр II, Александру Федоровну усадили на трон отца Петра I Алексея Михайловича.
Громким, хотя и дрожащим голосом Александр II прочитал исповедание православной веры. Когда митрополит Санкт-Петербургский Никанор, перед возложением порфиры и короны, читал установленные молитвы, Император низко наклонил голову, которую высокопреосвященный Филарет накрыл концом своего омофора. Возложив на себя венец царей, Александр II прикоснулся им головы коленопреклонённой супруги. Затем сам встал на колени и произнес во всеуслышание молитву, в которой испрашивал благословение Всевышнего на предстоявший ему царственный подвиг, моля о ниспослании ему «духа владычня, духа премудрости и ведения, духа совета и крепости». Крупные слезы катились по щекам до глубины душа растроганного Монарха. Император встал – и все находившиеся в храме опустились на колени, благоговейно внемля благодарственной молитве, прочитанной митрополитом Филаретом, затем все запели впервые, ранее исполняли действовавший с 1816 года гимн «Молитва русских», «Боже царя храни», по его окончанию раздались торжественное «Тебе Бога хвалим!».
И началось всеобщее шествие из Успенского собора в соборы Архангельский и Благовещенский. Государь следовал с Императрицей под балдахином, в порфире и короне, держа в одной руке скипетр, в другой державу, и прежде чем вступить в Кремлевский дворец, он с Красного Крыльца трижды поклонился народу.
Высочайший обеденный стол происходил в Грановитой Палате. Александр II восседал на троне посреди обеих Императриц. Приглашенные – высшее духовенство и особы первых двух классов – заняли места за столом, лицом к Их Величествам. Митрополит Филарет благословил трапезу. При пушечной пальбе пили за здоровье Императора, Императриц, всего царского дома, духовных особ и всех верноподданных. Архиереи обедали в мантиях и клобуках. Среди них выделялся архиепископ Кесарийский Василий, во время обеда не перестававший плакать, чем и обратил на себя внимание Государя, приказавшего спросить: «отчего он плачет?» «Плачу от радости, – отвечал греческий иерарх, – видя торжество русского Царя; плачу от горести, потому что мы, православные жители Малой Азии, страдаем под игом агарян».
Вечером Кремль и все Москва озарилась бесчисленным множеством огней. Иллюминация повторилась и в следующие два дня. На ярко освещенных улицах и площадях народ московский ликовал до поздней ночи. Но основное народное гуляние впервые происходило на Ходынском поле. Было установлено многочисленные столы, украшенные ветками различных деревьев на ветвях, которых были повешены бусы с пряниками и яблоками. На территории поля разместили восемь специальных фонтанчиков из которых текла не ключевая вода, а вино. Вообще угощений было приготовлено великое множество, а в частности более 10 тысяч кур, три тысячи баранов, 50 тысяч килограммов ветчины, 14 тысяч килограммов колбасы, вина запасли тысячу ведер, а число калачей, ватрушек и прочих лакомств превышало 60 тысяч.
В последний день торжества на Лефортовом поле устроили грандиозный фейерверк. Оркестр исполнил гимн Российской Империи, а в такт ему вылетали залпы праздничного салюта и так продолжалось в течении двадцати минут.
В день священного коронования Император Александр II подписал манифест, начинавшийся такими словами: «В сей торжественный день, когда, испросив благословение Всевышнего, мы возложили на себя венец наших предков, первой нашей мыслью было, как всегда, благоденствие любезной Нам России. Повторяя при священном обряде коронования обет, произнесенный Нами в самый час вступления Нашего на прародительский престол: иметь постоянной, единой целью трудов и попечений Наших утверждение, возвышение сего благоденствия, в настоящем и будущем времени, мы не могли, с тем вместе, не обратиться к воспоминанию о событиях недавно минувших лет, ознаменованных тягостными испытаниями, но и примерами высокой доблести и новыми доказательствами беспредельной, нелицемерной преданности верных подданных Наших, всех состояний, к Престолу и Отечеству – доказательствами, на кои незабвенный родитель Наш взирал как на отраду, Небесным Промыслом Ему ниспосылаемую. Сие воспоминание сохранится на веки в сердце Нашем и конечно перейдет к отдаленнейшему потомству. Но Мы желаем возбужденные Ими в Нас чувства, еще раз, при нынешнем торжестве, изъявить всенародно установлением некоторых особых знаков отличия и особо обращаемым к каждому из сословий в государстве выражением Нашего благоволения и признательности».
