Сергей Вербицкий "Братья Карамазовы 3 том Книга 1"

Иван Федорович заблаговременно узнал у Алексея Федоровича адрес Аграфены Александровны и теперь спешил ее навестить. Дверь открыла толстая служанка.

– Вам чего? – спросила она, чавкая яблоко.

– Мне бы госпожу Карамазову, – ответил Иван Федорович.

– Как вас рекомендовать? Каких чинов будете?

– Я господин Карамазов, брат ее мужа, покойного господина Дмитрия Федоровича.

– Поняла. Проходите в переднюю. Пошла, хозяйке доложу, – сказала служанка и скрылась за занавесками. Через минуту она вновь появилась. – Вас ожидают, проходите.

Иван Федорович медлить не стал и вошел в гостиную. За круглым столом сидела Аграфена Александровна. Первая мысль, посетившая его, была о том, как сильно она изменилась. Он помнил ее озорную и улыбчивую, а тут сидела уставшая от забот, уже со следами на лице признаков старения женщина.

– Проходи, Иван Федорович, не стесняйся. Давно ли тебя выпустили?

– Да летом этого года Государь Император прошение о помиловании подписал.

– Дмитрий Федорович, жаль, тебя не дождался, он же хотел тебе лучшую шкурку в подарок преподнести. Но ты не волнуйся, я сделаю это за него. У меня магазин в Гостином дворе есть, там мы торгуем шкурками, мои сыновья Николай и Осип мне помогают в этом деле. Я им скажу, они подберут для тебя исправную шкурку, справишь себе в ателье пальто богатое.

– Я слышал, что Яков Дмитриевич на войну с японцами добровольцем ушел.

– Да, старшой мой сынуля, уж как я только ни отговаривала его, а он: мама, Отечество в опасности и мой долг быть не в сухом и тихом тылу, а на периферии угрозы. Написал, видимо, из вагона, что едут на восток, и все, больше писем не было.

– А когда ушел-то?

– По весне, в мае месяце.

– Может, не с руки пока. Свидетельств о его гибели не было?

– Нет. И без вести не пропал. Ничего нет. Между небом и землей где-то.

– Тогда нужно ждать, в надежде, что все в лучшую сторону закончится, а вот мой Родя от меня отказался в документальной форме.

– Да Господь с тобой, Иван Федорович! Как такое возможно?

– Возможно. Я же предал: и Алексея Федоровича, и жену мою Катерину Ивановну, и его. Совершил мерзкое злодеяние, за что и отбывал срок безвременный. Спасибо братику моему Алексею Федоровичу, он выхлопотал мою свободу, а так сидел бы до сих пор на Пряжке.

– Грех великий ты на душу свою взял.

– Да. И потому мне бы капитально нужно исповедоваться. Алексею я не могу, он брат все-таки мой, как-то не с руки мне душу перед ним раскрывать, хоть и люблю его безмерно. Нет ли у вас на примете священника толкового?

– Только отец Иоанн, в миру Иван Ильич Сергиев; он служит в Кронштадте. Он там настоятель кафедрального Андреевского собора. Тебе обязательно к нему нужно попасть. Он занят все время бывает, но ты упорствуй, стучи, как говорится, и отворят.

– Попробую, но не знаю, что получится.

– Берись за это дело, оно должно быть для тебя первостепенным. Хочу еще тебя спросить, а где ты квартируешь и на что живешь? Служишь где-нибудь?

– Вот возьмите, здесь адрес мой, – сказал Иван Федорович и протянул бумажку, сложенную вдвое. – А живу я пока на деньги Алексея Федоровича.

– У Алексея Федоровича денег больше не бери, у него организация помощи рабочим, ему и так туго приходится. Если деньги понадобятся, приходи ко мне, я тебе не откажу, а пока на вот тебе, – и Аграфена Александровна протянула сторублевую ассигнацию.

– Да мне пока без надобности, – попробовал отказаться Иван Федорович.

– Бери, говорю, жизнь дорожает, а тебе новую одежду купить надо, – настойчиво сказала Аграфена Александровна.

– Спасибо, – взяв со стола деньги, сказал Иван Федорович.

– Теперь давай-ка тебе погадаем. Митрофановна, иди к нам, – позвала гадалку Аграфена Александровна, и тут же в гостиной появилась старушка с колодой карт Таро. Она тщательно перемешала карты и стала по одной выкладывать на стол.

– На что гадаем? – спросила она.

– На судьбу, на судьбу гадай, матушка, – ответила Аграфена Александровна.

– Восьмерка монет, займите выжидательную позицию, чтобы в будущем, не жалея сил, достичь намеченной цели. Облегчите душу, дабы не тяготила вас. Поклонитесь тому мертвому человеку, кровь которого не дает вам спокойно жить.

– Спасибо тебе, Митрофановна, вот целковый возьми за гадание, – сказала Аграфена Александровна.

– Благодарствую, кормилица. Может, на желания погадать или на личную жизнь?

– Не надо, в этом совершенно нет необходимости, – возразил Иван Федорович.

– Иди, Митрофановна, к себе, а мы еще потолкуем, – сказала Аграфена Александровна. И когда старушка ушла, добавила: – Раз гадалка сказала об отягощенной душе вашей, надо вам адресок батюшки Иоанна, он знаменит в лечении греховных душ. Вот только, где он, куда я его запрятала, даже не знаю, позабыла совсем. Вы посидите пока, Иван Федорович, а я пойду, может, и сыщу его для вас.

И она отправилась в свою комнату на поиски, но не прошло и пяти минут, как она вернулась с бумажкой в руках.

– Вот возьмите, двадцать первый дом по Посадской улице.

– Спасибо вам, не буду больше медлить, а отправлюсь немедленно. Позвольте за сим откланяться, и пойти нанести к нему визит, – сказал Иван Федорович, забирая бумажку с адресом.

Дневник Николая II: Завтракали многочисленным обществом: д. Владимир, только что возвратившийся из Берлина, т. Михень, д. Алексей, д. Сергей, Элла и Борис (деж.). Гулял с ним. После чая много читал. Обедали вчетвером.

ПИСЬМО

– Итак, повторюсь еще раз, внимательно ознакомьтесь с петицией общеземского съезда и подумайте, а скорей выясните, чего ждут от нашей организации рабочие, и зафиксируйте это на бумаге, затем передайте ее мне. Я же по вашим извещениям составлю нашу общую петицию, которую передам министру внутренних дел, с тем чтобы он представил ее на рассмотрение Государю Императору, – сказал Алексей Федорович собравшимся у него дома наиболее доверенным членам «Собрания…». – Будут какие-то вопросы?

– Условия труда в одночасье не поменяешь, – сказал кто-то из дальнего ряда.

– Если условия труда тяжелые, то необходимо платить повышенную зарплату, – сказал Алексей Федорович.

И тут раздался звон колокольчика над входной дверью. Алексей Федорович пошел сам открывать дверь. На пороге стоял почтальон.

– Вам письмо заказное, вот, распишитесь в получении, – сказал он.

– Спасибо, – сказал Карамазов, поставив свой автограф и дав пятьдесят копеек медью, получив белоснежный конверт. – Я думаю, на этом закончим наше собрание, – заключил он, вернувшись к собравшимся. Все как по команде поднялись, что-то обсуждая между собой.

Проводив последнего из собравшихся, Алексей Федорович, пошел к себе в кабинет. Достав нож для бумаги, вскрыл конверт и вытащил из него листок, начал читать.

Многоуважаемый отец Алексей!