Наподобие медали, пожалованной защитниками Севастополя, учреждалась в память минувшей войны светлая бронзовая медаль с вензелевым изображением Императоров Николая I и Александр II и надписью: «На Тя, Господи, уповахом, да не постыдимся во веки».
Щедрою рукою излил Император царские милости на ближайших к своему престолу слуг. Ветеран наполеоновских войн, бывший много лет вождем русских военных сил на Кавказе, генерал-адъютант князь М.С. Воронцов произведен в генерал-фельдмаршалы. В княжеское Российской Империи достоинство возведен председатель Государственного Совета граф А.И. Орлов, в графское – обер-камергер Рибопьер, обер-гофмейстер Олсуфьев, генерал-адъютант Сумароков, а генерал-губернатор Финляндии Берг – в графское достоинство Великого Княжества Финляндского.
Коронационный манифест так же распространял и ряд милостей, льгот и всякого рода облегчений более тридцати категорий жителей Российской Империи. Венцом царского милосердия было великодушное прощение государственных преступников, лишенных всех прав состояния и сосланных в Сибирь или сданных в солдаты по делу о тайных обществах 1825 года и по заговору Петрашевского в 1849 году. Им было дозволено возвратится с семействами из мест ссылки и жить где пожелают в пределах Империи, за исключением Петербурга и Москвы. Осужденным и детям их возвращены титулы и потомственное дворянское достоинство.
В дни, следовавшие за коронацией, происходили беспрерывные блестящие празднества: два бала и маскарад в Кремлевском дворце, парадный спектакль в Большом театре, балы у послов французского и австрийского.
Александр II и его семья оставались в Москве еще целый месяц, а девятнадцатого сентября они провели весь день в лавре св. Сергия. 23-го они выехали из первопрестольной и 24-го прибыли в Царское Село. Второго октября Их Величества торжественно вступили в Санкт-Петербург, но тотчас возвратились в Царское Село и только к именинам Наследника шестого декабря вернулись в столицу и уже основательно поселились в Зимнем Дворце и началась эпоха Великих реформ, в их числе долгожданная отмена крепостного права, реформа судебной системы и окончательная передача Аляски Соединенным Штатам Америки.
К НЕЙ
Иван Федорович проснулся на своем кожаном диване, свечи в канделябрах уже давно сгорели, а в дверь его кабинета настойчиво стучали, требовавши незамедлительно открыть. Он тяжело приподнялся, не спеша достал карманные часы открыл их и посмотрел на циферблат – время было два часа после полудни. Затем встал и повернув ключом в замочной скважине открыл дверь. На пороге стояли служанка Маша и его дражайшая жена Екатерина Ивановна с согнутой в локте руке и поднятой вверх. Между указательным пальцем и безымянным пальцем торчала белого цвета бумажка.
Иван! Позволь себе объясниться. Что это? – строго сказала его жена.
А ты разве не ознакомилась с его содержанием? – невозмутимо, вопросом на вопрос парировал Иван Фёдорович.
Я в твои дела не сую свой нос…, с последних пор.
Дорогая, а где ты это взяла?
Его принес какой-то мальчуган лет четырнадцати, спешно вручив ее мне и бросил: «отдайте срочно Ивану Карамазову», даже на чай не взял, и убежал, – сказала растерянно Екатерина Сергеевна. – Разумеется я не стала разворачивать, а направилась сразу к твоему кабинету.
Иван Фёдорович неспешно вскрыл бумажку и прочитал: «Приходи сегодня!Жду! С.П.».
А это от купца Сердоликого. Он отвечает мне…, надумал-таки.
От кого?
От купца Даниила Андреевича Сердоликого. Я ему третьего дня весьма заманчивое предложение о покупке одной вещицы сделал, он сейчас в трудном положении знаешь ли. Вот ответ! Ждет меня сегодня.
Что за вещица? Дорого ли стоит?
Для вашей Катенька красоты сущая безделица, а для него спасительная надежда от полного разорения, – ответил успокаивающе Иван Федорович.
Обед на столе Иван.
Правда остыл немного, – вставила Маша.
Нет, обедайте без меня, дело срочное, а вдруг передумает. Нужно торопиться, ехать нужно. Я у него отобедаю, – сказал Иван Фёдорович и направился к шкафу переодеть рубашку.
Снова уходишь. Я практически тебя в последнее время совсем не вижу! Я скучаю Иван… и Родя тоже. Ты так стал занят, неужели это нужно для нашего счастья?
Для нашего благополучия Катенька. Я отец нашего семейства и должен заботиться о его денежном благосостоянии, но ты не волнуйся вечером я и тебя и Родю обрадую. Вот увидишь.
Не ужели даже в праздники нужно куда-то уходить? – не унималась Екатерина Ивановна.
Да, даже в праздники. Знаешь ли Катенька финансовые дела праздников и выходных не знают. Поцелуй Родю от меня и скажи, что я вечером буду с гостинцем, а тебе с подарком и все компенсирую, – сказал практически на ходу, уже переменив рубашку и проследовав в переднюю Иван Федорович. Екатерина Ивановна сопровождала его.
Катенька, крепко обними Родю от меня и поздравь с праздником, – сказал уже одевшись Иван Федорович и поцеловав руку жены скрылся за дверью.
Христос с тобой, – только и успела пролепетать Екатерина Ивановна.
Выйдя из парадной лучи яркого солнца больно ударило ему в глаза, от чего он прищурился и посмотрев направо и налево и не обнаружив свободного извозчика пошел по улице. Но пройдя несколько шагов как за спиной Иван Фёдорович услышал за спиной цоканье лошади.
Барин! Подвезти куда? – крикнул довольно пожилой извозчик.
Иван Федорович удивленно обернулся и уселся в повозку скомандовав:
На Офицерскую улицу в герберге (ресторан) «Отель дю Норд».
Извозчик натянул вожжи, – Гей! Но-о-о, пошла куцая, – крикнул он и сани сдвинулись с места.
Дорогой Ивану Федоровичу пришли воспоминания о прошлой ночи. Что это была за встреча с таинственным незнакомцем? Была ли она явью или просто видение? «Нет, конечно если здраво рассуждать, то это наваждение какое-то», – подумалось Ивану Федоровичу. Но все же это видение требовало от него чтобы он уверовал в его реальность, как тот черт явившийся ему тринадцать лет тому назад в ночь смерти Смердякова. А сейчас что? Это кошмар какой-то вот и все. Хотел, чтобы я испугался и поверил ему, а через него, хоть он и темная сила уверовал в бесплотные силы, духов разных. А через них и хотел мне доказать существование Бога. Не на того напал, а я не верю во всю эту чепуху, просто болезнь какая-то во мне проснулась и все. Нужно что-то с этим делать.
Придя к такому заключению Иван Федорович усмехнулся и выпив из железной фляги, сказав себе: «Меня так просто не возьмешь, на ко выкусите! Нет, не верю и все тут!».
Сани тем временем подъехали к отелю, а на пороге его уже встречал швейцар. Он уже знал в лицо за всегдашнего посетителя их заведения и потому сняв шапку поздоровался, но Иван Фёдорович, не обращая на него никакого внимания прошел вовнутрь. В помещении было не так много народа и потому привычный столик был свободен, и он непринужденно сел за него. Официант тут же появился возле него приготавливаясь записать заказ дорого клиента.