Обращается к Вам недавняя пациентка психиатрической больницы им. Святого Николая Чудотворца. Мы с вами познакомились накануне моей выписки. Я тогда просила Вас стать моим духовником. Мне дали Ваш адрес, и я, как уже Вас заверяла, хочу пойти в монастырь отмаливать свои грехи. Я помню Ваши слова, что если не иссякнет мое желание, то обратиться к Вам за поддержкой. Вот пишу эти строки и глубоко надеюсь на Вашу помощь. Я готова встретиться с Вами, где угодно и когда угодно для беседы и исповеди, так как при выписке домой положение мое стало тяжелое, но это я рассчитываю Вам рассказать лично при нашей встрече. Сообщите мне, пожалуйста, когда вы сможете меня принять.

Шуберт Ева Александровна.

Алексей Федорович вторично перечитал письмо, повертел конверт и, достав чистый лист бумаги, начал писать ответ:

Дорогая раба Божья Ева.

Я с несказанной радостью прочел Ваше письмо, узнав из него, что искра Божья зиждется в Вашей душе. Я немало возрадовался и, естественно, отложу все свои дела и займусь Вашей подготовкой в невесты Христовы. Ни о чем не беспокойтесь, потому что (я хочу Вас заверить) Вы во мне приобрели друга, который всегда поможет Вам. Буду поджидать нашей встречи на углу магазина Зингер завтра в два часа после полудня.

С уважением Карамазов А.Ф.

Алексей Федорович аккуратно сложил письмо и положил его в конверт, и тут к нему вошла Екатерина Алексеевна.

– Папа, вы заняты? – спросила она.

– Да нет, я закончил, а что у тебя?

– Я к крестной, к Настасье Филипповне сходить хочу, она должна мне новое платье сшить. Дело в том, папа, Родион Иванович меня в салон к одной богатой женщине пригласил, а там вся высшая знать соберется, сам понимаешь, что нужно выглядеть на все сто. Ведь будут шептаться, разглядывая от макушки до пят.

– Что ж, дело и впрямь серьезное. Ты, когда придешь к Настасье Филипповне, от меня привет передавай, скажи, что как время свободное появится, я непременно к ней загляну. Хорошо?!

– Обязательно передам. Ну все, я тогда пошла?

– Иди с Богом, дочка, я вот дело одно закончу и сейчас же следом за тобой пойду, – сказал Алексей Федорович, вставая со стула, предварительно написав на конверте какой-то адрес, и как только он окончил, то вышел из-за стола и направился в переднюю одеваться.

Екатерина Алексеевна и Алексей Федорович вышли на улицу одновременно, она пошла в сторону Исаакиевского собора, а Алексей Федорович, наслаждаясь чудной погодой, еще не решил, куда ему идти, то ли сразу на почту, то ли прогуляться и, сделав крюк, подойти к почте совсем с другой стороны. И вот пока он в таком ключе размышлял, прямо перед ним остановились сани, в которых сидела с тремя большими кожаными чемоданами Ева Александровна.

– Отец Алексей, отец Алексей, – соскочив с саней, плаксиво заверещала Ева Александровна и начала целовать его руки, – я больше не могла ждать, у меня случилась целая трагедия.

– Да что с вами приключилось-то? И перестаньте целовать мои руки, – пораженный ее тоном и неожиданным появлением, сказал Алексей Федорович, отнимая аккуратно свои руки от ее губ. – Вот ответ на ваше письмо, извольте с ним ознакомиться, успокоиться и утереть слезы, – доставая конверт из-за пазухи пальто, потребовал Алексей Федорович.

Прочитав письмо, она подняла свой взор на Алексея Федоровича, ее глаза блестели от радости, она хотела обнять его, но не позволила себе идти на поводу своих желаний, только часто задышала, а сердце ее так и норовило выпрыгнуть из груди.

– Так, значит, вы меня не бросите, не оттолкнете от себя? – вкрадчивым голосом спросила она.

– Нет. И покончим с этим, – отрезал Алексей Федорович и распорядился, чтобы поклажу Евы Александровны, с которой она приехала, подняли в его квартиру, заплатив за это три рубля серебром.