Ему на обед было подано: борщ по-киевски, зажаренная куропатка, сладкий рулет и сто грамм водки. С собой он распорядился взять балык из осетрины. С тем и покинул он известное заведение, снова поймав извозчика. Но в этот раз Иван Федорович сошел в квартале от Измайловской роты и дальше направился пешком. Дойдя до знакомого ему здания, он вошел во двор и прошел через черный ход. Дверь открыла ему она сама, глаза ее горели, а на лице из тонких губ играла улыбка удовольствия.
Проходи скорей. Я ждала тебя, – сказала она, пропуская его в переднюю.
Но его радостным чувствам от встречи пришел скорый конец. Рядом с ней стоял мужчина, явно моложе его, с зачесанными назад волосами и бородкой. Иван Федорович тут же замер от его поразительно смотрящих его глаз прямо в упор.
Ну что вы встали?! – вопросительно взвизгнула она.
Молодой человек уже был одет в тулуп и валенки и хотел было пройти к двери, но она его остановила жестом своей руки.
Погоди. Знакомитесь, это Андрей, а это-о-о: Иван Фёдорович! – протянула она.
Оба стояли как истуканы молча смотря друг на друга.
Не знаю! Воды что ли набрались?! А ну пожмите скорей друг другу руки и будьте с этой минуты друзьями и кончено, – сказала она вся сгорая в нетерпении.
Зачем он здесь? – спросил Андрей.
Ох, я же тебе давеча говорила о нем. Ты забыл верно? Это деловой человек его помощь очень ценна для нас и без него нам не сделать того предприятия что мы задумали. Теперь пожмите руки. Андрей, я прошу, – настоятельно сказала она и взяла у обоих правые руки и соединила в рукопожатие. – Вот уже теплее, а то мороз прямо бр-р-р.
Когда дело сделаем, я тебя застрелю, – твердо сказал Андрей и крепко сжал руку Ивана Федоровича.
Попробуй, – с усмешкой ответил Карамазов и расцепил рукопожатие.
Ой да не обращайте внимания, это он так делает для собственной значительности, – отмахнулась она и продолжила другим тоном – дорогие мужчины! Не ругайтесь, ссора только вредит нам всем. Успокойтесь и думайте лучше о деле, а я берусь осчастливить вас обоих и для каждого из вас я буду своя.
Я пошел, – сказал Андрей, – идти надо, иначе без меня начнут, а мне бы не хотелось, чтобы начинали без меня, – она робко поцеловала его в щеку, а Иван Фёдорович поморщился.
Пойдем, – сказала она ему, как только они остались одни.
Ну что ж пошли, – ответил он и оба проследовали в одну из двух комнат, где стоял шкаф, кровать и стул.
Софья, Софья, Софья, моя любимая девочка, – сразу накинулся на нее Карамазов.
Стой…, подожди…, не надо…, я не хочу сейчас, – довольно энергично пыталась высвободиться из его объятий она, что ему пришлось уступить.
Что еще? – отступив, недоуменно спросил Иван.
Во-первых, я больше для тебя не Софья Перовская, а Мария Прохорова. Так, называй меня всегда, – сказала она как можно строже.
И даже здесь? Когда совсем одни?
Да и здесь. Я хочу, чтобы ты привык к моему конспиративному имени и фамилии, и чтобы нигде и никогда не помянул моего имени de la vie passеe (из прошлой жизни).
А для чего тогда ты мне его сказала при нашем первом знакомстве?
Чтобы ты знал, что я не какая-нибудь там простушка, а женщина из знатного рода графа Кирилла Григорьевича Разумовского – последнего гетмана малороссийского, правнучка крымского губернатора. И если я согласилась быть твоей, то только потому, что ты заплатил за меня высокую цену.