– Прошу! – сказал Алексей Федорович и знаком руки пригласил Еву Александровну взойти в парадную.

Она молча приняла его приглашение. Взойдя в квартиру, они разделись и прошли в гостиную, там сели друг напротив друга, а служанка Юля принесла еще не остывший самовар.

– Излагайте вашу трагедию, – сказал Алексей Федорович, поднося дымящуюся кружку ко рту.

– Я, я… – волнительно произнесла Ева Александровна.

– Ну-ка, давайте смелее, можете мне спокойно исповедоваться, хотя при нынешнем положении это слово вряд ли подходит. Но я жду от вас объяснений. Согласитесь, что вот так подъехать ко мне прямо под ноги с горячим желанием броситься мне на шею, и только глубокое уважение, которое вы питаете ко мне, вас остановило это сделать… Все это требует, чтобы вы рассказали мне всю подноготную не до конца осуществленного своего поступка. По-моему, вы в глубоком отчаянии, и я последняя ваша надежда. Разве не так? – спросил Алексей Федорович, глядя в ее раскрасневшееся лицо.

– Вы проницательны, отец Алексей, – вымолвила, не поднимая своих глаз, Ева Александровна.

– Распрекрасная особа, вы, видимо, посланы мне Богом во испытание. Да тут и проницать-то нечего, вы уж поверьте мне, на вас и так все написано, бери и читай, – сказал Алексей Федорович.

– Я когда выписалась из больницы, меня на поруки взял мой бывший муж, господин Шуберт, и отвез к отцу. Он принял меня холодно, даже не поздоровался со мной. Мама же пыталась меня утешить и приободрить, но почему-то из этой затеи ничего не вышло, и я так в молчании и прошла в свою комнату и заперлась. Тут же бросилась на кровать и разрыдалась, а потом, чуть успокоившись, принялась писать вам письмо, которое вы и получили. Только дождаться вашего ответа мне было не суждено. Отец, молчавший три дня, сегодня поутру заявил, чтобы я собирала вещи и уходила к своему бывшему мужу господину Шуберту. К нему у меня, естественно, возвращаться не было никакого желания, наши брачные отношения строились на удовлетворении его низменных потребностей, я была вроде постоянной гулящей девки, которую он приобрел в свое услужение. Все это мне было противно. Я терпела сколько могла, но больше в этот им созданный ад я не вернусь, уж лучше уличной девкой стану, тем более опыт у меня уже имеется.

– Нет, на улицу я вас не выгоню, – тут же отреагировал Алексей Федорович, – вот только куда вас поселить: я сплю в своем кабинете, Екатерина Алексеевна в комнате покойной Екатерины Осиповны, а в спальне Lise нельзя, потому что я не хочу оскорблять память о ней.

И тут хлопнула входная дверь и из передней уже скоро показалась вся сияющая от счастья Екатерина Алексеевна.

– Вот и я, папа, платье потрясающее, я буду словно Золушка в нем на балу, – сказала она, подошла к Алексею Федоровичу и поцеловала его в щеку.

– Я рад, дочка.

– Ты меня не представишь? – спросила Екатерина Алексеевна.

– Прости, это моя любимая дочь Екатерина Алексеевна, а это Ева Александровна, она поживет у нас какое-то время. Вот только куда ее поселить, ума не приложу.

– Это поправимо, я перееду в мамину комнату, надеюсь, я не оскорблю память о ней, я же все-таки дочь ее, а ваша гостья пусть занимает мою. Так приемлемо?

– Ты просто умница, а то мы тут сидим гадаем и, кажется, без тебя зашли бы в окончательный тупик, – сказал обрадованно Алексей Федорович.

Дневник Николая II: Завтракали многочисленным обществом: д. Владимир, только что возвратившийся из Берлина, т. Михень, д. Алексей, д. Сергей, Элла и Борис (деж.). Гулял с ним. После чая много читал. Обедали вчетвером.

ПОРЫВ ОБНАЖЕННОЙ ДУШИ